Проглотив стон, Дом глотнул пива и отдал остальное безумствующей от счастья борзой.
– Вам не следует давать ей пиво.
Он оглянулся. Вид у нее самый что ни на есть чопорный и неодобрительный. Может, это не маска? Может, в этом сексуальном теле есть что-то от монахини, уборщицы и распутницы?
Господи, как он на это надеялся!
Она довольно быстро нашла то, что искала. Дом все еще представлял пылкую встречу в душе, когда она завопила:
– Вот оно! Картина, которую я искала! Не пойму, откуда я знаю это, но знаю!
Он подошел и вгляделся в экран через ее плечо. Ее аромат, смешанный с запахом гуляша, ударил в ноздри. Дразнивший чувства. Волосы, нагретые солнцем. Кожа, слегка запыленная после дня, проведенного в городе. Слабый аромат шампуня.
Возбуждение исходило от нее, когда она читала все детали, обнаруженные в Интернете.
– Это одна из ранних работ Каналетто. Заказана венецианским дожем и захвачена Наполеоном как часть военной добычи после захвата Венеции в 1787 году. Предположительно, картина висела во дворце Тюильри, потом исчезла до или во время пожара в 1871-м. Картина исчезла почти на полвека, пока не обнаружилась в начале тридцатых в личной коллекции шведского промышленника. Он умер в 1953-м, и его жадные наследники выставили на аукцион всю коллекцию. И тут, смотрите!
Она ткнула пальцем в экран. Дом наклонился ближе.
– И тут ее приобрел агент великого герцога Карленберга.
Она развернулась, едва не свалив лэптоп. Лицо разрумянилось, глаза горели восторгом открытия.
– Великого герцога Карленберга, – повторила она. – Это ваш предок. Дальний.
– Очень дальний. Картина была подарком герцога герцогине, – объяснил он, вспомнив лукавое выражение глаз Шарлотты. – В память об особенно приятном посещении Венеции.
Выражение лица Натали на миг стало непонимающим, но сразу снова загорелось возбуждением.
– Я помню, слышала эту историю! В Венеции она забеременела, верно? Единственным ребенком?
– Именно так.
Они были так близки, ее губы всего лишь в волоске от его губ, Дом ничего не смог с собой поделать. Он просто должен был поцеловать эти соблазнительные губы.
Поцелуй получился легким. Игривым. Но когда он поднял голову, ее возбуждение сменилось озадаченностью с оттенком настороженности. Мысленно пнув себя, он попытался вернуть ее прежнее настроение.
– Шарлотта сказала, что картина висела в красном салоне в замке Карленберг. Там есть ссылка на это?
– Я… э-э-э… дайте взглянуть.
Она снова застучала по клавиатуре.
– Никаких упоминаний. Говорится только, что картина снова затерялась в хаосе, последовавшем за подавлением Советами венгерского восстания 1956 года.
– Того восстания, которое стоило великому герцогу жизни и вынудило его жену покинуть родину.
– Как грустно! – вздохнула Натали. – Муж Шарлотты приобрел картину, чтобы отпраздновать один из самых радостных моментов их жизни. И чуть больше года спустя ни его, ни картины не стало.
Она говорила едва слышно. Очевидно, проводила параллели. Сочувствуя трагическим потерям герцогини. Ощущая пустоту собственной жизни.
Мысль о том, что она стала забытым, беспомощным винтиком в огромной бюрократической машине социального обеспечения, что-то глубоко затронула в нем. Он знал ее так недолго. Дважды говорил в Нью-Йорке. Провел с ней менее двадцати четырех часов здесь, в Будапеште. И все же очень хотел стереть пробелы в ее сердце.
Иисусе! Он коп. И как все копы, знал, что доверие может смещаться и часто смещалось, как песок под набегавшими на берег волнами. Всякого человека должно проверить. Анкетные данные, связи и окружение необходимо прочесать частым гребнем. Пока его контакт в Интерполе не сообщит результаты проверки, ему, черт побери, лучше держать руки при себе.
– Герцога казнили, – коротко сообщил он. – Но Шарлотта выжила. И начала новую жизнь вместе с ребенком. В Нью-Йорке. Теперь у нее есть внуки и правнуки. А вам, мисс Кларк, предстоит отведать лучший во всем Будапеште гуляш.
Столь резкая смена темы позволила ему добиться желаемого. Натали подняла голову. Занавес мягких блестящих волос откинулся, и на ее лице загорелась робкая улыбка.
– Я готова, – прошептала она и тут же поняла, что более чем готова. Они не ели со времени поспешного завтрака. А сейчас почти семь вечера. От аромата, струившегося из кухни, у нее потекли слюнки.
– Ха! – ухмыльнулся Дом. – Можете думать, что готовы, гуляш фрау Кемпер – высший класс! Ожидайте кулинарного цунами!
Пока он принюхивался и помешивал гуляш, Натали ставила на стол разномастную посуду и приборы, которые нашла в буфете во время уборки.
Эта немудреная работа вызвала в ней странные чувства. Она была озадачена и нервничала, особенно когда бедром задела бедро Доминика в тесной кухоньке. А потом они одновременно потянулись к бумажным полотенцам. А потом…
О, ради бога! Кого она дурачит! И дергается вовсе не потому, что накрывает на стол. Дело в Доминике. Она не могла смотреть на него, не вспомнив ощущения его губ на своих. Не могла слышать, как он приказывает собаке – Герцогу – убираться из кухни, не думая о том, как он называл ее милой по-венгерски. И не только по-венгерски. Хрипловатым шутливым голосом, таким интимным и обольстительным.
Она не слишком хорошо его знает. Черт возьми, она даже не знает себя!
И все же, когда он хотел наполнить ее бокал водой, она его остановила:
– Я бы хотела попробовать вино, которое вы принесли.
Он вскинул удивленные глаза:
– Уверены?
– Да.
Она уверена. В самом деле уверена. Хотя понятия не имела, что лежит в корне отвращения к алкоголю. Может быть, в детстве она тайком пробовала его, а потом терзалась угрызениями совести? Может быть, в юности безобразно напилась? Унизительное происшествие в колледже? Чем бы это ни вызвано, все покрыто туманом. Но прямо сейчас, прямо сейчас она настолько чувствовала себя в безопасности, что с удовольствием бы насладилась бокалом вина.
В безопасности?
Слово эхом отдавалось в голове, пока Дом вынимал пробку из охлажденной бутылки.
– Egeszsegere! – воскликнул он, поднимая бокал.
– Я выпью за это, что бы оно ни значило.
– Это означает "за ваше здоровье".
Прохладная жидкость легко прокатилась по горлу, и она немного расслабилась.
Гуляш значительно ускорил этот процесс. Первая же ложка заставила ее задохнуться и отчаянно схватить бокал. Вторая прошла уже более гладко, паприка и чеснок подействовали не так сильно. К третьей она оправилась достаточно, чтобы оценить привкус кунжута, майорана и тушеного лука. После четвертой она стала с энтузиазмом жевать, подбирая подливку кусками черного хлеба, оторванными от буханки, которую фрау Кемпер заботливо положила вместе с гуляшем.
Она ограничилась одним бокалом вина, но с готовностью согласилась на вторую порцию гуляша. Пес сидел на задних лапах возле ее стула, и, когда она не подумала поделиться, влажные карие глаза наполнились таким упреком, что пришлось сунуть ему несколько кусочков, с которых капала подливка. Дом сделал вид, что не заметил, хотя сухо упомянул, что придется взять борзую на очень долгую прогулку перед сном, чтобы растрясти все съеденное.
Каким бы небрежным ни показалось замечание, Натали снова разнервничалась. В мансарде была только одна кровать. Прошлой ночью она в ней спала. Будет неудобно снова на нее претендовать.
– Кстати, о постели.
Ложка Дома замерла в воздухе.
– Да?
Щеки Натали вспыхнули. Изнемогая от неловкости, она помешала гуляш. Должно быть, он удивляется, почему она не приняла предложение Сары и не сняла номер в отеле. В тот момент она сама спрашивала себя о том же.
– Не хотелось бы выгонять вас из собственной кровати.
– Вот как?
Его ложка опустилась.
– Предлагаете спать вместе?
Она уже привыкала к загадочной манящей улыбке.
– Мне лучше спать на диване, а вы займете кровать, – презрительно фыркнула Натали.
В его глазах промелькнул смех и еще что-то, от чего у нее перехватило дыхание.
– Ах, милая, – пробормотал он, не сводя глаз с ее губ. – Мне очень трудно игнорировать инстинкты, унаследованные от моих диких грабителей-предков.
Даже он ощутил внезапное напряжение, сковавшее ее. Пес подобрался ближе к Натали и положил голову ей на колено. Она погладила его и отчаянно попыталась изгнать все мысли о Доме, перекидывающем ее через плечо. Несущем в постель. Терзающем губы. Владеющем телом. Требующем капитуляции, на которую она и так готова.
– Ни к чему выглядеть такой встревоженной.
Насмешливое замечание вернуло ее к действительности. Моргнув, она увидела, как Дом отодвигает свой табурет.
– Пусть у меня такая же горячая кровь, как у предков, но я не могу соблазнять женщину, не помнящую собственного имени. Пойдем, пес.
Все еще одолеваемая эротическими картинами, Натали наклонила голову, чтобы не смотреть на Дома, когда тот пристегнул поводок к ошейнику собаки. Однако не смогла уклониться, когда он приподнял ее лицо. Не могла не видеть искреннего сожаления в глазах.
– Прости, Натушка. Не стоило тебя дразнить. Я знаю, для тебя это трудное время. Ты боишься.
Ага, конечно! Так она и скажет ему, что не страх она испытывает сейчас!
Отстранившись, она встала и собрала со стола.
– Я помою посуду, пока вы гуляете.
– Ни к чему. Просто сунь все в посудомоечную машину.
– Иди!
Нужно что-то сделать с руками и перегревшимся, чересчур активным мозгом.
– Я сама позабочусь о кухне.
Она помыла посуду. Вычистила раковину и столешницу. Сдвинула шторы. Стала возиться с книгами, которые сложила сегодня днем. Свернулась в кресле и потянулась к лэптопу. И с каждым моментом все больше раздражалась, не понимая, почему так злится на уверения Дома, что он не соблазнит ее. Если не считать коротких секунд фантазии на тему похитителя-мадьяра, на самом деле она вовсе не хотела, чтобы он ее похищал. Действительно не хотела?
Она хотела испытать ласки его рук, черт побери! Его губ! Хотела, чтобы это жесткое мускулистое тело прижало ее к стене, к простыням, даже к полу!
Степень голода, бушующего в венах, удивила ее. И вместе с этим пришло невероятное облегчение. Все эти разговоры о возможной травме в прошлом вызвали к жизни некоторые уродливые вопросы. У Дома тоже, судя по его замечанию о том, что она намеренно скрывала свою красоту. Осознание того, что она может хотеть мужчину так же сильно, как того, другого, много лет назад, было таким же ободряющим, как и досадным.
Что снова заставило ее вспомнить о том, с чего все началось.
Она бросила раздраженный взгляд на кровать. Следовало бы согласиться на предложение Сары насчет номера в отеле. Тогда бы она не сидела здесь, гадая, стоит и возможно ли убедить Дома забыть о благородстве и заботливости.
Вскочив, она подошла к гардеробу и вынула рубашку, в которой спала прошлой ночью. Отправилась в ванную, намереваясь переодеться. И раздражение разгорелось еще больше, когда она увидела полотенце, которое аккуратно повесила на вешалку, смятым и брошенным влажным комком на стойке. Мало того, туалетные принадлежности, которые она расставила, чтобы освободить место для новых покупок, снова оказались в беспорядке разбросаны вокруг раковины.
Что-то гневно бормоча, она сняла джинсы и топ. Вряд ли она так уж помешана на чистоте, а если даже и так, что плохого в том, чтобы содержать квартиру в порядке?
Вид позаимствованных трусиков отнюдь не улучшил настроения. Очевидно, Дома не терзали угрызения совести из-за Чмоки-Чмоки-Арабеллы. Натали выбросила бы черные шелковые трусики в мусор, если бы у нее была еще одна пара. Придется завтра снова ехать в магазин.
Надев рубашку, она почистила зубы и умылась, после чего тщательно сложила свое полотенце и подхватила джинсы и топ. Как раз когда она выходила из ванной, дверь открылась и в комнату ворвался Герцог и с таким восторгом бросился к ней, что она рассмеялась. Трудно расстраиваться, когда холодный нос тычется в голые бедра, а розовый язык облизывает все, до чего может дотянуться пес.
– О’кей. Довольно. Прекрати.
Она отстранила собаку и сурово показала на пол:
– Герцог! Сидеть!
Он немного растерялся, услышав английскую команду, хотя жест понял. Прижав уши, он уселся.
– Молодец. Хороший мальчик.
Она не устояла против самодовольного взгляда в сторону его хозяина.
– Видишь, он узнает свое имя.
– По-моему, он узнал твой тон.
– Не важно.
Она прикусила губу:
– Мы так и не решили проблему с кроватью. Мне не нравится, что я сослала тебя на диван. Я сегодня буду там спать.
– Не будешь.
– Послушай, я очень благодарна за все, что ты для меня сделал. Не хочу причинять еще большие неудобства, чем те, которые уже причинила.
Дом ухитрился не фыркнуть.
Имей она хоть малейшее представление о том, какие неудобства ему причинила, натянула бы джинсы и бежала, словно за ней гонятся черти. Вместо этого она просто стояла, пока он пожирал взглядом ее длинные стройные ноги. Сама мысль о том, что эти ноги могут переплестись с его ногами, вызывала ноющую боль в паху.
Но ему лучше не фантазировать относительно того, что скрывает рубашка. Иначе они и до кровати не добредут. Даже до дивана вряд ли сумеют.
– Я сто раз засыпал на диване под телевизор, – процедил он. – Кровать твоя. Ты ведь еще не ложишься спать, верно?
– Уже почти десять.
Он героическим усилием удержался, чтобы не разинуть рот от удивления. Да. Он мог понять, когда она вчера плюхнулась на кровать лицом вниз. Она пострадала. Бог знает сколько времени провела в воде и где-то заполучила огромную шишку.
Но ведь сегодня, казалось, вполне оправилась. Настолько, чтобы он неосторожно заметил:
– В десять часов большинство венгров пытаются решить, куда пойти выпить кофе с десертом.
Она вскинула подбородок:
– Если хочешь пойти выпить кофе с десертом, не позволяй мне задерживать тебя, пожалуйста.
Вот это да! Он что-то упустил. Двадцать минут назад, когда он вывел собаку, Натали была такой мягкой, застенчивой и растерянной. Теперь же колючей и жесткой, как одеяло из конского волоса.
Он даже не попытался спросить, что случилось, и быстренько отступил.
– Возможно, даже к лучшему, если мы ляжем пораньше. Завтра у нас тяжелый день.
Она отреагировала на его трусливое бегство величественным наклоном головы.
– Возможно. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Под взглядами Дома и борзой она прошла в дальний конец мансарды, аккуратно сложила джинсы и топ, прежде чем положить на тумбочку у кровати. Дом не пошевелился, когда она откинула одеяло и скользнула между простыней.
Правда, у Герцога не хватило выдержки. Стуча когтями по дубовому полу, он присел и прыгнул. И приземлился на кровати, вытянув лапы и возвестив о своем прибытии счастливым лаем. Натали рассмеялась и подвинулась, чтобы дать ему место. Дом, пробормотав проклятье, отвернулся от борзой, растянувшейся рядом с ней вверх животом.
Глава 8
Следующий день выдался на редкость солнечным, хотя и прохладным. Дом проснулся рано, после почти бессонной ночи. Натали все еще спала, когда он повел пса гулять. Пройдя половину из обычных пяти миль, он получил эсэмэску с копией водительских прав Натали. Он сохранил приложение, чтобы распечатать в мансарде, и снова полез в телефон, на сайт американского посольства. Загрузил заявление о выдаче нового паспорта и мысленно велел себе позвонить в консульский отдел и договориться о встрече.
Ему захотелось позвонить своему контакту в Интерполе. Когда попросил Андре копнуть глубже, он не ожидал, что расследование займет больше дня. В лучшем случае два дня. Но он знал, что Андре позвонит, если обнаружит что-либо интересное.
Также Дом знал, что просто должен поработать полевым агентом. Он задерживал зверских убийц. Наркоторговцев, бесстыжих тварей, которые продавали детей тому, кто больше заплатит. Он не считал себя лучшим в своей области. Но свою часть работы выполнял. Этот долгий отпуск серьезно действовал ему на нервы.
Так было, пока в его жизнь не ворвалась Натали. Не изнывай он от безделья, вряд ли так быстро взял бы на себя полную ответственность за нее. Но теперь он чувствовал себя обязанным оставаться рядом с ней. Пока память не вернется.
Она уже возвращалась. Обрывки и сценки проникали сквозь туманную дымку. И когда этот туман рассеется…
У него в животе все сжалось при этой мысли.
Тогда он сделает все, чтобы этот жгучий поцелуй не оказался последним. Провел слишком много неудобных часов на диване прошлой ночью, представляя все это в красках.
Рывок поводка замедлил его шаг. Глянув вниз, он заметил, что борзая волочит задние ноги и с упреком смотрит на него.
– Не пялься на меня таким образом! Ты уже спишь в одной постели с ней!
Но собака отказалась двинуться с места.
– Ладно, так и быть.
Дом занялся бегом на месте, пока пес обнюхивал интересную кучку чуть в стороне от тротуара, после чего величественно поднял ногу и полил ее.
Как только Дом с собакой вошли в мансарду, их встретил аромат жарящегося бекона и только что испеченного хлеба с корицей. Запахи были почти такими же соблазнительными, как вид Натали у плиты с лопаткой в руке и полотенцем, повязанным вместо передника вокруг стройных бедер. Дом пытался припомнить, когда женщина последний раз возилась у него на кухне. Ни одна из тех, кто забегал выпить и оставался на ночь. И уж, конечно, не его сестра. Даже ребенком Анастазия была слишком занята, накладывая шины на сломанные крылья ласточек или кормя из пипетки беличьих деток, чтобы кормить себя или брата.
– Я ходила в бакалею на углу, – объявила Натали вместо приветствия. – Подумала, неплохо бы позавтракать, перед тем как ехать в замок Карленберг.
– Звучит прекрасно! Скоро приготовится?
– Пять минут.
– Лучше десять, – попросил он. Взял чашку с кофе и едва скрыл гримасу. Она сварила кофе по-американски. Ближе к цветной водичке, чем к настоящему кофе. Слабый напиток едва вселил в него энергию, достаточную для быстрого душа и бритья.
Он вышел из ванной, стремясь скорее попробовать поджаристые полоски бекона, выложенные на бумажном полотенце. При виде пышной яичницы с грибами и только что натертым сыром грюйер облизнулся, почти как борзая. Но теплые булочки с корицей, завернутые в салфетку… Даже колени подогнулись. Он со стоном уселся на табурет за стойкой.
– Ты каждое утро готовила завтрак для себя?
Она помедлила, занеся лопатку над блюдом с яичницей.
– Не знаю.
– Не важно, – отмахнувшсь, заявил Дом. – Ты молодец.
Собственно говоря, все это так здорово!
Точными, уверенными движениями она расставила разнокалиберные тарелки и сложила бумажные салфетки аккуратными изящными треугольниками. Он с удивлением отметил, что по дороге к бакалейщику Натали успела купить букетик цветов. Фиолетовые люпины и розовые розы стояли в его драгоценной пивной кружке. Нужно признать, они добавили славное цветовое пятно к довольно унылой зоне кухни.