- Понимаю. - Жюли подошла и присела рядышком, заглядывая в глаза и робко гладя меня по запястью. - Когда уехал Ганс, мне тоже стало одиноко и грустно. Я даже всплакнула, представляете? А ведь он уехал всего на день-другой. Представляю, как нехорошо вам, когда его сиятельство в тюрьме, и неизвестно, когда его выпустят. Ганс говорил, что король может быть очень упрямым…
- Ты любишь его? - грустно улыбнулась я.
- Его величество? - испуганно переспросила Жюли. - Или его сиятельство?
- Да нет же, молодого адъютанта.
- Ах! - Жюли зарделась и опустила ресницы, по ее губам расплылась мечтательная улыбка. - Он такой смелый и сильный. Такой умный! Он побывал во многих странах. Он знает несколько языков и так смешно говорит по-альтарски. Совсем как его сиятельство! С ним спокойно и хорошо, особенно когда он обнимет сильно-сильно и поцелует так…
- Жюли! - Догадка пронзила меня, я сжала ее пальцы, и девушка от неожиданности вздрогнула, подняв на меня круглые, как у олененка, глаза. - Ты что… ты была с ним? Была как… с мужчиной?
- Госпожа, - залепетала она и часто-часто заморгала, а по щекам поползли алые пятна. - Я, право, не понимаю…
- Ну что ты! - поспешила успокоить я ее, поглаживая дрожащие пальцы. - Я вовсе не собираюсь тебя бранить. Близость с любимым мужчиной - лучший подарок, который может сделать себе женщина.
Я провела ладонью по ее темным волосам, и девушка зарделась и растаяла.
- Да, - прошептала она. - Вы… не сердитесь, госпожа?
- Ничуть, - рассмеялась я и поцеловала ее в макушку. - Он был ласков с тобой?
- Очень, - с жаром ответила Жюли, и ее глаза снова заблестели. - Как он целует, госпожа! От его поцелуев в груди все тает, и кажется, что умираешь от удовольствия! А как жарко обнимает… О, я и думать не смела, что в наше время еще остались такие мужчины. Он нежный и добрый, очень ласковый. И с вашего благословения, - тут девушка зарделась еще сильнее, - мы бы хотели пожениться, госпожа… не сейчас… когда все закончится… когда его сиятельство выпустят…
- Я бы очень хотела этого, - улыбнулась я, не зная, чего желаю больше, свадьбы верной подруги или свободы для любимого.
Слова Жюли затронули натянутую струну в моей душе, и она завибрировала, отозвалась болью. Ведь и у меня была волшебная ночь, и были сладкие поцелуи и жаркие объятия, и был полет… а утром нам обоим подрезали крылья.
Слезы навернулись на глаза, и я прижала ладони к векам, стараясь сдержать рыдания. Жюли подскочила и принялась целовать меня в щеки, в ладони, в лоб, приговаривая:
- Все будет хорошо, госпожа. Вот увидите! Вы ведь любите его тоже, да? Любите?
- Люблю, - сквозь слезы ответила я. - Мне кажется… нет, совершенно точно, Жюли. Если его казнят, я умру!
- Никого не казнят и вы не умрете! - Девушка обняла меня, погладила по распущенным волосам.
Я качнула головой и высморкалась в кружевной надушенный платок.
- Не знаю… мне больно даже подумать об этом. Я просто не знаю, как доказать невиновность Дитера!
- Разве это так трудно, госпожа? - наивно спросила служанка. - Ведь вы полюбили его, вы были с ним как жена с мужем. Проклятие должно быть снято!
- Но оно не снято, - простонала я, и Жюли замерла с приоткрытым ртом, недоверчиво глядя в мое лицо.
- Как? Вы шутите! Вы ведь сказали…
- Вовсе не шучу. - Я упрямо и зло тряхнула волосами. - Проклятие не снято, Дитера проверили на крысах, они все окаменели, и теперь моего мужа держат в кандалах и с повязкой на глазах, а он сам думает… думает, - я снова всхлипнула, - что я его не…
- Ах, госпожа, нет! - перебила Жюли. - Как можно сомневаться в вас? Я ведь вижу, что вы страдаете, плачете. Ваше сердце полно жалости и любви. Тут что-то не так…
- Что? - умоляюще заломила я руки. - Где найти ту книгу, в которой написано, как снять это проклятие? Может, в комнате его сиятельства? Той, запертой, где висят портреты его родителей?
- Ганс говорит, оно не записано нигде, - покачала головой Жюли. - А передалось устно от проезжего мага. Может, он что-то напутал?
- Или наврал, - мрачно произнесла я и привычно затеребила кулон. - С этих шарлатанов станется.
Я вдруг замолчала, сжав камень в кулаке. Он отозвался пульсацией, и озарение вспыхнуло в голове, как зажегшийся во тьме фонарик.
Проклятие снимет наследница знатного, но обедневшего рода, которая полюбит василиска всем сердцем…
Я полюбила Дитера, провела с ним ночь, вот только я - Маша, не Мэрион. И, разумеется, не наследница знатного рода.
- Я не баронесса Адлер-Кёне, - проговорила я вслух, продолжая сжимать кулон.
- Конечно, - осторожно ответила Жюли. - Вы теперь герцогиня фон Мейердорф.
- Нет-нет. Ты не понимаешь. Я вовсе не Мэрион. Вернее, не та Мэрион, за которую меня все принимают.
На этот раз Жюли отстранилась и поглядела на меня с тревогой.
- Госпожа, - начала она, - если вам дурно, я принесу зеленый чай и мокрое полотенце, и тогда…
- Тебе это покажется смешным, - перебила я, - но это действительно так. Заметь, я многого не помню из своей прошлой жизни, из детства! Не помню родителей, не умею танцевать, да ты и сама говорила, что я изменилась после болезни.
- И правда, - признала служанка. - Но кулон Белого Дракона признал вас, госпожа. Он оберегает вас как хозяйку и наследницу рода. Смотрите, как сияет.
Я опустила взгляд вниз и с удивлением обнаружила, что лунный кулон мерцает ровным белым светом.
- Он защитил меня и в первый раз, - произнесла я. - Когда с Дитера случайно упали очки… Может, он служит телу Мэрион, а не ее духу?
- Или знает, что и ваш дух - это дух настоящей хозяйки рода, госпожа, - улыбнулась Жюли. - Кем бы вы ни оказались, хоть спустились со звезд, теперь вы наша любимая Мэрион фон Мейердорф-Кёне, и Белый Дракон защищает вас. Может быть, у проклятия действительно есть какие-то оговорки, о которых не сказал проезжий маг. Или снятие проклятия - всего лишь дело времени. Мы не узнаем, пока его сиятельство в тюрьме. Но я знаю одно: мы ни в коем случае не должны опускать руки. Слышите? - Она снова сжала мои ладони. - Ни за что. Вы не одна, и вместе мы обязательно что-нибудь придумаем.
- Спасибо, милая, милая Жюли! - с улыбкой ответила я, слезы высохли, и на сердце потеплело от этих слов.
Вся жизнь в один миг пролетела перед глазами: вот я студентка, опаздывающая на экзамен, вот болезненная баронесса, отданная на откуп чудовищу. Где мой настоящий дом?
"Он там, где сердце", - шепнул кто-то в уши, кулон нагрелся и обдал меня теплой волной. Я вздохнула, откинувшись на подголовник. Кем бы я ни была раньше, та жизнь ушла, и мое сердце по-настоящему забилось здесь, в Фессалии. Лишь рядом с Дитером я расцвела, а значит, мой дом здесь. Я буду бороться за свою любовь и счастье.
- Я обещаю, Дитер, - прошептала я в пустоту и, встряхнувшись, уже спокойнее сказала служанке: - Ты права, нам повезло уже в том, что удалось уехать из этого змеиного гнезда, который все называют королевским дворцом.
- Совершенно с вами согласна, - хихикнула Жюли. - Гретхен тоже так говорит.
- Гретхен? - переспросила я. - Кто это?
- Горничная ее королевского величества. Мы с Гансом познакомились со многими слугами, а Гретхен наиболее близка к королеве Анне Луизе.
- Вот как, - протянула я, и мысли замелькали, как в калейдоскопе. - Жюли, ты могла бы время от времени видеться с ней? Ненавязчиво выспрашивать последние сплетни, а заодно узнавать, чем занимается, куда ходит, с кем общается и кому пишет Анна Луиза.
- О госпожа! - Жюли сразу поняла, куда я клоню. - Вы хотите установить за королевой слежку?
- Хочу, - холодно усмехнулась я. - Пусть мы уехали из королевского дворца, но оставили там глаза и уши. Его величество желает, чтобы виновный в убийстве посла понес наказание? Что ж, я предоставлю ему эту возможность.
А про себя подумала: "Вот только вы вряд ли обрадуетесь, ваше величество, когда узнаете, что собственная жена наставляет вам рога с кентарийским вождем и провоцирует войну. Хотите поиграть в кошки-мышки? Я принимаю ваш вызов!"
Ужинала вместе с Ю Шэн-Ли. Подавали лапшу, рыбу в кисло-сладком соусе и овощи. Блюда оказались острыми на мой вкус, но все равно вкусными, и я поблагодарила гостеприимного хозяина и повара.
- С завтрашнего дня мы разнообразим меню фессалийской кухней, - пообещал альтарец. - Еще я попробую попасть к королю, уже подал прошение принять меня, но пока не получил ответа.
- Он и не встретится с вами, я уверена, - в возмущении проговорила я. - Вы ведь станете просить его помиловать Дитера.
- Король и сам понимает, что без генерала его армия развалится, а страну просто разорвут на части завоеватели, - возразил Ю Шэн-Ли. - Империи Солнца это было бы на руку.
Я отложила вилку и выпрямилась, но поймала печальную улыбку альтарца.
- О нет-нет, госпожа! Я служу императору, но также являюсь другом Ди. Его жизнь - слишком большая цена за освобождение колоний, и я клянусь вам сделать все, чтобы вытащить его.
- Но если король понимает, что без Дитера стране может грозить крах, почему не снимет обвинения? - Я закусила губу и качнула головой, снова вспомнив исполосованные плечи генерала.
- Должно быть, он преследует свои цели, - предположил Ю Шэн-Ли. - Дитер слишком опасен, и у него слишком крутой нрав, чтобы позволять ему разгуливать на свободе. Некоторые считают, что василиска нужно посадить на цепь и в случае малейшего неповиновения пороть кнутом. Только тогда, госпожа, дикий зверь будет послушным, как ручной котенок. - Тут альтарец задумчиво постучал вилкой о тарелку, накручивая на нее длинную лапшу, и заметил: - Но вот появились вы, Мэрион. И вы приручили зверя без кнута.
Мы оба знали, что эти слова были правдой. И хуже всего то, что об этом знала королевская чета.
На новом месте я долго не могла уснуть, ворочалась в постели, взбивая мягкие подушки, и думала о Дитере. О его сильных руках, о сладких поцелуях, о нежных словах, которые он говорил мне в ту ночь, когда мы стали единым целым, когда я отдала себя всю, растворилась в нем. Теперь же было пусто и зябко, и мысль о том, что я лежу в мягкой постели, а мой муж - в подземелье на соломе, сводила с ума.
- Дитер, - шептала я, сжимая в кулаке лунный кулон. - Я люблю тебя…
Кулон пульсировал теплом, и мне казалось, что генерал тоже отвечает мне, шепча на ухо:
- И я люблю тебя, птичка…
Потом провалилась в сон.
Утро одарило меня новыми силами, ароматом зеленого чая и возвращением Ганса. Я было обрадовалась, но адъютант оказался угрюм и немногословен.
- Все ли в порядке с замком? - заволновалась я, глядя в его молодое, но слишком серьезное лицо.
- В замке да, - отрывисто сообщил Ганс. - С конюхом нет.
- Это с каким? - удивилась я, вспомнив окаменевшего Игора, и вздрогнула, когда адъютант ответил:
- Якоб покинул замок незадолго до моего прибытия.
- Покинул? Почему?
- Слуги говорят, он поехал во дворец. - Ганс совсем помрачнел и глянул исподлобья. - А до этого болтал, что якобы подслушал разговор его сиятельства со мной, где герцог нелестно отзывался о короне, высмеивал его величество и грозился показать подлым кентарийским свиньям… - тут адъютант запнулся и наморщил лоб, - грозился показать раков.
- Показать, где раки зимуют, - машинально поправила я и затеребила подаренный браслет. - Но это наглая ложь!
- Отчасти правда, - уныло вздохнул Ганс. - Его сиятельство не всегда сдержан в словах, особенно под опиумом, и тогда у него на языке то же, что и на уме.
- Но ведь Дитер никогда не грозился убить посла, - нахмурилась я. - Это несусветная глупость.
- Глупость, - угрюмо кивнул Ганс. - Но эти лживые показания могут сыграть против его сиятельства. Зато Якоб хвалился перед всеми слугами, что, как только с его сиятельством будет покончено, он сам получит титул герцога и будет верно служить королеве.
Опять королева! Конечно, с Анны Луизы станется подкупить Якоба красивыми обещаниями в обмен на клевету.
- Поехали во дворец, Ганс! - лихорадочно вскричала я. - Надо перехватить его, рассказать его величеству, он должен…
Я запнулась, тяжело дыша и прижимая ладонь к ходящей ходуном груди. Что изменят слова какого-то баронета, что изменят мои слова? Его величество властен казнить и миловать, и если он заинтересован в Дитере как в своем генерале, то помучает и отпустит. Если же нет, если поддастся на уговоры Анны Луизы, то я ничем не смогу помочь своему мужу, разве что… Замотав головой, я зажмурилась. Мысль о том, чтобы отдаться королю, вызывала в душе волну протеста. Но под бушующими волнами возмущения проклевывалась шальная мысль: "А если это будет последний шанс освободить Дитера? Ты сделаешь это?"
Я со стоном опустилась в кресло, почувствовав, как ослабли колени.
- Не знаю, - прошептала я. - Не знаю, Дитер.
- О чем изволит говорить госпожа? - послышался напевный голос Ю Шэн-Ли.
Он подкрался, как всегда, незаметно, наверное, так ходят альтарские воины, ступая бесшумно, как кошки.
- Ни о чем, Шэн, - рассеянно отозвалась я, накручивая локон на палец. - Тебе удалось встретиться с его величеством?
Альтарец вздохнул:
- Увы, госпожа. Фессалийский король непреклонен, как могучий дуб в бурю, хотя я и чувствовал его страх, чувствовал, как гниют его корни. Он осознаёт, как важен для страны василиск, и осознаёт, что под угрозой войны может рухнуть в любой момент, но все равно цепляется за почву, чего-то ждет… Знать бы, чего.
"Моего решения, - мелькнуло в голове. - Максимилиан ждет моего решения, он воспользуется ситуацией, чтобы заполучить новую фаворитку".
- Со мной он будет говорить, - медленно произнесла я, подбирая слова. - Я уверена. Если бы я могла каким-то образом повлиять на него… Убеждением ли, магией… чем угодно, Шэн. Только не так, как он действительно жаждет.
Я поняла, что сболтнула лишнего, и прикусила язык, побелев. Ю Шэн-Ли внимательно глянул на меня, блеснув глазами-маслинами, но ничего не сказал. Быть может, все понял по моему лицу. Он только пощипал себя за подбородок и ответил:
- В моей стране, госпожа, в величественных горах, макушкой подпирающих небо, там, куда раз в сезон спускается Небесный Дракон и отдыхает на облаках, растет священное дерево гиш. Оно зацветает лишь раз в десять лет, и пыльца его цветов заставляет забыть о земных горестях. Во время цветения эту пыльцу собирают монахи-отшельники, они растирают ее со смолой, травами и молоком горных коз, прячут в маленькие бочонки, где отвар настаивается еще десять лет. После чего его можно употреблять…
- Почему вы рассказываете это мне? - спросила я, подняв вопросительный взгляд.
- Потому что этот отвар способен изменять сознание человека, - серьезно пояснил Ю Шэн-Ли. - Одна капля способна придать нечеловеческих сил, две капли - погрузить в сладостные грезы, три - в неизбывное горе, а четыре сделают сознание податливым, как влажная глина. Такому человеку можно приказывать что угодно, и он исполнит.
Мое сердце заколотилось быстрее, я вскочила с кресла и бросилась к альтарцу, сжала его плечо:
- Зелье подчинения? О Шэн! Это рискованная затея, но…
- Но если вы сможете подлить его королю в напиток, он будет выполнять все, что вы ему скажете, в течение двадцати минут, не более и не менее.
- Мне хватит, чтобы подписать помилование Дитера! Где это зелье, Шэн? У тебя есть оно?
Ю Шэн-Ли покачал головой, к моему разочарованию.
- Его трудно достать, госпожа. Альтарские монахи пуще глаза хранят секрет изготовления зелья из дерева гиш, и его использование жестко… как это? - Он наморщил лоб. - Регла… мен?
- Регламентировано, - подсказала я.
- Именно, - подтвердил Ю Шэн-Ли. - Монахи считают, что его нужно использовать лишь в крайнем случае, когда вопрос касается жизни и смерти.
- Но вопрос касается жизни и смерти, Шэн! - Я схватила его за руки. - Умоляю, как можно его достать? Я поеду сама! Оседлаю виверну и…
- Похвальное рвение, госпожа Мэрион, - одобрительно произнес альтарец и пожал мои ладони. - Но вы не знаете дороги, не знаете альтарского языка, и вы будете полезнее здесь. Я полечу сам, Грета слушается меня, я достану вам зелье. Три дня. Вы дадите мне три дня?
- Дам, - с готовностью согласилась я. - Но чем мне расплатиться, Шэн? Что я могу дать монахам-отшельникам? Наверняка они не примут ни золота, ни драгоценных камней.
- Вы правы, госпожа, - поклонился Ю Шэн-Ли. - Монахи отличаются крайним аскетизмом и давно отказались от земной жизни, обитая вдали от людей и питаясь лишь молитвами и солнечным светом. Вы можете дать им только то, что принадлежит вам лично, что является вашей частью. Исследуя ее энергетику, они узнают, сколь сильна ваша любовь и сколь необходима вам помощь.
- Я дам им, - решительно заявила я. Взгляд упал на столик, где стояли ароматические палочки, лежали засушенные цветы, зеркало и маникюрные ножнички. Мысль мелькнула, как молния. Бросившись к столику, я оттянула локон и затаив дыхание отхватила его у самого виска. - Вот, Шэн. Достаточно ли будет этого?
Я протянула прядь альтарцу. Он принял ее с поклоном и спрятал в маленький стеклянный медальон.
- Этого будет достаточно, госпожа, - эхом откликнулся он. - Ваша задача теперь тянуть время и постараться отсрочить наказание.
- Мы справимся, - кивнула я. - Я, Жюли и Ганс. Сделаем все возможное. Торопись, Шэн! И пусть твоя дорога будет гладкой, как скатерть!
В порыве благодарности я бросилась альтарцу на шею и обняла его. Он осторожно погладил меня по спине, потом поцеловал в лоб.
- Моего друга благословил сам Небесный Дракон, - промолвил альтарец. - Вы посланы ему небом, госпожа.
Глава 14 Новая служанка королевы
Шэн улетел, а новостей никаких. Я не привыкла сидеть сложа руки, ожидание сводило с ума, но еще больше нервировала неопределенность. Что там с Дитером? Жив ли он?
"Жив", - подмигивал лунный кулон, и я гладила его, точно через камень до меня доносилась частичка тепла моего генерала.
Через Ганса я подала прошение о свидании, но адъютант вернулся мрачнее тучи и протянул мне ответ, подписанный рукой Максимилиана:
"Жду вас, герцогиня. Вопрос решится тет-а-тет".
Размашистая витиеватая подпись и королевская печать.
Я в сердцах скомкала бумагу и швырнула в камин.
От скуки я просила Ганса научить меня запрягать Крошку Цахеса. Без своей зубастой мамочки маленький виверн вел себя гораздо спокойнее, давался гладить и кормить себя с ладони.
- Женщине не пристало ездить верхом, - сквозь зубы возражал Ганс.
- Но я только хочу его приручить, - улыбалась я, отчасти развлекаясь, поддразнивая этого не по возрасту серьезного и немного заносчивого паренька. - В конце концов, я теперь тоже его хозяйка.
Виверн закрывал складчатые веки и скрипуче мурлыкал, тыкаясь влажной мордой в мое плечо. В итоге Ганс пообещал научить меня верховой езде, но прежде взялся переоборудовать седло специально для меня, сделав дополнительные крепления и поручни.