Эти мои безрадостные размышления оказываются самым неожиданным образом прерваны, когда по другую сторону моего столика с громким стуком отодвигается стул и на него садится читатель Штерн. Садится и молча на меня смотрит, как будто бы ожидает, что я предложу ему прогуляться в ГАК. Бр-р-р… Ничего не понимаю. Штерн в "Лабрисе". Как?.. Почему?.. Откуда?.. Так, еще раз: я сижу в "Лабрисе", а напротив меня - читатель Штерн. Вошел и спокойно сел, с видом уверенного в себе завсегдатая. Впрочем, он почти все делает с видом скучающего завсегдатая, - немного придя в себя, соображаю я. Так что это еще ничего не значит.
- Что вы здесь делаете? - спрашиваю я его.
- То же самое у вас хотел спросить, - говорит он своим обычным полным меланхолии тоном.
- Что я делаю?.. Читаю газету, пью чай, - он с интересом заглядывает в чашку с высохшим пакетиком. - С вами разговариваю… А вот вы зачем сюда пришли?
- Да вот думаю найти себе здесь партнера.
- Чего?!
- Не "чего", а "кого". Партнера.
Я смотрю на него с отвисшей челюстью, и только глазами хлопаю.
- Партнера для совместного съема комнаты, - наконец, со вздохом объясняет мне он.
- А…
- Да, совсем не то, что вы подумали.
- А почему здесь?
- Ну, как вам сказать… Вы же, как старый общажный зверь, наверное, представляете, чем мужская комната отличается от женской?
- Э-э-э… - много чем они отличаются, думаю я. Даже не знаю, какая хуже.
- Короче, пан Сенч, - неторопливо объясняет он. - У меня такая проблема. Я затянул с одним переводом, в связи с чем мне пришлось отказаться от ряда других заказов и текущее мои доходы существенно сократились. А мне надо ежемесячно выплачивать некую сумму родственникам в оплату уступленного мне в свое время права собственности. Поэтому мне срочно нужно найти себе сожителя, с тем, чтобы он взял на себя погашение части моих ежемесячных трат.
- Ага… А почему все-таки здесь?
Он смотрит на меня с некоторой насмешливостью во взгляде:
- А я-то думал, вы меня сразу поймете… Дело в том, что все, кого я ни расспрашивал, вне зависимости от пола и возраста, сходятся на том, что с мужчиной жить в одной комнате крайне проблематично. Ну, там всякие "мужские" разговоры… храп по ночам… разбросанные по углам носки… посуду мыть не заставишь… девок может привести…
Я с ужасом понимаю, что в своих поисках соседа пока даже не задумывался о таких моментах, тогда как этот якобы мужской стереотип поведения, применим далеко не только к мужчинам.
- С женщинами, и это все свидетельствуют, гораздо проще договориться по бытовым вопросам. Но поскольку, и вам это отлично известно, на женщин я произвожу не совсем адекватное впечатление, я решил поискать себе такую соседку - моего социального круга и примерно моего возраста, - которая гарантированно не будет иметь на меня никаких видов и не будет навязывать мне свои гендерные стереотипы.
Хм, интересная логика… По идее мне тоже надо было бы не в "Лабрис" идти сидеть, а в какой-нибудь клуб для мальчиков.
- А что за комната?
- Пятнадцать метров, однокомнатная квартира с очень маленькой кухней. Так что жить придется именно что в одной комнате. Поэтому я так и обеспокоен выбором достойной кандидатуры.
- То есть это отдельная однокомнатная квартира?! И сколько же вы хотите в месяц за это соседство?
Он, не моргнув, называет сумму превышающую половину моей зарплаты. Я мысленно вычитаю из остатка расходы на транспорт. Что ж, если питаться одной картошкой, изредка покупая себе селедку, а поутру есть овсянку, то… И все-таки…
- Скажите, а почему так дешево?
- Ну, потому что я не очень компанейский человек, у меня скверный характер, и не всякий согласится жить со мной в одной комнате. И потом мне нужно все-таки мало-мальски интеллигентное соседство, а у интеллигенции обычно денег немного. А поскольку речь по сути дела идет о съеме угла с кушеткой, то в пересчете на метры это примерно столько и стоит.
- И это позволит вам существенно сократить расходы?
- Да. Достаточно, чтобы не снижать уровень моих потребностей.
Какое-то время я еще раздумываю, смогу ли я жить в такой непосредственной близости с человеком, с которым вижу одни и те же сны весьма провокационного содержания. А потом… Эх, была не была!..
- А я вам в качестве соседа точно не подойду?
- А вы точно женщина? - серьезно еще так спрашивает. Не иначе как мою "разнузданную половую жизнь" припомнил.
- Э-э… в физиологическом смысле?
- Ну, да. То, что в остальном вы божественный андрогин, это я уже понял.
Нет, язва он все-таки!..
- Физиологически - да, - тихо говорю я.
- То есть устройство мозга у вас женское? Меня, как вы понимаете, остальные аспекты мало волнуют.
- Что за женское устройство? - шепотом возмущаюсь я.
- Ну как же, женский мозг устроен совершенно не так, как мужской.
Я начинаю нервно оглядываться и замечаю, что с соседнего столика на нас с интересом смотрят два дайка.
- Вы же знаете, что у женщин левое и правое полушария отстоят несколько дальше друг от друга? Поэтому женщины с одной стороны, гораздо чаще путают право и лево, и вообще чаще страдают топографическим кретинизмом, но с другой стороны, это им позволяет совершать некоторые мыслительные операции независимо друг от друга. Например, это только женщина может заниматься любовью и одновременно думать о том, что потолок, в который она в этот момент смотрит, давно следовало бы побелить…
- Так, док, заткнитесь, и быстро уходим отсюда!
Во дворе я с удивлением замечаю, как он обменивается приветственными кивками с другой парой смолящих у входа дайков.
- Ага, нашел-таки своего человека?
- Да, нашел, все в порядке, - он достает сигаретную пачку, они стреляют у него по сигарете, засовывая заначки за ухо и в карман, и дают ему прикурить от зажигалки.
- Ну, ты заходи, ежели чего!
- Ладно, бывайте, леди!
Мы выходим на шумный проспект.
- Не знал, что у вас здесь есть знакомые…
- Теперь есть. А всего-то вежливо спросил дорогу и объяснил цель визита.
Очень странно… Особенно если объяснение состоялось в тех же категориях, что и мне. И насчет "вежливо спросил" тоже как-то сомнительно…
* * *
В метро, еще на эскалаторе пробормотав "С вашего позволения…", он достает книгу в непрозрачной верхней обложке и основательно утыкается в нее.
- А мне?
Он вздыхает, опять лезет в сумку, и вручает мне газету "Метро", которой мне как раз хватает до нашего пункта назначения. Квартира оказывается недалеко от станции. Ехать хоть и с пересадкой, но зато выходит экономия на наземном транспорте. В самом жилище - натуральный евроремонт, хоть и видно, что основательно давний. Ни разу в жизни не бывал в таких квартирах: все стены ровные и белые. И мне страшно нравится. Еще здесь есть стиральная и даже посудомоечная машинка! Не квартира, а целый дворец, хоть и малометражный!
- Да вы, док, просто буржуй какой-то! - восклицаю я с восторгом.
- Не без этого, - замечает он безрадостным тоном. - Отец успел побыть "новым русским", сумел купить отдельную квартиру сестре.
- А сейчас он чем занимается?
- Я же говорю, был "новым русским", - с ударением на слове "был".
Какое-то время я молча перевариваю информацию.
- Его… застрелили?
- Нет, голову молотком пробили в подъезде, - сообщает он с какой-то странной отстраненностью. - Как бы случайное ограбление. Просто если ты продаешь какую-нибудь вещь чуть выше ее себестоимости, то тем самым ты сбиваешь цены тем, кто хочет продавать ее в несколько раз дороже. А если у тебя еще упрямый характер и жизненные принципы, как у многих бывших советских итээров, то тебя легче убрать, чем торговаться. Такие вот особенности ценообразования в отдельно взятой стране…
- А.. а мама?..
- Мама уехала, - говорит он еще более отчужденным голосом. - И никогда больше не вернется. Потому что не может жить в стране, где твоего любимого человека просто так убивают в своем подъезде, а милиция считает это нормальным и даже не заводит дела.
- А почему же вы остались? Если была возможность уехать?
На этот раз он молчит гораздо дольше, и я решаю уже, что ответа не будет. Но он продолжает:
- Плохой еврей, потому что… Видите, для русского человека жажда саморазрушения - такой же этнический признак, как для еврея - мировая скорбь во взоре. А поскольку мы с сестрой наполовину русские, по отцу, то и выбрали остаться. А потом она не смогла здесь родить, и тоже уехала. Туда, где земля родит медом и молоком. Так что они теперь с мамой там, а я здесь - русской частью своей души, как и ей полагается, вместе со страной предаюсь танатосу… Зато мне досталась "буржуйская", как вы говорите, квартира.
- За которую вы тем не менее платите ренту.
- Да, потому что врачу и русскому филологу сложно найти работу в маленькой стране, где и так переизбыток врачей и филологов.
- Н-да… я своим помогаю только своим отсутствием.
- Ну, отсутствие лишнего рта и лишнего тела на кровных квадратных метрах - тоже существенная помощь. Это я вполне уяснил, пока мы еще все вместе обитали на старой квартире. Сам по большей части жил по разным знакомым, пока учился. Так что не настолько мы с вами классово друг другу чужды, товарищ Сенч. Ладно, хватит о грустном, пойдемте комнату смотреть.
Он открывает дверь, и я чуть не с порога ахаю… Нет-нет, все очень цивильно, чистота-уют, и как по мне, так все даже слишком прилично. Никаких развешанных по стульям свитеров, никаких забытых кружек-тарелок у компьютера, никаких раскиданных по всем плоскостям книжек-тетрадок вперемешку с ручками и карандашами, которых никогда не найти - ничего того, что я привык считать непременными признаками обитаемого пространства. Зато вместо этого есть кое-что другое.
Во-первых, розы. Они, кажется, тут повсюду. Стоят в высоких восточных сосудах или просто в бутылках - почти все очень красиво засушенные; одна, еще свежая, насыщенного красного цвета - в графине на рабочем столе. Во-вторых, веера. Видимо, все-таки японские, а не китайские. Они висят на стенках в полураскрытом виде, пришпиленные булавками к светло-коричневым в разводах обоям. Маленькие, большие и два - просто гигантские. Все - черные, белые или из бамбуковых дощечек, с какими-то иероглифами, ветками сакуры или восточными пейзажами в очень сдержанных скромных тонах, лишь кое-где кровавым пятном мелькнет какой-то отдельный штрих. На стене около стеллажа с книгами над небольшим диванчиком висят изображения парусников - в количестве, достойном любого почитателя Крапивина. Они все почти однотонные, издали напоминают гравюры или сепию, но при близком рассмотрении оказываются репродукциями, вырезанными из какого-то художественного альбома.
На книжных полках перед книгами - какие-то монетки, ракушки, камушки, открытки, и сложные конструкции из пропитанных клеем ниток. И еще маленькие черно-белые картинки с абстрактными рисунками тушью - все в одной характерной манере. Ого! Наш читатель не только пишет, но еще и рисует!… Книги - вообще отдельная песня: с одного только взгляда я замечаю десятка два знакомых корешков и еще десяток - того, на что когда-то без толку облизывался в магазинах. Неужели я, правда, буду жить в этой комнате?.. Напрочь забыв о печальном разговоре в прихожей, я, уже не таясь, улыбаюсь во весь рот и даже, кажется, тихонько смеюсь.
- Что? - Штерн с интересом смотрит мне в глаза. - Увлечения мои вас так позабавили?
- Да замечательные у вас увлечения! И комната красивая! Очень! Просто… просто я от неожиданности. Ну, как вам объяснить?… Суровый читатель Штерн, гроза библиотекарей, бич библиографов, и тут на тебе! Розы, веера… Парусники!.. А эти штуки из ниток - это же просто из картасаровской "Игры в классики"! Отличительный признак нонконформиста!
Он как-то странно задумчиво на меня смотрит, потом резко отворачивается:
- Не помню. Перечитать надо. Про то, что вся книга - о невозможной и недостижимой любви помню, а про нитки - нет.
- Ну, вот! А я, наоборот, никакой любви там не помню, помню только, что главный герой больно уж там замечательный.
- Это Оливейра-то замечательный?!
- Все-все… молчу.
Что бы как-то переменить разговор, спрашиваю:
- Так носки, значит, тут не разбрасывать?
- Да уж, воздержитесь, пожалуйста, - на полном серьезе отвечает мне он.
- Ладно, постараюсь. А когда можно переезжать?
- Да хоть сегодня, - пожимает он плечами. - Кровать есть.
Я подхожу к маленькому советскому диванчику с поролоновым матрасом, стоящему у окна. Нормальное такое спальное место для одного человека моей комплекции.
- Если вам нужна какая-нибудь ширма или загородка, придумаем что-нибудь.
Я мотаю головой. За столько лет жизни в этом странном теле я уже совершенно научился его не стесняться.
- Только если вам - для собственного душевного спокойствия.
- Об этом можете не волноваться. Если что и отвернуться могу.
Вот это я понимаю! Никаких гендерных стереотипов. Сказочные чудовища всегда между собой договорятся.
- Поздно уже. Оставайтесь. Завтра вещи перевезете.
Меня кормят ужином! А я даже не мог на него сегодня рассчитывать, если бы остался в "Лабрисе". Потом мне выдают простынку, пододеяльник, наволочку, подушку, одеяло с покрывалом, огромное махровое полотенце и футболку для сна.
- А это зачем? Я в той, которая на мне, посплю.
- Нет, вот этого как хозяин дома я точно допустить не могу, - категорично заявляет мне Штерн. Ох, скверный, скверный характер у моего сожителя…
* * *
Утром я просыпаюсь под писк штерновских наручных часов, которые он мне одолжил вместо будильника.
- Вы очень беспокойно спите.
Я выворачиваю голову из-под одеяла. Он с ногами сидит в компьютерном кресле в пол-оборота ко мне и сосредоточенно глядит на дисплей, что-то там щелкая мышкой в открытом документе. Волосы у него еще не до конца просохли после душа, на нем черно-синий халат, подпоясанный перевитым шнуром с умопомрачительными кистями - именно на таких поясах должны вешаться всякие отчаявшиеся аристократы в старинных романах. С моего места открывается великолепный обзор на его безволосую грудь и длинную голую шею. На ней - никаких медальонов, амулетов, цепочек… просто голая шея. И что?.. Вот эту красоту я тоже смогу теперь беспрепятственно наблюдать каждое утро?..
- Думаю, это все из-за ваших сюжетных снов, - продолжает он.
- Но вы мне точно сегодня не снились, - хриплым голосом говорю я.
- Я в курсе.
В курсе он! Очень интересно… С чего это он так уверен, что мы снимся друг другу строго одновременно?..
- Кофе? - спрашивает он, наконец, поворачивая ко мне голову и одновременно повертываясь вместе с креслом.
Я трясу головой, спешно закрывая лицо руками. Потому что там не только шея - там голое предплечье аж до самого локтя, там босые ноги, там лодыжки… Нет, ну нельзя же быть настолько красивым!.. Он встает с кресла и идет на кухню, а я, пользуясь его отсутствием и ворча на себя по поводу своей впечатлительности, одеваюсь. Лезу в рюкзак за антиперсперантом и натыкаюсь на пакетик быстрорастворимой лапши. О, вот и завтрак!.. А то, расслабился, понимаешь, на чужих харчах… Кофе еще куда ни шло, а вот с едой надо что-то придумывать, потому что, судя по вчерашнему ужину, полноценного финансового участия в закупке провианта я явно не потяну.
На кухне меня ожидает еще одно испытание в лице все того же облаченного в элегантный халат Штерна, колдующего над джезвой. Изо всех сил стараясь не смотреть на его голые руки, включаю электрический чайник и лезу в буфет за кружкой. Он искоса оглядывает оценивающим взором мою китайскую пищу.
- Так, а вот чтоб этой гадости я в своем доме больше не видел.
Ну, ладно, на работе позавтракаю. Что я, с деспотами никогда не жил?…
- Ведро там, - не оборачиваясь, останавливает он меня на выходе из кухни.
Я возвращаюсь обратно.
- Не, ну я все понимаю… Оскорбленные эстетические чувства - это серьезно. Но нельзя прямо так вот еду - в помойку!
- Это не еда.
Нет, ну просто тиран какой-то…
- По-моему, я внятно объяснился, - говорит он. - Я не могу жить рядом с человеком, который настолько презирает то, что ем и готовлю я, что готов тащить в дом всякую дрянь.
- Послушайте, док, - я сажусь за стол для мирных переговоров. - Мне, правда, очень нравится, как вы готовите. Просто у меня сейчас вообще нет денег. Не могу же я снимать у вас жилье, чтобы потом вы меня на эти же деньги и кормили.
Он выключает кофе, отодвигает стул и садится напротив, какое-то время собирается с мыслями или переваривает полученную информацию. Может, уже и раскаивается, что впустил к себе такого неплатежеспособного человека.
- Я понимаю, - сумрачным тоном говорит он, - что для вас тут, вероятно, есть некоторая моральная дилемма. Давайте, чтобы вы не чувствовали себя излишне мне обязанным, поможете мне лучше с переводами. Покупать и готовить на двоих все равно выйдет дешевле, чем питаться по отдельности. Готовить, если хотите, можем по очереди.
Да, это был бы просто идеальный вариант, вот только…
- Я же никогда ничего не переводил. Вдруг у меня не получится.
- Слушайте, вы так лихо всегда переводите названия заказываемых мною книг с французского и немецкого, что уж простенькую английскую статью о политических взглядах Аквината вы точно осилите.
Ух ты!.. Про самого Фому переводить!…
- Что, уже собрались бежать к компьютеру? - усмехается он. - Расскажите мне лучше, что вы на завтрак будете.
* * *
Основательно накормленный яичницей с луком и сыром, да еще с выданными мне бутербродами взамен изъятой у меня лапши, я отправляюсь на работу.
- Ну, что, нашел жилье? - первым делом спрашивает меня Лиса.
- Да вроде нашел.
- В "Лабрисе"? - интересуется она с такой интонацией, как будто не особо мне верит.
- Ты будешь смеяться, но да. Именно в "Лабрисе" и нашел.
- Вот видишь! Сестра плохого не посоветует.
Знала бы она, что это за жилье… И главное, с кем! Но она, по счастью, больше меня ни о чем не спрашивает.