Леона продолжала играть в молчанку. Новизна заключалась во взгляде, когда Байрон поднимал голову, время от времени отрываясь от игры с Перси. В ее глазах светилась не ярость, а страх.
Интересно, чего она боится. Очевидно, он, черт его подери, сказал неправильные слова после того, как они последний раз занимались любовью. Незачем было обсуждать запутанное прошлое в постели.
Но почему она не пытается ничего опротестовать? Почему не расточает обещания, что никогда его больше не обманет – даже случайно? Почему не уверяет, что в самом деле порвала все связи с отцом?
Просто молчит.
Байрон уверял себя, что это не имеет значения. Да, она не принимает ни его извинения, ни ухаживания? Значение имеет лишь то, что каждый вечер он возвращается к сыну, готовит ему ужин, помогает купать его, читает сказки и просыпается к нему по ночам. Они уже записались на прием к врачу.
Байрон вполне может прожить без Леоны. Год, проведенный в одиночестве, яркое тому подтверждение. Но он не позволит исключить из жизни сына. Он никуда не денется, и чем скорее она это поймет, тем лучше для всех.
Леона тихим серьезным голосом объявила, что ей нужно поговорить с ним. Он вопросительно посмотрел на нее, она уклонилась от объяснений.
– Я буду на кухне, – объявил он.
Леона кивнула.
У Байрона упало сердце. Страх в ее глазах и серьезный голос не предвещали ничего хорошего. Не отдавая себе отчет в том, что делает, он начал готовить печенье. Неужели она хочет сказать, что их затея с совместным проживанием провалилась, утром она уезжает, поэтому и выглядит такой испуганной? Взбивая белки с сахаром, Байрон едва мог совладать с собственными мыслями. Определенно, Леона решила уйти от него. А что еще могло случиться? К тому времени, как она появилась на кухне, он всерьез разозлился и набросился на нее, готовясь к худшему:
– Что такое?
– Просто, – она смешалась, – прошло две недели.
Байрон видел: она сильно нервничает – и оттого распалялся еще больше.
Он с силой грохнул миской о столешницу.
– Так и знал, что ты не останешься. Объясни почему, ладно? Не из-за того же, что случилось после секса? Я пытался извиниться, но ты ничего не слушала.
– Нет, не из-за того.
– Тогда в чем дело?
– Почему у нас все так непросто, Байрон?
– Не знаю, Леона. Ты мне скажи. Ты можешь уйти, если хочешь, но я не позволю тебе забрать Перси.
От этих слов она согнулась пополам, будто от удара в живот. Байрон решил даже, что она расплачется. Когда она выпрямилась, в ее глазах стояли слезы, а еще плескалась ненависть. К нему.
– Ты же пообещал, что не станешь наказывать меня, отбирая сына.
– Я не могу жить без моего сына.
– Без нашего сына. Можешь сколько угодно пытаться от меня избавиться, чтобы успокоить свою совесть, дескать, ты не бросал меня второй раз, это не сработает. – Леона развернулась и зашагала прочь из кухни. – Я малышей не брошу, – донеслось до него из коридора.
Он задумался. В самом ли деле она сказала "малышей", или ему послышалось? Скорее всего, ошибся. Она ничего не говорила про ту ночь, когда у них порвался презерватив. Если только снова не лжет.
* * *
Байрон хотел повесить полки для посуды до того, как кандидаты на должность сушефа придут на собеседование, назначенное на четыре часа.
Кухня постепенно обретала форму. Плиту менять не стали, но вся остальная техника – духовые шкафы, холодильники и морозильные камеры – была заказана с доставкой в течение ближайших трех недель. После расстановки мебели это место станет похоже на ресторан.
Он радовался, что хоть что-то в его жизни стало приобретать законченные очертания. Вчерашняя ссора с Леоной еще была свежа в памяти. Он понимал, что после работы придется ехать домой и встретиться с ней, но не представлял, как это сделать. Байрон ругал себя идиотом, полагая, что сможет жить с ней без доверия. Более того, полагал, что их семейная жизнь будет отличаться от той, что была у его родителей. Эксперимент провалился. Они не состоялись как пара, и ничто не сможет связать их воедино. Подобные мысли причиняли боль. Черт подери, ему не хотелось ставить крест на отношениях с Леоной.
Разразившись длинными изощренными проклятиями, он наконец прикрутил одну полку и собирался проделать то же самое со второй, как услышал чей-то голос, окликающий его.
– Привет! – крикнул он в ответ. – Я на кухне.
Вытерев руки тряпкой, он бросил взгляд на свой телефон. Без четверти четыре. Значит, либо кто-то из кандидатов в сушефы явился раньше срока, либо возникло затруднение у ландшафтных дизайнеров.
У открытой двери, блокируя солнечный свет, застыли двое крупных мужчин в отлично скроенных костюмах. Бычьи шеи, стрижки-ежик и темные очки, скрывающие глаза, ясно указывали, что громилы не шутят.
Перед ними стоял третий человек, худой и в еще более безукоризненном костюме. Из-за продолговатого лица и сутулых плеч в соседстве с двумя крупными парнями он казался маленьким и щуплым.
Байрон резко остановился. Краем глаза заметил дизайнеров, работающих недалеко от окон ресторана. Оставалось надеяться, что в случае неприятностей – а они, судя по всему, обеспечены – ему придут на помощь. В противном случае придется отступать на кухню в надежде вооружиться молотками и отвертками. Человек с молотком способен на многое.
– Чем могу помочь?
– Байрон Бомонт? – брезгливо уточнил коротышка.
– Кто его спрашивает?
Один из громил презрительно фыркнул.
– Он здесь? – раздался слабый дребезжащий голос за спинами громил. Как по команде, те расступились, коротышка тоже отошел в сторону, в поле зрения показалась сначала блестящая серебристо-черная трость, а затем и ее владелец Леон Харпер собственной персоной. Он казался старше, чем помнил Байрон, особенно с тростью. Вокруг глаз залегли глубокие морщины. И все же ошибки быть не могло, это он.
Байрон часто заморгал, тщетно надеясь, что галлюцинирует вследствие обрушения на голову полки с посудой или падения с лестницы. Но нет. Зловеще улыбающийся Леон Харпер не был ни галлюцинацией, ни ночным кошмаром. Точно так же он улыбался, когда, посадив Леону в машину, объявил, что тот никогда больше ее не увидит. То была улыбка победителя.
Улыбка дьявола.
– Да, это точно он. Выродка Бомонта я узнаю везде, – обратился Леон к коротышке. – До меня дошли слухи, что ты вернулся и снова путаешься с моей дочерью.
Он выделил голосом слово моей. Байрон покрылся гусиной кожей. В голосе старика не было любви, зато отчетливо звучали собственнические нотки.
– Вот, значит, чем ты теперь занимаешься. Тебе нужно было держаться от нее подальше, парень. Я готов был позволить ей заниматься ребенком до тех пор, пока ты снова не возник на ее горизонте.
Байрон почувствовал закипающий гнев. Поистине, человек с молотком может наделать много бед, но он научился не ввязываться в драку. Когда самовлюбленный старикан отчаянно хочет заставить тебя развязать потасовку, лучшее, что можно сделать, чтобы наверняка вывести его из себя, – сохранять спокойствие и молчать.
Именно так поступил Байрон. Обмотал костяшки пальцев тряпкой, которую по-прежнему держал в руке. С громилами, конечно, не справиться, но, если удастся вмазать разок Харперу, тот либо засудит его, либо засадит за решетку за непредумышленное убийство. Или то и другое разом.
Байрон рассудил, что это того стоит, если поможет вытащить его семью из тисков мстительной старой крысы.
Харпер прищурился, демонстрируя раздражение из-за пассивности Байрона, но в следующее мгновение снова широко улыбнулся. Кивнул коротышке, который тут же подскочил и протянул Байрону толстый конверт.
– Моя дочь продолжает пятнать гордое имя Харперов, водя шашни с типами вроде тебя. Я пришел к неизбежному заключению, что у нее помутился рассудок. Поэтому намерен объявить ее душевнобольной и неспособной исполнять материнские обязанности, а следовательно, обращусь в суд с просьбой передать опеку над ребенком мне.
– Сами вы душевнобольной! – не сдержавшись, рявкнул Байрон.
– Я? – Харпер только того и ждал, хотел прикинуться невинной овечкой, но не смог. – Я всего лишь отец, обеспокоенный здоровьем дочери и средой, в которой она воспитывает моих внуков.
– Вам не дадут опеку над Перси. Я его отец. Кроме того, у нас с Леоной лишь один ребенок.
Харпер захихикал.
– Неужели? Блудный папаша, который появляется лишь для того, чтобы снова сделать ее беременной! Не очень-то крепкое основание, правда? – Он принялся сосредоточенно рассматривать ногти, будто отродясь не видел ничего интереснее.
– Она не беременна.
– Нет, значит? – Харпер улыбнулся, обнажив серые зубы под стать пепельным волосам. У Байрона внутри все болезненно сжалось. И Леона вчера толковала что-то про малышей. – Она просто не хочет говорить, хотя определенно беременна, и этого ребенка тебе не видать как своих ушей, даю слово. Никогда. – Он указал на коротышку: – Мой адвокат так представил дело, что комар носа не подточит.
Коротышка снова протянул конверт, на этот раз Байрон раздраженно схватил его.
– Вы не выиграете.
– А вот здесь ты ошибаешься, – серьезно возразил Харпер. – Я всегда выигрываю, парень.
Байрон знал, что в защитной броне старикана имеется одна брешь, причем весьма ощутимая. Ему не следовало упоминать об этом, но, если уж на то пошло, не одному же ему страдать.
– Я обязательно сообщу об этом вашей первой жене.
Харпер напрягся, в глазах появилось убийственное выражение. Один из громил шагнул вперед, но он взмахнул тростью, заставляя отступить.
– Необдуманно, парень. Очень необдуманно.
Было приятно одержать над стариком пусть маленькую, но победу. Некогда Леон отнял у Байрона самое дорогое, но второй раз он этого не допустит. Черта с два.
– Не пытайтесь отобрать у меня сына, Харпер. Проиграете и никогда больше не увидите малыша.
Тонкие губы старика изогнулись в довольной усмешке.
– То же самое могу сказать я. Тебе нужно отказаться от отцовских прав на ребенка. А если не подпишешь бумагу, душещипательная история о том, как ты сделал мою дочь беременной, а потом подло бросил, попадет на первые полосы всех газет. Доктора, признавшие ее умалишенной, дадут подробные интервью. Что же касается тебя, я сотру в порошок и тебя, и всю твою семейку, и треклятую пивоварню. У тебя неделя. Хорошего дня. – Он развернулся, и громилы расступились, пропуская его.
– Вы к моему сыну и близко не подойдете, старичок, – с чувством произнес Байрон. Леон Харпер и был бессильным стариком с излишком свобод ного времени и адвокатов, пресмыкающихся перед ним.
Помедлив немного, Харпер развернулся. Самодовольная усмешка исказила его лицо.
– Вот как? А кто, по-твоему, мне позвонил? – Он снова захихикал.
Байрон растерялся настолько, что не сумел находчиво парировать выпад, просто стоял и смотрел, как старик и его лакеи уходят.
Он не мог поверить сказанному. Даже если Леона решила остаться матерью-одиночкой и жить с сестрой, она не просила бы своего недостойного папашу сделать за нее грязную работу. Сколь ни велика ненависть к нему, благополучие Перси заботит ее куда сильнее.
Спотыкаясь, Байрон проковылял на кухню и, тяжело опершись о стол, попытался восстановить дыхание. Леона ведь не беременна снова, не правда ли? Но презерватив-то разорвался, так что все может быть. Почему она ничего не сказала?
Сколько бы он ни извинялся перед ней, как бы ни заботился, как бы сильно ни любил ее, и только ее, – на поверку все это не имело значения.
Байрон понял, что с ним покончено. Все произошло как в прошлый раз. Леона всегда будет утаивать правду, скрываясь за спиной папочки, чтобы не пришлось марать руки в грязи. Всегда будет причинять ему боль.
Пришло время положить конец ее – их – победам. Он ведь Бомонт и отнимет у Харперов опеку над своим сыном – своими детьми. Раз и навсегда. Если даже для этого придется отвести Леону в суд. Харперы ждут, что он снова сбежит поджав хвост, но этого не случится. Никто не может безнаказанно шутить с Бомонтом.
Глава 16
Разговор с Байроном ни к чему не привел, и Леона решила сменить тактику, решив написать ему письмо.
"Дорогой Байрон, я беременна и не хочу сражаться с тобой из-за воспитания наших детей. Я хочу, чтобы мы стали семьей и были счастливы, насколько это возможно".
"Неплохое начало", – решила она. Новость о своем интересном положении нужно сообщить первой. Она пыталась сделать это вчера вечером, но он и слушать не стал.
Леона снова опустила ручку на бумагу, но слова не шли. Что добавить к уже сказанному? Надоело чувствовать себя предательницей оттого, что на первом же свидании не заявила во всеуслышание, кто ее отец. Она сожалела, что не рассказала о Перси, как и о том, что боялась снова быть отвергнутой.
Что бы ни случилось, детей она не бросит. И очень хотелось услышать заверения Байрона, что он не отнимет их у нее и не выгонит ее, а они даже не могли нормально поговорить, не ссорясь. Черт подери. Письмо должно упростить ситуацию.
Раздался звонок в дверь, Леона посмотрела на часы. Если это снова Мэй явилась без предварительного звонка, придется ее как следует отругать. Знает ведь, что в это время Перси всегда спит.
Леона открыла дверь и обнаружила мужчину в деловом костюме, похожего на хорька, смутно ей знакомого.
– Леона Харпер?
У нее все поплыло перед глазами, и она испугалась, что лишится чувств и упадет к ногам любимого адвоката отца. Все эмоции разбились о стену под названием Леон Харпер.
– Мистер Йорк?
Адвокат отступил в сторону, из-за его спины показался отец. Его лицо было искажено в жалком подобии радости. От недоброго предчувствия у нее свело желудок, и она тут же пожалела, что до сих пор не вышла замуж за Байрона. Теперь самый большой страх, что отец снова решит сунуть нос в ее жизнь, вдруг стал реальностью.
Разом обессилев, она ухватилась за косяк. Было бы куда лучше захлопнуть дверь у них перед носом и закрыть задвижку, но она не могла преодолеть долгие годы слепого подчинения отцу.
– Отец, – тихим дрожащим голосом произнесла она.
– Дорогая моя! – воскликнул он едким тоном, хотя обоим было известно, что он никогда не питал к дочери нежных чувств. – Увы, я очень в тебе разочарован.
Ничего нового. Он всегда был в ней разочарован, и это прослеживалось даже в ее имени. Родись она мальчиком, Леоном Харпером-младшим, жизнь сложилась бы совсем иначе. Но нет же, она родилась девочкой, разочарованием с буквой "а" на конце.
– Я дал тебе шанс, – продолжил Леон с притворной снисходительностью в голосе. – Твоя мать убедила меня, что я должен позволить тебе пожить своей жизнью в случае, если ты не причинишь еще больших неудобств.
Леоне с трудом верилось в реальность происходящего. Отец по-прежнему говорил за нее, а не с ней, как будто она по-прежнему шкодливая девчонка шести лет.
Нельзя позволять ему обрушивать на ее голову все это. Ситуация изменилась. Она мать, а скоро будет дважды матерью и должна противостоять ради сына, Байрона, самой себя. Наконец избавиться от него, этого паразита по имени Леон Харпер.
– Насколько я помню, отец, вы ничего мне не позволяли. Я ушла без вашего разрешения. – В глазах старика вспыхнула опасная ярость, но Леона больше его не боялась и храбро добавила: – И сделаю это снова, если потребуется. Что вы хотите?
Притворная радость исчезла с лица Харпера. Он вообще не умел симулировать заботу и внимание.
– Должен заметить, что был очень удивлен, когда он мне позвонил.
– "Он" – это Байрон?
– Он выразился недвусмысленно, что победил, а я проиграл. Сказал, что заберет ребенка. Его точными словами были: "Чтобы ни один Харпер его больше не увидел".
– Вы лжете, – ахнула Леона. Не важно, что почти те же слова Байрон обронил вчера вечером. Поверить в то, что он звонил отцу, невозможно. – Вы всегда лжете.
– Разумеется, можешь верить во что хочешь. Ты всегда так поступала. Это ведь ты убедила себя в том, что Бомонт способен полюбить тебя, способен на проявление этого чувства. В действительности это невозможно. – Он выдавил печальную улыбку.
– Нет, – повторила она, на этот раз менее уверенно. Мысленно Леона перенеслась в спальню, где был надежно спрятан положительный тест на беременность. Что скажет отец – что он сделает, – если узнает, что она снова в положении?
У нее задрожали колени, она поняла, что, если немедленно не присядет, неминуемо упадет. Но слабость перед отцом показывать не следовало. Не нужно давать ему понять, что он победил.
– Он собирается забрать ребенка, – настаивал Харпер. – Обоих.
Леона задохнулась от неожиданности. Откуда ему известно про второго? Даже Байрон не знает. Тут ее осенило. Мэй. Сестра единственная могла об этом узнать. Она ведь ходила в ванную, могла извлечь тест из мусорного ведра.
– Печально, – продолжал отец. – Я не могу помочь тебе, если ты, дорогая, не захочешь помочь мне.
– Каким образом?
– Все очень просто. Передай мне опеку над ребенком, вернись домой и позволь мне защитить тебя от них.
Мистер Йорк протянул ей толстый конверт.
– Просто подпишите эти бумаги, – масленым голоском пропел он, – и вам не придется больше ни о чем беспокоиться.
Леона уставилась на конверт. Она всегда полагала, что когда отец явится к ней, то попытается уничтожить ее.
Но чтобы он предложил защиту? Он это серьезно? Нет. Нельзя верить ни единому его слову. Отец никогда не делал ничего ради других, только ради себя.
Если Байрон решил не жениться на ней, то должен сам об этом сообщить.
– Надеюсь, ты подпишешь бумаги до того, как он сбежит снова.
Байрон не отнимет детей и не уедет в какую-нибудь страну с вольными законами об опеке. Нет. Нет. Байрон любит Перси и не поступит с ней, как его отец поступил с его матерью. Возможно, им трудно ужиться вместе, но он всегда будет действовать в интересах сына.
Леона много сил положила на борьбу за собственную независимость, чтобы теперь сдаться, потому что не нужна Байрону, а отец лжет. Она сильная, видит бог.
Она сделал глубокий вдох и распрямила плечи. Пусть при этом она по-прежнему держится за дверной косяк, это не имеет значения.
– Я могла бы пригласить вас в дом, но не буду. Не знаю, что за игру вы затеяли, но вы, похоже, позабыли одну простую истину. Я слишком хорошо вас знаю, чтобы верить тому, что говорите.
Лицо Харпера исказилось от злобы, но Леона еще не закончила. С каждым сказанным словом она стряхивала с себя частичку ужаса, которым этот человек опутал ее за двадцать пять лет ее жизни.
– Если еще раз приблизитесь ко мне или моему сыну, я вызову копов и напишу на вас заявление, обвинив в преследовании. Если вы не уберетесь с моей земли в течение пяти минут, тут же это сделаю. Из дома я ушла не без причины, и ничто из того, что вы скажете или сделаете, не убедит меня снова искать вашей "защиты". Я в ней не нуждаюсь. Защищать меня требуется только от вас. – Она бросила на него гневный взгляд. – И я справлюсь с этой задачей, можете не сомневаться.