- Проигрывать надо уметь, - улыбнулась я. - К тому же за каждым поражением следует победа. Какое желание ты загадал, Дитер?
- Оно у меня одно, - сообщил генерал. - Быть с тобой…
Треснули застежки корсета, зашуршала шнуровка, и я выгнулась, освобождаясь от ненужной одежды. Дитер восторженно выдохнул и коснулся губами моей обнаженной груди. Я вспыхнула не то от смущения, не то от удовольствия, закрывая глаза и целиком отдаваясь ласке.
Дитер ласкал меня по-другому, не так, как под лестницей в поместье Адлер-Кёне, и не так, как в спальне Мейердорфского замка. Тогда его прикосновения были сильными и грубыми, на грани отчаяния и ненависти. Теперь он исследовал меня осторожно, с любовью, настраивая, как инструмент, и я отзывалась на его прикосновения дрожью и стоном, и жар прокатывался по телу, тая внизу живота.
Я вздрогнула, почувствовав прикосновение шелка к своему лицу, но Дитер погладил меня по щеке:
- Не бойся, моя пичужка. Закрой глаза.
Я сразу поняла, что хочет сделать генерал, и послушно зажмурилась, позволив ему завязать мне глаза сложенным вдвое шелковым шарфом. Все сразу погрузилось во мрак, и в нем все еще кружились и вспыхивали магические золотые искры. Ощущения стали острее, прикосновения Дитера - сильнее и жарче, и я ахнула, когда почувствовала, как платье с легким шелестом окончательно упало на пол. Теперь я осталась перед ним абсолютно беззащитной и обнаженной, какой и должна оставаться женщина наедине с мужчиной.
- Ты прекрасна, - прошептал Дитер и скользнул ладонью между моих бедер.
Жар накатил лавиной. Я всхлипнула и подалась навстречу, стискивая пальцами уже взмокшее покрывало и разводя колени, раскрываясь перед ним еще больше и еще бесстыднее. В ушах грохотала кровь, внизу живота пульсировало сладостно и больно, и когда уже стало казаться, что нельзя больше выдержать эту сладкую пытку, я почувствовала, как что-то горячее и твердое уперлось в меня.
- Потерпи немного, - простонал Дитер. - Пожалуйста…
И подался навстречу.
Мое тело прострелило жгучей болью. Я закричала, дернувшись, кулон вспыхнул и ожег меня, словно к коже прижали раскаленную шпагу. Дитер упал сверху, накрыв мои губы поцелуем и шепча что-то успокаивающее и нежное. Я вся дрожала и горела, не зная, оттолкнуть его или прижать сильнее, но боль постепенно уходила, оставляя место сладостной дрожи и странному ощущению наполненности. Тогда, дав мне привыкнуть к себе, Дитер начал двигаться. Сначала осторожно, боясь причинить боль, потом все сильнее, глубже, наращивая темп. Огненная лавина снова потекла по моему телу, собираясь в один пульсирующий сгусток где-то в глубине, известной только женщине. Я подавалась ему навстречу, задыхаясь от болезненного возбуждения, подстраиваясь под ритм, и с каждым движением томление становилось сильней, слаще. Уже не стесняясь, я стонала и шептала его имя:
- Дитер…
Он тоже отвечал, но я уже не понимала, что именно. Дитер задвигался быстрее, приближая меня к чему-то нереальному, болезненно-сладкому. Пульсирующий сгусток внизу вдруг взорвался и окатил меня жидким огнем. Выгнувшись в руках Дитера, я закричала, и мир затопило сладкой волной. Оглушенная и вздрагивающая, я чувствовала только, как что-то горячее выплеснулось на мой живот, и Дитер упал рядом. Он стиснул меня так, что я издала стон, уткнувшись лицом в его взмокшую грудь. Мы долго лежали в обнимку, не говоря ничего, только гладили тела друг друга, наслаждаясь долгожданным покоем и слушая удары наших сердец. Потом Дитер вздохнул и поцеловал меня в висок:
- Спасибо.
- За что? - тихонько спросила я, все еще не видя его, но ощущая волнующий запах и нежась в его руках.
- За то, что расцвела для меня, - ответил генерал. - За то, что показала мне любовь…
Меня разбудил солнечный свет, проникающий через неплотно задернутые шторы. Тонкая полоска золотилась, в ней дрожали и падали пылинки, и мягкий блик отражался в оправе очков Дитера. Он спал, повернув ко мне умиротворенное лицо, и улыбался во сне. Темные стекла были спокойны, как озерные омуты, мне было легко и не страшно. Я легонько дотронулась пальчиком до его лба, теперь гладкого, не изрезанного страдальческими морщинами, провела по прямому носу, погладила припухшие от ласк губы и подбородок с уже пробивающейся утренней щетиной.
Мой муж и самый близкий человек в этом мире. Кто знал, что кошмар обернется сказкой? Я улыбнулась и, наклонившись, прикоснулась губами к губам Дитера. Он вздохнул и схватил меня за руку.
- Ай! - взвилась я. - Испугал!
В темных стеклах зажглись золотые огоньки - это Дитер открыл глаза.
- С добрым утром, пичужка, - произнес он и притянул меня к себе, ответно целуя. - Как спалось? Что видела во сне?
- Спалось замечательно, - заулыбалась я, ложась на его свернутую руку и обводя пальцами татуировку на груди. В некоторых местах черную драконью чешую пересекали белые росчерки шрамов. - Что снилось, не помню. А тебе?
- Мне снилась ты, - ответил Дитер, лаская мою обнаженную спину. - Ты пригласила меня на белый танец, и мы танцевали вальс среди приглашенных гостей.
- Сон в руку, - обрадовалась я. - Повторим сегодня же?
- Ты уверена? - Брови над очками слегка приподнялись. - Во сне мы танцевали голыми.
- Вот бесстыдник! - Я шутливо пихнула его в грудь, а Дитер засмеялся, привлек меня к себе, и некоторое время мы целовались, нежась в кровати и наслаждаясь.
- Вот бы так было всегда, - прошептала я, вздохнув и уткнувшись носом в его шею. - Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою…
- О чем печалишься, пичужка? - заботливо спросил Дитер.
- О том, что тебе нужно будет когда-нибудь снять очки и проверить, снято ли проклятие…
- Придется, - эхом откликнулся генерал, и я поежилась в его руках. - Но не сейчас. И не с тобой.
- Почему?
- Не хочу разрушать волшебство и не хочу терять тебя.
Я снова вздохнула и погладила его по животу.
- У тебя шрамы…
- Это следы от плетей, - ответил Дитер, беря меня за руку и обводя косые штрихи на своей коже. - У маленьких мальчиков с мельницы не бывает детства, и я работал наравне со взрослыми. А это, - он обвел круглую отметину возле плеча, - след пули. Однажды меня подстрелили во время боя…
- И наверняка выхаживала прелестная куртизанка? - подхватила я, насупившись.
- Не очень прелестная и совсем не куртизанка, - засмеялся Дитер. - Это был Шэн.
- Твой друг альтарец? - Я вспомнила о подаренном браслете и тронула запястье.
Сплетенные нити плотно обхватывали мою руку, были невесомы и приятны на ощупь.
- Да, он, - подтвердил Дитер. - Я только получил капитанское звание и рвался в бой, вот и подставился под пули.
- Мужчины, - улыбнулась я. - Всегда как мальчишки. Все только в солдатиков играть, не понимая, что их тоже кто-то ждет дома живыми…
- А ты бы ждала меня? - тихо спросил Дитер.
- А разве это не очевидно? - хмыкнула я. - Только не в таком ужасном месте, как Мейердорфский замок.
Дитер отодвинулся и сдержанно спросил:
- Чем же он не угодил?
Я приподнялась и всплеснула руками:
- Да как же! Он же нуждается в хорошей хозяйке. Да весь второй этаж - это просто какой-то склеп. Нужно перекрасить стены, расширить окна, впустить в комнаты свежий воздух.
- И выкинуть портрет моей матери? - холодно спросил Дитер.
Он тоже приподнялся на подушке, и я ощутила, как кольнули в его очках золотые огни.
- Нет, - примирительно отозвалась я. - Ни в коем случае. Портреты надо отреставрировать и украсить ими холл. Вот письма лучше сжечь, а статуи перенести в тенистое и безлюдное место. Посуди сам, кому из твоих гостей понравится прогуливаться по кладбищу?
Дитер молчал, раздумывая и хмуря брови.
- А еще, - продолжала я, - мне было бы приятно, если бы ты снова вернулся к живописи. У тебя несомненный талант, Дитер. Ты мог бы заниматься любимым делом в промежутках между королевскими интригами и дипломатическими переговорами.
- Я почти потерял навыки, - буркнул генерал, прореживая пальцами волосы.
- Нужно только вернуться, - воодушевилась я. - Ты мог бы начать с набросков, нарисовать сад или замок. Или… меня.
Огоньки в очках Дитера блеснули интересом, и я с удовольствием увидела, как губы изогнулись в улыбке, а генерал наконец-то снова расслабился.
- Готова рискнуть, пичужка?
- Хоть сейчас! - Я игриво задрапировала себя покрывалом и томно глянула на супруга.
- Осторожней, Мэрион. - В очках Дитера зажглись хищные огоньки. - Когда ты так смотришь на меня, мне хочется не рисовать тебя, а целовать.
- Ну так попробуй!
Дитер с потешным рычанием бросился на меня, я запищала, барахтаясь в покрывале, и так, целуя и обнимая друг друга, мы не услышали, как хлопнула дверь.
- Ой!
Вместе с женским вскриком послышался звон разбитой посуды. Я подскочила, подскочил и Дитер, и мы оба обернулись, во все глаза глядя на застывшую в дверном проеме Жюли.
- О-о… - протянула она дрожащим голосом, все еще держа поднос, уже накренившийся в ее руках. На нем, удерживаясь каким-то чудом, лежала серебряная ложка, а от чашки остались только фарфоровые осколки, усеивающие пол.
- Поразительная наглость! - сказал Дитер и отпустил меня. - Разве фрау звала вас, Жюли?
- Нет, ваше сиятельство, - пискнула бедная служанка. - Но я думала… думала… время завтрака…
- Вы врываетесь в спальню без стука, - сердито нахмурился генерал и выпрямился во весь свой внушительный рост. Покрывало скользнуло вниз, Жюли ахнула и вскинула ладони к лицу, окончательно роняя и поднос, и ложку, а Дитер как ни в чем не бывало продолжал, подбоченясь и вовсе не смущаясь своей наготы: - В супружескую спальню, надо заметить. Вы, наверное, позабыли, что у вашей госпожи теперь есть муж? И он тоже имеет право находиться со своей супругой, заботиться о ней и даже приносить завтрак?
- Простите, ваше сиятельство! Простите! - стонала Жюли, то покрываясь красными пятнами стыда, то белея, как мрамор.
Я давилась от смеха и тянула Дитера за руку, шепча:
- Ну хватит, Ди! Хватит! Отпусти девушку, а?
- Отпускаю, - важно сказал генерал, поймав мою руку и погладив ладонь пальцами. - Но впредь, дорогая Жюли, научитесь стучаться!
- Простите, ваше сиятельство! - как заведенная повторила служанка, все еще охая и не разлепляя глаз, нашарила на полу поднос и спиной выпала из комнаты.
Я услышала, как из-за двери зашипел знакомый мужской голос:
- Я же говорил, бестолочь! Его благородие с женой, а ты: "Не может быть, не может быть…"
- Да кто же знал! - вздыхала Жюли. - О, мои глаза, мои глаза…
Я прыснула со смеху и бросила в Дитера подушкой:
- Развратник! Разве можно так пугать приличную девушку?
- Не такая уж приличная, если спелась с Гансом, - ухмыльнулся генерал и прицельно вернул мне подушку.
- Ну, знаешь! - возмутилась я. - Не нужно судить по себе о других людях.
- Знаю я таких людей, - продолжая ухмыляться, возразил Дитер. - Видел, как они обжимались на кухне в промежутках между тем, как подавали фрукты и мороженое.
Я закусила губу и отвела взгляд. Дитер подошел ко мне, обнял и поцеловал в макушку.
- Надо собираться, дорогая, - с сожалением сказал он. - Скоро мне опять придется покинуть тебя и заняться государственной безопасностью.
- Но ты ведь будешь танцевать со мной сегодня? - спросила я, поднимая глаза и вглядываясь в ровное золотистое сияние за стеклами.
- Конечно, - пообещал Дитер. - Клянусь, теперь никто не отнимет тебя у меня.
В коридоре послышались шаги, дверь хлопнула снова.
- Что такое? - рассердился генерал, с неохотой отпуская меня. - Жюли? Ганс? Я ведь велел не беспокоить нас!
И обернулся.
А я застыла, натянув покрывало до подбородка и чувствуя, как холодеет живот.
В дверях стояла дворцовая стража.
- Ваше сиятельство, - поклонился в мою сторону усатый стражник, облаченный в темный военный мундир. - Прошу прощения за вторжение. И вы, ваше сиятельство. - На этот раз он глянул на Дитера и прикоснулся двумя пальцами к козырьку фуражки. - Вы должны сейчас же одеться и пройти с нами.
- Куда? - нахмурился Дитер, все же потрудившись обернуться простыней. - В чем дело, господа?
- На кентарийского посла, ярла Тураона Эл’Мирта, сегодня ночью совершено покушение, - отчеканил стражник, и я застыла столбом.
Вспомнился разговор с королевой, странная жидкость в пузырьке, выпитое вино…
- Кто посмел?! - вскричал Дитер и шагнул вперед.
Стоявшие по бокам стражники схватились за пистолеты, а усатый качнул головой и сурово произнес:
- Это сделали вы.
- Я? - Дитер замер.
- Вы, - повторил усатый стражник. - Ярл Тураон обнаружен в своей постели мертвым. И совершенно окаменевшим. Вы обвиняетесь в убийстве кентарийского посла, ваше сиятельство, и мы вынуждены вас арестовать по приказу королевы.
Я вскрикнула и осела в кровати, ощущая, как что-то в груди, может, сердце, а может, вся моя жизнь, обрывается, стремительно летит вниз и раскалывается на части, как недавно разбилась выроненная Жюли чашка.
Глава 12 В ловушке
Праздничные ленты сменились на траурные, гости потихоньку разъезжались, и в воздухе чувствовалось предгрозовое напряжение.
Я вся дрожала, как натянутая тетива, и томилась в ожидании аудиенции у короля, а перед глазами стоял Дитер. Спокойный, уверенный в своей правоте, подтянутый и строгий, будто собирался на войну, а не в тюрьму.
- Все будет хорошо, Мэрион, - сказал он. - За поражением всегда следует победа, ты же знаешь.
Он поцеловал меня в лоб, а потом его увела стража.
И вот теперь я мерила шагами приемную, не зная, примет ли меня его величество или отомстит за вчерашний отказ, и сердце выстукивало тревожные ритмы: что будет, что будет?
Хлопнули двери, расписанные червонным золотом, и из кабинета в приемную вплыла королева. Я застыла, с внутренней дрожью глядя в надменное лицо. Анна Луиза усмехнулась.
- Ах вот кто добивается приема у моего Максимилиана! - пропела она, посматривая на меня сверху вниз. - Чего вы хотите, дорогуша?
- Справедливости, - выдохнула я, сдерживая рвущееся наружу презрение.
- Мы обе хотим одного и того же, - снисходительно ответила королева.
- Неужели? - Я не удержалась и всплеснула руками. - Арестовать невиновного? Это вы называете справедливостью?
- Арестовать опасного убийцу, - поправила Анна Луиза. - Вы не хуже меня знаете, кто такой василиск.
- А вы не хуже меня знаете, что он не убийца! - парировала я.
Показалось или глаза королевы недобро блеснули? Знает ли она, что я подслушала их разговор с послом?
- Выходит, все его шесть жен покончили жизнь самоубийством, выпив отравленное зелье, не так ли? - вкрадчиво спросила Анна Луиза, и меня точно окатило холодным душем.
Я впилась ногтями в ладони, упрямо мотнула головой и ответила в отчаянии:
- Это проклятие. Он сожалеет!
- Милочка, - повысила голос королева, - Дитер сожалеет только о том, что войны не случаются так часто, как ему хотелось бы, а местные девки не так искусны в ласках, как альтарские шлюхи.
- Что вы себе позволяете! - задохнулась я.
- О, лишь открываю вам глаза, - фыркнула королева. - Могу представить, какие сладкие речи он лил в ваши маленькие ушки, но василиск красиво поет, а за спиной прячет отравленный кинжал.
- Вы не знаете моего мужа! - выкрикнула я ей в лицо, желая тут же вцепиться в него ногтями, располосовать эту гладкую мраморную кожу, стереть усмешку с подкрашенных помадой губ.
- А вы не знаете фессалийского генерала, - холодно ответила Анна Луиза. - Я знакома с ним куда дольше вашего. Это страшное чудовище, убийца, развратник и опиумщик.
- Вы лжете! - закричала я. - Это вы подставили его! Подсыпали яд в его вино, а посол лишь выпил его по неосторожности!
Анна Луиза откинула голову и расхохоталась.
- Маленькая глупая герцогиня, - с сожалением произнесла она. - Если бы вы знали вашего мужа так хорошо, как хотите показать, то понимали бы, что яды на василиска не действуют. Посудите сами, дорогуша, какой резон мне травить генерала, если я знаю о его неуязвимости? - Она усмехнулась рубиновым ртом, и я покачнулась, схватившись за спинку кресла. - Или, может, вы думаете, что я хотела отравить кентарийского посла? Зная, что это повлечет за собой войну?
Сохраняя на губах змеиную усмешку, королева качнула гордой головой. Из прически выбился светлый локон, и Анна Луиза заправила его за ухо.
- Он… любит меня, - прошептала я, тяжело дыша.
Все мои слова и эмоции разбивались об эту каменную статую. Она двигалась, подобно человеку, дышала и говорила, ее руки были теплыми и мягкими, но сердце давно превратилось в мрамор. Я знала, что это так, и королева была куда страшнее всех прочих чудовищ.
- Он никого не любит, и вас в том числе, - холодно сказала Анна Луиза. - Вам совершенно вскружили голову, и вы готовы поверить во что угодно. Если бы он вас любил… если бы вы любили его… проклятие было бы снято.
- А оно? - Я подняла на королеву умоляющий взгляд.
Сердце заныло при воспоминании о прошлой ночи, надежда вспыхнула и запульсировала в груди.
- Спросите об этом Максимилиана. - Королева поджала губы и заносчиво вскинула подбородок. - И дважды подумайте, прежде чем вымаливать пощаду убийце, чья вина доказана лишь одним его существованием.
Она прошелестела мимо, волоча за собой пурпурный шлейф. Меня окутало облаком терпких духов, по коже рассыпались мурашки, точно мимо прошла не женщина, а сгусток льда. Я застонала и опустила горячий лоб на скрещенные руки. Пропало проклятие или нет? Что будет, что будет?
Дверь распахнулась снова, и из кабинета выглянул лакей.
- Ваше сиятельство! - отчеканил он. - Его величество готов вас принять. Прошу вас незамедлительно пройти в кабинет.
Я всхлипнула, подобрала подол платья и, придав осанке достойный вид, переступила порог.
Король сидел за письменным столом, черкая золотым пером на разложенных бумагах. Справа от него - пресс-папье в виде свернувшегося клубком дракона, слева - стопка папок в алых обложках с золотым тиснением. И весь кабинет выполнен в красно-золотых тонах. Я вздохнула и затеребила лунный кулон, его тепло дарило спокойствие.
- Ваше величество, - начала я, неловко присев по этикету, но король не дал мне продолжать.
Отложив перо, он вышагнул из-за стола мне навстречу и, взяв за руку, коснулся губами.
- Счастлив встретиться с вами снова, моя майская роза. Жаль, в столь печальное для нас обоих время.
- Вы знаете, зачем я пришла, - срывающимся голосом заговорила я. - Это касается моего мужа Дитера…
- Конечно-конечно, - завздыхал король, покрывая поцелуями мою ладонь, потом запястье. - Я мог бы догадаться.
- Вы арестовали невиновного, ваше величество, - продолжила я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вырвать руку. - Дитер - не убийца.