У меня опять поползли мурашки по телу.
– Через четыре недели после своего выдворения из Ложи предатель умер? Как… кхм… практично.
Мистер Джордж меня не слышал. Он стучал в стекло водителю.
– Боюсь, что ворота слишком узки для лимузина. Лучше заезжайте на школьный двор с той стороны. – Он улыбнулся мне. – Мы приехали! Кстати, ты выглядишь прекрасно – я всё время хотел тебе это сказать. Как будто ты сошла со старинной картины.
Машина затормозила перед школьным крыльцом.
– Только намного, намного красивее, – добавил мистер Джордж.
– Спасибо. – От смущения я совершенно забыла о том, что мне сказала мадам Россини ("всё время головой вперёд, ягнёночек!"), и сделала ошибку, попытавшись выбраться из машины обычным способом – с тем результатом, что я безнадёжно запуталась в своих юбках и чувствовала себя, как пчёлка Майя в паутине Теклы. Пока я ругалась, а мистер Джордж неудержимо хихикал, снаружи ко мне с готовностью протянулись две руки помощи, и поскольку мне не оставалось ничего другого, я ухватилась за них и дала вытащить себя из лимузина.
Одна из этих рук принадлежала Гидеону, другая мистеру Уитмену, и я отпустила их обе, словно обжегшись.
– Кхм, спасибо, – пробормотала я, поправила платье и попыталась успокоить свой галопирующий пульс. Потом я внимательнее посмотрела на Гидеона – и ухмыльнулась, я не могла иначе. И пусть мадам Россини не напрасно распространялась о красоте материала цвета морской волны, пусть роскошный камзол элегантно облегал широкие плечи Гидеона, а он сам вплоть до туфель с пряжками представлял собой действительно изумительную фигуру – белый парик всё это окончательно и бесповоротно портил.
– А я уже думала, что я единственная, у кого совершенно дурацкий вид, – сказала я.
Его глаза сверкнули улыбкой.
– Зато мне удалось отговорить Джордано от пудры и мушек.
Ну, он был и так достаточно бледен. На какую-то секунду я потерялась в созерцании чистых линий его подбородка и рта, затем я снова взяла себя в руки поглядела на него по возможности мрачно.
– Остальные ждут внизу, нам лучше поторопиться, пока тут не набежало народу, – сказал мистер Уитмен, бросая взгляд на тротуар, где остановились две дамы с собачками и с любопытством на нас смотрели. Если Стражи не хотят привлекать внимание, им надо разъезжать на менее заметных автомобилях. И, конечно, не развозить по городу странно разряженных людей. Гидеон протянул руку, но в этот момент позади нас раздался глухой стук, и я оглянулась. Хемериус приземлился на крыше автомобиля и несколько секунд лежал там распластавшись, как камбала.
– Мама дорогая, – пропыхтел он. – Вы не могли меня подождать? – Он пропустил отъезд из Темпла из-за какой-то кошки, если я правильно поняла. – Мне пришлось всю дорогу лететь! А я просто хотел с тобой попрощаться. – Он поднялся, прыгнул мне на плечи, и я ощутила нечто вроде влажного, холодного объятья.
– Ну что ж, Великая Магистерша Святого Ордена Вязаной Свинки, – сказал он. – Не забудь при менуэте отдавить ногу тому, Чьё-имя-мы-называть-не-будем, – он бросил на Гидеона презрительный взгляд. – И берегись этого графа. – В его голосе послышалось настоящее беспокойство. Я сглотнула, но в этот момент он добавил: – Если ты наделаешь глупостей, то ты увидишь, что тебе в будущем придётся обходиться без меня. Потому что я найду себе нового человека! – Он нагло улыбнулся и без предупреждения ринулся на собачек, которые секунду спустя сорвались со своих поводков и убежали с поджатыми хвостами.
– Гвендолин, ты спишь? – Гидеон протянул мне руку. – Я имею ввиду, конечно, мисс Грей! Пожалуйста, следуйте за мной в 1782 год!
– Забудь это – актёрствовать я начну только тогда, когда мы окажемся на месте, –сказала я тихо, чтобы шедшие впереди мистер Джордж и мистер Уитмен меня не слышали. – А перед тем я хотела бы минимизировать телесный контакт, насколько это возможно, если ты не против. Кроме того, я здесь всё знаю – в конце концов, это моя школа.
Школа в этот пятничный день будто вымерла. В фойе мы столкнулись с директором Гиллсом, который сменил костюм на клетчатые штаны и спортивную рубашку и катил за собой сумку для гольфа. Но он не упустил возможности сердечно поприветствовать "любительскую группу артистов нашего дорогого мистера Уитмена", причём он пожал руку каждому в отдельности. Добравшись до меня, он запнулся.
– Вот оно что! Это лицо мне знакомо. Ты ведь одна из злых лягушачьих девочек, верно?
Я выдавила из себя улыбку.
– Да, директор Гиллс.
– Ну, я рад, что ты нашла себе такое хорошее хобби. Оно, разумеется, отвлечёт тебя от глупых идей. – Он светски всем улыбнулся. – Итак, желаю успеха… или как там говорят в театре – тьфу, тьфу, тьфу, ни пуха, ни пера! – В прекрасном расположении духа он ещё раз нам всем кивнул и исчез за дверью вместе со своей сумкой для гольфа – ушёл навстречу выходным. Я с некоторой завистью посмотрела ему вслед. В виде исключения я бы охотно с ним поменялась, даже если бы мне пришлось обзавестись лысиной и клетчатыми штанами.
– Злая лягушачья девочка? – повторил Гидеон по дороге в подвал и с любопытством посмотрел на меня.
Всё своё внимание я посвятила шуршащим юбкам моего платья – я старалась поднять их достаточно высоко, чтобы не споткнуться о них.
– Моя подруга Лесли и я пару лет назад были вынуждены подложить раздавленную лягушку в суп нашей одноклассницы – директор Гиллс до сих пор не может нам этого забыть.
– Вы были вынуждены подложить лягушку в суп одноклассницы?
– Да, – ответила я, сопровождая свой ответ высокомерным взглядом. – Из педагогических соображений иногда приходится делать вещи, которые посторонним кажутся непонятными.
В подвале, прямо под начертанной кистью цитатой Эдгара Дега ("Картина должна быть написана с таким же чувством, с каким преступник совершает своё преступление") вокруг хронографа уже собрался привычный круг подозреваемых: Фальк де Вильерс, мистер Марли и доктор Уайт, который разложил на одном из столиков свои медицинские приспособления. Я была рада, что мы оставили в Темпле по крайней мере Джордано. Наверное, он по сей момент стоял на лестнице и воздевал руки.
Мистер Джордж подмигнул мне.
– У меня есть хорошая идея, – прошептал он. – Если ты не будешь знать, что делать, просто падай в обморок – в то время дамы постоянно падали в обморок, то ли из-за зашнурованных корсетов, то ли из-за плохого воздуха, или просто потому, что это было очень практично, никто не может сказать точно.
– Я буду это иметь ввиду, – ответила я и попыталась тут же опробовать совет мистера Джорджа. К сожалению, Гидеон, похоже, угадал моё намерение, потому что он взял меня за руку и легко улыбнулся.
И когда Фальк развернул хронограф и кивком подозвал меня к себе, я покорилась судьбе, обратив, правда, к небу короткую молитву, чтобы леди Бромптон передала тайну своего специального пунша своей хорошей подруге, достопочтенной леди Пимплботтом.
Мои представления о балах были смутными. А о балах прошлых веков я вообще ничего не знала. Поэтому, наверное, было неудивительно, что после видения тётушки Мэдди и моих сегодняшних снов я ожидала чего-то среднего между "Унесёнными ветром" и шумными празднествами из "Марии-Антуанетты", причём прекрасная часть моих снов состояла в том, что я выглядела ошеломляюще похожей на Кирстен Данст.
Но прежде чем я смогла проверить правильность своих представлений, нам надо было выбраться из подвала. (Опять! Я очень надеялась, что многочисленные переходы по лестницам не нанесли моим икрам особого вреда).
Несмотря на всё моё недовольство Стражами, я должна была признать, что они на сей раз умно организовали дело. Фальк так настроил хронограф, что мы прибыли на место тогда, когда бал был в самом разгаре.
Я испытывала громадное чувство облегчения, что мне не придётся дефилировать перед хозяевами. В глубине души я ужасно боялась церемониймейстера, который, стукнув жезлом об пол, громовым голосом объявил бы наши фальшивые имена. Или, ещё хуже, провозгласил бы правду: "Леди и джентльмены!" – Тук, тук. – "Гидеон де Вильерс и Гвендолин Шеферд, мошенники из XXI века. Обратите внимание, что корсет и юбка сделаны не из китового уса, а из хай-тековского углеродного волокна! Господа, кстати, прибыли в дом через подвал!".
Подвал на сей раз был настолько тёмным, что я была вынуждена взять Гидеона за руку, иначе я и моё платье не выбрались бы отсюда целыми и невредимыми. Только в передней части подвала, где в моей школе коридор переходил в технические помещения, на стенах появились факелы, освещавшие пространство своим неверным мерцающим светом. В данный момент здесь находились кладовые, что ввиду жуткого холода было вполне оправдано. Из чистого любопытства я бросила взгляд в одно из помещений и удивлённо остановилась. Такого количества еды я в жизни не видела! Очевидно, после бала должен был состояться банкет, потому что на столах и на полу стояли бесчисленные тарелки, салатницы и большие кадки с самыми странными блюдами. Многие из них были исключительно художественно оформлены и укрыты своего рода прозрачным пудингом. Я обнаружила огромное количество мясных блюд, которые, на мой вкус, чересчур сильно пахли, ошеломляюще много сладостей всех форм и размеров, а также позолоченную фигуру лебедя, выполненную с изумительной реалистичностью.
– Посмотри, они остужают даже настольную декорацию! – прошептала я.
Гидеон потянул меня дальше.
– Это не декорация! Это настоящий лебедь. Так называемое блюдо-украшение, – прошептал он в ответ, но почти в тот же самый миг он вздрогнул, а я, к сожалению, вскрикнула.
Потому что прямо из-за девятнадцатиэтажного (по примерным оценкам) торта, увенчанного двумя (мёртвыми) соловьями, из тени вышла фигура и, обнажив шпагу, направилась к нам.
Это был Ракоци, правая рука графа, и своим драматичным выходом он вполне мог бы зашибать деньги в какой-нибудь комнате страха. Хриплым голосом он поприветствовал нас.
– Следуйте за мной, – произнёс он шёпотом.
Пока я пыталась оправиться от шока, Гидеон спросил нетерпеливо:
– Разве Вы не должны были давно нас встретить?
Ракоци предпочёл в ответ промолчать, что меня не удивило. Он был именно тот тип, который не признаёт своих ошибок.
Он безмолвно снял со стены факел, сделал нам знак следовать за ним и проскользнул в боковой проход, который привёл нас к лестнице.
Сверху до нас донеслись скрипичная музыка и шум голосов. С каждой ступенью они становились всё громче. У самого конца лестницы Ракоци оставил нас со словами:
– Я и мои люди будем стеречь вас из тени. – Затем он исчез бесшумно, как леопард.
– Я думаю, что он не получил приглашения, – сказала я в шутку. На самом деле от одного представления о том, что из каждого тёмного угла за нами тайно следят люди Ракоци, у меня волосы на голове встали дыбом.
– Нет, его, естественно, пригласили. Но он не хочет расставаться со своей шпагой, а на балу они запрещены. – Гидеон вопросительно оглядел меня. – Это что, на твоём платье паутина?
Я возмущённо посмотрела на него.
– Нет, это, наверное, в твоём мозгу, – сказала я, протиснулась мимо него и осторожно открыла дверь.
Я беспокоилась о том, как нам незаметно пробраться в фойе, но когда мы окунулись в шум и суету бала, я стала спрашивать себя, зачем мы вообще старались переместиться через подвал. Наверное, из чистой привычки. Мы могли бы свободно прыгнуть прямо сюда – этого никто бы не заметил.
Дом лорда и леди Пимплботтом был исключительно роскошный – тут мой друг Джеймс нисколько не преувеличивал. Под дамастовыми обоями, изысканной лепниной, картинами, хрустальными люстрами и потолочными фресками мою старую добрую школу было не узнать. Пол был выложен мозаикой и толстыми коврами, и по дороге на второй этаж мне показалось, что здесь больше коридоров и лестниц, чем в моё время.
И дом был полон. Полон и шумен. В наше время вечеринку прикрыли бы из-за избыточного количества народа, или же соседи подали бы на Пимплботтомов жалобу по поводу нарушения ночного покоя. А ведь это были только фойе и коридоры.
Ещё круче выглядел бальный зал. Он занимал половину второго этажа и кишмя кишел народом. Гости стояли группками или образовывали в танце длинные ряды. Зал ульем гудел от их голосов и смеха, причём это сравнение казалось даже преуменьшенным, поскольку количество децибел на балу достигало, вероятно, уровня взлетающего самолёта в Хитроу. Четырём сотням гостей приходилось в беседе перекрикиваться друг с другом, а оркестр из двадцати инструментов упорно пытался вести мелодию. Всё это было освещено таким количеством свечей, что я автоматически огляделась в поисках огнетушителя.
Короче говоря, бал по сравнению с суареей у Бромптонов был как клубная вечеринка по сравнению с чаепитием у тётушки Мэдди, и я внезапно поняла, откуда пошло выражение "шумный бал".
Наше появление не вызвало никакого особенного волнения, поскольку в зал постоянно входили и выходили люди. Тем не менее некоторые уставились на нас с любопытством, и Гидеон крепче сжал мою руку. Я чувствовала, что меня оглядывают с ног до головы, и ощутила потребность срочно посмотреться в зеркало, чтобы убедиться, что у меня на платье не осталось никакой паутины.
– Всё прекрасно, – сказал Гидеон. – Ты выглядишь великолепно. – Я смущённо откашлялась.
Гидеон улыбнулся мне с высоты своего роста.
– Готова? – прошептал он.
– Готова, если ты готов, – не задумываясь, ответила я. Это просто у меня вырвалось, и какой-то момент я подумала о том, как нам было хорошо, пока он гнусно не предал меня. Хотя так уж здорово нам вовсе и не было.
Пара девушек, мимо которых мы проходили, начала шептаться – я не была уверена, насчёт моего платья или насчёт того, как классно выглядит Гидеон. Я держалась по возможности прямо. Парик сидел на мне удивительно ладно, он участвовал в каждом движении головой, хотя по весу его можно было, наверное, сравнить с теми кувшинами с водой, которые носят на головах африканские женщины. Пока мы шли по залу, я всё время высматривала Джеймса. В конце концов, это был бал его родителей – он же должен присутствовать? Гидеон, который был выше большинства людей в зале на целую голову, быстро обнаружил графа Сен Жермена. Граф неподражаемо элегантно стоял на узком балконе и беседовал с маленьким, пёстро разряженным человечком, показавшимся мне смутно знакомым.
Недолго думая, я присела в глубоком реверансе, но тут же об этом пожалела, вспомнив, как при нашей последней встрече граф Сен Жермен своим мягким голосом разбил моё сердце на тысячи осколков.
– Мои дорогие дети – вы пунктуальны вплоть до минуты, – сказал граф, подзывая нас к себе. Мне он милостиво кивнул (наверное, это была большая честь, учитывая тот факт, что я как женщина обладала коэффициентом интеллекта размером с расстояние от балконной двери до ближайшей свечи). Гидеон же удостоился сердечного объятья. – Что Вы скажете, Алеотт? Вы узнаёте моё наследие в чертах этого прекрасного молодого человека?
Его собеседник, разряженный, как попугай, с улыбкой покачал головой. Его узкое, длинное лицо было не только напудрено, но и нарумянено, как у клоуна.
– Есть определённое подобие в осанке, я бы сказал.
– Да, как же можно сравнить это юное лицо с моим старым? – Граф иронично скривил губы. – Над моим лицом поработали яростные годы, иногда я сам едва узнаю себя в зеркале. – Он обмахнулся платочком. – Кстати, разрешите представить: достопочтенный Альберт Алеотт, в настоящее время Первый секретарь Ложи.
– Мы уже встречались при наших визитах в Темпл, – сказал Гидеон с лёгким поклоном.
– Ах да, верно, – граф улыбнулся.
Теперь я тоже знала, почему этот попугай показался мне знакомым. Он принял нас в Темпле при нашей первой встрече с графом и вызвал нам карету до дома лорда Бромптона.
– К сожалению, Вы пропустили выход герцогской пары, – сказал попугай. – Причёска её светлости возбудила много зависти. Я боюсь, что лондонские парикмахеры завтра не найдут спасения от наплыва клиентов.
– Действительно прекрасная женщина, герцогиня! Жаль, что она чувствует себя призванной вмешиваться в мужские дела и политику. Алеотт, можно ли обеспечить вновь прибывших напитками? – Как обычно, граф говорил тихим и мягким голосом, но несмотря на окружающий шум, его было отчётливо слышно. Я поёжилась – причём определённо не из-за того, что от балконной двери тянуло холодным ночным воздухом.
– Разумеется! – своей готовностью услужить Первый секретарь напомнил мне мистера Марли. – Не отведаете ли белого вина? Я сейчас вернусь.
Чёрт. Пунша не будет.
Граф подождал, пока Алеотт не исчез в зале, затем извлёк из кармана камзола запечатанное письмо и протянул его Гидеону.
– Письмо твоему Великому Магистру. Здесь детали по поводу нашей следующей встречи.
Гидеон спрятал письмо и, в свою очередь, протянул графу другой запечатанный конверт.
– Здесь подробный отчёт о событиях прошедших дней. Вы, наверное, будете рады услышать, что в хронограф считана кровь Элейн Бёрли и леди Тилни.
Я вздрогнула. Леди Тилни? Как он это устроил? При нашей последней встрече она не произвела на меня впечатления, что она отдаст кровь добровольно. Я недоверчиво посмотрела на Гидеона. Он ведь не стал применять силу? Я представила себе, как она отчаянно швыряет в него вязаными свинками.
Граф похлопал его по плечу.
– То есть не хватает только Сапфира и Чёрного Турмалина. – Он опёрся на свою палку, но в этом жесте не было ничего хрупкого. Напротив, он производил исключительно могущественное впечатление.
– Ох, если бы он знал, как близки мы к тому, чтобы изменить мир! – Он указал головой на зал, где на другой стороне я увидела лорда Аластера из Флорентийского альянса. Как и в прошлый раз, он был увешан украшениями. Сверкание его многочисленных колец было видно и отсюда. Как и сверкание его взгляда, ледяного и исполненного ненависти, которая была заметна даже на таком расстоянии. За ним угрожающе возвышалась фигура в чёрном, но на сей раз я не сделала ошибки и не приняла её за гостя. Это был призрак, следовавший за лордом Аластером так же, как маленький Роберт следовал за доктором Уайтом. Когда призрак увидел меня, его губы зашевелились, и я была рада, что не могу слышать его брани. Хватит и того, что он снился мне в кошмарах.
– Вот стоит он и мечтает проткнуть нас своей шпагой, – сказал граф почти самодовольно. – В самом деле он уже несколько дней не думает ни о чём другом. Ему даже удалось протащить шпагу в бальный зал. – Граф погладил себя по подбородку. – Поэтому он не сидит и не танцует, только стоит жердью, как оловянный солдатик, и ждёт ближайшей возможности.
– А мне нельзя было взять мою шпагу, – с упрёком произнёс Гидеон.
– Не волнуйся, мой мальчик, Ракоци и его люди не выпустят лорда Аастера из виду. Пускание крови давай на сегодня оставим храбрым куруцам.
Я снова поглядела на лорда Аластера и чёрного призрака, кровожадно размахивающего мечом в мою сторону.
– Но он ведь не станет... перед всеми этими людьми... я хочу сказать, ведь и в XVIII веке нельзя просто так безнаказанно убивать? – Я сглотнула. – Ведь лорд Аластер не рискнёт из-за нас оказаться на виселице, верно?
На несколько секунд глаза графа скрылись за тяжёлыми веками, словно он концентрировался на мыслях противника.