Еще одно цветовое пятно – она сама. На ней были купленные вчера джинсы и еще одна позаимствованная у него футбольная рубашка. Подол зеленой рубашки, к сожалению, прикрывал бедра, когда она перегнулась через стойку, чтобы наполнить его кружку кофе. Зато глубокий треугольный вырез позволил увидеть соблазнительные сливочно-белые холмики.
Пообещав полной надежды борзой, что покормит ее позже, она уселась на табурет рядом с Домом и положила ему и себе яичницу, которая на вкус оказалась столь же хороша, как выглядела. Доедая свою порцию, он сообщил ей последние новости.
– Пока я бегал с собакой, получил сообщение с приложением копии твоих водительских прав. Также загрузил заявление на получение паспорта. Распечатаю и то и другое после завтрака, а потом назначим встречу в консульстве.
Натали кивнула. Обрывки и кусочки ее жизни, казалось, вставали на место. Хотелось бы только, чтобы это произошло быстрее. Она надеялась, что экскурсия в замок Карленберг этому поспособствует. Ее вдруг охватило нетерпение. Она спрыгнула с табурета и вымыла тарелку.
– Ты закончил? – спросила она.
Он отдал ей тарелку, но схватил последнюю булочку с корицей, прежде чем она успела унести корзинку. Наскоро убрала кухню и снова переоделась в красный топ. Перекинула через плечо соломенную сумку и нетерпеливо ждала, пока Дом вынимал из гардероба ветровку.
– Тебе это понадобится. В горах бывает холодно.
Она была разочарована, когда он приказал борзой оставаться дома, и удивлена, когда он представил ее девочке из квартиры внизу, которая смотрела за собакой во время его частых отлучек.
Девочка оказалась не того знойного, хищного типа, какой ожидала Натали. Ей было всего лет девять-десять. На носу – россыпь веснушек. За плечами рюкзак, с которым она явно собиралась в школу.
Когда она упала на колени, чтобы вернуть оголтелые поцелуи пса, к двери подошел ее папа. Дом представил Натали и объяснил, что они могут вернуться позже.
– Буду очень благодарен, если Катя прогуляет его после школы, как обычно.
Отец нежно улыбнулся дочери и ответил на английском с сильным акцентом:
– Ну конечно, Доминик. Они так любят друг друга. У нас еще остались кости и пакет с сухим кормом, который вы оставили в прошлый раз. Если опоздаете, мы покормим его, хорошо?
– Не следует называть его Домиником, папа!
Девочка послала Дому лукавую улыбку:
– Нужно обращаться к нему "ваша светлость", не так ли?
– Попробуй только, – отпарировал он, дергая ее за ухо, – и я больше не позволю тебе загружать песни с моего айпада.
Она, хихикнув, вырвалась и напомнила ему об обещании, которое он предпочел бы забыть:
– Вы придете ко мне в школу, правда? Я хочу всем показать моего высокородного соседа.
– Да-да, обязательно.
– Когда?
– Скоро.
– Когда?
– Катя, – с легкой укоризной одернул ее отец.
– Но Дом сейчас в отпуске! Он сам сказал.
Обняв собаку за шею, она взглядом обвинителя пронзила соседа:
– Когда вы придете?
Натали прикусила щеку, чтобы не засмеяться. Малышка прижала его к стене и знала это.
– На следующей неделе, – неохотно пообещал он.
– Когда именно?
– Катя, довольно!
– Но, папа, мне нужно сказать учительнице, когда ожидать великого герцога Карленбергского.
Дом со стоном согласился на вторник, если учительница позволит, после чего сжал локоть Натали и увлек к лестнице, ведущей в гараж.
– Пойдем скорее. Пока она не заставила меня пообещать надеть корону и пурпурную мантию.
– Да, ваша светлость!
– Осторожнее, женщина.
– Да, ваша светлость!
Она уже успела узнать его достаточно хорошо, чтобы засмеяться в ответ на его угрюмое рычание.
Она так задумалась, что не увидела, как они выехали на широкий бульвар, идущий параллельно Дунаю, пока Дом не показал на впечатляющий комплекс с изысканно красивым фасадом с башенками и оригинальными балконами с перилами кованого железа.
– Это отель "Геллерт". Их купальни лучшие в Будапеште. Нужно последовать совету доктора Ковача и завтра как следует там отмокнуть.
Натали не могла припомнить, когда последний раз была в общественных банях. Казалось, это не ее досуг.
– Нужно надевать купальники?
– В бассейнах, – улыбнулся он. – Но мы можем договориться о закрытом номере, где костюмы могут быть какими угодно.
Можно подумать, она согласится! Натали едва может дышать рядом с ним. Хотя он полностью одет. Она отказывалась представить их, резвящихся в бассейне обнаженными.
Она поспешно подтолкнула мысли в другом направлении.
– Как далеко до того места, где я оставила прокатную машину?
– Гьор. Немногим более чем в ста километрах.
– А Праджек, куда я въехала из Австрии?
– Еще шестьдесят или семьдесят километров. Но скорость может замедлиться, когда мы приблизимся к границе. Дорога в Альпах идет серпантином.
– И ведет в замок.
Она была здесь. Она знала, что была здесь. Дом говорил, замок не что иное, как груда развалин, но что-то же тянет Натали к этим руинам. Даже сейчас она чувствовала притяжение. Ощущение было таким сильным, таким непреодолимым, что она не сразу справилась с ним и принялась любоваться окружающей местностью.
Они мчались по шоссе М1, разрезавшем область, которая, как сказал Дом, называлась Трансданубией. Коричневые международные дорожные таблички, обозначавшие важнейшие исторические места, мелькали с удивительной частотой. Каждый город или деревня, которую они проезжали, могли похвастаться древним аббатством, спа или укрепленной крепостью.
Город Гьор не стал исключением. Когда Дом указал, что он расположен ровно на полпути между Веной и Будапештом, она задалась вопросом, сколько армий прошагало по его древним, вымощенным брусчаткой улицам. Натали только мельком увидела укрепления старого города, прежде чем они повернули на север и вскоре достигли места, где две реки поменьше впадали в могучий Дунай.
От причала отходил туристический двухпалубный теплоход. Натали напрягла мозг при виде пассажиров на верхней палубе. Нет, ничто не щелкнуло. Даже когда Дом свернул на парковку и остановился рядом со спичечной коробкой с мотором, которую она предположительно взяла напрокат в Вене почти два дня назад.
Он договорился о встрече с представителем агентства. Когда тот открыл багажник запасными ключами, ее пробрала нервная дрожь, закончившаяся приливом жара, при виде туго набитого кожаного портфеля.
– Это мой!
Выхватив из багажника, она прижала его к груди, как только что найденного ребенка. И выпустила из рук ровно настолько, чтобы Дом заметил позолоченные инициалы у ручки. Портфель был не заперт. Она с заколотившимся сердцем открыла его и радостно завопила при виде тонкого лэптопа, втиснутого между стопками толстых папок.
– Это, должно быть, тоже ваше, – сказал агент, поднимая чемоданчик на колесах.
Она не испытала подобного восторга, когда прочитала имя на табличке. Чемодан действительно принадлежал ей. Возможно, потому, что, когда она открыла его проверить на наличие вещей, те выглядели так, словно принадлежали восьмидесятилетней старухе. Все убогое, унылое, бесцветное и крайне практичное. Она пыталась утешить себя тем, что теперь у нее есть несколько пар чистых трусиков. К несчастью, все они были простыми, ничем не украшенными, из тех, в которых Чмоки-Чмоки-Арабелла не пожелала бы даже в гробу лежать.
Обыск в машине ничего не дал. Ни сумочки, ни паспорта, ни водительских прав, ни кредитных карт. И никаких очков, которые, как считал Доминик, ей и вовсе не нужны. Должно быть, упали в реку вместе с ней.
Обняв портфель, она наблюдала, как Дом переносит в багажник своей машины чемоданчик и предъявляет агенту копию полицейского протокола. Вследствие несчастного случая и того факта, что машина не повреждена, агент согласился не требовать платы за несвоевременное возвращение.
Натали почти дрожала от нетерпения скорее нырнуть в свои папки, но сначала Дом хотел поговорить со служащими туристического агентства на тот случай, если они вдруг ее запомнили. Оказалось, они ее не помнят и не могут предоставить никакой информации, кроме той, что уже сообщили полиции, когда проследили за операциями с ее кредитной картой.
У нее чесались руки поскорее взяться за материалы в лэптопе, но понятно, нельзя разложить их на столе для пикника, поскольку ветер, дующий с реки, может просто унести документы. Дом почувствовал ее досаду.
– Мы меньше чем в часе езды от Карленбергского замка. В деревне у подножия развалин замка есть гостиница. Можно пообедать и попросить фрау Дортман уступить на время ее гостиную, чтобы все выложить.
– Едем!
Она не вытерпела и, достав несколько папок, стала просматривать по пути. Каждая была посвящена утерянному сокровищу и содержала список документов, статьи из различных компьютерных источников, копии рукописных бумаг, цветные и черно-белые фото, исторические хронологии со сведениями о последних владельцах, заметки о проверке дополнительных источников, сделанные самой Натали.
– О-о-о, – пробормотала она, наткнувшись на рисунок усыпанного драгоценными камнями яйца в золотой колеснице, которую тащил крылатый херувим. – Как прекрасно!
Дом глянул на фото.
– Это не яйцо Фаберже, то самое, которое подарил жене царь Александр?
– Я… э-э-э…
Она проверила свои заметки и изумленно уставилась на него:
– Оно. Откуда ты это знаешь?
– Ты разыскивала сведения о нем. Еще в Штатах. Рассказала об этом, когда мы встретились в твоем гостиничном номере в Нью-Йорке.
– Мы встречались в Нью-Йорке? В моем гостиничном номере?
Искушение было велико, но он сказал правду:
– Я подумал, ты замышляешь обобрать герцогиню с помощью историй о дополнении, поэтому решил тебя отпугнуть. А ты, – добавил он с улыбкой, – вышвырнула меня из номера.
Та Натали, которую он знал и начинал серьезно вожделеть, немедленно появилась на свет божий.
– Уверена, ты это заслужил.
– Ах, Натушка! Не стоит быть такой чопорной! Иначе мы и до гостиницы не дотянем.
Он снова улыбнулся, но оба знали, что это не совсем шутка. Натали, покраснев, снова углубилась в документы.
Она первой увидела развалины замка. Вряд ли их можно было не заметить. Разрушенные стены и остов единственной квадратной башни возвышались на скалистом утесе и были видны за много миль. По мере того как они подъезжали ближе, Натали видела, что дорога проходила через узкий перевал, единственный соединявший Австрию и Венгрию на пятидесятимильном отрезке, как сказал Дом.
– Неудивительно, что Габсбурги делали все, чтобы твои предки охраняли его для империи.
Когда они въехали на вершину крутого подъема, она увидела деревню у подножия скал.
Дюжина или около того строений были типично альпийскими, наполовину деревянными, с острыми крышами, чтобы не задерживался снег.
Гостиница размещалась на краю деревни. Судя по поросшим мхом черепичным плиткам и посеревшим доскам, она принимала путешественников на протяжении нескольких столетий. В каждом оконном ящике цвела герань, а увитая плющом пивная на открытом воздухе примостилась сбоку основного здания.
Когда Натали и Дом поднялись по ступенькам и вошли в обшитый сучковатой сосной вестибюль, к ним поспешила женщина, совсем не вписывавшаяся в древнее окружение. Небрежное упоминание Дома о фрау Дортман вызвало смутные образы розовощекой матроны в переднике.
Блондинка лет сорока, в легинсах и тунике с тигровым рисунком, была так далека от понятия "матрона", как только может быть далека женщина. А если где-то неподалеку замаячит герр Дортман, вряд ли ему понравится, что жена бросилась в объятия другого мужчины. Обвилась вокруг него, как изголодавшийся боа-констриктор, и стала целовать. Не в щеки, как любая другая вежливая европейка, а долго, пылко и в губы.
Он едва умудрился высвободиться, смущенно смеясь и глядя извиняющимся взглядом в сторону Натали, и перебил поток быстрой венгерской речи с вкраплениями немецких слов:
– Лизель, это Натали Кларк. Мой американский друг.
– Америка!
Широко раскрытые аметистовые глаза уставились на Натали. Жадные руки потянулись к ее рукам.
– Добро пожаловать. Заходите. Заходите! Выпьете светлого пива, так? А потом расскажете, как очутились в компании такого повесы, как Доминик Сен-Себастьян.
Ее смеющийся взгляд упал на Дома.
– Или мне следует обращаться к тебе "ваша светлость"? Да-да, конечно! Вся деревня ни о чем не говорит, кроме как о газетных историях с тобой в главной роли.
– За это благодари Натали, – протянул он.
Брови блондинки взлетели вверх.
– Как это?
– Она архивариус. Исследователь. Копается в заплесневелых старых томах. Обнаружила документ в венском архиве. Судя по этому документу, Сан-Себастьянам даруются титулы великих герцога и герцогини Карленберг на веки вечные. Пока не рухнут Альпы. Однако, насколько мне известно, эта честь абсолютно бессмысленна.
– Ха! Только не здесь! Едва разнесется слух, что великий герцог вернулся в дом предков, пивная будет забита до отказа, а пиво потечет рекой. Погодите, все увидите сами.
Долго ждать не пришлось. Дом едва закончил объяснять фрау Дортман, что приехал затем, чтобы показать Натали развалины и помочь в исследованиях, когда дверь распахнулась. В вестибюль проковылял согбенный джентльмен с морщинистым лицом, в потертых кожаных штанах, приветствуя Дома с огромным достоинством человека, хорошо знававшего и плохие времена. Это время, насколько поняла Натали, было хорошим. Очень хорошим, если верить широкой улыбке старика.
Вскоре за ним последовали здоровяк фермер, принесший с собой резкий запах хлева, двое подростков с полными любопытства глазами и наушниками, болтавшимися на шее, и молодая женщина с младенцем на бедре.
Натали продолжала ожидать появления герра Дортмана. Когда он так и не показался, она осторожно расспросила присутствующих и выяснила, что Лизель много лет назад развелась с ленивым никчемным ничтожеством и выгнала его.
Дом делал все возможное, чтобы включить ее в общую беседу. По мере того как люди прибывали, она выбралась из внутреннего круга и просто наслаждалась происходящим. Похоже, Дом уже уведомил Лизель, что заплатит за пиво, которое текло таким потоком, как предсказала хозяйка.
Он также, по предположению Натали, заплатил за блюда, нагруженные сосисками, клецками, жареным картофелем и маринованными овощами, то и дело появлявшимися из кухни. Пиршество, тосты и рассказы продолжались целый день и вечер. К тому времени Дом опрокинул столько кружек пива, и за руль садиться было нельзя.
Лизель предвидела такую возможность.
– Останетесь на ночь! – объявила она и вынула из кармана туники с тигровым рисунком старомодный железный ключ. – Из передней спальни открывается прекрасный вид на замок, – сообщила она Натали. – Вы с Домиником можете им любоваться, когда лежите в постели.
– Превосходно, – кивнула Натали, беря у нее ключ. – Но Доминику понадобится другая спальня.
После гостеприимного приема Лизель Дортман она предпочитала не думать о том, в чьей спальне Доминик проведет ночь, зная только, что ни под каким предлогом не станет делить с ним постель, как бы этого ей ни хотелось.
Глава 9
Она поднялась по узкой деревянной лестнице на второй этаж и довольно легко нашла спальню с большой ванной и нишей с маленьким письменным столиком и мягким креслом. Деревянное изголовье с прекрасной резьбой и тумбочкой с фарфоровым кувшином и тазиком создавали впечатление глубокой старины, по контрасту с плоским телевизором и маленькой табличкой, гласившей, что гостиница бесплатно предлагает вай-фай.
Как и обещала Лизель, из окон, задрапированных тюлем, разворачивался панорамный вид руин на вершине скалистого утеса. Тени раннего вечера придавали ему зловещий вид. Но тут облака рассеялись, и последние солнечные лучи прорезали сумерки, как лазер. На несколько волшебных моментов то, что осталось от замка Карленберг, окуталось золотом.
Она видела эти руины раньше! Да, она точно знает. Не такие золотистые, сияющие и эфемерные, и тем не менее.
Ее смятенные мысли прервал стук в дверь. На пороге стоял Дом с чемоданом, принесенным из машины.
– Я подумал, вам это понадобится.
– Спасибо.
Она схватила его за руку и подтащила к окну:
– Вам нужно это увидеть.
Он глянул в окно, но почти сразу перевел взгляд на Натали. Ее глаза казались огромными, лицо оживлено возбуждением. Она едва сдерживалась.
– Эти руины… обстановка… я поднималась туда, Дом.
Ее лоб сморщился от столь неимоверного усилия подстегнуть упрямую память, ему было больно видеть это. Страдая за нее, он разгладил большим пальцем морщинку между бровями. Провел по носу, крепко сжатым губам:
– Ах, Натушка…
Хрипловатый шепот, как он и хотел, отвлек ее.
– Ты снова это делаешь.
– Что именно. Ой.
Он не смог с собой совладать. Просто необходимо вернуть этим губам роскошную, спелую полноту. А потом насладиться ими.
К его восторгу, она откинула голову, давая ему больший доступ.
Он не отследил, когда именно понял, что одного поцелуя будет недостаточно. Может быть, когда она тихо вздохнула и прижалась к нему. Или когда ее руки скользнули по его плечам. Или когда боль, которую он чувствовал, наблюдая, как она старается вспомнить, перетекла в совершенно другую часть тела, затвердевшую и тяжелую.
Он попытался освободиться.
– Нет! – настойчиво выдохнула она и обняла его крепче, притянув голову для очередного поцелуя. На этот раз давала она, а он брал предложенное. Жадные губы, быстрый танец языка на его языке, внезапно заколотившийся пульс, когда ее груди прижались к его груди.
Он опустил руки, сжал ей попку и притянул ближе. "Серьезная ошибка", – осознал он, когда ее бедро врезалось ему в пах. Едва сдержав стон, он чуть отстранился:
– Я хочу тебя, Натали. Ты видишь это. Ощущаешь.
– Я тоже тебя хочу.
– Но, – мрачно продолжал он, – я не собираюсь воспользоваться твоей растерянностью и неуверенностью.
Она немного отстранилась и на несколько секунд задумалась. Дом переступил с ноги на ногу, чтобы ослабить давление ее бедра.
– Думаю, все наоборот, – сказала она наконец. – Это я пользуюсь твоей добротой. Ты не был обязан оставлять меня в мансарде. Или ехать со мной к доктору Ковачу, или добывать копию моего водительского удостоверения, или везти меня сюда сегодня.
– Значит, я должен был просто бросить тебя вдали от дома. Без денег и документов.
– Дело в том, что ты не бросил меня. – Ее голос смягчился, глаза затуманились. – Ты мой якорь, Доминик. Мой спасательный круг. – Она снова прижалась к нему и коснулась губами губ. – Спасибо.
Тихий шепот вонзился в него, подобно обоюдоострому топору. Он сжал ее плечи и оттолкнул. Она потрясенно уставилась на него.
– Значит, вот в чем дело, Натали? Ты так благодарна мне, что чувствуешь себя обязанной отвечать на поцелуи? Возможно, спать со мной в уплату за услуги?
– Нет!
Негодование добавило прилив краски к ее щекам.