- А вы их через мою шляпу сзади видите, что ли? - огрызнулся Франсуа, отнюдь не обрадовавшись ее словам, которые принял за насмешку.
- Сейчас - нет, - ответила Севера со вздохом, почти столь же объемистым, как она сама, - зато раньше не раз видала.
- И все равно вы ничего в них не прочли, - возразил простодушный найденыш. - Оставьте вы про это: в них ни дерзости, ни зла к вам нет.
- Сдается мне, - сказала тут служанка кюре, - часть рассказа можно и опустить. Кому интересно слушать, какими бесчестными уловками эта дрянная бабенка хотела сбить с пути нашего найденыша?
- Да вы не тревожьтесь, матушка Моника, - успокоил ее коноплянщик. - То, что надо, я обойду. Я помню, что передо мной молодежь, и лишнего слова не вымолвлю.
- Итак, мы говорили про глаза Франсуа, которые Севере хотелось бы видеть не столь невинными, какими описал их найденыш.
- Сколько вам лет, Франсуа? - осведомилась она, переходя на вы, в надежде дать ему понять, что не считает его больше за мальчика.
- Сам толком не знаю, - ответил найденыш, смекнув наконец, что она что-то не в меру настойчива. - Я не очень-то часто свои годы считаю - мне не до забав.
- Говорят, вам только семнадцать, - гнула она свое. - А я бьюсь об заклад, что вам все двадцать, - вон вы какой рослый, да и борода у вас скоро пробьется.
- Ну, и что из того? - зевая, ответил Франсуа.
- Да полегчё вы, паренек, не гоните так! Я из-за вас кошелек потеряла.
- Черт побери! - воскликнул Франсуа, еще не понявший, насколько она хитра. - Слезайте да поищите - это дело не шуточное.
Он спрыгнул наземь и помог слезть Севере; она не преминула опереться на него, и он нашел, что она потяжелей мешка с зерном.
Севера притворилась, что ищет кошелек, хотя он лежал у нее в кармане, а Франсуа, держа лошадь под уздцы, остановился в нескольких шагах поодаль.
- Эй, помогите же мне искать! - окликнула его Севера.
- А кто кобылу держать будет? - ответил он. - Она о своем жеребенке думает. Отпусти ее - потом не поймаешь.
Севера принялась искать под ногами у лошади, совсем уж рядом с Франсуа, и он наконец смекнул, что она ничего не потеряла, кроме, пожалуй, рассудка.
- Да мы тут еще не ехали, когда вы кошелька хватились, - сказал он. - Значит, тут его и не найти.
- Ах ты плут! По-твоему, я притворяюсь? - отозвалась она, пытаясь ущипнуть его за ухо. - Я вижу, ты хитер…
Франсуа отшатнулся - у него не было никакой охоты дурачиться с нею.
- Нет, не надо, - сказал он. - Если вы сыскали свои деньги, едем. Я шутить не расположен - меня в сон клонит.
- Тогда поболтаем, - предложила Севера, вновь вскарабкавшись на лошадь позади найденыша. - Говорят, это разгоняет дорожною скуку.
- А мне разгонять нечего, - возразил найденыш. - Я не скучаю.
- Вот первое любезное слово, что я от тебя слышу, Франсуа!
- Если оно любезное, значит, вырвалось у меня случайно - я таких слов говорить не умею.
В Севере уже закипала злость, но она все еще не сдавалась. "Этот малый - сущий простофиля, - сказала она себе. - Попробуем-ка сделать так, чтобы он заплутался, тогда ему поневоле придется остаться со мной".
И тут она стала сбивать его с толку - он берет вправо, а надо, мол, взять влево.
- Из-за вас мы заедем бог весть куда, - твердила она. - Вы в этих местах впервые. Я лучше вас знаю дорогу. Послушайтесь меня, молодой человек, не то придется мне по вашей милости в лесу ночевать.
Но уж если Франсуа хоть раз прошел по дороге, он запоминал ее так, что и через год на ней бы не заблудился.
- Ну, нет, - возразил он, - я еще не рехнулся. Нам вон сюда. Ваша кобыла тоже узнала дорогу, и мне вовсе не хочется всю ночь по лесу рыскать.
Так, не потратив зря даже четверти часа, он добрался до поместья Долленов, где жила Севера, и за все это время ее любезности вошли к нему в уши не глубже, чем канат в игольное ушко. По приезде домой она попыталась его задержать, доказывая, что ночь слишком темна, вода поднялась и вброд реку не перейти. Но найденыша такие опасности не пугали. Вся эта глупая болтовня давно ему наскучила, и, не дослушав Северу, он пятками сжал лошади бока, взял в галоп и поскорей вернулся на мельницу, где его ждала Мадлена Бланше, уже начавшая тревожиться.
IX
Найденыш скрыл от Мадлены, на что ему намекала Севера: он не смел не то что рассказывать, но даже вспоминать об этом. Не скажу, что и я держался бы в подобных обстоятельствах столь же благоразумно; однако благоразумие никогда не вредит, да и описываю я вам все так, как было. Этот паренек был скромен, как честная девушка.
Севера же, поразмыслив ночью о случившемся, всерьез разобиделась - она сообразила, что найденыш, пожалуй, не столько простофиля, сколько гордец. От этой догадки ее обуяла злость, у нее разлилась желчь и в голове зароились мысли о мести.
Поэтому утром, когда Каде Бланше, наполовину протрезвев, возвратился к ней, она дала ему понять, что его юный работник - изрядный нахал, что ей пришлось держать его в шорах и даже утереть ему нос добрым тычком локтя: он, дескать, посмел лезть к ней с любезностями и поцелуями, когда они ночью возвращались через лес.
Этого уже было более чем достаточно, чтобы Бланше потерял голову, но Севере все казалось мало, и она еще высмеяла мельника за то, что он оставляет дома с женою такого слугу, который и по возрасту и по нраву способен не дать Мадлене соскучиться.
И тут Бланше внезапно приревновал и любовницу и жену. Он схватил свою здоровенную палку, нахлобучил шляпу до самых глаз, как гасильник на свечу, и одним духом добежал до мельницы.
К счастью, найденыша там не оказалось: он отправился валить и разделывать дерево, купленное Бланше у Бланшара из Герена, и обещал вернуться лишь к вечеру. Бланше кинулся бы и туда, где работал Франсуа, но он боялся, что если выкажет свою досаду, молодые мельники из Герена поднимут его на смех за неуместную ревность - он ведь сам бросил жену и помыкал ею.
Конечно, мельник мог подождать возвращения найденыша, но ему скучно было торчать целый день дома; ссоры же, которую он собирался затеять с женой, до вечера все равно не хватило бы. А в одиночку долго не просердишься.
В конце концов Бланше пренебрег бы и насмешками и скукой ради удовольствия хорошенько посчитать ребра бедному Франсуа, но на ходу он малость поостыл и смекнул, что этот проклятый найденыш уже не ребенок, а ежели человек в таких годах, что ему любовь в голову лезет, то, распалясь, он не побоится и кулаки в ход пустить. Все это побудило его для успокоения чувств опрокинуть кружку, что он и проделал, обдумывая про себя речь, которую собирался повести к жене, хотя еще не знал, с какого конца взяться за это.
Войдя, он грубо потребовал выслушать его, и Мадлена молча встала перед ним, как всегда грустная и чуточку надменная.
- Госпожа Бланше, - выпалил он наконец, - слушайте, что я прикажу, и знайте, что будь вы вправду такой, какой кажетесь и слывете, вы не стали бы дожидаться моего приказа.
Тут он остановился, словно переводя дух, но на самом деле почти стыдясь того, что собирался сказать, потому что добродетель читалась на лице его жены не хуже, чем молитва на страницах часослова.
Мадлена не облегчила мужу его задачу. Она безмолвно ждала, когда он выговорится, полагая, что Бланше намерен попрекнуть ее каким-нибудь лишним расходом, и отнюдь не догадываясь, к чему он клонит.
- Не прикидывайтесь глухой, госпожа Бланше, - гнул свое мельник. - Дело тут ясное. Эту шваль надо выбросить вон, и чем скорее, тем лучше, - я сыт по горло.
- Какую шваль? Что выбросить? - остолбенела Мадлена.
- Вы говорите - "что"? Значит, боитесь сказать - "кого"?
- Видит бог, я ничего не боюсь, - ответила она. - Объяснитесь, если хотите, чтобы я поняла.
- Не выводите меня из себя! - как бык, заревел Каде Бланше. - Я вам говорю: этот найденыш - лишний у меня в доме, и если он до утра не уберется, я выставлю его взашей, а то и под мельничное колесо брошу, коли ему это больше нравится.
- Дурные слова вы говорите и неразумное дело затеяли, мэтр Бланше, - ответила Мадлена, невольно став белее своего чепца. - Прогнав этого паренька, вы окончательно разоритесь: другого на такую работу, да еще за такие гроши, вам ни в жизнь не найти. За что вы хотите так безжалостно выбросить бедного мальчика на улицу? Что он вам сделал?
- Так знайте, госпожа мельничиха, что из-за него я выгляжу дураком, а у меня нет охоты быть посмешищем для всей округи. Он хозяйничает у меня в доме, а за работу, которую он тут делает, не деньгами, а дубиной расплачиваются.
Мадлена далеко не сразу поняла, что имеет в виду муж. Такое ей даже в голову не приходило, и она перебрала все возможные доводы, чтобы образумить Бланше и отговорить его от нелепой затеи.
Но все ее усилия пропали даром: мельник распалился еще пуще и, видя, как огорчает жену потеря Франсуа, ее верного слуги, вновь воспылал ревностью и сказал на этот счет столь грубые слова, что они наконец прочистили ей уши, и она разрыдалась от обиды, уязвленной гордости и безмерного горя.
Это лишь подбавило масла в огонь: мельник поклялся, что она влюблена в свою приютскую крысу, что он краснеет за нее и что если она завтра же беспрекословно не выставит найденыша за дверь, он, Каде Бланше, прикончит его и в муку смелет.
На это она ответила громче, нежели обычно, что он хозяин в доме и может выгонять кого угодно, но не имеет права чернить и позорить свою честную жену и что она будет молиться господу и угодникам его, чтобы они воздали за эту слишком незаслуженную и горькую несправедливость. И тут, слово за слово, сама того не желая, она стала упрекать мужа в беспутной жизни, резонно ссылаясь на то, что вор всегда первый кричит: "Держи вора!"
Это окончательно испортило дело: когда Бланше увидел, что он кругом не прав, у него остался один выход - дать волю гневу. Он пригрозил Мадлене, что заткнет ей глотку кулаком, и сделал бы это, если бы прибежавший на шум Жанни не встал между ними; он не понимал, что происходит, но был бледен как полотно и совершенно подавлен ссорой родителей. Бланше велел ему выйти, но мальчик разрыдался, и это дало мельнику повод обозвать сына невежей, трусом и плаксой, из которого по милости маменьки не выйдет ничего путного. Затем, собравшись с духом, он поднялся и, размахивая палкой, пригрозил прикончить найденыша.
Увидев, что муж осатанел от злости, Мадлена ринулась ему наперерез с такой отвагой, что он опешил и не успел ей помешать выхватить у него палку и забросить ее подальше в реку. Затем, все так же безбоязненно, она сказала:
- Не губите себя из-за своей глупости. Вспомните, как легко натворить бед, когда теряешь голову, и уж если в вас не осталось ничего человеческого, подумайте хоть о себе и о том, какой ценой люди расплачиваются за опрометчивый поступок. Уже давно, муж мой, вы ведете беспутную жизнь и все быстрей катитесь вниз по дурной дорожке. Но я помешаю вам, хотя бы сегодня, совершить еще больший грех, за который вас ждет кара и в этом и в лучшем мире. Никого вы не убьете, а вернетесь туда, откуда явились, не пытаясь отомстить за обиду, которой вам не нанесли. Уходите - я приказываю вам это ради вашего же блага, приказываю первый раз в жизни. И вы послушаетесь меня, потому что скоро убедитесь: это нисколько не умаляет того почтения, с каким я обязана к вам относиться. Клянусь верой и честью: завтра же найденыша здесь не будет, и вы сможете вернуться домой, не опасаясь встречи с ним.
С этими словами Мадлена распахнула перед мужем дверь дома, и Каде Бланше, обескураженный таким ее обращением, но, в сущности, довольный тем, что уходит, поставив на своем и не рискнув при этом шкурой, опять нахлобучил шляпу и, не проронив ни звука, возвратился к Севере. Разумеется, он не преминул похвастаться и ей и другим, как круто приструнил жену и найденыша; но поскольку ничего подобного не было и в помине, Севере пришлось удовольствоваться не жарким, а только его запахом.
Оставшись одна, Мадлена Бланше отправила Жанни и поле пасти овец и козу, а сама пошла в самый конец мельничного шлюза, в уголок, со всех сторон подмытый водой и усеянный старыми пнями, которые дали столько новых ветвей и побегов, что в двух шагах было ничего не видать. Она часто ходила туда молиться богу, потому что там ей никто не мешал и она могла прятаться в высокой буйной траве, словно водяная курочка в гнезде из зеленых веток.
Очутившись там, она опустилась на колени и хорошенько помолилась, в чем очень нуждалась и надеялась найти утешение; но мысли ее были заняты найденышем, которого ей предстояло уволить и который любил ее так, что мог умереть с горя в разлуке с нею. Одним словом, господу богу она сумела сказать немногое - что для нее нет несчастья горше, чем потерять свою единственную опору и дитя своей души. И она зарыдала так сильно, что лишь чудом не рассталась с жизнью: у нее пресеклось дыхание, она плашмя рухнула в траву и больше часа лежала без памяти.
Однако в сумерках Мадлена собралась с силами и, заслышав Жанни, который с песней загонял домой скотину, кое-как встала на ноги и пошла готовить ужин. Вскоре после этого она услыхала, как волы привезли дуб, купленный Бланше, и Жанни радостно выскочил навстречу Франсуа - он целый день не видел друга и соскучился по нему. Бедный малыш Жанни изрядно огорчился, увидев, какими злыми глазами смотрит отец на его милую мать; он даже поплакал в поле, не понимая, что произошло между родителями. Но детские слезы как утренняя роса - быстро сохнут, и сейчас он уже обо всем позабыл. Мальчик ухватил Франсуа за руку и вприпрыжку, как молодая куропатка, потащил его к Мадлене.
Найденыш с первого же взгляда заметил, что глаза у мельничихи красные, а лицо бледное. "Боже мой, дома что-то стряслось!" - в свой черед бледнея и дрожа, решил он и уставился на нее в надежде, что она тут же все ему выложит. Но Мадлена усадила Франсуа за стол и молча подала ужин, к которому он так и не притронулся. Один Жанни ел и болтал, ни о чем не тревожась, потому что мать поминутно целовала его и уговаривала приналечь на еду.
Когда он лег спать, а служанка принялась за уборку, Мадлена вышла и знаком велела Франсуа следовать за нею. Она спустилась по лугу до самого ручья и там, собравшись с духом, сказала найденышу:
- Мальчик мой, нас с тобою постигла беда, - господь бог ниспослал нам большое несчастье. Ты видишь, как мне тяжело; постарайся же из любви ко мне быть сильней меня; я не знаю, что со мной станется, если ты меня не поддержишь.
Франсуа ни о чем не догадывался, но сразу же заподозрил, что виной всему господин Бланше.
- Что это вы говорите? - молвил он, целуя Мадлене руки, словно родной матери. - Как вы могли подумать, что у меня недостанет сил утешить и поддержать вас? Разве я не ваш слуга, пока живу на земле? Разве я не ваш сын, готовый работать на вас и достаточно теперь сильный, чтобы вы ни в чем не нуждались? Пусть господин Бланше делает, что ему вздумается. Я сам прокормлю и одену и вас и нашего Жанни. Если нам нужно на время расстаться, я наймусь в работники - по соседству, конечно, чтобы видеть вас в будни и приходить к вам на целый день в воскресенье. У меня теперь хватит сил пахать и заработать сколько вам нужно. Вы ведь такая бережливая, и на жизнь у вас уходит так мало! Ну, станете поменьше отрывать от себя для других, и все тут. Будет, будет, госпожа Бланше, милая моя матушка! Успокойтесь и не плачьте, потому что если не перестанете, я с горя помру.
Увидев, что сам он не догадается и надо сказать ему всю правду, Мадлена возложила упования на господа и решилась причинить найденышу боль: ничего другого ей не оставалось.
X
- Полно, полно, Франсуа, сынок, - сказала она. - Речь не об этом. Насколько я разбираюсь в делах, мой муж еще не разорился; и если бы все сводилось к боязни обеднеть, я, поверь, не огорчалась бы так сильно. Кто на работу спор - тот нищеты не боится. Но раз уж тебе надо объяснить, отчего у меня на сердце камень, знай, что господин Бланше зол на тебя и требует, чтобы ноги твоей у нас в доме не было.
- Так вот оно что! - воскликнул Франсуа, вскакивая. - Пусть тогда он сразу прикончит меня - все равно мне после такого удара не жить. Да, да, пусть прикончит - я ведь знаю, я всегда ему мешал, и он хотел моей смерти. Ну, где он? Я разыщу его и спрошу: "Объясните, за что вы меня выгоняете? Может быть, я сумею ответить на ваши обвинения. А если вы и тогда будете стоять на своем, скажите это прямо, чтобы… чтобы…" Я сам не понимаю, что говорю, ей-богу, Мадлена, не понимаю; я не в себе - перед глазами туман, сердце захолонуло, голова кружится; я, наверное, помру или ума решусь.
И бедный найденыш рухнул наземь, колотя себя по голове кулаками, как в тот день, когда Забелла попыталась отдать его в приют.
При виде этого к Мадлене вернулось все ее мужество. Она схватила Франсуа за руки и так встряхнула, что ему поневоле пришлось выслушать ее.
- Если вы безвольны и непослушны, как ребенок, - сказала она, - значит, вы не стоите моей любви, и мне стыдно, что я растила вас, как родного сына. Встаньте! Вы уже мужчина, а мужчине не к лицу вот так кататься по земле. Выслушайте меня, Франсуа, и ответьте, довольно ли у вас любви ко мне, чтобы перебороть горе и пожить какое-то время вдали от меня. Пойми, сынок, так надо ради моего спокойствия и чести, потому что иначе муж будет меня тиранить и унижать. До сих пор я держала тебя у нас из любви к тебе; теперь ты должен расстаться со мной из любви ко мне. Есть разные способы доказать свою любовь - все зависит от времени и обстоятельств. И твой долг - покинуть меня немедленно: чтобы господин Бланше не натворил глупостей, я обещала, что утром тебя уже здесь не будет. Завтра Иванов день. Иди и наймись на службу, только не слишком по соседству: если мы будем часто видеться, господин Бланше укрепится в своих подозрениях.
- В каких еще подозрениях? В чем я перед ним провинился, Мадлена? Что я сделал плохого? Неужто он все еще думает, что вы вводите семью в убыток, заботясь обо мне? Но ведь это нелепо: я сам теперь член вашей семьи. Я крошки лишней не съем, гроша из дома не вынесу. Может быть, он воображает, что я беру себе свое жалованье и оно слишком велико? Тогда разрешите мне поступить так, как я собирался, и объяснить ему, что со смерти бедной моей матери Забеллы я не взял у вас ни экю, или, если вы не согласны, чтобы я ему это сказал… Да, в самом деле, узнав про это, он потребует с вас все, что вы мне не заплатили и потратили на добрые дела. Ладно, вот что я ему предложу. Я скажу, что, начиная со следующей получки, остаюсь у вас на службе бесплатно. Тогда уж он не сочтет, что я ему слишком дорого стою, и должен будет терпеть меня у себя в доме.
- Нет, нет, Франсуа! - поспешно вставила Мадлена. - Это невозможно. Если ты ему это скажешь, он так разозлится на нас с тобой, что быть беде.
- Но почему? - изумился Франсуа. - В чем дело? Неужто он затеял все это лишь ради удовольствия огорчить нас?