- Я больше не люблю его, - пренебрежительно бросила Зефира. - Я с трудом выношу его присутствие.
- А еще ты светишься каждый раз, когда он на тебя смотрит.
Зефира кинула пачку бумаг в мусорный ящик.
- Не будь нелепой.
Медея остановила ее, когда та снова принялась за уборку на столе.
- Я знаю тебя, матера. Ты всегда была расчетливой и холодной. Веками я беспокоилась, что моя глупость что-то убила внутри тебя.
Она нахмурилась, глядя на дочь.
- Какая глупость?
- Жизнь с людьми. Было достаточно наивно думать, что пока мы их не трогаем, и они нас не тронут. Я все еще помню, что ты сказала за несколько недель до того, как они напали: "Ты не можешь приручить волка и ожидать, что он будет мирно лежать перед твоим очагом. Рано или поздно природа зверя возьмет свое, и он будет делать то, что диктуют инстинкты, - убивать". Тогда я подумала, что ты говоришь о нас, но я ошибалась. И после того, как на нас напали, - после того, как тебя едва не убили во время попытки спасти меня, - что-то внутри тебя умерло. Частичка сочувствия к другим. Способность к милосердию.
Это правда. Любая вера, что она имела в этом мире, в доброту или так называемую человечность, погибла вместе с ее внуком. Убейте чудовище. Вырвите ему сердце, пока он не убил нас.
Пятилетний малыш… не чудовище. Всего лишь ребенок, умоляющий родителей спасти его. Умоляющий бабушку остановить его мучителей. Она сделала все возможное, чтобы защитить его, но горькая правда в том, что ее "все" оказалось недостаточным. Они оттащили ее внука и забили до смерти.
Ребенка ее ребенка.
Она умерла той ночью, и, как это ни печально, ее сердце теперь - лишь полая деталь.
- Жизнь тяжела, - со спокойствием, которого на самом деле не ощущала, произнесла Зефира. Она узнала это еще раньше. Как дочь рыбака, она росла в голоде и нищете, изводившими желудок и чувство собственного достоинства, хотя ее отец перебивался заработками в море, пытаясь их прокормить. Но его попытки кончились неудачей, и это заставило его отвернуться от собственной семьи. Он превратился в горького пьяницу, который винил их за собственные ошибки. Винил семью за то, что она у него есть и зависит от его поддержки. Он ненавидел всех своих домочадцев и никогда этого не скрывал.
В своей жизни Зефира не знала уважения и доброты, пока в доках ее не остановил худой, симпатичный парень.
Даже сейчас она могла видеть солнце, ярко освещавшее его светлые волосы. Видеть восхищение в прекрасных голубых глазах, когда он на нее смотрел. Он был облачен в пурпурный хитон благородного господина, который подчеркивал тело молодого воина, показывая, обещая, каким мужчиной он станет со временем.
Решив, что он собирается к ней приставать, как и многие другие до него, включая ее собственного пьяницу-отца, она ударила его коленом в пах и убежала.
Он последовал за ней только чтобы попросить прощения за то, что напугал ее.
Прощения. Сын бога у одетой в лохмотья дочери торговца рыбой. Это была любовь с первых слов. Позже, когда он укрыл ее своей накидкой от сильных порывов морского бриза, Зефира буквально растаяла.
Какое-то кратчайшее время она чувствовала любовь и ласку. Чувствовала себя чем-то большим, чем грязь под ногами других людей.
Пока не пришел Аполлон и не вынес их отношениям приговор на том основании, что она мусор, недостойный полубога. Страйкер трусливо подчинился отцовскому приказу и оставил ее.
Гнев прорвался сквозь нее из памяти.
- Я не верю в сказки, - сказала Зефира дочери.
- И все же, ты воспитывала меня на этих историях.
Потому что хотела, чтобы ее дочь стала лучшим человеком, чем она. Она не хотела, чтобы невинность Медеи убили так же, как разбили в пух и прах ее собственную.
- Я люблю тебя, дитя, - прошептала она. - В моей жизни ты - единственное, что приносит мне бесконечную радость. Ты - единственная, защищая кого, я могу умереть. Я не люблю твоего отца. Я не способна на это больше.
Медея склонила голову к голове Зефиры.
- Как скажешь, мам. Но я все еще вижу свет, появляющийся с его приходом, - она двинулась к выходу, но задумалась: - Хочу заметить, если бы какое-то чудо смогло вернуть в мою жизнь Эвандера, я бы его не оттолкнула. Я бы провела остаток вечности как можно ближе к нему.
- Он не предавал тебя, когда ты была четырнадцатилетней девушкой, беременной его ребенком.
- Верно, но Эвандер не был пятнадцатилетним мальчиком, чей отец мог убить нас обоих одной силой мысли.
Зефира ничего не ответила, и Медея оставила ее одну. Это правда: Страйкер был всего лишь мальчишкой, и он оставил ей довольно много денег, чтобы она могла позаботиться о себе и малыше, но осколки разбитого вдребезги сердца отвергали логические объяснения его поведения.
Он должен был бороться за то, что любил.
Именно этого она не могла ему простить. Ни за что. Нет, то, чего она не могла простить, - это того, что он заставил ее почувствовать себя ничтожным червем, недостойным его любви. Она бы предпочла, чтобы он позволил отцу убить ее, чем деморализовать ее снова. Каждый заслуживает чувства собственного достоинства.
Каждый.
Кроме Джареда. И стоя здесь сейчас, Зефира осознала, почему получала такое удовольствие, мучая его. Он тоже предал собственную семью. Своих соратников. Когда им требовалось объединиться, чтобы сражаться за свои жизни, он сдал их в руки врагов, на бойню.
Она всегда будет ненавидеть его за это. Так же, как будет ненавидеть Страйкера за предательство.
Вздохнув, Зефира повернулась, чтобы прибраться на столе, где уже навела чистоту несколькими минутами ранее. Только она шагнула, как в комнате ослепляюще вспыхнул свет.
Это оказался Страйкер.
Черт ее подери, если Медея была не права. Сердцебиение участилось от одного его вида. Прядь черных волос упала ему на глаза. Черты лица были четкими и совершенными и подчеркивались легкой тенью щетины. Зефира получила бы ни с чем не сравнимое удовольствие, если бы пробежалась языком по линии его челюсти и позволила этой тени уколоть ее кожу.
Ее охватил гнев при мысли, что ее тело предает ту ненависть, которую она хотела к нему испытывать.
- Чего ты хочешь?
Страйкер едва успел остановить себя прежде, чем слово "тебя" вырвалось из его рта. Вот, чего он хотел. Все, чего он хотел. И прямо сейчас он желал расплести ее белокурые волосы и позволить им упасть на его голый торс, когда Зефира оседлает его, как раньше.
Его член мучительно отвердел. Это было самым трудным в присутствии рядом с ней. Все, что ему дозволено, - это вдыхать малейшее дуновение ее запаха - лаванды и валерианы - и томиться от желания.
Заставив себя двинуться, Страйкер прочистил горло.
- Мне нужно, чтобы ты и Медея вернулись со мной в Калосис.
- Ты действительно думаешь, что там безопаснее, чем здесь?
- С тех пор, как там находится армия шаронте и взбешенная богиня, жаждущая крови, да. Или ты знаешь что-то, чего не знаю я, о зарытых материнских инстинктах Артемиды? Но, честно, представить, что она встает на твою защиту, я могу не больше, чем то, что она защищает меня.
Зефира пристально на него посмотрела.
- Хочу, чтобы ты знал. Я соглашаюсь на это только ради безопасности Медеи. Иначе я бы послала тебя туда, где не светит солнце.
Страйкер одарил ее кривой усмешкой.
- Сладкая, я вас обоих отправляю туда, где не светит солнце. В отличие от этого места в Калосисе не бывает дневного света. Никогда.
- Не смешно.
- В самом деле? А я нахожу себя довольно забавным.
- Ты такой и есть.
Страйкер молчал, пока Зефира ходила вокруг, собирая некоторые вещи, включая косметику и лосьон. По его телу прошла чуждая дрожь, когда он вспомнил, как она использовала и то, и другое по утрам. Он лежал в постели, пока она наносила на лицо лосьон, а потом подводила глаза сурьмой и покрывала губы бальзамом из хны.
Не было более приятного зрелища. Столь женственного и милого.
Такова Зефира.
- На что ты уставился? - огрызнулась она.
- Ни на что, - его голос прозвучал немного резче, чем он того хотел, но Страйкер не собирался дать ей понять, насколько уязвимы его эмоции в том, что касается ее. Этим она получит над ним власть, о которой ей не следует знать.
Как только она собралась, он забрал их из комнаты. Сначала она попыталась вырваться. Затем, не говоря ни слова, уступила.
- Я приведу Медею.
- Дэвин все еще в ее комнате?
Зефира кивнула на дверь.
- Ранее он выходил прогуляться вокруг, так что я не уверена.
Страйкер последовал за ней по коридору в комнату Медеи и застыл, увидев обоих играющими в шахматы за столом, который стоял рядом с окном. Лицо Дэвина было помятым и опухшим от нападения, но в остальном он выглядел готовым вернуться к делу.
Зефира уперла руки в бока.
- Должна ли я беспокоиться из-за того, что вы двое так уютно устроились?
Медея изучала доску.
- Расслабься, мам. Он очень даже хорош для даймона.
Зефира, выгнув бровь, посмотрела на Страйкера.
- Думаю, ты должен поговорить со своим человеком.
- О чем?
- Он один, в спальне твоей дочери, вместе с ней.
- Играет в шахматы.
- Это сейчас…
Страйкер рассмеялся.
- Расслабься, Фира. Я бы больше беспокоился, если бы он находился здесь с моим сыном, а не дочерью. Самая большая опасность, исходящая от него, - он может захотеть взять ее туфли.
Ее губы сложились в тихое "ох".
Дэвин рассмеялся, двигая своего слона.
- Вам не стоит об этом беспокоиться, у нее самые крошечные женские ножки, которые я когда-либо видел. Кроме того, то, что я предпочитаю мужчин, не значит, что я хочу быть женщиной. Поверьте.
Зефира начальственно хлопнула в ладоши.
- Ладно, вы двое нужны мне. Медея, собери свои вещи. Мы еще ненадолго останемся с твоим отцом.
Медея пришла в ужас от этого заявления.
- Почему? - спросила она Страйкера.
Тот ощетинился, услышав ее тон.
- Я - твой отец. Ты не должна задавать мне вопросы.
Она поднялась на ноги.
Зефира громко вздохнула.
- Медея, прекрати злиться и делай, как он говорит. - Она повернулась к Страйкеру со злостью во взгляде: - А тебе следует вспомнить, что это дочь, которую ты никогда не видел. А не один из твоих солдат, получающий приказы.
Дэвин поднялся более медленно.
- Медея, если это заставит тебя почувствовать себя лучше, его тон гораздо мягче, когда он рявкает на вас, чем когда он рявкает на нас.
Страйкер бросил на своего подчиненного убийственный взгляд.
- Не лезь, Дэвин.
- Да, мой повелитель.
Медея остановилась рядом с матерью.
- Не понимаю, почему мы должны бежать от демонов.
- Не от демонов, дорогая. От Войны. И мы не бежим. Мы занимаем стратегическую высоту, чтобы продержаться, пока не отыщем его слабости. А теперь собирай вещи.
Ник подпрыгнул, когда, проходя мимо зеркала, поймал свое отражение.
- Святое дерьмо, - выдохнул он.
Его кожа стала кроваво-красной и была покрыта древними символами черного цвета. Но, вне всяких сомнений, лицо в зеркале, увидев которое он застыл на месте, принадлежало ему.
Волосы Ника окрасились в черный, с красными прядками, спускавшимися на лицо. Оба глаза вниз по щекам пересекали черные линии. Эбонитовые глаза вспыхивали красным.
- Какого дьявола происходит?
- Это твоя истинная форма.
Он обернулся и увидел Меньяру, только это больше не была растившая его пожилая женщина. Сейчас она стала выше него и выглядела лет на двадцать. Одета она была в черный топ на бретельках и обтягивающие черные брюки, длинные волосы стянуты в стилизованный конский хвост.
- Кто ты? На самом деле?
Меньяра кинула ему один из двух посохов, которые держала в руках.
- В течение веков я была известна под многими именами. Но ты лучше всего знаешь меня под именем Маат .
Сердце Ника скакнуло, стоило ему вспомнить египетскую богиню. Она была единственной, кто поддерживал порядок во вселенной. Богиня справедливости и правды. Меньяра подарила ему ее статуэтку на его семнадцатый день рождения.
"Она будет защищать тебя от зла, Николас. Поставь ее рядом с кроватью, и никто никогда не причинит тебе зла, пока ты спишь. Она будет наблюдать за тобой. Всегда", - он смог вспомнить, что она тогда ему сказала.
Его волной окатил горький гнев.
- Для богини правды ты слишком много мне лгала.
Меньяра улыбнулась.
- Не лгала, сладенький. Я всего лишь скрыла от тебя и твоей матери некоторые факты. Если это заставит тебя почувствовать себя лучше, я - та причина, по которой Шериз ничего не подозревала о твоих Темных Охотниках. Я тщательно оберегала ее от всех паранормальных явлений в ее жизни. Как пыталась поступить и с тобой. Но судьба - мерзавка, которой нельзя отказывать. Тебе было суждено раскрыть свои силы, и даже я не смогла бы укрывать тебя вечно.
- Я бы сказал спасибо за то, что ты скрывала от матери мои внеклассные мероприятия, если бы они не составляли часть того, что привело к ее смерти. - Он попробовал тяжесть посоха. - Что я должен с этим делать?
Она ударила своим в направлении его лица, заставляя Ника блокировать удар.
- Ты должен научиться сражаться.
- Я родился, сражаясь. - На этот раз он, не напрягаясь, отразил ее выпад прежде, чем она ударила его по голове.
- С людьми, но не с теми силами, что явятся за тобой теперь. - Она снова замахнулась на него.
Ник блокировал и выкрутил посох из ее хватки. Он гордо улыбнулся, обезоружив ее.
- Говорю же тебе, я лучший.
Меньяра фыркнула при виде его самонадеянности.
- А я богиня правды, а не войны. Побив меня, ты показал, как победить пожилую женщину. Ничего больше. Не становись дерзким.
Ник скривил губы.
- Знаешь, если ты намеревалась защищать меня и мою мать, ты должна была спасти нас от нищеты, - его пронзила боль, стоило вспомнить расстроенный взгляд матери, появлявшийся на ее лице всякий раз, когда она проводила рукой по его волосам, а потом поднималась на сцену и исполняла стриптиз, чтобы накормить сына. Однажды она ему призналась, что единственная причина, по которой она брала его на работу, - это, чтобы он напоминал ей, почему она должна делать то, что делает. Иначе бы она убежала за дверь.
Его грызла вина. Непрерывно. Он разрушил жизнь своей матери, а потом из-за его глупости она погибла.
Меньяра подняла руку и отняла посох, вырвав его из крепкой хватки. Она отшвырнула парня к стене одним его концом. Ник сморщился от боли, когда она ткнула наконечником ему в грудь.
- Эта нищета сделала тебя человеком, мальчик. Без нее и твоей матери ты бы стал таким же, как твой отец.
- Бред собачий!
Она открыла рот, чтобы ответить, но замерла.
Мгновением позже в комнате вспыхнул ослепительный свет. Ник зашипел, чувствуя, как он проходит сквозь него, обжигая кожу.
На него обрушилось нечто ужасное, подняв с пола и прижав к потолку. Он пытался оттолкнуть противника, но чувствовал себя как таракан, придавленный к полу чьими-то ногами.
Неожиданно он ударился о землю.
Когда Ник застонал от боли, к нему подбежала Меньяра. В ушах гудело, он попытался сосредоточиться. Каждая клеточка его тела болела.
Пока он не посмотрел вверх.
В другом конце комнаты находился Ашерон. Он сражался с мужчиной, имевшим такие же, как и у Ника, стилизованные изображения на коже. Только там, где у Ника был красный, символы мужчины были черными и наоборот.
- Не вмешивайся, атлант, - прорычало демоническое существо.
Ашерон ладонью поймал посланный в его сторону огненный шар.
- Меньяра, бери Ника, и убирайтесь отсюда. Живо!
Прежде чем Ник успел запротестовать, она его обняла, и все вокруг почернело.
Джаред выругался, когда они исчезли.
- Что ты делаешь?
- Я же тебе говорил. Я поклялся честью защищать его и буду это делать ценой своей жизни.
- Ты псих?
Сефирот прекратил с ним сражаться, и Эш сделал шаг назад.
- Я - атлантийский бог, Джаред. Я поклялся его матери, что никто и никогда не причинит ему вреда. Ты знаешь, что это значит.
Джаред, успокоившись, также отступил на шаг. Его кожа немедленно возвратилась в человеческий вид.
- Значит, когда я его убью, ты тоже умрешь. Совсем из ума выжил? Зачем тебе это?
- Затем что я считал его человеком, и потому что я обещал это его матери.
- А теперь ты знаешь правду. Ты хтонианец, и обязан поддерживать равновесие во Вселенной. Малахай должен умереть.
Эш покачал головой.
- Порядок Вселенной таков, что Ник будет жить, пока живешь ты.
Джаред рассмеялся.
- Ты все еще ничего не понял? Я хочу умереть, Ашерон. Если я его убью, я отправлюсь следом за ним, - он оттолкнул Эша назад, а потом исчез.
Ашерон выругался, осознав, что не может его выследить. Проклятие.
- Джаред! - прорычал он, посылая голос в эфир, чтобы сефирот мог его услышать: - У тебя ничего не получится. Если я умру, мир умрет вместе со мной. Ты не можешь убить Ника Готье.
Джаред не ответил.
Эш раздраженно выдохнул. Джаред был прав, Эш обязан поддерживать порядок во Вселенной. И никто не удержит его от выполнения долга.
- Савитар? - прошептал он, вызывая его.
Савитар появился перед ним как призрак.
- Что, гром ?
- Ты знал о Нике, верно?
Савитар отвел взгляд, подтверждая подозрения Эша.
- Почему ты мне не сказал? - спросил Ашерон.
- Не хотел вмешиваться в судьбу. Ты знаешь это. Но да, когда ты попросил меня тренировать Ника, и я впервые его увидел, я понял, кем он является. Вот почему я не стал его тренировать. Если бы я начал, это могло бы высвободить его силы. Его защита надежно держалась бы до тех пор, пока на него не напал бы один из нас - тех, кто черпает свои силы из источника.
Эш нахмурился, услышав эти новости.
- Тогда почему его силы не высвободились в ту ночь, когда с ним боролся я?