- Честно говоря, я вас совсем не помню. Хотя мать говорила мне, что у меня есть младшая сестренка.
- А отец? Вы давно видели отца?
Путятин вздохнул.
- Я знаю, что батя попал в тюрьму. Мне об этом мать сказала. Потом я долго жил в Норильске. Как говорится, деньгу заколачивал. Словом, ничем не могу доказать моего кровного родства с вами. Если хотите, поверьте мне на слово.
- А что случилось с Сашиным братом? - спросила я. - С тем человеком, чей паспорт каким-то образом попал к вам?
- Он умер. По крайней мере, мне так сказали. У меня нет причин сомневаться в этом. - Путятин поднял голову от кружки с пивом и внимательно посмотрел на меня. - Если вы мне на самом деле сестрой окажетесь, буду очень рад. У меня нет никого на всем белом свете.
Моя душа разрывалась на части. А ведь каких-то двадцать минут назад мне казалось, будто во мне все умерло.
- А у меня только мама.
- Вижу, сестренка, жизнь обошлась с тобой неласково. - Он нежно погладил меня по плечу. - Может, наступит час, и ты поверишь в то, что я твой старший брат Алеша, готовый в любую минуту прийти тебе на помощь. Только свистни, ладно? Да, я неотесанный необразованный мужлан, а ты такая изящная, утонченная, умная женщина. Позволь хотя бы гордиться тобой издали.
Я слабо улыбнулась ему. Как страшно поверить в то, во что очень хочется верить.
- А тот Сашка Путятин, или как там его сейчас, он что, обидел тебя?
- Обычная любовная драма, где не бывает ни правых, ни виноватых. Ты видел его когда-нибудь?
Я сама не заметила, как перешла на "ты".
- Нет. Я соврал этому подполковнику. Ему и про то, что я тебе рассказал, не нужно знать, верно? Нет у него никаких фактов, чтоб упрятать меня за решетку. Мало ли что ему почудиться могло? Правда, сестренка?
Я кивнула и шмыгнула носом.
- Эй, сырость разводить не разрешаю. Ты это брось. Слышь? Надеюсь, у меня есть хорошенькая племянница - маменькина дочка или на худой конец отпетый двоечник-племянник?
- У меня нет детей.
- Жалко. Очень жалко. Неужели так и сгинет наша Путятина порода? Но ты еще совсем молодая, сестренка, и вполне можешь успеть родить пару ребятишек. Ты что, до сих пор любишь этого моего, хм, братца-близнеца?
- Сама не знаю. Наверное, все дело в том, что с Сашей связана самая счастливая пора в моей жизни. Первая любовь, сам понимаешь.
- Понимаю. Хотя моя так называемая первая любовь заразила меня дурной болезнью. Вот такой невезучий оказался у тебя братан.
Он взял меня за руку и крепко пожал ее. Его ладонь была горячей и сильной. Я с радостью ответила на рукопожатие.
- Тебе пора. А то твой страж шум подымет. Провожу тебя до лифта.
Мы вышли в гостиничный холл. Здесь было людно.
Возле лифта он поцеловал меня в щеку. Последнее, что я видела в проеме смыкающихся дверей, была его широкая радостная улыбка.
Я в изнеможении упала на кровать. Сердце ходило ходуном.
Прошло несколько минут, и я услышала стук в дверь. Мои губы машинально сказали "да".
Он ввалился в мою комнату и упал на пол прежде, чем я успела прийти ему на помощь. Из уголка его рта бежала струйка крови.
- Алешенька, дорогой! - Я опустилась на пол и обхватила его руками за плечи. - Не умирай, прошу тебя!
Он прохрипел что-то неразборчивое.
Я вскочила и бросилась к телефону вызвать "скорую". В этот момент в комнату вошел Апухтин.
Он сориентировался в одно мгновение. Оттеснил меня в угол комнаты, куда, как я сообразила, не попадут пули, если вдруг кто-то будет стрелять по двери. Потом отдал короткие приказания в свой телефон. И только тогда склонился над распростертым на полу Путятиным.
- Я же просил тебя никому не открывать дверь, - сказал он, щупая Путятину пульс. - Может, выкарабкается. Он нам очень нужен.
- Почему ты не взял его днем? В тюрьме с ним бы ничего не случилось. Он мой брат, понимаешь? Мой родной брат, с которым мы не виделись с детства. Мы установили это полчаса назад. Господи, стоило мне его найти, как кто-то…
Я разрыдалась.
- Спокойно. Вижу, ты не теряла времени зря в мое отсутствие. Да, женщинам при любом раскладе доверять нельзя. Я же просил тебя…
- С какой стати я должна во всем слушать тебя? Из-за тебя и твоих ментов погибла Уланская, ни в чем не виноватые двойники… А теперь мой единственный брат. Если бы вы не начали свою слежку, они все были бы живы.
- Та-ак. Мы перешли на "вы". Что ж, дельное предложение. Всем нам пора спуститься на землю.
- Он умрет! Сделай что-нибудь!
- Сейчас приедут медики. Честно говоря, я не знаю, какая судьба уготована этому человеку по сценарию. Возможно - выжить.
- Как ты можешь так спокойно говорить? Даже цинично!
- От меня в данный момент мало что зависит. - Апухтин сурово посмотрел на меня. - Увы, но это так.
Пока медики возились с Путятиным, я вкратце пересказала Апухтину наш с ним разговор. Скрывать что-либо теперь не было никакого смысла.
- Угу, - изрек Апухтин, когда я худо-бедно справилась со своим рассказом. - Если Путятин умрет, вместе с ним умрет и истина. А ты, вероятно, будешь оплакивать смерть брата.
- Но он на самом деле мой брат. Ощущаю это каким-то десятым чувством. Иначе зачем ему было просить меня о встрече?
Апухтин ничего не ответил. Когда из номера вынесли носилки с Путятиным, он закрыл дверь и сказал:
- Сеулицкий сознался в убийстве. Похоже, он в невменяемом состоянии. Таня, ты не знаешь, твой бывший муж не страдал психическими расстройствами?
- Понятия не имею.
- Он сам пришел к нам с повинной. Утверждает, что сделал это по твоей настоятельной просьбе. Говорит, ты сказала, что вернешься к нему, если он убьет Завидова.
Я лишь горько усмехнулась в ответ.
- А как же быть с моими отпечатками на орудии убийства и осколках стакана? Что он говорит по этому поводу?
- Говорит, поначалу он решил подставить тебя - уж больно ты ему насолила своим несгибаемым максимализмом. Цитирую протокол. Потом им вдруг овладело раскаяние. В данный момент Сеулицкий горит желанием исповедаться перед тобой во всех грехах. Короче, сидит в комнате моего зама и пишет имена всех своих любовниц, сопровождая признание подробным описанием своих интимных отношений с ними.
- Какая мерзость! - вырвалось у меня. - Зачем только люди женятся и выходят замуж?
- Думаю, не только для того, чтоб обманывать друг друга. Скажи, пожалуйста, твоя мать не поддерживает отношений с твоим отцом?
- Думаю, что нет. Правда, лет десять назад она получила от него письмо с просьбой выслать деньги. Она их послала. Разумеется, тайком от нынешнего мужа. Больше я ничего не знаю. Между прочим, Саша Кириллин в пору нашей с ним юности уговаривал меня разыскать отца, - неожиданно вспомнила я.
- В ту пору, когда еще не знал, что его воспитали приемные родители. Как ты думаешь, если бы Кириллин узнал об этом, скажем, лет на десять раньше, это бы повлияло на его дальнейшую судьбу?
- Думаю, да. Если бы не Варвара Аркадьевна, мы с Сашей поженились бы еще в ранней юности.
- Понятно.
- И если бы все случилось именно так, вполне вероятно, что в настоящий момент не Борис, а Саша писал бы в милиции список своих любовниц и подробности того, как он их трахал, прости за грубое выражение.
- Никита Семенович считает, ты должна какое-то время пожить у нас.
Руки мамы ни на секунду не прекращали своего движения. Последнее время мама плохо видела и даже телевизор смотрела крайне редко. Зато вязала целыми днями. Подозреваю, ночами тоже. Она говорила, вязание ее успокаивает.
- Мне могут в любую минуту позвонить.
- Но ведь ты сама сказала, что телефон на даче не работает. Не волнуйся - этот Апухтин найдет тебя где угодно. Симпатичный молодой человек, правда? Наверное, он в тебя по уши влюблен. - Мама вздохнула и посмотрела на меня поверх очков с толстыми линзами. - Хотя в наше время никому доверять нельзя. Или почти никому. Кстати, твой Борис не понравился нам с Никитой Семеновичем с самого первого взгляда.
- Ты так долго молчала об этом.
- А что я могла поделать? Я боялась, что ты отдалишься от меня. Ну, а Никита Семенович - что останешься старой девой.
- Ну и зря. Одной во сто раз спокойней жить.
- Нет, доченька. Это пока молодая так кажется. Наступает момент, и ты вдруг чувствуешь себя беспомощной и никому не нужной. Никита Семенович, как ты знаешь, заботится обо мне. Привозит продукты, убирает квартиру и даже иной раз посуду моет. Правда, после него приходится перемывать - сама понимаешь: мужчина есть мужчина.
- Да, мама.
- Доченька, ты еще совсем молодая и очень красивая. У тебя все впереди. Помню, я к сорока годам только начала по-настоящему жить.
Она вздохнула, и спицы на какое-то мгновение остановились, чтобы потом заработать еще быстрей.
- Мамочка, после того письма с просьбой о деньгах ты не получала от отца вестей?
Она замерла на мгновение.
- Доченька, это очень грустная тема и абсолютно бесполезная.
- Все-таки он мне не чужой.
- Я в этом сомневаюсь. Очень сомневаюсь. - Мама положила вязание на журнальный столик, сняла очки и зажмурила глаза: - Щиплет. Наверное, от этих финских витаминов, - тихо сказала она.
- Ты получила от него письмо, да? - спросила я, закуривая сигарету. - Когда?
Мама потянулась к пачке с "Салемом". Я и не подозревала, что она курит.
- Мы виделись три года тому назад. Он был проездом в Москве.
- И ты мне ничего не сказала! Почему ты пытаешься сделать так, чтоб я забыла отца окончательно?!
- Ты не права, доченька. Мы посоветовались с Никитой Семеновичем, и он сказал, что тебя лучше не тревожить. Тем более вы с Борисом как раз собирались во Францию.
- Тоже мне, нашла советчика!
- Никита Семенович любит тебя, как родную дочку.
- Старая песня, мама. Ладно, лучше расскажи о вашей встрече.
- Он ужасно выглядел, доченька. Думаю, здорово выпивает. Облысел. Одет, как последний бомж.
- И это все, что ты можешь сказать мне о моем родном отце? О чем вы с ним говорили?
- О тебе. Я рассказала, какая у тебя шикарная квартира и что вообще ты обеспечена материально. - Мать вздохнула: - Я ведь тогда еще не знала, каким мерзавцем окажется этот Борис.
- Ты что-то скрываешь от меня. Прошу, расскажи все, как было.
- Стасик… Спасибо Стасику. Он оказался таким отзывчивым и добрым.
- Стасик? Выходит, у вас с ним круговая порука. Он даже словом не обмолвился, что видел моего отца.
- Это я попросила его, доченька. Взяла с него слово. Стасик тут ни при чем.
- Ладно, сама с ним разберусь. Рассказывай же.
- Стасик встретил Андрея на вокзале и привез к себе в Голицыно. Он жил у него неделю или даже больше. Я сказала Никите Семеновичу, что поехала на кладбище к маме, а сама… Потом я во всем призналась ему и даже прощения попросила. Он такой хороший, доченька. Он все понял и простил.
- Ладно, мама, ближе к делу.
- Хорошо. Стасик как раз был на работе. Андрюша возился в огороде - пропалывал грядки. Ты ведь знаешь, он минуты сложа руки не может усидеть. Он меня сразу узнал, хоть мы не виделись восемь лет. Да, да, целых восемь лет.
- Ты и тогда мне ничего не сказала!
- Да, доченька. Прости меня, глупую. Боялась, ты осудишь меня - ведь ты всегда была максималисткой. Про ту встречу Никита Семенович ничего не знает. Думаю, он расстроился, если бы узнал.
- Зря ты считаешь, будто Кит святой, - вырвалось у меня.
- Я так не считаю, доченька. Мужчина - это другое дело. Мы не должны себя с ними равнять.
Я рассмеялась. Смех был злой и неискренний. Он не принес мне облегчения.
- Давай дальше, мама.
- Андрюша повел меня в дом, поставил чайник, накрыл на стол. Не знаю, кто из них все убрал - там везде был порядок. Хотя, как ты знаешь, обстановка у Стасика бедная. Да и с чего, спрашивается, ей быть богатой?
- Не отвлекайся, мама.
- Доченька, он такой… ласковый, такой доверчивый. Его люди всю жизнь обманывали, пользовались тем, что он бессребреник. Он себе ни копейки не нажил, квартиру оставил своей сожительнице, хотя даже не был с ней расписан. Кочует по всему свету, точно цыган. Был на Севере, потом подался в теплые края. Сказал, что нашел наконец хорошую работу. Где-то в Подмосковье или Калужской области, точно не помню. Собирался купить, как он выразился, хибару, огород развести. Я показала ему твою фотографию. Он ее долго рассматривал…
- Мамочка, ну почему ты не рассказала мне об этом тогда же? Я бы все на свете бросила и примчалась к нему.
- Именно этого я и боялась. Ты ведь и раньше не знала меры или, как говорили в наших краях, чуры. Уверена, ты бы в Париж не поехала.
- Думаю, что да.
- Вот-вот. Потом бы жалела.
- Больше всего я жалею о том, что выросла без отца. Ты даже представить себе не можешь, как я об этом жалею.
- Это я во всем виновата, доченька. Тоже по молодости лет еще какой максималисткой была. Думала - если мой, то весь, без остатка. Представить себе не можешь, как же я ревновала Андрюшу к его первой жене, к сыну. Помню, ночи напролет не спала, злыми слезами заливалась. Теперь понимаю, какая глупая была, да ничего уж не воротишь.
- Он говорил что-нибудь об Алеше?
- Нет. Андрюша знал, что это был для меня больной вопрос. Ну а у меня как-то духу не хватило спросить.
- Мама, а ты мне правду сказала? Понимаешь, я не верю в то, что отец пьет и вообще сильно изменился. Сама не знаю почему, но не верю.
- И правильно делаешь, доченька. Он остался почти такой же, каким был. Конечно, поседел, кое-где морщинки появились. Зато стройный, как мальчишка. И улыбка прежняя осталась. Такая бесшабашная, открытая. Хоть жизнь и надавала ему затрещин от души.
- А где он сейчас? - спросила я, подсаживаясь к матери на диван и обнимая ее за плечи. - Тебе известен его адрес?
- Нет. С того самого дня он точно в воду канул. Стасик говорит, вмиг собрался и уехал. Хотя мне сказал, что еще несколько деньков погостит. Они со Стасиком подружились. Потом я несколько раз у Стасика спрашивала, не слышно ли чего об Андрюше. Так ничего с тех пор и не слышно. - Мама встала и посмотрела на большие стенные часы с боем, которые подарили Киту на шестидесятилетие его сослуживцы. - Что-то Никиты Семеновича долго нет. Обычно он по понедельникам никогда не задерживается. Кушать хочешь, доченька?
- Подождем Кита. Мама, я, наверное, переночую у вас, а утром уеду на дачу. Мне кажется, я больше не смогу жить в той квартире.
- Никита Семенович говорит, в вашем районе последнее время стало опасно. Как-то оставил машину возле подъезда на пять минут, а вокруг уже стали какие-то подозрительные типы болтаться.
- Если не ошибаюсь, вы с Китом не были у меня года три, если не больше. С тех пор у нас там все изменилось.
- Доченька, понимаешь, я попросила Никиту Семеновича заехать к тебе по пути с работы. Мы очень волновались - у тебя несколько дней телефон не отвечал. Ни в Москве, ни на даче.
- Когда это было, мама?
- В пятницу вечером.
- Я была… на даче.
- Он мне так и сказал. Говорит, у Бориса были гости - бабы, наверное. Он не пустил Кита дальше прихожей.
- Не помнишь, в котором это было часу?
- Спросишь у Кита. Хотя теперь-то какая тебе разница? Думаю, вскоре после шести. По пятницам Никита Семенович, как правило, уходит со службы без пятнадцати шесть. Деточка, твои часы правильно идут?
- Да, мама. Твои тоже. Сейчас без пяти восемь.
- Где он может быть, хотела бы я знать? Продуктов полный холодильник, да и после работы он в магазин не заезжает - народу много. Последнее время мы живем, как американцы: раз в неделю набиваем холодильник всем необходимым. Благо в магазинах теперь есть буквально все.
Мать сильно нервничала. Ее тревога передалась мне.
- Не волнуйся - сейчас такие пробки. Тем более на вашей трассе. Наверняка встречают очередного премьера или президента.
- Кит обычно звонит, если задерживается.
- Посреди проспекта автоматов нет.
- Как, разве я тебе не говорила? Наш Никита Семенович стал абонентом сотовой связи. Уже почти месяц назад. По настоянию шефа. Все расходы оплачивает фирма.
- Не пойму, зачем Киту сотовый телефон?
- Доченька, это пока большой секрет, но тебе знать можно. Моргунов собрался на покой - у него нашли какую-то сложную болезнь позвоночника, да и с легкими не все в порядке. У Никиты Семеновича, как ты знаешь, не голова, а настоящий кабинет министров. А поскольку в нынешние времена выживают лишь сильнейшие, да и тем приходится напрячь кому извилины, а кому мышцы, - это я цитирую Кита, - все до одного прочат нашего Кита в шефы. Тем более что у них теперь совместное российско-австрийское предприятие. Наконец-то наш Никита Семенович сумеет по-настоящему развернуться.
В дверь позвонили, и мама резво устремилась в прихожую.
- Таня, это тебя, - сказала она упавшим голосом. - Из милиции. Господи, до чего мы дожили.
Я встала навстречу Апухтину, который буквально влетел в комнату. Он на ходу пожал мне руку и, обняв за плечи, увлек в кабинет Кита.
- Нужно поговорить с глазу на глаз. - Он осторожно прикрыл дверь в гостиную. - Самарин в реанимации. Его машину обстреляли из автомата на Бережковской набережной. Ты должна сама сказать об этом матери.
- Не могу, - прошептала я. - Он… он умрет?
- По всей вероятности, да. Хотя случаются и чудеса. Мне очень жаль, Таня. Если потребуется помощь, я всегда в твоем распоряжении. Это, как ты знаешь, не просто слова.
- Это я знаю. Как и то, что лучше бы мы с тобой никогда не встретились. Лучше бы я не пошла десять лет назад на тот концерт в консерватории, где встретила Кириллину. Все началось с того злополучного вечера. С него в моей жизни все пошло кувырком. Теперь еще Кит… Господи, мама его не переживет.
- Успокойся. И пожалуйста, ответь на несколько вопросов, касающихся Самарина. Я не успел навести о нем справки: спешил сюда. Я боялся, меня опередит какой-нибудь равнодушный клерк, который брякнет прямо с порога, что шансов нет или что-то в этом роде. Итак, где последнее время работал Самарин?
- Мама сказала, он вот-вот должен был стать президентом совместной российско-австрийской фирмы, основанной на базе их НИИ. Кит лет пятнадцать, если не больше, проработал первым замом Моргунова, который собрался наконец на пенсию.
- Опять совместное предприятие! Как ты думаешь, за Самариным могли водиться грешки?
- То есть мог ли Кит участвовать в грязных махинациях? Сомневаюсь. Он очень осторожен по природе. Даже трусоват. А там кто его знает.
- Понятно. И последний на этот час вопрос: ты в хороших отношениях с Китом?
- Да. Мы всегда друг другу симпатизировали. Быть может, в этом был даже какой-то нездоровый оттенок.
- Если ты имеешь в виду физиологию, то я считаю ее самым что ни на есть здоровым началом. Я говорю о нормальных отношениях мужчины и женщины. Увы, но так устроен человек: о вечном он начинает задумываться лишь на пороге могилы, да и то далеко не всегда. Кто-нибудь догадывался о том, что Кит к тебе неравнодушен?