– Она это сказала? – На его лице обозначилось некоторое смущение. – Ну да, это было давно… Я был юный и очень…
– Впечатлительный, – закончила я. – То же самое сказала и мама.
Мистер Джордж разразился громким смехом.
– Да, верно! Я совершенно забыл об этом. Ты и Грейс Монтроз, вы были красивой парой, Фальк. Пусть и всего на три недели. А потом на благотворительном балу в Холланд Хаузе она размазала тебе по рубашке кусок творожного пирога и сказала, что больше не перемолвится с тобой ни единым словом.
– Это был малиновый торт со сбитыми сливками, – сказал мистер де Вильерс и подмигнул мне. – Она, собственно, хотела швырнуть его мне в лицо. Но, по счастью, угодила в рубашку. Пятно так и не отстиралось. И всё потому, что она приревновала меня к девушке, чьё имя я забыл.
– Ларисса Крофтс, дочь министра финансов, – подсказал мистер Джордж.
– В самом деле? – мистер де Вильерс ужасно удивился. – Теперешнего или тогдашнего?
– Тогдашнего.
– Красивая девушка?
– Относительно.
– Во всяком случае, Грейс разбила мне сердце, начав встречаться с парнем из школы. Но его имя я помню хорошо.
– Да. Потому что ты расквасил ему нос, и его родители чуть не подали на тебя в суд, – добавил мистер Джордж.
– Это правда? – Я была в высшей степени очарована.
– Это был несчастный случай. Мы играли в одной команде по регби.
– Всё тайное становится явным, не так ли, Гвендолин? – Мистер Джордж, смеясь, открыл дверь в Драконий зал.
– Можно сказать и так. – Увидев сидящего за столом Гидеона, я остановилась. Он глядел на нас нахмурившись.
Мистер де Вильерс подтолкнул меня вперёд.
– Ничего серьёзного не было, – сказал он. – Любовные отношения между де Вильерсами и Монтрозами находятся под несчастливой звездой. Можно сказать, они изначально обречены на неудачу.
– Я думаю, это предупреждение совершенно излишне, дядя, – сказал Гидеон, скрестив руки на груди. – Она определённо не в моём вкусе.
"Она" – это значит я. Мне понадобились одна или две секунды, чтобы прочувствовать оскорбление. Моим первым побуждением было ответить что-то вроде "А мне не нравятся заносчивые воображалы" или "Ой, как я рада. У меня уже есть друг, и у него прекрасные манеры". Но в итоге я просто промолчала.
Окей. Я не в его вкусе. Ну и? Нет так нет.
Мне это безразлично.
Из Анналов Стражей 4 августа 1953 года.
Сегодня у нас была волнующая встреча – гость из будущего. Одиннадцатый из круга Двенадцати Гидеон де Вильерс, который отныне будет каждую ночь элапсировать к нам на три часа. Мы устроили ему спальное место в кабинете сэра Уолтера. Там прохладно, и там никто не будет докучать ему любопытными взглядами и глупыми вопросами. Во время сегодняшнего визита все дежурные офицеры "абсолютно случайно" заглянули к нам. И у каждого абсолютно случайно была пара вопросов относительно будущего. Юноша рекомендовал покупать акции Эппл, что бы это ни означало.
Роберт Пил, Ближний Круг.
10
– Плащ: венецианский бархат, подбитый шёлковой тафтой; платье – набивной лён из Германии с оторочкой из девонширских кружев, корсет из расшитой шёлковой парчи. – Мадам Россини аккуратно разложила на столе предметы одежды. После обеда миссис Дженкинс снова отвела меня к ней в ателье. Мне это небольшое помещение нравилась гораздо больше чопорной столовой, повсюду лежали красивейшие ткани, и мадам Россини с её черепашьей шеей была, пожалуй, единственной, к кому даже моя мать отнеслась бы с доверием. – Всё в приглушённых синих тонах с кремовой отделкой, элегантный дневной ансамбль, – продолжала она. – И к нему подходящие туфельки из шёлковой парчи. Они гораздо удобнее, чем кажутся. По счастью, у тебя и у ходячей вешалки один и тот же размер. – Она двумя пальчиками отложила мою школьную форму подальше. – Фу, самая красивая девушка будет смотреться в этом как пугало. Хотя бы юбку можно было укоротить по современной моде. Ах, и этот жёлтый цвет мочи! Тот, кто придумал такое, должен ненавидеть школьников от всего сердца!
– Могу я не снимать своё нижнее бельё?
– Только трусики, – ответила мадам Россини (она это так мило сказала - "трюсики"). – Они, конечно, выпадают из стиля, но тебе ведь не будут заглядывать под платье. А если кто и попытается, врежь ему как следует, чтобы у него померкло в глазах и зазвенело в ушах. По этим туфелькам не видно, но их носки укреплены железом. Ты уже была в туалете? Это важно, потому что как только ты наденешь платье, это станет проблематично…
– Да, вы уже три раза меня спрашивали, мадам Россини.
– Я только хочу быть полностью уверенной.
Меня всё время поражало, как тут обо мне заботятся и какие мелочи принимаются при этом во внимание. После обеда миссис Дженкинс даже принесла мне новёхонький несессер с туалетными принадлежностями, чтобы я могла почистить зубы и умыться.
Я ожидала, что корсет перекроет мне кислород и выдавит из меня назад телячье жаркое, но на самом деле его было очень удобно носить.
– А я думала, что в этих штуках дамы шеренгами падали в обморок.
– Да, так и было. Во-первых, потому что они слишком туго шнуровались. И потом, воздух был хоть топор вешай, потому что никто не мылся, все только опрыскивались духами, – ответила мадам Россини, которую при этом слегка передёрнуло. – В париках жили вши и блохи, а ещё я читала, что даже мыши устраивали себе там норки. Ах, прекраснейшая мода, но никакой гигиены. У тебя не такой корсет, как у тех бедных созданий, это особая модель а-ля мадам Россини, удобная, как вторая кожа.
– Ах вот как. – Я была ужасно взволнована, натягивая на себя чехол с пышной юбкой. – Такое ощущение, что надеваешь огромную птичью клетку.
– Ничего подобного, – заверила меня мадам Россини. – Эта нижняя юбка просто крохотная в сравнении с теми, которые в то время носились в Версале. По четыре с половиной метра объёма, без преувеличения. И твоя не из китового уса, а из легчайшего хай-тековского углеродного волокна. Совершенно не заметно.
Вокруг меня колыхалась бледно-синяя материя с кремовыми стебельками цветов. Такая хорошо бы подошла для диванной обивки. Но я должна была признать, что платье – несмотря на длину и чудовищный объём – было очень удобно и сидело как влитое.
– Очаровательно, – сказала мадам Россини и подтолкнула меня к зеркалу.
– Ох! – произнесла я поражённо. Кто бы мог подумать, что диванная обивка будет смотреться так изумительно? И я в ней тоже! Какая грациозная у меня талия, какие синие глаза! Ах! Только декольте было как у оперной певицы – чуть не трещало.
– Здесь ещё будут кружева, – сказала мадам Россини, перехватив мой взгляд. – Это всё-таки дневное платье. Но вечерами надо было показывать всё, что имеешь. Я так надеюсь, что нам выпадет удовольствие шить для тебя бальное платье! А сейчас давай займёмся твоими волосами.
– У меня будет парик?
– Нет, – ответила мадам Россини. – Ты юная девушка, и встреча состоится среди бела дня. Будет достаточно, если ты красиво уложишь волосы и наденешь шляпку (она сказала "шлиапку"). С твоей кожей ничего делать не будем. Нежнейший алебастр. И эта хорошенькая родинка в форме полумесяца на твоём виске вполне сойдёт за мушку. Tres chic.
Мадам Россини накрутила мне волосы на плойку, затем ловко укрепила их спереди шпильками, а сзади опустила на плечи завитыми локонами. Я посмотрелась в зеркало и пришла в восторг. Мне поневоле вспомнилась костюмированная вечеринка, которую в прошлом году устраивала Синтия. Я не придумала ничего лучшего, как нарядиться автобусной остановкой, и к концу вечера мне хотелось саму себя прибить козырьком, поскольку каждый счёл своим долгом спросить меня про маршрут и расписание.
Ха! Если бы я тогда знала мадам Россини! Я была бы звездой вечера!
Я ещё раз восхищённо крутанулась перед зеркалом, но восхищению пришёл конец, когда ко мне сзади опять подступилась мадам Россини и надела на меня "шлиапку". Это было гигантское страшилище из соломки, перьев и голубых лент, и, по моему мнению, оно уничтожало всю красоту на корню. Я попыталась уговорить мадам Россини обойтись без шляпки, но она была неумолима.
– Без шляпки – нет, это было бы неприлично! Это же не конкурс красоты, ma cherie! Речь идёт об аутентичности!
Я выудила из кармана школьной куртки мобильник.
– Но вы можете сделать хотя бы одну фотографию – без шляпки?
Мадам Россини засмеялась.
– Bien sûr, моя дорогая!
Я приняла позу, и мадам Россини нащёлкала как минимум тридцать фотографий, с разных сторон, некоторые даже со шляпой. Должна же Лесли посмеяться.
– Так, и сейчас я сообщу наверх, что ты готова отправляться. Жди здесь и шляпу больше не трогай! Она сидит великолепно.
– Да, мадам Россини, – послушно сказала я. Едва она вышла из комнаты, я быстренько набрала номер Лесли и отправила ей несколько смс-ок с фотографиями в шляпе. Спустя четырнадцать секунд она перезвонила. Слава Богу, в ателье мадам Россини была безупречная связь.
– Я сижу в автобусе, – закричала Лесли мне в ухо. – Но карандаш и блокнот у меня наготове. Ты только громче говори, рядом со мной сидят два полуглухих индийца и разговаривают, причём не на языке жестов!
Я с пулемётной скоростью рассказала обо всём, что произошло, и попыталась быстро объяснить Лесли, где я нахожусь и что сказала мне мама. Хотя я говорила довольно-таки бессвязно, Лесли вроде бы всё ухватила. Она говорила попеременно "Улёт!" и "Будь осторожна!". Когда я описала ей Гидеона (она хотела знать любую мелочь), она сказала:
– Ну, я не считаю длинные волосы такими уж ужасными. Они могут выглядеть довольно сексуально. Вспомни "Историю рыцаря". Но присмотрись к его ушам.
– Это не имеет значения. Он чванный и заносчивый. Кроме того, он влюблён в Шарлотту. Ты записала про философский камень?
– Да, я всё записала. Как только приеду домой, сразу полезу в интернет. Граф Сен Жермен – почему это имя кажется мне знакомым? Может быть, я его знаю из какого-нибудь фильма? Нет, то был граф Монте-Кристо…
– Что, если он действительно умеет читать мысли?
– Ты тогда просто начинай думать о чём-нибудь безобидном. Или считать от тысячи до нуля. С шагом в восемь. При этом невозможно думать о чём-нибудь ещё.
– Они могут прийти в любой момент. Я тогда сразу положу трубку. Ах, глянь ещё, пожалуйста, найдёшь ли ты что-нибудь про маленького мальчика по имени Роберт Уайт, который восемнадцать лет назад утонул в бассейне.
– Пометила, – сказала Лесли. – Ой, это всё просто офигеть. Нам бы вооружить тебя кнопочным ножом или газовым баллончиком. Знаешь что? Прихвати по крайней мере мобильник.
Я просеменила к двери и осторожно выглянула в коридор.
– В прошлое? Ты думаешь, я смогу тебе оттуда позвонить?
– Чушь! Но ты сможешь сделать фотографии, которые нам помогут. О, и мне очень хочется хоть одно фото этого Гидеона. По возможности с ушами. Уши могут многое сказать о человеке. Особенно мочки.
Послышались шаги. Я тихо закрыла дверь.
– Всё, они идут. Пока, Лесли.
– Только будь осторожна, – успела ещё сказать мне Лесли, прежде чем я сложила телефон и опустила его в вырез своего платья. Маленькое пустое пространство под грудью как раз подходило по размеру для телефона. Интересно, что там раньше хранили дамы? Склянки с ядами, револьверы (маленькие), любовные письма?
Первое, что пронеслось в моей голове, когда Гидеон вошёл в комнату, было: почему ему можно без шляпы? Второе – как это можно выглядеть так хорошо, надев красный муаровый жилет, тёмно-зелёные бриджи и шёлковые чулки в полоску?.. Если я что ещё и подумала, так это следующее: надеюсь, по мне не видно, о чём я думаю.
Зелёные глаза мазнули по мне взглядом.
– Шикарная шляпа.
Вот негодяй.
– Прекрасно, – сказал мистер Джордж, зашедший за ним в мастерскую. – Мадам Россини, вы проделали грандиозную работу.
– Да, я знаю, – ответила мадам Россини. Она осталась стоять в коридоре. Швейная мастерская была недостаточно вместительна для всех нас, одно моё платье занимало половину помещения.
Гидеон связал сзади волосы в хвост, и я увидела возможность для достойного ответа.
– Хорошенькая бархатная ленточка, – сказала я со всей возможной насмешкой. – Наша учительница географии носит точно такую же!
Вместо того чтобы бросить на меня злобный взгляд, Гидеон ухмыльнулся.
– Ну, ленточка ещё ничего. Ты бы видела меня в парике!
Собственно, я видела.
– Мсье Гидеон, я отложила вам лимонные бриджи, а не тёмные. – Когда мадам Россини возмущалась, её акцент становился сильнее. Она сказала "Гидеён" и "отлошила".
Гидеон повернулся к мадам Россини.
– Жёлтые брюки к красному жилету, чулки типа "Пеппи Длинныйчулок" и коричневый плащ с золотыми пуговицами? Мне это показалось слишком уж пёстрым.
– Мужчины рококо носят пёстрое! – Мадам Россини строго посмотрела на него. – И здесь эксперт я, а не вы!
– Да, мадам Россини, – вежливо ответил Гидеон. – В следующий раз я вас послушаю.
Я посмотрела на его уши. Они не торчали и ни в каком другом отношении не бросались в глаза. У меня на душе немного полегчало. Хотя мне это, конечно, было совершенно безразлично.
– А где жёлтые замшевые перчатки?
– Ну, я подумал, что раз я не надеваю жёлтые брюки, то и перчатки тоже брать не стоит.
– Ну конечно! – Мадам Россини поцокала языком. – Замечательное чувство моды, молодой человек. Но здесь речь идёт не о вкусе, а об аутентичности. Кроме того, я очень старалась, чтобы все выбранные цвета пошли вам, неблагодарный вы юноша! – Ворча, она пропустила нас мимо себя.
– Огромное спасибо, мадам Россини! – сказала я.
– Ах, моя Лебединая шейка! Для меня это было одно удовольствие! Ты, по крайней мере, умеешь ценить мою работу! – Я невольно улыбнулась. Мне нравилось быть Лебединой шейкой.
Мистер Джордж подмигнул мне.
– Будьте любезны, следуйте за мной, мисс Гвендолин.
– Сначала завяжем ей глаза, – заявил Гидеон, намереваясь снять с меня шляпу.
– На этом настаивает доктор Уайт, – сказал мистер Джордж с извинительной улыбкой.
– Но это испортит ей причёску! – Мадам Россини шлёпнула Гидеона по пальцам. – Tiens! Вы хотите снять с неё шляпу вместе с волосами? Никогда не слышали о шляпных булавках? Вот! – Она протянула шляпу с булавками мистеру Джорджу. – И несите осторожно!
Гидеон завязал мне глаза чёрным платком. У меня перехватило дыхание, когда его рука коснулась моей щеки, и я, к сожалению, залилась краской. Но он, по счастью, не мог этого видеть, поскольку стоял у меня за спиной.
Я ойкнула, когда в узел затянулось несколько волос.
– Извини. Ты что-нибудь видишь?
– Нет. – Перед моими глазами была сплошная темнота. – Почему мне нельзя смотреть, куда мы идём?
– Тебе нельзя знать точное местонахождение хронографа,– сказал Гидеон. Он положил мне руку на спину и повёл меня вперёд. Это было странное чувство – вот так вслепую бежать в пустоту, при этом рука Гидеона на моей спине отвлекала и смущала меня. – Излишняя предосторожность, как я считаю. Этот дом – сплошной лабиринт. Ты никогда в жизни не найдёшь это место. И кроме того, мистер Джордж уверен, что ты выше всех подозрений в смысле возможного предательства.
Это было очень мило со стороны мистера Джорджа, хотя я точно не понимала, что это значит. Кому и зачем нужно знать, в каком месте стоит хронограф?
Я натолкнулась плечом на что-то твёрдое.
– Ой!
– Возьмите её за руку, Гидеон, разиня вы этакий! – произнёс несколько раздражённо мистер Джордж. – Это же вам не тележка с продуктами!
Я почувствовала, как тёплая, сухая рука взяла мою, и вздрогнула.
– Всё нормально, – сказал Гидеон. – это всего лишь я. Сейчас пару ступенек вниз. Осторожно.
Какое-то время мы молча шли рядом друг с другом, то прямо, то по лестнице вверх, то поворачивая за угол, и я была сосредоточена в основном на том, чтобы не давать моей руке дрожать. Или потеть. Гидеон не должен думать, что его близость меня смущает. Заметил ли он, какой учащённый у меня пульс?
Затем моя правая нога ступила в пустоту, я споткнулась и совершенно точно бы упала, если бы Гидеон не поймал меня двумя руками и не поставил бы на твёрдый пол. Обе его руки были на моей талии.
– Осторожно, ступенька, – сказал он.
– Ах, спасибо, я уже тоже это заметила, – сказала я возмущённо. – Когда подвернула себе ногу!
– Боже мой, Гидеон! Будьте внимательней! – рассердился мистер Джордж. – Вот, возьмите шляпу, а я помогу Гвендолин.
За руку с мистером Джорджем идти было легче. Может быть, потому, что я больше концентрировалась на моих шагах, а не на том, дрожит ли у меня рука. Наша прогулка длилась целую вечность. У меня снова было такое чувство, что мы забираемся глубоко под землю. Когда мы наконец остановились, у меня возникло подозрение, что они специально сделали пару кругов, чтобы сбить меня с толку.
Открылась и закрылась дверь, и мистер Джордж снял наконец с меня повязку.
– Мы пришли.
– Как юное майское утро! – сказал доктор Уайт. Но он сказал это Гидеону.
– Большое спасибо! – Гидеон сделал маленький поклон. – Последний писк парижской моды. Собственно говоря, я должен был надеть жёлтые бриджи и жёлтые перчатки, но я не смог себя пересилить.
– Мадам Россини ужасно недовольна, – пояснил мистер Джордж.
– Гидеон! – с упрёком воскликнул мистер де Вильерс, появившийся следом за доктором Уайтом.
– Жёлтые брюки, дядя Фальк!
– Ты же не встретишь там старых школьных друзей, которые могут поднять тебя на смех!
– Нет, – сказал Гидеон, бросая мою шляпу на стол. – Скорее я встречу там типов, которые носят расшитые розовые сюртуки и считают это высшим шиком! – Его передёрнуло.
Мне надо было сначала привыкнуть к свету, потом я с любопытством огляделась. В помещении не было окон, как и можно было ожидать, не было и камина. Машины времени тоже нигде не наблюдалось. Я видела лишь стул с парой стульев, какой-то сундук, шкаф, а на стене – выбитое в камне латинское изречение.
Мистер де Вильерс дружески улыбнулся мне.
– Тебе замечательно идёт голубое, Гвендолин. И мадам Россини очень изящно уложила твои волосы.
– Э-э-э… спасибо.
– Давайте поторопимся, а то я сейчас изжарюсь в этих шмотках. – Гидеон распахнул плащ, и стала видна шпага, висевшая у него на бедре.
– Становись сюда. – Доктор Уайт подошёл к столу, на котором находился тюк из красного бархата. Он развернул бархат и извлёк оттуда предмет, который на первый взгляд выглядел как большие каминные часы. – Я всё настроил. В вашем распоряжении три часа.
На второй взгляд оказалось, что это не часы, а какой-то странный аппарат из полированного дерева и металла, с бесконечными кнопками, клапанами и колёсиками. Все его поверхности были украшены изображениями солнца, луны и звёзд и расписаны узорами и таинственными знаками. У него была изогнутая, как у футляра для скрипки, форма, и он был украшен драгоценными камнями, причём такими здоровыми, что они вряд ли были настоящие.
– Это хронограф? Такой маленький?
– Он весит четыре с половиной килограмма, – ответил доктор Уайт, в голосе которого послышалась гордость отца, называющего вес новорождённого ребёнка. – И упреждая твой вопрос – да, все камни настоящие. Один только рубин весит шесть карат.