Но разве уважение к мужу и добрая, спокойная семейная жизнь может заменить сумасшедшую страсть, ослепительно-прекрасные вечера с любимым человеком?
- Ни за что… - прошептала Наташа.
В прихожей хлопнула дверь, это Андрей вернулся со службы. Он работал в небольшом частном издательстве.
- Дома ли моя прекрасная Наташа? - закричал он с порога.
Наташа тряхнула головой, отбрасывая грустные мысли, вышла в прихожую.
- Только что пришла, - сказала она. - Рассовала продукты, а ужин приготовить не успела. Ты не голоден? Подождешь полчаса?
- Тебя могу ждать хоть всю жизнь, - улыбнулся Андрей, снимая пальто. - Погода на улице отвратительная. А дома - красота! Это ты красота, Наташа. - Он подошел ближе, обнял ее, заглянул в бездонные черные глаза, почти шепотом спросил: - Устала? Опять за правду боролась, все пытаешься повернуть "Тачанку" на путь истинный, чтобы по своим не стреляла?
- Да ну их! - сердито сказала Наташа, отстраняясь. Тепло и покойно было в объятиях мужа, но после недавних воспоминаний о Сергее не хотелось этого тепла.
- Неужто все так сложно? - озабоченно спросил Андрей. - А я ведь не раз говорил тебе, Наташа, не бери ты в голову всякую чепуху. Все они такие, эти новоявленные бизнесмены - проходимцы и шарлатаны. Но если уж ты пошла служить в фирму, то сиди там спокойненько, делай свое дело и не пытайся бороться за всеобщую справедливость. Ее не было, нет и не будет.
- Ни за какую справедливость я не борюсь, - раздраженно сказала Наташа. - Но ты бы видел, какие куртки и туфли мы отпускали нашим продавцам! Дилерам! Они же через неделю станут такими, что проще будет выбросить. Я никому ничего не говорила, но, ты думаешь, приятно понимать, что мы обманываем людей, стараемся всучить им залежалый, третьесортный товар и за это получаем деньги? Да это же грех!
- Не это грех, Наташа. - Андрей снова обнял жену, наклонился, легонько поцеловал в губы и, не дожидаясь, когда она снова отстранится, направился в кухню. Наташа пошла следом. - Грех - то, что делают наши нынешние правители, которые довели народ до скотского состояния, а сами теперь дачи себе на Рублевском шоссе строят. Двухэтажные, да с архитектурными излишествами. Вот кто всучил людям гнилой товар и крупно нажился на этой афере. А ты и твоя "Тачанка" - это пустяки, способ выживания в подлое время.
- Я не согласна с тобой, Андрей, - сказала Наташа, включая газовую плиту. - Если те, кто правит, обманывают нас, это не значит, что мы должны обманывать таких же бедных людей.
- Не значит, - согласился Андрей, присаживаясь за стол. - Не хочешь обманывать - живи честно на свою зарплату врача, учителя, редактора, музыканта, инженера, какого-то там слесаря-сборщика, шахтера. Пожалуйста, никто этого не запрещает.
- Легко сказать - живи на зарплату! - покачала головой Наташа. - А как на нее жить, если денег даже на еду не хватает. А у кого дети, их же обувать-одевать надо! И самим тоже хочется купить симпатичную вещь, жизнь-то проходит и другой уже не будет.
- Верно, - засмеялся Андрей. - Вот поэтому и нужно обманывать себе подобных, крутиться, открывать свой бизнес, если хочешь жить по крайней мере нормально. Об этом прямо тебе говорят теперешние партия и правительство.
- Партии-то уже нет, - сказала Наташа.
- А куда ж она делась? - удивился Андрей. - Партия была, есть и будет. Помнишь фильм "Приключения итальянцев в России"? Там мафиози кричал: "Мафия бессмертна!" Так вот и партия, она, как мафия, бессмертна. А может, она и есть мафия, потому и бессмертна?
- Ты сегодня прямо философ, - покачала головой Наташа. - Небось тоже несладко на службе?
- Скорее всего, проголодался. Пока добирался домой по этой гнусной погоде, мечтал: вот приду, сразу пообедаю и поужинаю вместе. Но увидел красавицу-жену и про голод забыл. С красивым человеком хочется и разговоры красивые вести. Давай поговорим о поэзии, о мудрости жизни…
- Суп разогрею, яичницу с ветчиной сделаю, колбасы порежу. Будешь? Ничего серьезного готовить не хочется.
- Вот это мудро, - кивнул Андрей. - А еще мудрее будет, если к этому добавить рюмку водки. Или даже две рюмки.
- Думаешь, надо? - с сомнением спросила Наташа. - Вроде бы сегодня не праздник и даже не выходной.
- Просто необходимо. Чтобы не рассуждать о гнусном времени, а вспомнить что-то хорошее.
- Меня не уговаривай, я пить не хочу, - сказала Наташа, вытаскивая из холодильника кастрюлю с супом.
- Давай помогу, - предложил Андрей. - Или сам все приготовлю и накормлю тебя.
- Я не хочу есть. Ты сиди, можешь порассуждать пока о поэзии. Про мудрость уже говорил.
- О поэзии только с тобой и можно разговаривать, - хмуро сказал Андрей. - Но это будет невеселый разговор, Наташа.
- Почему?
- Да потому, что как раз сегодня в наше издательство пришел парень с пачкой стихов. Кое-что на машинке отпечатано, кое-что от руки… Я ему стал объяснять, мол, мы стихи не печатаем, не пользуются они сейчас спросом. А он привязался: ну хоть прочитайте, мнение свое выскажите. Я стал читать. И что же? Хорошие стихи пишет парень. Лучше многих маститых наших поэтов, которые завалили страну стихами в славные застойные годы. - Андрей вздохнул, с сожалением покачал головой. - Но что я с ними делать буду? Конечно же, парня нужно публиковать, большой поэт из него может получиться. Но как? Делать тираж тысячу, две тысячи экземпляров - себе в убыток, да и тот не продашь. Советую ему искать спонсора, издавать книгу за свой счет. А он не знает, как это делать. Ведь нам годами вдалбливали в головы, что стихи нужно нести в редакции да издательства, а не каким-то спонсорам… Я ему растолковываю, что с финансовой точки зрения стихи сейчас невозможно издавать, - не понимает. Как же, говорит, в такой стране, в России - и стихи не нужны? Быть такого не может. Я и сам это понимаю, а ничего сказать не могу. И вправду ведь - не нужны сейчас России стихи!
- Я уже слышала это, - сказала Наташа, глядя на сковородку. - Когда жила в общежитии Литинститута, один поэт, Иван Шерстобитов, - не знал такого? нет? - вот он тоже плакался, что стихи теперь никому не нужны. А потом так расстроился, бедный, что порезал себе вены.
- Так вот и живем, - вздохнул Андрей. - А мне этот парень говорит: я накопил сто тысяч, можно на них за свой счет книжку издать? Я говорю: нет, этого мало. Тогда он сказал… Представляешь такое? У меня, говорит, есть дом, я его продам и все, что в нем есть, тоже продам. Тогда можно будет выпустить мою книгу? Что тут скажешь? Я посоветовал ему ничего не продавать, дождаться лучших времен. А ведь парню нужны публикации, просто необходимы. Иначе засохнет, завянет, как деревце без полива.
Неожиданно Наташа почувствовала раздражение: вот трагедия - стихи не печатают! Сколько людей не знают, как детей накормить, сколько беженцев мыкаются по стране, бросив свои дома, а кому-то жить невозможно, потому что его стихи не печатают.
- Если он настоящий поэт, - сказала она, не поворачиваясь к Андрею, - пусть пишет себе в тетрадку, потом когда-нибудь напечатают. Ведь ему же не деньги важны, а само сочинительство.
Андрей покачал головой.
- Нужно видеть результаты своего труда, хотя бы раз понять, как относятся к нему люди, почувствовать, что цель твоя - не ошибка, а именно то, что дает тебе высшее блаженство. Вот, к примеру, если бы ты не знала, какое счастье быть вдвоем с Сергеем, а только смотрела бы на него со стороны - это все равно что писать стихи в тетрадку, - ты бы не думала о нем так часто. - Он грустно усмехнулся.
Наташа резко повернулась к нему.
- Отку… откуда ты знаешь это?
- Я старый человек, Наташа, знаю много больше, чем говорю.
- Андрей… - Наташа подошла к нему, обняла, поцеловала в щеку. - Ну какой же ты старый, еще и сорока нет. Пожалуйста, не говори глупости.
- Ну, по сравнению с тобой… почти двадцать лет разница, - грустно вздохнул Андрей.
- Ну и что? Я этого даже и не замечаю. Только когда вспомню, что у тебя в Челябинске есть дочка, которая скоро школу заканчивает, удивляюсь. А еще мне немного страшно думать, как мы будем общаться, когда она летом приедет к нам. Ведь мы почти ровесницы, - заворковала Наташа, уводя разговор от опасной темы.
- Я думаю, она не приедет летом ко мне, - сказал Андрей.
- Почему?
- Потому что помешает мне наслаждаться твоим обществом, дорогая жена. Квартира у нас однокомнатная, возникнут сложности, а я не хочу упускать ни единого мгновения, отпущенного мне для тебя.
- У нас все впереди, - неуверенно сказала Наташа. - Таких мгновений еще сколько угодно будет.
- Нет у нас ничего впереди, - твердо сказал Андрей. - Я знаю, что ты от меня уйдешь. Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься, но я все же хочу попробовать… - И, заметив, что Наташа пытается возразить, крепко прижал ее к себе, жадно поцеловал, потом, опустив голову, сказал: - И давай больше не будем об этом говорить, хорошо?
- Как хочешь… - тихо сказала Наташа.
Она мягко отвела его руки, шагнула к плите. Остановилась, посмотрела на мужа широко раскрытыми глазами, в которых застыли слезы.
Андрей грустно улыбнулся.
- Извини, что так получилось. Ты ведь знаешь, я очень люблю тебя, Наташа…
Взметнулись вверх и замерли длинные ресницы, крупные слезы покатились по щекам Наташи. А за спиной у нее кипел в маленькой кастрюльке суп и дымилась на сковородке ветчина.
4
Аристарх вышел из метро, поднял воротник своего светлого плаща, машинально дернул за козырек замшевую кепку, натягивая ее поглубже. Холодный, сырой ветер гулял по Остоженке, распугивая и без того редких в этот час прохожих. Обычно от "Кропоткинской" Аристарх шел к дому пешком. И в этот холодный мартовский вечер не изменил своей привычке, торопливо зашагал по Остоженке к улице Дмитриевского, рассеянно думая, что зря поверил утреннему солнцу, выглянувшему наконец из-за грязно-серых, как сугробы подтаявшего снега, туч и оделся по-весеннему. К вечеру погода испортилась, весной уже и не пахло.
Хорошо, хоть зонтик догадался прихватить, можно было прикрыться от мелких, обжигающе-холодных капель, падающих с неба.
На улице Дмитриевского у бордюра дремал черный "мерседес". Аристарх прошел мимо, торопясь в желанное тепло своей квартиры. Неожиданно "мерседес" резко сорвался с места, догнал Аристарха. Правое колесо машины плюхнулось в круглую выбоину на асфальте как раз в тот момент, когда Аристарх поравнялся с нею.
Жидкая грязь упругой струей брызнула на светлый плащ. Все это произошло так стремительно, что Аристарх не успел отпрыгнуть в сторону. Светлый плащ стал похож с левого боку на маскировочный халат, или, как это называют теперь, "камуфляж".
- Ах ты скотина! - закричал Аристарх, складывая зонтик, хотя мелкий противный дождь и не думал прекращаться. Но сложенный зонтик - хоть какое-то оружие против того дурака, который сидит в шикарной машине. - Ты что, гад, делаешь?!
"Мерседес", рванувшийся было вперед, пружинисто замер, будто носом ткнулся в надутый пластиковый пакет размером с контейнер. Аристарх тоже остановился, сжимая в правой руке зонтик. Ну пусть вылезает этот идиот, можно и поговорить. Пьяный он, что ли? Или совсем одурел от легких денег?
- Поговорим, поговорим, - пробормотал Аристарх, стискивая зубы. - Если, конечно, у тебя пистолета нет.
Но "мерседес" помчался вдруг задним ходом, приемистая машина, ничего не скажешь! Аристарх взмахнул зонтиком, но не успел опустить его на стекло машины - струи грязи из-под колес прервали движение руки. Светлый плащ уже не походил на камуфляж, он стал просто грязным плащом.
- Ну, сволочь, ну, идиот, я т-тебя достану… - в бешенстве повторял Аристарх, оглядываясь по сторонам.
Что зонтик? Нужна палка, толстая палка, хороший дрын, чтобы обломать бока этому блестящему лимузину и тому, кто сидит за рулем! Или подходящий булыжник - можно швырнуть, разбить стекло, фару, оставить хорошую вмятину, потом пусть удирает. Ну а если водитель выйдет, тогда у него морда станет, как фара. Только бы пистолета у него не было. Но, как назло, ничего подходящего рядом - ни палки, ни булыжника.
- Морду набью, - стиснув зубы прорычал Аристарх. - Ну давай, вылезай, скотина!
"Мерседес" ударил по глазам ярким светом фар и рванул вперед, прямо на Аристарха. Он шарахнулся в сторону, запоздало соображая, что водитель намеревался сбить его, смешать с мартовской грязью под ногами.
И уже не только ярость пронизывала сознание, но и страх. Машина едва-едва не сшибла, не раздавила его. Спасла отличная реакция. Промедли он хоть секунду - и все…
Еще стояли перед глазами красные задние огни, хотя сама машина уже исчезла за поворотом. Номера ее Аристарх не запомнил. Может, его вообще не было.
Аристарх покачал головой, отгоняя кошмарное видение, перевел дух, чувствуя, как предательски Подрагивают коленки. Его только что хотели убить. Или покалечить. Или напугать, предупредить. И, кажется, можно понять почему. Барсуков! Или он сам был в машине, или подослал какого-то дебила в кожаной куртке и зеленых штанах. Барсуков. Решил отомстить.
И снова ярость вытеснила из груди страх. Барсуков? Это ничтожество решило его проучить?! Аристарх достал носовой платок, вытер лицо, кое-как смахнул грязь с плаща, бросил платок в лужу, отметив про себя, что это, пожалуй, чересчур театральный жест, не так уж много у него носовых платков, чтобы ими разбрасываться. И торопливо зашагал к своему дому. Нет, он не опасался нового нападения, не убегал - хотел поскорее набрать телефонный номер этого ничтожества и сказать, что завтра еще раз придет в его поганую киностудию и тогда уже будет совсем другой разговор.
Войдя в подъезд, Аристарх немного успокоился и понял, что предупреждать о новом визите не следует, а то не прорвешься, лучше нагрянуть без предупреждения. А еще лучше подкараулить его у дома, вряд ли он с телохранителями домой возвращается. Но позвонить необходимо прямо сейчас!
У знакомой, обитой черным дерматином двери Аристарх вздохнул с облегчением и нажал на кнопку звонка. Раз, другой, третий - за дверью царила тишина. Возвращаясь домой после Ирины, Аристарх редко пользовался своими Ключами. Нравилось ему, когда у порога встречает любимая женщина, целует, провожает на кухню, где на столе уже и ужин приготовлен… Правда, если жена тоже актриса, хоть и будущая, о провожании на кухню и приготовленном ужине можно было только мечтать, но хоть встретит, улыбнется, поцелует…
Никто не откликнулся на его настойчивые звонки. Аристарх встревожился, торопливо всунул ключ в замочную прорезь. Если Ирки еще нет дома - где она может быть? Ведь уже поздно!
В квартире было тихо, только из ванной доносился шум льющейся воды. Любимая женщина Аристарха была дома и принимала душ, поэтому и не смогла встретить мужа у порога.
- Ирка! - Аристарх легонько стукнул кулаком в дверь ванной. - Ты уже дома?
- Нет, я еще участвую в спектакле государственного, академического, студенческого, любительского театра, - со смехом пропела Ирина.
- А меня "мерседес" грязью заляпал, - пожаловался Аристарх. - Открой, пожалуйста, нужно умыться.
- Замечательно! - пропела в ответ Ирина. - Тебе здорово повезло, дорогой. Представляешь, как было бы досадно, если б тебя обляпал грязью "запорожец"? А "мерседес" - так это даже гордиться можно.
- Вот я и горжусь, - пробурчал Аристарх. - Открой, нужно хотя бы с лица смыть предмет бесконечной гордости.
- Размечтался! Я же здесь голая. И ты, грязный, сразу увидишь это. И станешь приставать. А мне нравится, когда пристают чистые мужчины. Пойди, Арик, на кухню, там умойся.
- Ты замечательная жена, - вздохнул Аристарх. - Там, на кухне, ты и ужин мне приготовила, правда, моя дорогая?
- Конечно приготовила, любимый, - томно сказала Ирина. - Но ты так долго не приходил, а мне так захотелось кушать, что я его нечаянно съела. Простишь ли ты мне когда-нибудь этот грех? - Она не выдержала и рассмеялась.
- Будем договариваться, - оживился Аристарх. - Мои условия таковы: ты немедленно открываешь дверь, я умоюсь, потом посмотрю, какая ты голая… нет, пожалуй, сначала посмотрю, а потом умоюсь. И прощу тебе мой безвременно съеденный ужин.
- Я принимаю твои условия! - закричала Ирина. - Ты непременно посмотришь, и все, что хочешь, увидишь, но чуть позже, когда мы ляжем в постель. А сейчас иди умываться на кухню, не мешай мне наслаждаться водными процедурами. Спасибо, дорогой, ты очень любезен и невероятно великодушен!
Аристарх усмехнулся, пожал плечами. Вот за это он и любил свою жену. Бросив грязный плащ в угол прихожей - а куда его еще можно было пристроить, не в шкаф же вешать! - он пошел на кухню, умылся. Вытерся давно не стиранным кухонным полотенцем, поставил на плиту чайник и направился к телефону.
Домашний номер Гены Барсукова в старой записной книжке был не на странице "б", и не на странице "г", а на странице "с" - секретарь комитета комсомола. Да, именно так, ибо не фамилией, не именем, и не особым талантом известен был в училище студент Барсуков, а своей должностью, весьма опасной для тех, кто не считал ее высокой.
Аристарх набрал номер и вскоре услышал знакомый голос.
- Геся? Это Аристарх, мы встречались сегодня, надеюсь, ты помнишь об этом. Только не бросай трубку, а то я всю ночь буду тебе звонить.
- Да пошел ты, идиот несчастный! - развязным тоном сказал Барсуков, присовокупив еще пару не лестных выражений. - У меня, между прочим, телефон "Панасоник", заблокирую твой номер - и звони хоть неделю, плевать мне на твои звонки, понял?
- Короче. Твой "мерседес" заляпал меня сегодня вечером грязью? - грозно спросил Аристарх, только теперь понимая, что если бы за рулем был Геся, вряд ли он подошел бы сейчас к телефону. Они ведь жили в разных концах города.
- У меня не "мерседес", а "БМВ", - важно сказал Барсуков. - А тебя, значит, грязью заляпали? Ты себе представить не можешь, как я рад!
Аристарх задумался. Стоит ли говорить ему о том, что "мерседес" не просто заляпал его грязью, но и хотел сбить?
- Я тебя хочу предупредить, комсомольский ублюдок, если это твоих рук дело, я просто еще раз набью тебе морду. Но уж на самом деле, не так, как сегодня, - сказал он после секундного замешательства.
- Ты не просто бездарь, - презрительно сказал Барсуков, - но и дурак. Если я пошлю к тебе "мерседес", то он не просто заляпает тебя грязью, а смешает с ней! Кстати, я так и хотел сделать, да умные люди отсоветовали, сказали, не стоит связываться с жалким, несчастным человеком. Но если ты будешь доставать меня своими угрозами - я все-таки поговорю с кем нужно.
Короткие гудки в трубке возвестили о том, что кинодеятель бросил трубку. Аристарх задумался. Геся не знал о том, что водитель "мерседеса" и вправду хотел его сбить, поэтому и грозился смешать его с грязью. Если бы он нанял людей с этой целью, вряд ли стал говорить об этом по телефону.
Выходит, это не Барсуков? Кто же тогда? Или случайный, пьяный водитель решил покуражиться?