На какое-то время воцарилась тишина, а потом Кестрел медленно проговорила:
- Я всё это сделала ради тебя.
Он покраснел.
- Возможно, у тебя были другие причины.
- Но тебя волнует именно эта.
- Да.
Она боролась с собой, не зная, что сказать. Было странно говорить о безрассудном выборе, которого она не помнила. Это помогло увидеть его гнев, пузырящийся на поверхности всего остального. Было облегчением узнать, что она не одинока в своём гневе. То, что сделала она прежняя, было глупостью, но и храбростью. Она это понимала. Но она понимала, как это видел он, и насколько для него всё стало хуже.
Тем не менее, ей стало легче: узнать, что не всегда она была оболочкой исчезнувшей личности. Но и стало труднее получить представление о том, кем она была. Кестрел видела огромное различие между тем человеком и этой девушкой, сидящей на стуле, потому что была слишком слаба, чтобы подняться. Эмоции клокотали в ней.
- Твой вопрос.
- Не бери в голову.
- Я тебе отвечу.
Он покачал головой:
- В этом нет необходимости.
- Дело в тебе. Это правда, я не хотела, чтобы ты рассказывал о том, чего я не могу вспомнить. Только не ты. - Кестрел заметила, как он вздрогнул, но постарался скрыть это. Слёзы хлынули у неё из глаз. - Кто ты такой, что знаешь обо мне так много, даже то, чего я сама о себе не знаю? Кто тебе дал право объяснять мне, кто я такая? Кто разрешил? Я тебе такого права не давала. Это несправедливо. Ты несправедлив. - Ее голос надломился. - Я несправедлива.
Выражение лица Арина изменилось.
- Кестрел.
Кестрел затаила дыхание и не дышала, пока лёгкие не заболели. Она не могла говорить. Вот она, правда, открыта, как на ладони: она сама причина своего попадания в тюрьму. Она совершила какую-то роковую, неизвестную ей ошибку. Арин выглядел как настоящий преступник, но это был вовсе не он.
Это она. Виновата была она и только она.
Арин потянулся к ней через стол. Его теплая рука накрыла её руки. Кестрел увидела ногти с черным ободком сквозь пелену слез. Ногти…
Кузнец.
Внезапное понимание парализовало девушку. Она начала осознавать тяжесть кинжала на своем бедре. Её видение прояснилось. Она посмотрела на Арина. Он выглядел молодо. И был слишком внимательным, и обеспокоенным, и неуверенным, и… возникало нечто новое. Это изменило выражение его лица, как свет меняет вещи, падая на них. Искра надежды.
- Может, - произнес он, - мы попробуем быть честны друг с другом.
Кестрел задумалась, что же он увидел в её выражении лица, что взрастило в нём надежду. Что же он увидел, гадала она.
- Арин, мне понравился кинжал.
Он улыбнулся.
Глава 13
- Они обосновались на юге, - сказал Рошар.
- Знаю, - ответил Арин.
- А я вот сомневаюсь, что ты знаешь что-то, не связанное со твоей тщедушной барышней.
- Перестань.
Они проговорили некоторое время. Шутливый настрой Рошара сменился настоящим разочарованием. Арин же напротив, только укоренился в методичном отстаивании своих взглядов. Они сидели в кабинете, примыкающем к библиотеке, стол между ними усеяли бумаги и карты. Эта комната была намеренно выбрана для аудиенций, чтобы их никто не мог подслушать за запертыми дверями. А даже если из коридора первого этажа северной части дома и доносились какие-то голоса, слов разобрать не представлялось возможным. Несмотря на жаркий день, окна с ромбовидными стеклянными панелями были заперты, потому что Рошар жаловался на холод. На самом деле, ему просто не хотелось переносить их разговор в сад. Но эта встреча, которая, как предполагалось, была посвящена продумыванию тактики, позволяющей сдерживать валорианского генерала у берегов полуострова, испортилась до такой степени, что Арин бы не удивился, если бы Рошар сломал что-нибудь, возможно, одно из окон, потому как именно это произвело бы больше всего шума.
- Мы потеряли остров, а ты… а что ты?! - Рошар распростер руки. - Ты вообще здесь? Нет, тебя здесь нет. Ты наверху, таскаешься по её комнатам, лезешь ей в голову. Арин, этому нужно положить конец.
Но Арин ничего не ответил.
Рошар ругался на него на дакранском, осыпая такими замысловатыми и красочными проклятиями, что Арин даже не пытался разобраться в столь витиеватой грамматике.
В последовавшей после этого тишине Арин раздумывал о том, что бог смерти бросил его. Он напрягся, чтобы услышать своего бога. Он также вознёс молитву и богу войны - союзнику смерти, любителю крови, - но молитвы не возымели успеха. Остров Итрия был потерян. Теперь он, юг Герана, служил валорианцам опорным пунктом. Пройдёт совсем немного времени, и армия генерала вновь попытается высадиться на полуостров… хотя пока не ясно, где именно.
- У моей сестры есть к тебе несколько непростых вопросов, - сказал Рошар.
Арин не мог не вспомнить последний поцелуй королевы, который она подарила ему весной. Он прижал её к закрытой двери. Она хотела его. Кестрел тогда сказала, что он ей не нужен. Тогда и она была ему не нужна. Или он так думал. У Арина скрутило живот от стыда.
- Арин, будь любезен, отвечай, когда с тобой разговаривают.
- Твоя сестра не моя забота.
Принц прижал ладони к лицу так, что они создали подобие маски, которая открывала только недоумевающие глаза. А потом его пальцы поползли вверх, поверх зажмурившихся век.
Но что мог сказать Арин? Он не мог объяснить, что чувствовал после стольких дней, когда Кестрел пришла к нему сказать, что ей понравился кинжал, когда услышал раскатистые переливы фортепианной игры в дальней комнате, как он задержал дыхание, когда услышал захлебнувшиеся ноты, а потом отработку ошибок. И мелодия полилась плавно. Это чувство для него было внове, свежее и ярче. Оно кружило внутри него, согревая, обволакивая летом.
- Мы использовали этот город в качестве базы. - Рошар опустил руки. Он перешел на язык Арина. Мужчина говорил, срываясь на крик, как это делают порой дети. - Это было удобное место перевала. Мы здесь сейчас только потому, что залив - хорошее место для нападения и защиты вдоль всего восточного побережья между нами и Итрией. И город, будучи главным трофеем генерала, должен быть защищен. Но генерал, скорее всего, не клюнет на это. Пока. Особенно, когда мы засыпали горный перевал, который он использовал для первого вторжения. Когда наш флот стоит в бухте. Ему ничего не стоит взять все, что попадется под руку, включая свежий урожай, и двинуться на север, вглубь страны, к городу, где он сможет пробить брешь в стене, и захватить вожделенное.
Арин был не согласен.
- Вскоре я собираюсь на юг, малыш-геранец. Я не вернусь в твой прелестный домик с моим новым очаровательным гостем. Ты предпочтешь присоединиться ко мне, чтобы отстоять интересы собственной страны, или останешься чахнуть здесь со своей валорианской девой-призраком, пока её народ будет ломиться в твои двери, чтобы убить вас обоих?
- Я пойду с тобой, - сказал Арин… но не сразу и с ноткой сомнения, что появляется, когда обвинение бьёт прямо в цель.
- Мой принц. "Я пойду с тобой, мой принц".
Но Арин этого не сказал, даже в такой же издевательской манере, как прозвучал тон Рошара. Он сглотнул ком, застрявший в горле. У Арина во рту появился тот же привкус, что и много лет назад, когда валорианцы засунули ему в рот сбрую.
- Я очень надеюсь, - сказал Рошар, - что то отсутствие благоговения и самосохранения, которого тебе не хватает, возместится сторицей возвращением твоей обычной жестокости и феноменального таланта бойца. Я хочу перебить их всех. Ты можешь сделать это для меня?
- Да.
- А как дела с твоим орудием?
Определение Рошара оказалось как нельзя более точным для изобретения Арина, поскольку этот термин давно использовался для обозначения пушек любой формы и назначения.
- Теперь мы можем предложить больше, - ответил Арин, - но меня беспокоит точность устройства. - Он перебрал документы на столе, чтобы найти схемы и чертежи оружия. Арин выбрал конкретную страницу и внимательно просмотрел ствол и фитиль. - Если останется как есть, то мы рискуем при поджоге ударить по собственным солдатам. Эффект неожиданности для валорианцев случится лишь единожды…
Между ними за чертежом протянулась рука.
Рошар развернулся, Арин не шелохнулся.
Кестрел рассматривала чертеж и не обращала никакого внимания на шумно втягивающего носом воздух Рошара, лицо которого, и без того страшное, перекосило от злости. Она только единожды подняла глаза и бросила холодный взгляд на принца, а потом вновь углубилась в изучение чертежа. Арина она вообще не удостоила взглядом. Её обутые в мягкие туфли ноги проваливались в воздушный ковер с ярким рисунком, когда девушка тихо отошла поближе к окну. Луч света упал ей на щеку, бумага словно засветилась, а волосы загорелись. У Арина свело живот, в горле встал ком. Под девичьими глазами по-прежнему лежали тени, но она набрала вес и больше не казалась сильно истощенной. И в очередной раз в Арине возродилась надежда.
Он и забыл, на что Кестрел смотрела, пока она не заговорила:
- В этом артиллерийском орудии изъян.
- Что?! - Рошару едва удавалось сохранить самообладание.
- Оно круглое. Вы собираетесь стрелять ядром, как из пушки. Но это не пушка. Пушки не предназначены для прицельной пальбы. Они созданы, чтобы нанести наибольший урон определенному пространству. Это… орудие, так вы сказали?
Только теперь Арин задумался, сколько она успела услышать, когда вошла в комнату. Он не думал, что ей понятен восточный язык, но они с Рошаром какое-то время говорили на геранском.
- Оно, похоже, предназначено для нанесения определенного типа вреда человеку или его частям тела, - продолжила Кестрел. - В каком-то смысле, орудие напоминает лук и стрелы. Но наконечник стрелы не круглый. Он заострен. И благодаря этому стрела летит точно в цель. И она погружается в плоть. Если вам нужна большая точность, то пушечное ядро не должно быть шаром. Оно должно иметь коническую форму. Заострите его.
Она вернула чертёж Арину, а затем так же бесшумно выскользнула из комнаты, как и пришла, закрыв за собой дверь.
- Арин, - голос Рошара прозвучал угрожающе, - та дверь была заперта.
- Я отдал ей ключи.
Рошар разразился гневной тирадой.
* * *
Кестрел стояла на окраине сада, возле фруктовых плантаций, когда он нашел её. Восточный принц держался на расстоянии, но он определенно явился сюда, чтобы поговорить с Кестрел. Спелые илеа тяжело свисали с деревьев. Некоторые из пурпурных плодов упали на траву.
По ним ползали осы. Они не докучали ей, но солнце её утомило.
- Что тебе нужно? - спросила Кестрел, когда принц подошёл.
- Мне хотелось бы узнать, сколько ты знаешь. - Рошар увидел её выражение лица. И благодаря увиденному, изменилось и его собственное. Поэтому он добавил уже мягче: - Это вопрос безопасности.
- Моей или твоей?
- Личная безопасность меня волнует настолько, насколько тебя волнует собственная.
- Значит, и его.
- Идёт война. Безопасность многих людей под угрозой.
- Если ты ведёшь безопасную войну, то проигрываешь, - сказала она, а затем смутилась. Очевидно, что эти слова принадлежали не ей. Они принадлежали человеку, который очень хорошо знал, что такое война и с радостью делился с ней своими наблюдениями.
Кестрел покачала головой. Она не хотела думать об этом. У неё кружилась голова, кололи невидимые иглы. Она сосредоточилась на принце: его увечьях, подведённых тонкой линией глазах.
- Откуда ты так хорошо знаешь мой язык?
Рошар приподнял брови.
- Я хотела сказать, его. - Она понимала, что геранский не был ей родным языком. Однако она почему-то чувствовала, что это не совсем так.
- Я был порабощен твоим народом. А потом меня продали в эту страну.
Она вновь посмотрела на его отсутствующий нос, на срезанные, как у рептилии, ноздри.
- Это они с тобой сделали?
Он улыбнулся во все зубы.
- Я знаю, что так поступали с беглецами, - заговорила Кестрел, пытаясь разобраться, правдивы ли её воспоминания. - Но не помню, чтобы видела, как это происходит.
- Тебе вряд ли бы это удалось. Ты же леди. Это часть привилегий - не приходится смотреть на уродство.
- Ты не урод.
- Ну что за прелестная лгунья.
- Пока не улыбаешься. Тогда ты похож на ухмыляющийся череп. Ты делаешь это намеренно.
- А, значит, не так уж я и мил.
- А я не лгунья.
- Но ты была ею. И из того, что я слышал, очень хорошей. Кто сказал, что ты не лжешь о потере памяти?
Она наградила его взглядом такой лютой ненависти, что он отпрянул. Зажужжали осы.
- Должен признать, - сказал он, - порой я обижаю, но не нарочно. Это как моя улыбка.
- Это не извинение.
- Принцы не извиняются.
В мгновение ока, одним быстрым движением, кинжал в её руке оказался у его горла. Рошар, ощерясь, запрокинул голову.
- Извинись, - сказала она.
- Не думаю, что дать тебе кинжал, было мудрым решением. Ты какая-то нервная.
Кестрел прижала кинжал сильнее. Рошар отступил назад. Она сделала шаг вперед.
- Все говорят, что я совершала чудовищные поступки. Предала свою страну ради высшего блага. Я была такой благородной. - Её рот скривился в иронической усмешке. - Бедняжка. Бедная Кестрел, ах, эти её никчемное слабое тело и пустой разум. Зачем мне сейчас лгать?
- Чтобы мучить его.
Вздрогнув, она опустила клинок.
- Ты его мучаешь, - повторил Рошар.
- Вот для чего ты здесь. Чтобы защитить своего друга от меня?
На этот раз улыбка Рошара была простым изгибом губ.
- Мне ничего от него не нужно.
- В этом и состоит часть проблемы.
- Мне плевать на вашу войну, - сказала она, будто не слышала его.
- Плевать, говоришь… Поэтому ты просто так даешь совет, как улучшить орудие, созданное изрешетить твой народ? Оружие, которое, если нам повезёт, уничтожит твоего отца.
- Моего отца. - Голубое небо почернело. Осы зажужжали у неё в голове. Кестрел открыла рот, чтобы заговорить. Но ничего не вышло.
- Именно так, - сказал Рошар. - Он возглавляет валорианскую армию. Разве тебе никто не сказал?
Рука, державшая кинжал, обмякла. Она подумала о своем разговоре с Арином в его покоях. Он пытался сказать ей.
Рошар прикоснулся к её плечу. Взгляд Кестрел прояснился, пульс ускорился.
- Я прошу прошения. Извини за то, что сказал ранее.
Она чувствовала себя одновременно легко и будто ей на плечи давил тяжкий груз, словно её сердце вырвалось из тела на свободу и пропало, и она больше не знала, чем она была - сердцем или телом.
- Кестрел?
С одной стороны, совершенное оружие, созданное убивать её народ, а с другой - осознание, что она вообще не приняла во внимание своего отца, ни разу даже не задумалась о его роли в этой войне, хотя у неё имелось достаточно информации, чтобы догадаться без подсказок.
Кестрел осознала, что не сожалеет о том, что усовершенствовала орудие. Часть её хотела, чтобы целью стал отец. Её собственный отец. Да что же она за человек?!
- Я не помню, как выглядел в прошлом, - внезапно сказал Рошар.
Кестрел потребовалось некоторое время, чтобы понять значение его слов.
- Когда я смотрюсь в зеркало - это всё, что я вижу, - продолжил он. - Нет никаких воспоминаний о том, каким я был прежде.
Аромат плода илеа пьянил. Она забыла своего отца. И не хотела его вспоминать. Переведя взгляд на лицо Рошара, Кестрел встретилась взглядом с его прекрасными, нетронутыми клинком, глазами. И обратила внимание на атласную тёмную кожу его щёк.
- Ты скучаешь по тому, каким был? - спросила она.
Сначала она думала, что он ответит в своей привычной саркастичной манере, но он просто пожал плечами. А когда Рошар заговорил, его голос прозвучал непринужденно, но бесцветно.
- А какой прок в сожалениях? - Он прищурил глаз и, видимо понимая, насколько настроение между ними изменилось, добавил: - Ты хорошо обращаешься с клинком.
- Нет.
- Да.
Кестрел покачала головой.
- И никогда особо не умела.
- Я сказал "хорошо", а не "божественно талантливо". Ты обладаешь лёгкостью, которая приобретается после многочисленных тренировок.
- Это то, что ты видишь, или знаешь из моего прошлого?
- Вижу. Прежде я не был с тобой знаком.
Он вновь улыбнулся Кестрел, но на этот раз приветливее. Девушка вздохнула с огромным облегчением от того, что наконец-то появился хоть кто-то, не знавший её прежнюю.
* * *
Обладание фортепиано и конём не причиняло Кестрел никаких неудобств.
Они помогали уже одним тем, что не разговаривали. Не то чтобы они ничего не ждали от неё. Даже фортепиано, казалось, томилось в ожидании, и каждая клавиша только и ждала, когда же её нажмут. Джавелин жевал ткань рукавов Кестрел и пускал слюни, бессовестно выпрашивая ласку. И фортепиано, и конь знали её, и им было всё равно, насколько она изменилась по сравнению с собою прежней. Они принадлежали ей, а она им. Без вопросов.
Кестрел оседлала Джавелина. Это далось ей непросто. Но если она будет поднимать седло ему на спину каждый день, то придет время, когда её руки окрепнут. Кестрел подтянула подпругу. Через открытые двери стойла влетела птичка ирриэль и принялась ковыряться в грязи. Потом она вздёрнула головку и посмотрела на девушку зелёными глазками-бусинками, тряся при этом длинным узким хвостиком. Кестрел взяла мостик для посадки на лошадь, которым, наверное, не пользовалась с тех пор, как перестала быть ребёнком, и поставила ногу в стремя. Жеребец был очень высоким. Даже громадным. Боевой конь. Такой не должен был бы ей подойти, но подходил.
Кестрел неумело усадила себя на коня, но животное, похоже, совершенно ничего не смутило. Птичка вновь упорхнула в безоблачное небо, петляя то вверх, то вниз. Ирриэли не летают по прямой.
Кестрел взяла в руки поводья и пришпорила коня, чтобы он следовал за птицей.
Она выехала из поместья, выбирая тропинку, которая приводила к другой дорожке. Она не узнала её. Прошло совсем немного времени, прежде чем Кестрел оказалась в окружении деревьев, унизанных листвой. Дорожка вела в зелёный туннель. Девушка ехала верхом какое-то время, а потом увидела дневную сову с совятами. Поднялся слабый ветерок. Было не слишком жарко. Хорошая погода для войны.
Несколькими днями ранее она услышала достаточно из разговора между Арином и Рошаром. Они выжидали. Если бы она была ими, то не стала бы затягивать ожидание.
В животе Кестрел эхом отдавались колебания в такт движению коня. Она ослабила поводья, предоставляя Джавелину возможность идти своим темпом.
Но обнаружила, что он скачет все дальше и дальше вперед. Дом Арина уже остался далеко позади. Они доскакали до развилки. Конь выбрал левую тропку. Он скакал уверенно, поскольку уже бывал здесь, поняла Кестрел, и скакал в известное ему и неизвестное ей место.
Она натянула поводья и заставила его резко остановиться. Джавелин фыркнул, перебрав копытами.
Кестрел вспотела. Платье прилипло к коже. Она заставила Джавелина повернуть туда, откуда они пришли… они скакали быстро, а потом еще быстрее, его копыта отбивали ритм в такт её перепуганному сердцу.
* * *