Вбежав в спальню, она захлопнула дверь и подсунула под ручку ножку стула. Не переставая рыдать, Роуз ходила по комнате, а потом опустилась на колени. Как могли ее родители просить ее выйти замуж за… это животное? Она потерла болевшую щеку. Он не сильно ударил ее, но мог бы и дать волю разнузданному нраву. И от сознания этого ей становилось хуже.
Раздался стук в дверь.
- Роуз…
- Я заболела, Джеймс, - с трудом сказала она. - Отправляйтесь на бал без меня.
- Но Косгроув хочет, чтобы ты поехала с нами. "Пусть этот Косгроув удавится".
- Я заболела, - повторила она.
- Ладно, но он будет недоволен.
Когда она не ответила и его шаги затихли, Роуз свернулась комочком на полу. Даже если она расскажет родителям, что Косгроув ударил ее, это не изменит обстоятельств, заставивших их согласиться на этот брак. Дело обстояло так, что они, скорее всего, обвинили бы ее, как будто она своими жалобами вызвала его недовольство.
Она видела сейчас перед собой единственное лицо, дающее ей покой и надежду, - это было лицо Брэма. Теперь Косгроув станет и его врагом. Для человека, не любящего жизненных перипетий, Брэму предстояло попасть в очень неприятную ситуацию. Она, может быть, еще не готова убедить себя сбежать и предоставить своим родным самим разбираться в своих бедах, но Брэм Джонс мог бы поступить с ней именно так.
Глава 11
- Вы кого-то ждете? - Теплая ладонь легла на руку Брэма. - А я как раз послала лорда Экли за апельсиновыми цукатами. - Леди Экли, дыша ему в ухо, придвинулась ближе. - Ведь сегодня здесь их не подают.
Брэм подавил вздох.
- Блестящий маневр, Миранда, - вздохнул он, не сводя глаз с дверей бального зала. Уже приехали лорд и леди Абернети, да и эта болтливая леди Фиштон со своим вялым мужем. А где же, черт побери, Розамунда? Миранда потянула его за рукав:
- Вы совсем забыли обо мне, Брэм. Я соскучилась. Но мы должны спешить. Меня в конце концов начнет искать Экли.
Самым хорошим качеством в леди Экли была ее способность замолкать, как только он снимал с нее одежду. А вот когда они не занимались сексом, она сильно раздражала его. К тому же за последние дни это раздражение по какой-то причине перешло в антипатию.
- Сегодня я никуда не пойду с вами, Миранда, - тихо сказал он ей.
- О, неужели мой дьявол нездоров?
Было бы легче избавиться от нее таким образом, чем просто сказать, что его больше не интересует то, что она предлагает ему.
- Да, я нездоров, - подтвердил он, освобождая свою руку. - И лучше, чтобы нас не видели вместе слишком часто.
- Согласна. - Она отпустила его руку, но снова прижалась к нему, чтобы прошептать: - Я хотела сказать вам, что в понедельник мой муж уезжает в аббатство Экли и пробудет там две недели. - Она хихикнула: - Представляете, как мы повеселимся?
В бальный зал вошли Лестер и Косгроув.
- Прошу прощения, Миранда.
- Но…
Он больше не слушал ее лепета; все его внимание было устремлено на Косгроува. Вероятно, кому-то другому маркиз казался по-прежнему высокомерным, как всегда, циничным, умеющим хранить самообладание, но Брэм знал его более десяти лет и изучил хорошо. Сейчас Кингстон Гор злился. И, заметив, что Розамунда не приехала ни с родителями, ни со своим братом, Брэм догадывался, что, видимо, она и была причиной этого гнева. Умница!
Следуя за Косгроувом, пробиравшимся сквозь толпу, Брэм остановился рядом с Лестером.
- Добрый вечер, Джеймс. Виконт вздрогнул.
- Откуда, черт побери, вы появились, Брэм?
- Из тени. Это моя привычка. Где твоя сестра?
- Паршивая история. Она была уже одета и готова ехать, а затем Косгроув посмотрел на нее и сказал, что она должна сменить платье. То, которое было на ней, делало ее похожей на бедную гувернантку - длинные рукава и все прочее…
- И она не подчинилась? - перебил его Брэм, переводя разговор в нужное русло.
- Ну, они с Кингом поболтали с минутку наедине, а затем она поднялась наверх. Но когда я пытался позвать ее, она сказала, что заболела и никуда не поедет.
Глубоко дыша, Брэм сдерживал себя.
- Ты оставил ее наедине с Косгроувом?
- Они же помолвлены. А у Кинга новая пара отличных лошадей для упряжки, и он послал меня посмотреть на них.
- Ты идиот!
- Послушайте, это нехорошо. Я не…
- Никогда не оставляй сестру наедине с мужчиной, если только она не попросит тебя об этом сама! - прошипел Брэм. - Кем бы этот мужчина ни был! Ясно?
Лестер обиделся, однако кивнул.
- Но это же Косгроув, - жалобно напомнил он, как будто это все объясняло.
- А Розамунда - твоя сестра. Ты оказал ей плохую услугу, Джеймс. Ты мог бы хотя бы не оставлять ее одну, пока она все еще под твоей опекой.
Брэм закончил отчитывать его, и Лестер смотрел на него как доверчивый наивный мальчишка, каким он, в сущности, и был. Со стороны казалось, что он сейчас расплачется. Брэм перевел дыхание. С каких это пор он сделался поборником приличного поведения? Все еще хмурясь, он похлопал виконта по плечу.
- Ты слушаешься своего сердца, Джеймс, - более спокойным тоном продолжал он. - В этом нет ничего плохого. Но мужчина должен слушаться и своей головы.
- А вы слушались своего сердца или головы, когда поспорили с лордом Девериллом, что сможете проехать через Брайтон с завязанными глазами?
- Зачем говорить обо мне? Я плохой пример для подражания, Джеймс. И Косгроув, кстати, тоже.
- Вы шутите, Брэм, - вздохнул Джеймс. - В прошлом году вы выиграли все пари, заключенные вами в "Уайтсе". Это достойный пример. Почему бы не последовать ему?
Возможно, это был великолепный бал, но какого черта он тратит время на лекции о пристойном поведении? Есть ли у него моральное право? Чушь все это. Прежде всего, ему не терпелось узнать, чем Косгроув обидел Розамунду.
Брэм обернулся и увидел, что Миранда с удивлением поглядывает на него, а Косгроув, не таясь, тоже смотрит на него. Выражение лица маркиза, которое, как всегда, было трудно понять, ясно показывало сейчас презрение и торжество. Но вместе с тем было заметно, как гнев, мелькнувший на лице маркиза, когда он вошел в зал, разгорался все сильнее.
Значит, его недовольство направлено на него, Брэма. Вероятно, спустя какое-то время Косгроув понял, что неправильно вел себя с Розамундой, но, учитывая то, что ему только что сказал Джеймс, это мало что объясняло. Маркиз по-прежнему пытался напугать ее, и ему это, очевидно, удавалось.
Брэм подумал, что еще не поздно развернуться и уйти, ведь он же не был любителем впутываться во что-то, что его не касалось. Но ведь тогда маркиз совсем распустит руки. Больше он никогда не станет доверять Косгроуву.
- Брэмуэлл, - медленно протянул маркиз, когда тот остановился передним. Кинг бросил взгляд на приближавшегося к ним лакея, и тот невольно отскочил в сторону.
- Косгроув, кажется, ты здесь без своей нареченной. Непредусмотрительно с твоей стороны оставлять ее одну, ведь тебе стоило большого труда заполучить ее.
- Ты должен принести мне извинение. Брэм поднял бровь.
- Я - тебе?
- Да, ты. И я жду, что ты сделаешь это, встанешь на глазах у всех на колени и попросишь у меня прощения.
Положение создавалось скверное. Он был безоружен, если не считать находчивого ума и кинжала в сапоге.
- Похоже, что мы с тобой больше не друзья, - задумчиво произнес он, замечая, как вокруг них образуется пустота, как будто гости почувствовали в воздухе опасность.
- Похоже, что так, - согласился Косгроув. - Ты поимел ее. А я ясно показал, что она принадлежит мне.
- У меня было много женщин, Кинг, - с улыбкой заявил он, хотя не видел в этой ситуации ничего смешного. - О которой ты говоришь?
- Если бы я хотел ее перед всеми опозорить, я бы уже сделал это, - проворчал Косгроув с пылающими от гнева голубыми глазами. - Из-за тебя ей будет хуже: если слова не подействуют, придется применить другие средства.
- А ты не можешь выбрать другую жертву?
- Нет. Если ты не хочешь, чтобы сейчас закончилась наша дружба, то я еще раз предлагаю тебе извиниться передо мной. Подумай.
Наклонив набок голову, Брэм заметил, что его старший брат и герцог Левонзи стоят позади наблюдавшей за происходившим толпы. Этого только не хватало! Из всех его проступков отца больше всего раздражали отношения сына с Косгроувом, и только по одной этой причине ему было неприятно, что герцог увидит его ссору с этим человеком. С другой стороны, он скорее пустил бы себе пулю в лоб, но никогда бы не встал на колени при людях, прося за что-то прощения. Особенно если считал себя правым, каковым он довольно неожиданно оказался. А как же иначе?
- У меня есть к тебе другое предложение, - сказал он, не повышая голоса. - Оставь ее. Оставь в покое ее семью, и покончим с этим. Станешь продолжать эту игру, и я позабочусь, чтобы ты пожалел об этом.
- Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься обыграть меня. И убирайся ко всем чертям!
Брэм изобразил поклон:
- После тебя. - Повернувшись на каблуках, он пошел через толпу.
- Брэм, - тронул его за плечо брат.
- Извини меня, Огаст. Я ищу виски.
Надо признаться, что крепкий напиток не помешал бы ему, но он думал не о нем. В его голове возникла и укрепилась эта мысль в ту минуту, когда он узнал, что Розамунда может оказаться в беде. И какого черта он в течение месяцев забирался в дома под видом одного из гостей? Он уже дважды под покровом темноты побывал в Дэвис-Хаусе. И в третий раз это будет совсем не трудно. Зачем лишние светские церемонии?
Он задержался на несколько минут в дальнем углу зала, пока не начались танцы, затем выскользнул в боковую дверь. Выйдя из дома, через сады направился на улицу. На этот раз он оставил свою карету около подъезда, но вместо того, чтобы пройти дальше по улице и завернуть за угол, остановил наемный экипаж.
Наемный экипаж - нарушение еще одного его правила. Он терпеть не мог эти чудовища на скрипучих рессорах, с их продавленными сиденьями и странными запахами, но в этот вечер ему не хотелось думать о таких мелочах. Был ли он одержим этим последние недели, когда мысли о Розамунде не выходили у него из головы? Может быть, это был признак надвигающегося слабоумия? Неудивительно, если вспомнить, как он прожил свою жизнь.
Но почему Роуз? Почему не Миранда Экли, которая, бесспорно, была более опытна в постели, чем Розамунда Дэвис? Или Сара Вишер, умевшая доводить до экстаза? Почему эта порядочная, веснушчатая, невероятно упрямая Розамунда Дэвис? Он не находил этому объяснения.
Экипаж остановился, и он вышел из него за две улицы от Дэвис-Хауса, а остальную часть пути прошел пешком. В половине окон нижнего этажа горели свечи, некоторые освещали комнаты наверху. Ясно, что сегодня он не войдет в парадную дверь.
Раздраженный собственным непреодолимым желанием видеть и касаться ее, Брэм обошел стороной подъездную дорожку и пошел вдоль стены. Даже спустя три года после возвращения из Испании он продолжал ездить верхом и заниматься боксом, но перелезать через стены, чтобы увидеться с женщиной, находившейся в расстроенных чувствах, казалось ниже человеческого достоинства и не соответствовало его циничному взгляду на жизнь.
Он осознавал, что поступает глупо, но это сознание не мешало ему взбираться вверх по водосточной трубе, проходившей рядом с окном Розамунды. Как обычно, окно было приоткрыто на несколько дюймов, и он смог зацепить носком сапога раму и потянуть ее на себя. Раскрыв окно достаточно широко, он раскачался и, перебросив тело, ухватился пальцами за подоконник.
Перехватив руки, Брэм уперся ногами в стену и подтянулся к окну. Тут что-то ударило его по лицу, и 168 он чуть не разжал пальцы.
- Розамунда, - прошептал он, стараясь удержаться, - перестань, черт возьми, бить меня!
Она ахнула и, выглянув из окна, посмотрела вниз, на него.
- Брэм? О Боже! Я подумала, что, может быть, в дом лезет Черный Кот, чтобы грабить нас.
Черный Кот уже побывал в доме, но единственное, что он украл, была ее девственность.
- Джеймс сказал, что ты заболела, - произнес он, глядя на нее и чувствуя странное волнение в груди, не имевшее никакого отношения к тому, что он висел в двадцати футах от земли. За этим должна была последовать фраза из "Ромео и Джульетты": "Мне указала путь любовь".
- Ты мог бы зайти через парадную дверь, если хотел разузнать обо мне.
- Если ты не отойдешь и не впустишь меня, то к парадным дверям придет полиция, чтобы узнать, почему в вашем саду лежит мертвый, очень красивый мужчина.
Розамунда поспешно отступила. Она чувствовала себя немного неуверенно - ведь он ожидал найти ее испуганной и расстроенной, - Брэм перепрыгнул через подоконник и вошел в ее спальню.
Отшвырнув в сторону крикетную биту, которой она ударила его, Розамунда бросилась к нему. Оказавшись лицом к лицу с прижавшейся к нему женщиной, Брэм сделал то единственное, что казалось ему правильным, - он обнял ее.
- Розамунда, - выдохнул он, прижимаясь лицом к ее мягким рыжеватым волосам.
Черт! Он не умел успокаивать. Он мог по пальцам пересчитать случаи, когда делал это. Она подняла лицо и стала целовать его легкими как перышко поцелуями, пробуждая в нем желание.
- Я стараюсь быть верным другом, - прошептал он, поднимая голову и отвечая на ее поцелуи.
- Все ушли, а ты пришел навестить меня, - все еще дрожащим голосом шептала она, пытаясь развязать его галстук.
- Надо успокоиться, - попытался он остановить ее, напрягая все свои мышцы, чтобы прийти в себя и немного перевести дух.
- Я и хочу, чтобы ты меня успокоил, - возразила Розамунда, стягивая с его шеи и бросая на пол галстук. Она начала расстегивать пуговицы на его жилете, и Брэм решил, что он уже вынес больше, чем можно ожидать от любого порядочного человека, и поцеловал ее жадным горячим поцелуем. Где-то в голове у него мелькнула мысль, не таким ли образом она снова мстит Косгроуву - на этот раз за то, что он сделал, чтобы загнать ее в спальню. Прикосновения ее рук, расстегивавших его панталоны, прогнали все мысли о том, почему она это делала.
Брэм вынул шпильки из ее волос, и рыжая волна каскадом скатилась на его руки.
- Сегодня ты одета немного старомодно, - заметил он, собираясь спустить с ее плеч лиф платья.
- Так и было задумано.
Он чуть не пошутил, что чем больше на нее надето, тем интереснее раздевать ее, но вовремя спохватился. Брэм Джонс прибегал к таким словам, когда ему хотелось соблазнить женщину. А эта девчонка уже запустила руку… "Что же ты творишь?" - чуть вырвалось у него, когда ее тонкие пальцы обхватили его пенис.
- Только не дразни его, он рвется туда, где и должен быть. Ты этого и добиваешься.
- Извини, - прошептала она, убирая руку и сбрасывая на пол его одежду.
Он сам снял через голову рубашку, повернул Роуз спиной к себе и быстро принялся расстегивать оставшиеся пуговицы. На ней было наверчено больше одежды, чем покровов на мумии и чем бы ему хотелось видеть на ней. Нехорошо.
Как только он покончил с пуговицами, он спустил ей рукава и повернул ее так, что его губы оказались на ее левой груди. Что бы ни заставляло ее хотеть его, в любую минуту она могла опомниться, и он торопился.
Подняв на руки, он почти бросил ее на кровать и, задрав платье, оголил ее бедра, а она приподнялась, чтобы помочь ему. Теперь он спустил свои панталоны.
- Твои сапоги, - шепнула она, когда он подвинул ее к краю кровати.
- Оставь их! - прорычал он, скользнув внутрь ее, упиваясь ощущением ее теплого тела. Стоя у края постели, он быстро и сильно двигал бедрами, а руками обхватил ее груди. Ее соски отвердели, и он снова наклонился и стал целовать их.
Издавая стоны в ритм с его движениями, она ухватилась за его волосы.
- Брэм!.. - чуть не задохнулась она, и наступил оргазм.
Жар, от которого вскипала кровь, охватил Брэма. Он словно забыл о своей обычной нежности и в самой ее глубине обрел свое облегчение. Блаженный святой Христофор! Черт знает, что она творила с ним, и как бы ему ни хотелось в этом признаваться, ему это нравилось. И еще ему нравилась Розамунда Дэвис.
Он лег рядом с ней и накинул на них обоих одеяло. Когда она положила голову на его плечо, а рукой обняла его грудь, у него возникло странное ощущение, что ему хочется, чтобы время остановилось.
Ему было необходимо избавиться от этого чувства.
- Ты расскажешь мне, что произошло? - спросил он, нежно целуя ее волосы.
Несколько минут она лежала молча.
- Он все знает, - наконец тихо, с печалью в голосе, сказала она. - Косгроув знает… что мы были вместе. Я не говорила ему, но мне показалось, что я не была так сильно напугана, как он ожидал.
Слушая и обнимая ее, он оглядывал комнату. Кроме Крикетной биты, валявшейся на полу, он заметил, что дверная ручка была зажата стулом. Самое необычное, однако, было в стоявшем на полу по ту сторону кровати чемодане, наполовину заполненном одеждой и другими личными вещами.
Что-то произошло. Что-то хуже предыдущих угроз и обещаний Косгроува. Что-то настолько серьезное, что заставило преданную семье девчонку броситься в его объятия и собрать свои вещи. Брэм погладил ее по спине, еще крепче прижимая к себе, чувствуя, как она вся дрожит. Ее страх беспокоил его. Очень беспокоил.
- Что он сделал? - осторожно спросил он.
- Он сказал, что если его слова до меня не доходят, он найдет способ заставить меня подчиниться. И потом ударил меня по лицу.
Брэм мгновенно пожалел, что на вечере в Хемптоне он не воспользовался кинжалом, спрятанным в сапоге. Он понимал желание Косгроува получить ее и владеть ею. Но ударить… Брэм привык к тому, что его многое сердило; последнее время из прошедших десяти лет он переживал разные стадии гнева. Однако то, что он чувствовал, слушая Розамунду, ее дрожащий и полный отчаяния голос, было глубже и пронзительнее всего, что он когда-либо испытывал. Скорее всего это была ярость. Раскаленная добела, кипящая ярость.
- Надеюсь, он получил удовольствие, ударив тебя, Розамунда, - тихим голосом произнес он. - Думаю, он больше никогда не прикоснется к тебе.
Она подняла голову, и ее зеленые глаза посмотрели на него.
- Я не позволю ему. Я хочу уехать.
От неожиданности у него перехватило дыхание.
- По-моему, я уже предлагал это, - сказал он как можно спокойнее.
- А мне следовало послушать тебя. Моя семья… моя семья разорится, но я не смогу провести всю оставшуюся жизнь в рабстве у этого негодяя. - У нее дрогнул голос. - Я не выдержу, Брэм. Думала, что смогу, но…
- Но когда-нибудь тебе придется начать беспокоиться и о себе самой, - закончил он за нее. - Я узнал, что это единственный способ выжить, Розамунда.
Она задумалась.
- Нет, нет. Я не хотела бежать. Но меня принудило к этому его поведение.
- Есть идея, - медленно произнес он, готовый нарушить еще одно из своих правил. Третье за одну ночь. Кто-то, видимо, заключил на него пари. - Оставайся со мной.
Побледневшие щеки Розамунды покраснели.
- Что?
- Оставайся в Лаури-Хаусе. Никто не догадается. Я буду… я буду защищать тебя.
Она наклонилась и нежно поцеловала его. От ее прикосновения Брэм закрыл глаза. Поцелуй, подаренный ему по ее собственной воле, оказался даже лучше секса.