Интересно, что там внизу, в музыкальном салоне? Может, у Шарлотты опять кружится голова? И что, собственно, произойдёт, если со второго этажа дома в Мэйфейре переместиться из двадцать первого века в век, скажем, пятнадцатый, когда на этом месте не было вообще никаких домов – ну или почти никаких? Человек окажется в воздухе и шмякнется на землю с семиметровой высоты? А если в муравейник? Бедная Шарлотта. Но, возможно, на таинственных уроках мистерий учат летать.
Кстати, о мистериях: я вдруг сообразила, чем могу отвлечься. Я прошла в мамину комнату и поглядела вниз на улицу. У входа в дом номер 18 по-прежнему стоял мужчина в чёрном. Я могла видеть его ноги и кусок макинтоша. Сегодня наш четвёртый этаж показался мне особенно высоким. Шутки ради я подсчитала, сколько метров отсюда до земли.
Может ли человек вообще выжить при падении с четырнадцатиметровой высоты? Наверное, может – если ему повезёт и если он приземлится на какую-нибудь болотистую почву. Вроде бы весь Лондон был раньше болотистой местностью, во всяком случае так говорила миссис Каунтер, наша учительница географии. Болото – это хорошо, в болото можно упасть мягко. Чтобы потом бесславно захлебнуться в тине.
Я сглотнула. Собственные мысли меня ужаснули.
Чтобы не оставаться больше одной, я решила нанести визит родным в музыкальный салон – даже с риском быть выставленной оттуда из-за каких-нибудь суперсекретных разговоров.
Когда я вошла, тётушка Мэдди сидела у окна в своём любимом кресле, а Шарлотта стояла у другого окна, опершись задом на письменный стол в стиле Людовика Четырнадцатого, до столешницы которого, позолоченной и покрытой разноцветным лаком, нам было категорически запрещено дотрагиваться – причём всё равно какой частью тела. (Непостижимо, как столь уродливый предмет мог иметь такую ценность – во всяком случае, по утверждению леди Аристы. Там не было даже тайных отделений, мы с Лесли давно это проверили). Шарлотта уже успела снять форму и переодеться в тёмно-синее платье, напоминавшее одновременно ночнушку, банный халат и рясу монахини.
– Как ты видишь, я всё ещё здесь, – сказала она.
– Это… хорошо, – ответила я, стараясь не таращиться на её ужасное платье.
– Это невыносимо, – сказала тётя Гленда, ходившая туда-сюда от одного окна к другому. Как и Шарлотта, она была высокой и стройной, с блестящими рыжими кудрями. Такие же кудри были и у моей мамы, и – в своё время – у бабушки. Каролина и Ник тоже унаследовали этот цвет волос. И только у меня были прямые чёрные волосы. Как у отца.
Раньше мне тоже очень хотелось быть рыжей, но Лесли убедила меня, что чёрные волосы очаровательно контрастируют с голубыми глазами и светлой кожей. Лесли с успехом объяснила мне, что моя родинка на виске в форме полумесяца, которую тётя Гленда именовала не иначе как "смешной банан", смотрится оригинально и таинственно. Со временем я стала находить себя очень милой, не в последнюю очередь благодаря брекетам, которые выровняли мои выдававшиеся вперёд зубы, придававшие мне сходство с зайцем. Пусть я даже и не была такой "обворожительной, исполненной чарующей прелести", как Шарлотта, если выражаться языком Джеймса. Ха, увидел бы он её в этом мешке.
– Гвендолин, ангелочек, хочешь лимонный леденец? – тётушка Мэдди приглашающе похлопала по скамеечке рядом с собой. – Сядь ко мне и немножко меня отвлеки. Гленда ужасно нервирует меня своей беготнёй туда-сюда.
– У тебя нет никакого понятия о материнских чувствах, тётя Мэдди, – сказала тётя Гленда.
– Нет, нету никакого, – вздохнула тётушка Мэдди.
Тётушка Мэдди была сестрой моего деда. Замуж она так и не вышла. Тётушка Мэдди была маленькая, кругленькая, с детскими голубыми глазами и крашеными золотистыми волосами, в которых частенько торчал забытый бигуди.
– А где леди Ариста? – спросила я, выбирая из жестянки лимонный леденец.
– Она разговаривает по телефону, – сообщила тётушка Мэдди. – Но так тихо, что невозможно понять ни слова. Это, кстати, последняя коробочка леденцов. У тебя случаем не будет времени сбегать в "Селфриджес" и купить мне новых?
– Само собой, – ответила я.
Шарлотта переместила свой вес с одной ноги на другую, и тётя Гленда сразу вскинулась:
– Шарлотта?
– Ничего, – сказала Шарлотта.
Тётя Гленда поджала губы.
– Может, тебе стоило ожидать на первом этаже? – спросила я Шарлотту. – Чтобы не пришлось падать с высоты.
– Может, тебе стоило заткнуться, раз ты не имеешь об этом никакого понятия? –ответила Шарлотта.
– В самом деле, последнее, что сейчас нужно Шарлотте, так это глупые замечания, – добавила тётя Гленда.
Я пожалела, что спустилась вниз.
– В первый раз носитель гена перемещается в прошлое не больше чем на 150 лет, – любезно пояснила тётушка Мэдди. – Этот дом был построен в 1781 году, то есть тут, в музыкальном салоне, Шарлотта в полной безопасности. Разве что она вспугнёт парочку музицирующих леди.
– В этом платье совершенно точно, – сказала я так тихо, что меня могла услышать только тётушка Мэдди. Она захихикала.
Дверь распахнулась, и вошла леди Ариста. Она всегда выглядела так, как будто проглотила шест. Или даже несколько. Один для рук, один для ног и ещё один, чтобы скреплять их посередине. Седые волосы строго зачёсаны назад и собраны на затылке в узел. Вылитая преподавательница балета, которой палец в рот не клади.
– Машина уже выехала. Де Вильерсы ожидают нас в Темпле. Шарлотта после своего возвращения может быть сразу же считана в хронограф.
Я не поняла ни одного слова.
– А если сегодня это не произойдёт? – спросила Шарлотта.
– Шарлотта, милая, у тебя уже трижды кружилась голова, – напомнила тётя Гленда.
– Рано или поздно это случится, – объявила леди Ариста. – Пойдёмте, машина может приехать с минуты на минуту.
Тётя Гленда взяла Шарлотту за руку, и вместе с леди Аристой они покинули салон. Как только дверь за ними захлопнулась, мы с тётушкой Мэдди поглядели друг на друга.
– Иногда можно подумать, что ты превратился в невидимку, правда? – сказала тётушка Мэдди. – По крайней мере, периодически услышать "до свиданья" или "привет" было бы неплохо… Или, к примеру, "дорогая Мэдди, не было ли у тебя видения, которое бы нам помогло?".
– У тебя было видение?
– Нет, – ответила тётушка Мэдди. – Слава Богу, не было. У меня после видений ужасный голод, а я и так слишком жирная.
– Кто такие де Вильерсы? – спросила я.
– Толпа заносчивых хлыщей, если хочешь знать моё мнение, – ответила тётушка Мэдди. – Сплошь адвокаты и банкиры. Владеют частным банком в Сити. У нас там есть счета.
Это звучало абсолютно не мистически.
– А какое отношение они имеют к Шарлотте?
– Скажем так, у них те же проблемы, что и у нас.
– Какие проблемы? – Они тоже должны жить под одной крышей с тиранствующей бабушкой, злобной тётей и заносчивой кузиной?
– Ген перемещения во времени, – пояснила тётушка Мэдди. – У де Вильерсов он передаётся по наследству по мужской линии.
– То есть у них дома тоже есть своя Шарлотта?
– Её мужской вариант. Насколько я знаю, его зовут Гидеон.
– И он тоже дожидается, когда у него закружится голова?
– У него это уже было. Он на два года старше Шарлотты.
– То есть он уже два года бодро прыгает по прошлому?
– Надо полагать.
Я попробовала свести новую информацию с тем, что уже знала. Но поскольку тётушка Мэдди была сегодня исключительно словоохотлива, то я через пару секунд возобновила свои вопросы.
– А что такое хроно… хрони…?
– Хронограф! – тётушка Мэдди закатила глаза. – Это своего рода аппарат, с помощью которого носители гена – и только они! – могут перемещаться в определённое время в прошлом. Как-то связано с кровью.
– Машина времени? – Заправляемая кровью? Ничего себе!
Тётушка Мэдди пожала плечами.
– Без понятия, как эта штука функционирует. Ты забываешь, что я знаю только то, что мне случайно удаётся услышать, когда я тут сижу и делаю вид, что меня нет. Всё это строго секретно.
– Да. И очень сложно, – откликнулась я. – А почему они вообще решили, что ген унаследовала Шарлотта? И почему он у Шарлотты, а не, скажем… хм… у тебя?
– У меня его, слава Богу, быть не может, – ответила она. – Мы, Монтрозы, всегда были с чудинкой, но этот ген попал в семью только с твоей бабушкой. Поскольку мой брат непременно хотел на ней жениться. – Тётушка Мэгги ухмыльнулась. Она была сестра моего покойного дедушки Люкаса.
Поскольку у неё никогда не было мужа, она ещё в молодости переехала к брату и стала вести хозяйство.
– Впервые я услышала об этом гене после свадьбы Люкаса и Аристы. Предыдущей носительницей гена по Шарлоттиной линии была дама по имени Маргрет Тилни, которая, в свою очередь, была бабушкой твоей бабушки Аристы.
– И Шарлотта унаследовала ген от этой Маргрет?
– О нет, сначала его унаследовала Люси. Бедная девочка.
– Что за Люси?
– Твоя кузина Люси, старшая дочь дяди Гарри.
– А! Эта Люси. – Мой дядя Гарри, который из Глочестершира, был намного старше Гленды и моей матери. Его трое детей давно выросли. Младшему из них, Давиду, уже стукнуло 28, и он был лётчиком на Бритиш Эйрвэйз. Что, однако, не означало, что мы имели доступ к более дешёвым билетам. Дженет, средний ребёнок, сама уже была матерью двух детей – маленьких проказниц по имени Поппи и Дэйзи. Старшую, Люси, я не знала. И о ней самой не знала почти ничего. В семье предпочитали Люси не упоминать. Она была заблудшей овцой семейства Монтрозов. В семнадцать лет сбежала из дома и с тех пор не давала о себе знать.
– Значит, Люси тоже носительница гена?
– О да, – ответила тётушка Мэгги. – Здесь творилось чёрт-те что, когда она исчезла. С твоей бабушкой чуть не случился инфаркт. Был ужасный скандал. – Она так резко затрясла головой, что её кудряшки разлетелись во все стороны.
– Могу себе представить. – Я подумала о том, что произойдёт, если Шарлотта запакует чемоданы и попросту смоется.
– Нет-нет, не можешь. Ты ведь не знаешь, при каких драматических обстоятельствах она исчезла и как это было связано с тем юношей… Гвендолин! Вынь палец изо рта! Что за отвратительная привычка!
– Извини. – Я совершенно не заметила, что начала грызть ногти. – Это из-за волнения. Я так многого не понимаю…
– Со мной то же самое, – заверила меня тётушка Мэдди. – Я слышу про всё это с пятнадцати лет. К тому же у меня есть дар мистерий. Все Монтрозы обожают тайны. Так было всегда. Только поэтому мой несчастный брат женился на твоей бабушке. Вряд ли её обворожительный шарм стал тому причиной, поскольку его у неё сроду не было. – Она сунула руку в жестянку с леденцами и разочарованно вздохнула – жестянка была пуста. – Ах Боже мой, я боюсь, что у меня от них зависимость.
– Я быстренько сбегаю в "Селфриджес" и куплю тебе новых, – сказала я.
– Ты мой самый любимый ангелочек. Поцелуй меня и надень плащ, идёт дождь. И больше никогда не грызи ногти, слышишь?
Поскольку мой плащ всё ещё висел в школьном шкафчике, я надела мамин дождевик в цветочки и натянула на голову капюшон. Когда я вышла из дома, мужчина в чёрном как раз закуривал сигарету. Повинуясь внезапному импульсу, я кивнула ему и сбежала вниз по лестнице.
Он не кивнул в ответ. Ну естественно.
Вот болван. Я побежала в направлении Оксфорд стрит. Дождь лил как из ведра – мне надо было надеть не только дождевик, но и резиновые сапоги. Моя любимая магнолия на углу улицы печально опустила свои роскошные цветы. Я ещё не успела до неё добраться, как угодила в три лужи. Когда я собиралась обойти четвёртую, меня форменным образом сбило с ног. В животе вновь закрутились американские горки, а перед глазами вместо улицы расплылась грязная река.
Ex hoc momento pendet aeternitas.
(В этот момент раскрывается вечность).
Надпись на солнечных часах в Миддл Темпле, Лондон.
3
Когда у меня перед глазами вновь прояснилось, за угол как раз заворачивал старинный автомобиль, а я сама стояла на коленях на тротуаре и тряслась от ужаса.
С этим тротуаром было что-то не так. Он странно выглядел. И вообще за последнюю секунду всё изменилось.
Дождя не было, но дул ледяной ветер и резко потемнело – стало почти как ночью. На магнолии не было видно ни цветов, ни листьев. Я не была уверена, есть ли на месте сама магнолия.
Колья окружавшего её заборчика отливали позолотой. Я могла поклясться, что вчера они были чёрные.
Из-за угла появился ещё один старинный автомобиль. Странная конструкция с большими колёсами и блестящими спицами. Я поглядела вдоль тротуара – лужи исчезли. А также дорожные знаки. Зато мостовая была кривая и бугристая. Уличные фонари тоже выглядели совершенно иначе, их желтоватый свет едва доставал до ближайших домов.
Где-то в глубине моего сознания забрезжила жуткая догадка, но я всё ещё не была к ней готова. Поэтому я постаралась отдышаться, а потом снова огляделась, на сей раз более основательно.
Окей, по большому счёту изменилось не очень многое. Большинство домов выглядело как обычно. Правда, вон там исчезла кондитерская, где мама всегда покупала вкусные пирожные "Принц Уэльский", а этот угловой дом с массивными колоннами я видела впервые.
Проходящий мимо мужчина в чёрном пальто и шляпе неодобрительно на меня покосился, но не сделал никакой попытки заговорить или помочь. Я поднялась и отряхнула грязь с колен.
Моя жуткая догадка медленно, но верно превращалась в ужасную уверенность. Да и перед кем мне было притворяться, что всё в порядке?
Я не попала на ралли старинных автомобилей. И магнолия не сбросила внезапно свои цветы и листья. И хотя я бы многое отдала за то, чтобы из-за угла вдруг появилась Николь Кидман, здесь не проходили съёмки фильма по Генри Джеймсу.
Я знала точно, что произошло. Я просто это знала. И ещё я знала, что здесь какая-то ошибка.
Я перенеслась в другое время.
Не Шарлотта. Я. Кто-то крупно ошибся в расчётах.
У меня начали клацать зубы. Не только от волнения, но и от холода. Было страшно холодно.
"Я бы знала, что делать", – прозвучали в моих ушах слова Шарлотты. Конечно, Шарлотта знала. Но мне этого никто не объяснил.
Я стояла на углу улицы, дрожа и стуча зубами, и позволяла прохожим на меня пялиться. Прохожих было не очень много. Мимо меня прошла молодая женщина в пальто до пят и с корзиной подмышкой, а за ней мужчина в шляпе и пальто с поднятым воротником.
– Извините, – сказала я. – Вы случайно не скажете, какой у нас сейчас год?
Женщина сделала вид, что не слышит, и ускорила шаг.
Мужчина покачал головой.
– Бесстыдство, – пробурчал он.
Я вздохнула. На самом деле от этой информации было мало толку. Какая разница, попала ли я в год 1899 или же в 1923?
По крайней мере я знала, где нахожусь. Я жила в меньше чем ста метрах отсюда. Что было бы естественней, чем вернуться домой?
Мне необходимо что-то предпринять.
Улица выглядела в сумерках спокойной и мирной. Я медленно шла назад к дому, внимательно глядя по сторонам. Что изменилось, что осталось прежним? При ближайшем рассмотрении дома выглядели точно так же, как и в наше время. Некоторые детали я, казалось, видела впервые, но возможно, что я их просто не замечала. Я автоматически бросила взгляд на дом номер 18. Человека в чёрном не было.
Я остановилась.
Наш дом выглядел точно так же, как и в моё время. Окна на первом и втором этажах ярко светились, в маминой комнате под крышей тоже горел свет. При взгляде наверх меня охватила ностальгия. С крыши свисали сосульки.
"Я бы знала, что делать".
Да, что бы сделала Шарлотта? Сейчас совсем стемнеет, и к тому же жутко холодно. Куда бы отправилась Шарлотта, чтобы не замёрзнуть? Домой?
Я уставилась на окна. Может, уже есть на свете мой дедушка. Может быть, он меня даже узнает. В конце концов, он ведь позволял мне кататься на коленях, когда я была маленькая… Ах вздор! Даже если он уже родился, то как он сможет вспомнить, что качал меня на коленях в пожилом возрасте?
Холод заползал мне под плащ. Ладно, я сейчас просто позвоню и попрошусь на ночлег. Вопрос только в том, как это сделать.
"Привет, меня зовут Гвендолин Шеферд, я внучка лорда Монтроза, который, возможно, ещё не родился".
Я ведь не могу рассчитывать, что мне поверят. Может быть, я не успею и фразу закончить, как окажусь в дурдоме. Который в это время окажется, наверное, совсем безнадёжным местом – раз угодив туда, назад уже не выбраться.
С другой стороны, у меня особенно не было выбора. Ещё немного, и станет совсем темно. А мне надо где-то провести ночь и не замёрзнуть. И не напороться на Джека Потрошителя. О Боже мой! Когда он, собственно, творил свои гнусные дела? И где? Ведь не здесь же, в респектабельном Мэйфейре?
Если мне удастся поговорить с кем-нибудь из моих предков, то, возможно, я смогу убедить их, что о доме и семье я знаю больше какого-нибудь чужака. Кто, кроме меня, мог, к примеру, выложить, что лошадь прапрапрадедушки Хью звалась Жирная Энни? Чисто инсайдерская информация.
Резкий порыв ветра заставил меня собраться. Было очень холодно. Меня бы не удивило, если бы начал валить снег.
"Привет, я Гвендолин и попала сюда из будущего. В доказательство я покажу вам застёжку-молнию. Спорим, она ещё не изобретена, верно? Как и аэробусы, телевизоры или холодильники…"
По крайней мере, можно попытаться. Глубоко дыша, я подошла к двери.
Ступени под ногами показались мне странно знакомыми и чужими одновременно. Я машинально потянулась к кнопке звонка. Но её не было. Электрические звонки были, очевидно, ещё тоже не изобретены. К сожалению, и здесь нигде не был указан год. А я даже не знала, когда было изобретено электричество. До пароходов или уже после? Проходили ли мы это в школе? Если да, то я, к сожалению, не могла этого вспомнить.
Я обнаружила длинную ручку, свисавшую на цепи – у Лесли дома была точно такая же на унитазе. Я энергично потянула за ручку и услышала за дверью звук колокольчика.
О Боже.
Вероятнее всего, дверь откроет прислуга. Что мне сказать, чтобы меня пропустили к кому-нибудь из семьи? Может быть, прапрапрадедушка Хью ещё жив? Или уже жив. Или вообще жив. Я просто спрошу про него. Или про Энни.
Шаги приближались. Я попыталась собрать в кулак всё своё мужество. Но я не успела увидеть, кто открыл дверь, потому что меня опять сбило с ног, швырнуло через время и пространство и выплюнуло назад.
Я оказалась на коврике у нашей входной двери. Вскочив, я огляделась. Всё выглядело точно так же, как несколько минут назад, когда я выбежала из дома за леденцами для тётушки Мэдди. Здания, паркующиеся автомобили, даже дождь.
Человек в чёрном у дома 18 уставился на меня во все глаза.
– Да уж, не ты один удивляешься, – пробормотала я.
Как долго я отсутствовала? Видел ли человек в чёрном, как я исчезла на углу улицы и снова появилась на коврике перед нашей дверью? Он наверняка не мог поверить своим глазам. Так ему и надо. Будет знать, каково это – загадывать загадки другим.
Я затрезвонила в звонок. Мистер Бернард открыл дверь.
– Мы куда-то торопимся? – осведомился он.
– Вы, наверное, нет, но зато я!
Мистер Бернард поднял брови.