- Кого ты достанешь? - лепетала Райка, шурша в коробке с лекарствами. - Лучше не связывайся, ладно? Он нас всех перебьет. И тебя, и меня. Пересидим здесь какое-то время, а потом двинем к моей маме в Чернигов. Это теперь другое государство, и здешние менты туда не достанут. А потом видно будет.
- Нет. Я убью его собственными руками. Но сначала я все скажу ему. Мразь, а не мужчина. Урод. Отребье. Духовный плебей.
- Ты же говорила, будто он очень даже ничего из себя. И не одноклеточное.
- Извращенец. Весь мир видит в кривом зеркале своей неполноценности. Кит был прав, когда говорил, что его нужно лечить.
- Постой. Что-то я ничего не пойму. Кит считал Апухтина ненормальным? Но ведь они даже не были знакомы.
- При чем тут Апухтин? Апухтин ни в чем не виноват. Он на самом деле хотел мне помочь. Он теперь думает, что меня похитили. - Я кинулась к телефону, сняла трубку. - Раек, почему нет гудка?
- Наверное, что-то с розеткой. Сейчас принесу аппарат из комнаты - там длинный шнур.
Она вернулась через несколько секунд белее мела.
- И там не гудит. Танек, они нас обложили. Что делать?
Раздался звонок в дверь. Он точно прошил мое тело какой-то странной - возбуждающей - болью. Я стиснула кулаки и направилась к двери.
- Ты что, спятила? Не открывай, слышишь? Они… они нас убьют.
Я была уже в прихожей. Ноги держали меня крепко. Голова не кружилась.
- Танек, не подходи! Не смей! - кричала из кухни Райка. - Они будут стрелять!
- Не будут. - Я взялась за щеколду. - В его планы пока не входит убивать меня физически.
Я распахнула дверь. В глубине квартиры от сквозняка хлопнула рама, посыпались стекла. На пороге стоял Стас. Угрюмый, весь какой-то поникший. На нем была черная хламида до пят.
Я молча сделала шаг в сторону, пропуская его в прихожую. Дверь захлопнулась за ним. Пахло от него незнакомо и странно.
- Ой! - Райка осторожно выглянула из кухни и, узнав Стаса, всплеснула руками: - Ты что, в монахи постригся? Как ты нас нашел? Хорошо, что нашел, а то мы уже думали, нам хана.
Он молча прошел в комнату. Весь пол там был усеян стеклом и залит водой. На паркете корчились в предсмертных судорогах рыбки.
Райка кинулась было их подбирать, но Стас сказал грубо:
- Не тронь!
Она попятилась к двери.
- Уходи, - велел ей Стас. - Оставь нас вдвоем.
- Но я… Таня просила…
- Иди, Раек. Все будет в порядке.
Она вышла, и Стас закрыл за ней дверь. В комнате было холодно, но я чувствовала, как по моей спине сбегают струйки пота.
Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Он первый отвел взгляд.
- Ты пришел закрыть занавес, - сказала я утвердительно. - Ты ждешь оваций.
- Я пришел за тобой. Я хочу спасти тебя.
- От кого?
- От всего мира. Ты должна быть свободной.
- Дерьмо. Маньяк. Убийца. Ненавижу, - произнесла я на одном дыхании и в бессилии закрыла глаза.
- Говори еще. Я так давно хотел услышать это от тебя.
- Псих. Нелюдь. Вурдалак. Клоун грошовый.
- Меня возбуждают твои слова. Если бы я не дал обет, мы бы сейчас занялись любовью. Как в том горящем доме. Помнишь, как нам было там хорошо? Маска на стене плакала. Это были слезы очищения. Очищение через страдания.
- Садист. Исчадье ада. - Я чувствовала, что задыхаюсь. - Тебе и на том свете не будет покоя. Тебя ждут страшные муки.
Он схватил меня за плечи и больно встряхнул.
- Ошибаешься. Меня там ждет покой. Я все искупил своими страданиями. Да успокоятся страждущие и снизойдет на их души мир. - Он приблизил ко мне лицо. Его глаза напоминали две щелки, из которых исходили острые лучи черного пламени. - Я стал святым. Ты тоже. Ты прошла очищение. Ты много страдала. Теперь наши души всегда будут вместе.
- Нет! - Я попыталась вырваться. Он схватил меня еще крепче. - Мы никогда не будем вместе. Ни здесь, ни там. Я проклинаю тебя. Пусть мое проклятие станет твоей путеводной звездой.
Он со злостью отпихнул меня, и я упала на мокрый пол. Я попыталась встать, но мои ладони скользили и натыкались на осколки стекла.
Стас наклонился надо мной, взял меня за подбородок. Я видела, как напряжены мускулы на его бледных впалых щеках.
- Извращенец, - прошептала я. - Рептилия. Амеба. Откуда такие появляются на свет?
- Ты меня таким сделала. Ты. И ты ответишь за это перед Всевышним. Это твоя душа будет гореть в священном огне. Но Господь наш всемогущ и всепрощающ. Он послал меня, чтоб я привел к нему твою заблудшую душу. Ты должна выпить вот это. Тогда ты очутишься в раю. Мы вместе там очутимся.
Он попытался разжать мне рот и засунуть в него какую-то серую капсулу. Я до боли стиснула зубы.
- Не бойся. Это совсем не больно. Это истинное блаженство. Я уже вижу над нами хороводы звезд. Я осыплю ими тебя.
Ему почти удалось разжать мне рот, я почувствовала отвратительную горечь. Я уже не слышала его бормотания…
Дверь с грохотом упала, чуть не придавив нас. Мой затылок пронзила боль. Прежде чем потерять сознание, я увидела лицо Алеши. Я еще никогда не видела такого прекрасного в безудержном гневе лица.
- Мама, прости, - прошептала я, давясь слезами. - Все случилось из-за меня. Никогда себе не прощу.
Мамино лицо смотрело на меня с фотографии.
- Я так и не узнаю о том, как она провела последние часы, - сказала я, когда мы выходили из кладбищенских ворот.
Апухтин молча стиснул мой локоть и, усадив в машину, прикрыл колени краем пледа. Он сказал, когда мы выезжали со стоянки:
- Я видел ее за два часа до смерти. Я сказал ей, что твоя жизнь вне опасности.
Я вздохнула. Я вдруг почувствовала себя очень виноватой перед Апухтиным.
- Я вела себя так глупо, - пробормотала я. - И очень растерялась. Понимаешь, мне вдруг показалось, что я осталась одна на всем белом свете.
- Понимаю. - Он коснулся моей руки в толстой пуховой варежке. - И в этом моя вина. Я должен был быть более откровенным с тобой.
- Ты зря меня щадил. Да и вместе мы бы раньше докопались до истины. Что ты улыбаешься так загадочно? Не веришь в мои детективные таланты?
- Еще как верю. Особенно в твой дар организовать явку с повинной.
- Издеваешься?
- Ни в коем случае. Мы собираемся наградить вас обеих именными часами - тебя и Раису Неведомскую. За помощь в обезвреживании особо опасного преступника. Я распорядился, чтоб купили настоящие часы со стрелками и прочей нормальной механикой. Терпеть не могу эти уродливые мигающие цифры в окошке. Как будто человеку нарочно отказывают в его законном праве хоть чуть шевелить извилинами. Помню, для меня был настоящий праздник, когда я научился определять время. Нынешние дети этих радостей лишены.
Я сняла варежку и потянулась к пачке с сигаретами. Апухтин погрозил мне пальцем и поднес зажигалку.
- Последняя на сегодняшний день, - сказал он, закуривая сам.
- Знаешь, когда я долго не курю, начинают чесаться ноги. В тех местах, где пересадили твою кожу.
- Придется забрать ее назад. Тем более что она мне скоро пригодится. Я все-таки решился на пластическую операцию.
Он подмигнул мне.
- И на кого ты собираешься стать похожим, если не секрет?
- Секрет. И очень большой. Но тебе скажу. - Он нагнулся и прошептал мне на ухо: - На Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Слыхала про такого?
- Мой любимый писатель. Особенно я люблю "Великого Гэтсби".
- А ты тоже веришь в то, что богатые даже ходят иначе, чем все остальные смертные?
Я пожала плечами.
- Я - верю.
- Почему же тогда Стас, разбогатев, как Крез, остался таким, каким был двадцать лет назад, когда не имел за душой ни копейки?
- Ошибаешься. Он стал совсем другим. То есть я хочу сказать, он умышленно вел себя с тобой точно так же, как двадцать лет назад. Подобную свободу действий может позволить себе только очень богатый человек.
- Стас ненормальный. Стопроцентный шизофреник, - задумчиво сказала я.
- Вот тут наши с тобой взгляды кардинально расходятся. Шизофрения, как тебе должно быть известно, это раздвоение личности. Стас очень цельная личность. Я бы даже сказал, железобетонно цельная.
- Не могу понять, когда в нем произошел сдвиг по фазе. Ведь вся жизнь его проходила у меня на глазах.
- Именно потому ты ничего и не заметила. У тебя еще в юности сложился стереотип его поведения, и он делал все от него зависящее, чтоб не нарушить его. Но главная твоя оплошность состоит в том, что ты совсем упустила из виду тот факт, что Стас всегда был в тебя влюблен.
- Я забыла про это. Согласись, Стас и любовь - совершенно несовместимые понятия.
- Я так не считаю. - Апухтин нахмурился: - Стас всегда был большим эгоистом. Как ты знаешь, только эгоисты могут по-настоящему любить.
- Цитируешь нашего любимого классика?
Апухтин кивнул.
- А здесь я с тобой не согласна. Ведь Гэтсби мечтал подарить любимой девушке не только королевство, а еще и свою любовь. Стас же задумал провести меня всеми кругами ада.
- Стас любил тебя безнадежной любовью. И он понимал это изначально. Эгоист чувствует себя ужасно неуютно в шкуре безнадежного влюбленного.
- Наверное, ты прав. - Я вздохнула: - Эгоист не может любить безнадежно.
- Его шкура трещала по всем швам. И она бы, думаю, в итоге треснула, и он бы что-то отмочил еще тогда… Но тут наступили благодатные времена. Свой колоссальный запас энергии он на какое-то время смог сублимировать, занявшись по-серьезному бизнесом.
- Ты сказал, Стас сколотил первоначальный капитал на торговле цветами. - Я улыбнулась: - Он за всю жизнь не преподнес мне ни единого цветочка.
- И правильно сделал. Ведь он, как мне кажется, больше всего на свете хотел, чтоб ты забыла о том признании в любви, которое сорвалось с его языка помимо воли. Ты и забыла о нем.
- Да…
- К тому времени его любовь претерпела громадные изменения. Она превратилась в цель его жизни, в мощный стимул. На каком-то этапе он уверовал в ее божественную силу. И создал собственную религию - очищение путем невероятных страданий, иными словами: через круги ада к вершинам рая. Ему казалось, он эти круги уже прошел. Осталось провести через них тебя.
- И тем не менее Стас не был чужд мирским развлечениям. Как странно, что он якшался с голубыми. Неужели и это тоже от неразделенной любви?
- Кто знает? Ведь вполне возможно, что его любовь к женщине осталась неразделенной как раз потому, что в нем были задатки голубого. Жаль, что ты не видела Стаса в цивилизованном обличье. Очень даже впечатляет. У нас есть одна пленка. Быть может, когда-нибудь ты захочешь ее посмотреть.
- Нет. - Я решительно замотала головой. - Никогда.
- В его планы не входило показываться тебе в респектабельном виде. Знаешь, почему?
- Догадываюсь. Он был уверен, увидев его в костюме от Версаччи, я непременно в него влюблюсь.
- Умница.
- К тому времени это уже противоречило его замыслам. Любовь размягчает сердце и душу, а он хотел, чтоб они у него были тверже стали. К тому же он стал всерьез заботиться о моей Душе. То есть он решил очистить ее, перетолковав знаменитый девиз Бетховена "Через тернии к звездам" на свой лад. Стас знал обо мне все. Он догадывался о том, что я все еще продолжаю любить Сашу. - Я усмехнулась: - По крайней мере, продолжал думать, что люблю его. Стас воссоздал Сашу из моего воображения. Таким, каким я всегда хотела его видеть. Я должна была очертя голову влюбиться в двойника, чтобы потом, увидев оригинал, испытать жесточайшее разочарование.
- Да, Стас хотел заставить тебя поверить в то, что реальная жизнь есть полная противоположность нашим идеалистическим фантазиям, - задумчиво сказал Апухтин.
- Но я и по сей день не могу поверить в то, что тот хмырь с золотыми коронками, которого притащила к тебе на квартиру Валентина, настоящий Саша Кириллин.
- Твое дело.
- Как не могу поверить в то, что в ночь пожара приняла Стаса за Сашу.
- Ты выпила несколько таблеток имована, о чем было известно Стасу.
- Ты мне так и не сказал ничего о Борисе.
Я подавила горький вздох.
- Сам ничего толком не знаю. Наши люди не выпускали его из виду ни на секунду. Как ты помнишь, он вышел на свободу в день гибели Самарина. Борис направился домой, что, с нашей точки зрения, логично. Понимаешь, человек почти неделю просидел в КПЗ, ему нужно было помыться, привести себя в порядок. А дальше…
- Что дальше? - Я почувствовала, как мной овладевает ужас. - Меня не покидает ощущение, будто ты пытаешься от меня что-то скрыть, - прошептала я.
- Успокойся. Я расскажу тебе все, как было. Наши люди дежурили круглосуточно. У обоих выходов. Они…
- Через черный ход можно пройти в соседнюю квартиру и таким образом выйти из подъезда рядом, - размышляла я вслух.
- Поверь, мы учли все эти возможности. Когда прошло тридцать часов с тех пор, как Сеулицкий вошел в квартиру, мы поняли, что здесь что-то не так. Подождали еще два часа и взломали дверь. Таня, я лично присутствовал при этом. Впечатление такое, будто Сеулицкий не входил в квартиру с того самого дня, как ее покинули наши эксперты, то есть после того, как был обнаружен труп Завидова. Если бы не…
Апухтин замолчал.
- Если бы не что?
- Если бы не кровь на ковре в гостиной. Это была свежая кровь.
- Его кровь?
- Судя по всему, да.
- И ее было много? - спросила я и сама удивилась тому, как спокойно прозвучал мой голос.
- Порядком. Достаточно для того, чтоб потерявший ее человек перекочевал в иной мир. Но, понимаешь, у меня создалось впечатление, что… как бы тебе это объяснить… словом, либо труп испарился, либо…
- …его не было, - подхватила я.
- Да. Я сам исследовал каждый сантиметр квартиры. Мы опросили соседей - ближних, наверху, внизу. Никто не слыхал никакого шума.
- В нашем доме хорошая звукоизоляция.
- Допустим. Однако, когда я находился в твоей квартире, я слышал, как наверху распевалось меццо-сопрано, а слева, со стороны спальни, отчетливо доносились пассажи "Вариаций на тему Рококо" Чайковского.
- Может, потому никто ничего и не слышал. В нашем доме живут главным образом профессиональные музыканты, которые целыми днями упражняются.
- С одним из них я имел беседу. С тем, что живет слева, со стороны спальни.
- Гриша Смирницкий. Лауреат международных конкурсов.
- Совершенно верно. Судя по всему, очень одаренный человек, но, да простит мне Господь, немножко не в себе, что ли. Он сказал, Борис заходил к нему занять двести долларов. Говорит, он их ему дал.
- Странно. Мне казалось, Гриша вечно на мели. Он был должен буквально всему дому, - пробормотала я. - Правда, у него состоятельные родители, но, насколько мне известно, они давно порвали с сыном какие бы то ни было отношения.
- Из-за того, что он голубой?
- Да. Они не могли ему это простить. Тем более он их единственный сын.
- Довольно распространенный в наши дни сюжет. Таня, а ты случайно не замечала за Борисом, ну, скажем это так, странностей физиологического порядка? Понимаю, тебе нелегко возвращаться к этой теме…
- Ошибаешься. Все это в далеком прошлом. В самом далеком. Да, замечала, хотя в то время считала это в порядке вещей. Борис неординарная личность, к тому же иной раз он работал сутками напролет и буквально доползал до постели. Да и я не из тех женщин, которые требуют от мужей постоянного сексуального внимания. У меня самой бывают периоды, когда я становлюсь абсолютно фригидной. Причем на довольно длительное время. Кстати, Борис это прекрасно понимал. Но…
Я замолчала. Мне не хотелось рассказывать Апухтину об эпизоде, внезапно пришедшем мне на память. Уж очень он был интимным.
- Таня, прошу тебя, расскажи. Дело в том, что, по всей вероятности, Борис жив и нуждается в нашей помощи. К тому же, как тебе должно быть известно, точку во всем этом донельзя запутанном деле ставить пока рано.
- Это случилось через два с небольшим года после того, как мы поженились. Мы вернулись с отдыха, и я заболела жесточайшим гриппом, - начала я. - Меня изводил кашель, я не спала ночи напролет. Ни одно лекарство не помогало. Райка посоветовала остричь волосы, сжечь их - и тогда, говорила она, все как рукой снимет. Она приехала ко мне и проделала эту операцию. - Я вспомнила облегчение, которое испытала, когда мои тяжелые волосы упали на пол. - Мне всегда шла короткая стрижка, хотя я почему-то предпочитаю носить длинные волосы. Вскоре появился Борис. Я сидела на ковре возле электрокамина в джинсах и свитере и грела спину. Он… он посмотрел на меня так, что у меня поплыло перед глазами. Он никогда раньше так на меня не смотрел, хотя часто говорил, что я изумительная женщина. Он подхватил меня на руки, прижал к себе и стал кружиться по комнате. Я зашлась в кашле, и Борис дал мне таблетку. Она подействовала очень быстро. Он сказал, это чистый кодеин, который ему удалось достать по большому блату. Потом он стал меня торопливо раздевать. Даже в первые дни нашей так называемой любви он не проявлял такого пыла. Он всегда владел собой, теперь же потерял всякий контроль. Его ласки… - Я смутилась и замолчала, вспомнив, как мы с Борисом занимались любовью в ту ночь.
- Поверь мне, Таня, В таких вещах нет ничего постыдного. - Апухтин ободряюще коснулся моего плеча. - Если любишь, не должно существовать никаких запретов и ограничений в постели.
- Не знаю. Возможно, я консервативна. Мне было очень хорошо, зато потом я испытала жгучий стыд. Я несколько дней не могла смотреть Борису в глаза. Он все понял. Он больше никогда не занимался со мной любовью таким образом.
- Смирницкий у вас бывал?
- Да. И довольно часто. Главным образом в отсутствие Бориса. Он делал вид, что влюблен в меня. Однажды даже сделал признание… Гриша был в общем-то откровенен со мной, хотя, думаю, нередко привирал. Насчет своих связей с женщинами, например. Правда, я несколько раз мельком видела в его квартире женщину. Разумеется, это еще ни о чем не говорит, но она, как правило, была в неглиже, будто только что вылезла из постели.
Я прикусила язык. Я вспомнила, что эта женщина, которую я никогда не видела при ярком освещении, ибо в квартире Смирницкого всегда были задернуты плотные шторы и горела лишь лампочка над пюпитром с нотами, кого-то мне напоминала.
- Может, это был переодетый мужчина? - предположил Апухтин.
- Это был Борис, - внезапно осенило меня.
- Выходи за него замуж и роди ребенка. Будешь за ним как за каменной стеной.
Райка раскатывала на доске тесто. Выйдя на балетную пенсию, она нашла себя в кулинарном искусстве.
- Ты же совсем недавно говорила, что ему нельзя доверять, - напомнила я.
- Мало ли что я болтала. - Райка хмыкнула: - Первое впечатление бывает обманчивым. Потом приглядишься внимательней и видишь, что все совсем наоборот. Я вот всю жизнь все с кондачка решала, а теперь и кукую одна в четырех стенах.
- Лучше жить одной, чем обманутой.
- Это ты права, Танек. Еще как права. Но неужели они все как есть одноклеточные?