Тяжело дыша, я втянула голову за штору. Кто это? Не бывает такого большого сходства! Надо посмотреть ещё раз.
– Что это было? – послышался голос юноши.
– Ничего! – ответила девушка. Не мой ли это голос?
– У окна!
– Нет там ничего!
– За шторой может кто-нибудь стоять и подслу… – Фраза оборвалась удивлённым возгласом. Наступило внезапное молчание. Что там опять случилось?
Не раздумывая, я отодвинула штору. Девушка прижалась губами к губам юноши. Вначале он никак не реагировал, но затем обнял её за талию и крепко прижал к себе. Девушка закрыла глаза.
У меня в животе затанцевали бабочки. Было странно видеть со стороны, как ты целуешься. Я нашла, что делаю это довольно хорошо. Я поняла, что девушка целует юношу затем, чтобы отвлечь его от меня. Это было мило с её стороны, но почему она так поступила? И как мне незаметно пройти мимо них?
Бабочки в моём животе превратились в порхающих птиц, а вид целующейся пары расплылся перед моими глазами. И я снова оказалась в кабинете шестого класса – с совершенно растрёпанными нервами.
Вокруг было тихо.
Я думала, что моё внезапное появление вызовет коллективный вопль из множества школьных глоток и, возможно, падение в обморок миссис Каунтер.
Но кабинет был пуст. Я буквально застонала от облегчения. По крайней мере на этот раз мне повезло. Я опустилась на стул и положила голову на парту. То, что произошло, на данный момент превосходило моё понимание. Девушка, красивый молодой человек, поцелуй…
Девушка не только выглядела как я.
Это была я.
Не было никакой путаницы. Я узнала себя – безо всякого сомнения – по родинке на виске в форме полумесяца. Эту родинку тётя Гленда всё время называла моим "смешным бананом".
Такого большого сходства не бывает.
Опал и Янтарь - первые двое,
Агат, инкарнация волка,
поёт в си-бемоле
Дуэт гармоничный с Аквамарином,
За ними могучие Смарагд с Цитрином,
Близнецы-Карнеолы - это скорпион,
Под номером восемь Жадеит рождён.
В ми-бемоле - Чёрный Турмалин,
Сапфир - фа-мажор и яркая синь,
И тут же за ними - лев и Алмаз,
В седьмой и одиннадцатый раз.
Время натягивает тетиву
и поднимает лук,
Рубин образует начало
и замыкает круг.
Из Тайных записей графа Сен Жермена.
6
Нет. Это не могла быть я.
Я ещё ни разу не целовалась.
Ну хорошо, практически ни разу. По крайней мере, так не целовалась. Был, правда, Мортимер из следующего класса, с которым я встречалась прошлым летом в течение – абсолютно точно – двух недель и ещё половины дня. Не то чтобы я была в него влюблена, а просто он был лучшим другом Макса, тогдашнего друга Лесли, и это было как-то гармонично. Но насчёт поцелуев Мортимер был не очень, ему больше нравилось оставлять засосы у меня на шее, а в качестве отвлекающего маневра совать руки мне под майку. Мне пришлось при тридцати градусах в тени носить шарфик и к тому же постоянно заниматься отпихиванием от себя Мортимеровых рук (особенно в тёмных кинозалах, где у него отрастали как минимум ещё три). Через две недели мы прекратили "отношения" по взаимному согласию. Я была для Мортимера "слишком незрелой", а он для меня… хм… слишком прилипчивым.
Кроме него, я целовалась ещё с Гордоном, во время поездки нашего класса на остров Уайт. Но это не в счёт, потому что а) это было во время игры "Правда или поцелуй" (я сказала правду, но Гордон настоял, что это была ложь) и б) это был не настоящий поцелуй, Гордон даже не достал изо рта жвачку.
То есть не считая "аферы с засосами" (как называла это Лесли) и Гордонова мятного поцелуя, я была совершенно нецелованная. Возможно, что и "незрелая", как утверждал Мортимер. В мои шестнадцать с половиной я, так сказать, задерживалась в развитии, но Лесли, которая, в конце концов, встречалась с Максом в течение года, считала поцелуи в целом переоценёнными. Она сказала, что ей, может быть, всё время не везло, но мальчишки, которые её целовали, определённо не были особенно искусными. Необходимо, сказала Лесли, ввести школьный предмет "Поцелуи", лучше всего вместо религиоведения, которое никому не нужно.
Мы довольно часто обсуждали, каким должен быть идеальный поцелуй, у нас имелось несколько фильмов, которые мы снова и снова пересматривали, потому что там были прекрасные сцены с поцелуями.
– Ах, мисс Гвендолин. Соблаговолите ли вы сегодня поговорить со мной или снова собираетесь проигнорировать меня? – Джеймс увидел, как я выхожу из кабинета шестого класса, и подошёл ко мне.
– Который час? – Я оглядывалась в поисках Лесли.
– Разве я напольные часы? – Джеймс возмущённо посмотрел на меня. – Вы же, по-моему, хорошо знаете, что время не играет для меня никакой роли.
– Как это верно. – Я завернула за угол, чтобы взглянуть на большие часы в конце коридора. Джеймс пошёл следом за мной.
– Я была там только двадцать минут.
– Где же?
– Ах, Джеймс! Я думаю, что я была у тебя дома! Действительно, всё очень красиво! Много золота. И огни свечей – так уютно!
– Да. Не так мрачно и безвкусно, как здесь, – Джеймс обвёл рукой коридор, выдержанный преимущественно в серых тонах. Мне внезапно стало ужасно жаль его. Он был ненамного старше меня – и уже мёртв.
– Джеймс, а ты когда-нибудь целовался с девушкой?
– Простите?
– Ты целовался когда-нибудь?
– Об этом неприлично говорить, мисс Гвендолин.
– То есть ты ни разу не целовался?
– Я мужчина, – сказал Джеймс.
– Разве это ответ? – Я невольно рассмеялась – такое возмущённое лицо сделалось у Джеймса. – Ты знаешь, когда ты родился?
– Ты хочешь оскорбить меня? Разумеется, я помню дату своего рождения! Это 31 марта.
– Какого года?
– 1762. – Джеймс вызывающе вздёрнул подбородок. – Три недели назад мне исполнилось 21. Я широко отпраздновал это событие со своими друзьями в Уайт-клубе, отец в честь дня рождения оплатил все мои карточные долги и подарил мне чудесную рыжую кобылу. А потом у меня началась эта дурацкая горячка, и мне пришлось слечь. А при пробуждении я обнаружил, что всё изменилось, а одна дерзкая девчонка сказала мне, что я призрак.
– Прости, – сказала я. – Наверное, ты умер от этой горячки.
– Ерунда! Это было лёгкое недомогание, – сказал Джеймс, но в его взгляде полыхнула неуверенность. – Доктор Бэрроу полагал маловероятным, что я заразился оспой от лорда Стейнхоупа.
– Хмм, – пробормотала я. Оспу надо будет погуглить.
– Хмм. Что это значит – хмм? – Джеймс сердито поглядел на меня.
– Ох, это ты! – Лесли выскочила из туалета для девочек и бросилась мне на шею. – Ты напугала меня до смерти!
– Со мной ничего не случилось. Я переместилась назад в кабинете миссис Каунтер, но там никого не было.
– Шестой класс сегодня на экскурсии в обсерватории Гринвича, – сказала Лесли. – О Боже, как я рада тебя видеть! Я сказала мистеру Уитмену, что ты в туалете для девочек и что тебя буквально выворачивает. Он отправил меня к тебе, чтобы я держала твои волосы подальше от раковины.
– Отвратительно, – высказался Джеймс, закрывая нос платочком. – Скажи веснушчатой, что даме не пристало говорить о таких вещах.
Я не обратила на него внимания.
– Лесли, произошло нечто странное… То, чего я не могу объяснить.
– Верю сразу. – Лесли сунула мне в руки мобильник. – Вот. Я взяла его из твоего шкафчика. Ты не сходя с места позвонишь матери.
– Лесли, она на работе. Я не могу…
– Позвони ей! Ты уже трижды перемещалась во времени, последний раз прямо на моих глазах! Ты вдруг исчезла! Это было просто с ума сойти! Тебе надо немедленно рассказать об этом матери, чтобы с тобой ничего не случилось! Пожалуйста… – Что это, у Лесли на глазах слёзы?
– У веснушчатой сегодня, видимо, драматичный день, – сказал Джеймс. Я взяла мобильник и глубоко вдохнула.
– Пожалуйста, – повторила Лесли.
Моя мама работала в администрации госпиталя Бартоломью. Я набрала её номер и поглядела на Лесли.
Она кивнула и попыталась улыбнуться.
– Гвендолин? – Мама, очевидно, узнала мой номер на своём дисплее. Её голос звучал обеспокоенно. Не было случая, чтобы я звонила ей из школы. – Что-нибудь случилось?
– Мама… мне не очень хорошо.
– Ты заболела?
– Не знаю.
– Наверное, ты подхватила грипп, который сейчас ходит. Знаешь что, отправляйся домой и ложись в постель, а я попытаюсь прийти сегодня пораньше. А потом я сделаю тебе свежий апельсиновый сок и наложу компресс на горло.
– Мама, это не грипп, это хуже. Я…
– Наверное, это оспа, – предположил Джеймс.
Лесли подбадривающе смотрела на меня.
– Давай! – прошептала она. – Скажи ей!
– Дорогая?
Я набрала в грудь побольше воздуха.
– Мама, я думаю, что я как Шарлотта. Я только что была… без понятия, в каком времени. И сегодня ночью тоже… Собственно говоря, это началось вчера. Я хотела тебе сказать, но потом побоялась, что ты мне не поверишь.
Мама молчала.
– Мама? – Я посмотрела на Лесли. – Она мне не верит.
– Потому что ты лепечешь что-то невразумительное, – шёпотом ответила Лесли. – Давай, попытайся ещё раз.
Но это оказалось не нужно.
– Оставайся там, где ты есть, – сказала моя мать изменившимся голосом. – Жди меня у школьных ворот. Я возьму такси и приеду к тебе так скоро, как только смогу.
– А…
Но мама уже положила трубку.
– У тебя будут проблемы с мистером Уитменом, – сказала я.
– Без разницы, – ответила Лесли. – Я дождусь твоей матери. Не беспокойся насчёт Бельчонка. Я обведу его вокруг пальца.
– Что я наделала?
– Ты сделала единственно правильное, – заверила меня Лесли. Я рассказала ей – так подробно, как только смогла – о своём коротком перемещении в прошлое. Лесли высказала идею, что похожая на меня девушка была одной из моих прародительниц.
Я так не думала. Два человека не могут быть настолько похожи. Разве что они однояйцевые близнецы. Эту идею Лесли тоже сочла приемлемой.
– Да! Как в "Двойной Лотхен"! Я при случае раздобуду нам DVD.
Мне хотелось выть. Когда нам с Лесли теперь удастся уютно посмотреть DVD?
Такси прибыло быстрее, чем я думала. Оно остановилось у школьных ворот, мама открыла дверцу.
– Садись, – сказала она.
Лесли сжала мне руку.
– Удачи. И позвони мне, как только сможешь.
Я почти расплакалась.
– Лесли… спасибо!
– Всё нормально, – ответила она, тоже борясь со слезами. Мы и на фильмах плакали в одних и тех же местах.
Я забралась к маме в такси. Я бы с радостью бросилась ей на шею, но у неё было такое странное лицо, что я сдержалась.
– Темпл, – сказала она водителю. Затем она подняла стекло перегородки между водителем и задним сиденьем, и такси рвануло с места.
– Ты сердишься на меня? – спросила я.
– Нет. Конечно, нет, дорогая. Это же от тебя не зависит.
– Вот именно! Виноват этот глупый Ньютон… – попыталась пошутить я. Но маме было не до шуток.
– Нет, он не виноват. Если вообще кто-то виноват, так это я. Я надеялась, что сия чаша нас минует.
Я уставилась на неё.
– Что ты имеешь ввиду?
– Я… думала… надеялась… я не хотела, чтобы ты… – такая сбивчивая речь была совсем на неё не похожа. Она выглядела напряжённой и такой серьёзной, какой я её видела лишь однажды – когда умер мой отец. – Я просто не допускала этой мысли. Я всё время надеялась, что это Шарлотта.
– Все в это верили! Никому и в голову не могло прийти, что Ньютон просчитался! Бабушка просто рассвирепеет.
Такси влилось в мощный поток транспорта на Пикадилли.
– Твоя бабушка – это не важно, – сказала мама. – Когда это случилось в первый раз?
– Вчера! По пути в "Селфриджес".
– Во сколько?
– В начале четвёртого. Я не знала, что мне делать, поэтому вернулась к нашему дому и позвонила. Но прежде чем мне успели открыть, я уже переместилась обратно. Второй раз был сегодня ночью. Я спряталась в шкаф, но там кто-то спал. Слуга. Довольно-такой отчаянный слуга. Он гонялся за мной по всему дому, и все меня искали, потому что приняли за воровку. Слава Богу, я переместилась обратно до того, как они меня нашли. А третий раз был только что. В школе. На сей раз я, видимо, переместилась ещё дальше в прошлое, потому что на людях были парики. – Мама! Если со мной это будет происходить каждые два часа, то я никогда уже больше не смогу вести нормальную жизнь! И всё только потому, что этот чёртов Ньютон… – Я и сама заметила, что шутка несколько поистёрлась.
– Ты должна была сразу мне рассказать! – Мама погладила меня по голове. – С тобой что угодно могло случиться!
– Я хотела, но ты сказала, что у нас у всех слишком много фантазии.
– Но я же не имела ввиду… Ты была совершенно не готова. Мне так жаль!
– Но ты ведь не виновата, мама! Кто мог знать…
– Я знала, – ответила мать. После короткой, напряжённой паузы она добавила: – Ты родилась в тот же день, что и Шарлотта.
– Нет, не в тот! Я родилась 8 октября, а она 7-го.
– Ты тоже родилась 7 октября, Гвендолин.
Я не могла поверить, что она такое говорит. Я могла только смотреть на неё.
– Я солгала о дате твоего рождения, – продолжала мама. – Это было нетрудно. У нас были домашние роды, и акушерка, которая выписывала справку, пошла навстречу нашему желанию.
– Но почему?
– Речь шла только о том, чтобы защитить тебя, дорогая.
Я её не понимала.
– Защитить? От чего? Ведь сейчас это произошло!
– Мы… я хотела, чтобы у тебя было нормальное детство. – Мама напряжённо смотрела на меня. – И вполне могло оказаться, что ты не унаследовала ген.
– Хотя я и родилась в высчитанный Ньютоном день?
– Надежда, как известно, умирает последней, – ответила мама. – И перестань уже прохаживаться насчёт Исаака Ньютона. Он был одним из многих, кто в этом участвовал. Всё это дело гораздо масштабнее, чем ты можешь себе представить. Гораздо масштабнее, гораздо древнее и гораздо могущественнее. И опаснее. Я просто хотела держать тебя вдали от всего этого.
– Вдали от чего?
Мама вздохнула.
– Это было глупо с моей стороны. Я должна была это понимать. Пожалуйста, прости меня.
– Мама! – Мой голос пресёкся. – Я не имею ни малейшего понятия, о чём ты говоришь! – С каждым её предложением моё замешательство и отчаяние становились всё больше и больше. – Я только знаю, что со мной происходит что-то, чего происходить не должно. И это меня нервирует! Каждые пару часов у меня начинает кружиться голова, а затем я перемещаюсь в другое время. Я не имею ни малейшего понятия, что я могу против этого предпринять!
– Поэтому мы сейчас едем к ним, – сказала мама. Я чувствовала, что ей больно от моего отчаяния, я никогда не видела её такой озабоченной.
– Они – это…
– Стражи, – ответила мать. – Старинное тайное общество, именуемое также Ложей графа Сен Жермена. – Она посмотрела окно. – Мы почти приехали.
– Тайное общество! Ты собираешься привести меня в какую-то сомнительную секту? Мама!
– Это не секта. Но они сомнительные в любом случае. – Мама сделала глубокий вдох и на секунду закрыла глаза. – Твой дедушка был членом Ложи, – продолжала она. – Как и его отец, а перед тем его дед. Исаак Ньютон тоже состоял в Ложе, равно как и Веллингтон, Клапрот, фон Арнет, Ханеманн, Карл фон Гессен-Кассель, естественно, все де Вильерсы и многие, многие другие. Твоя бабушка утверждает, что даже Черчилль и Эйнштейн были членами Ложи.
Большинство имён мне ничего не говорило.
– И чем они заняты?
– Ну… м-да, – сказала мама. – Они занимаются старинными мифами. И временем. И людьми как ты.
– То есть таких, как я, много?
Мама покачала головой.
– Всего двенадцать. И большинство из них давно умерло.
Такси остановилось, и разделительное стекло поползло вниз. Мама протянула водителю пару фунтовых банкнот.
– Сдачи не надо, – сказала она.
– Что мы делаем именно здесь? – спросила я, когда мы вышли, а такси поехало дальше. Мы оказались на Стрэнде недалеко от Флит стрит. Вокруг ревел городской транспорт, людские массы потоками текли по тротуарам. Кафе и рестораны на той стороне были набиты битком, у обочины стояли два двухэтажных экскурсионных автобуса, с верхних площадок которых туристы фотографировали монументальный комплекс Королевского Дворца Правосудия.
– Вон туда между домами – и мы попадём в Темпл, – мама убрала мне волосы с лица.
Я поглядела на узкий пешеходный проход, на который указывала мама. Я не могла припомнить, что когда-нибудь была там.
Мама, видимо, заметила, что я удивлена.
– Ты ни разу не была в Темпле? – спросила она. – На храм и сады стоит посмотреть. И Фонтейн Кэрт. По-моему, красивейший фонтан в городе.
Я разозлилась. Она что, внезапно превратилась в экскурсовода?
– Пойдём, нам нужно на ту сторону, – сказала она и взяла меня за руку. Мы пошли за группой туристов, сплошь японцев, у каждого в руках гигантская карта.
За домами мы вдруг оказались в совершенно другом мире. Остались позади суета и шум Стрэнда и Флит стрит. Здесь, среди величественных, плотно стоящих друг к другу домов, красота которых неподвластна времени, ощущались спокойствие и тишина.
Я показала на туристов.
– Что им тут надо? Увидеть красивейший в городе фонтан?
– Они хотят посмотреть на церковь Темпла, – ответила мама, не реагируя на мой раздражённый тон. – Очень древний храм со множеством легенд и множеством мифов. Японцы это обожают. А в Миддл-Темпл-холле состоялось первое представление пьесы Шекспира "Как вам это понравится".
Некоторое время мы шли за японцами, затем свернули налево и зашагали по брусчатой дорожке, вьющейся между домами. Атмосфера была почти пасторальная, пели птицы, над роскошными клумбами жужжали пчёлы, и даже воздух казался свежим и негородским.
На дверях домов висели латунные таблички, на каждой – куча имён.
– Это всё адвокаты. Доценты юридического института, – сказала мама. – Мне даже не хочется знать, сколько тут стоит аренда бюро.
– И мне не хочется, – оскорблённо ответила я. Как будто у нас не было более важных тем для разговора!
У следующего дома мы остановились.
– Мы пришли, – сказала она.
Это был простой дом, выглядевший очень старым, несмотря на безупречный фасад и свежепокрашенные оконные рамы. Я попыталась прочесть имена на латунной табличке, но мама протолкнула меня в открытую дверь и повела по лестнице на второй этаж. По дороге мы встретили двух девушек, которые приветливо поздоровались с нами.
– А где это мы?
Мама не ответила. Она нажала на один из звонков, оправила блейзер и убрала волосы с лица.
– Ничего не бойся, дорогая, – сказала она, и я не поняла, мне это она или себе.