* * *
Полку прибыло: вечером в их стане появился еще один дедок – Жора. Жора привез газовый баллон, двухконфорочную плитку, постельные принадлежности, кое-что из списка, кое-что на свое усмотрение, и Августа приступила к своим обязанностям, оговоренным в устном контракте.
"Дядя" же с Прыщом изобразили ужин – тушенку с макаронами – и накрыли импровизированный стол перед домом.
Получив свою пайку, Ава испытала острый приступ голода и набросилась на еду.
– Во хомячит, – осклабился Прыщ, – худая, а обжорливая. Что-то, дядя, мы недоглядели в ней.
– Могу покинуть этот гостеприимный дом, – огрызнулась Августа.
– Вперед ногами.
Юмор у Прыща был тяжеловат для нервов Августы, она не удержалась:
– Только после тебя.
– Цыц! – рявкнул на "племянников" дядя Петя.
Он нервничал и нетерпеливо посматривал на мобильную трубку.
Наверное, от нетерпеливого взгляда трубка ожила, заиграла популярный мотивчик, и "дядя" вымелся из домика, прихватив с собой подельников.
Пока троица отсутствовала, Августа обследовала содержимое стола-тумбы.
В ее арсенале оказался пластмассовый потрескавшийся дуршлаг, алюминиевый половник и кружка – тоже алюминиевая. Не густо.
Чтобы закрепить право на кружку, ее следовало почистить, и Августа направилась к песочной кучке на углу дома и тотчас различила звук подъехавшей машины и мужские голоса. Голоса приближались.
– Держи краба, – произнес голос, показавшийся пленнице смутно знакомым. Далее все потонуло в грохоте железнодорожного состава, и в голове Августы сам собой сложился план…
Шустрый лейтенантишка через полчаса принес в клюве исчерпывающие сведения: "жигули" девятой модели с известными номерами выехали из города в восточном направлении, отметились у деревень Набоково и Песчаной. След "девятки" терялся за старым железнодорожным переездом.
– Железнодорожники сократили плечо, вот этот треугольник, – лейтенантик показал на карте зеленую зону, – считается заброшенным. Постов здесь отродясь не выставляли, но в связи с происшествием там курсирует наша патрульная машина.
Все это время Шутихин увлеченно прикладывался к дармовой "Белой лошади" и, казалось, мало интересовался происходящим.
– Значит, если что, – подал голос Матвей, – они сообщат?
– Конечно, – бодро подтвердил Мухин.
Равнодушие Шутихина оказалось видимостью. После очередного тоста у Витасика внезапно прорезался профессиональный интерес.
– Дашь интервью о беглецах? – обратился он к полковнику.
– Только если прикажут. Я мелкая сошка, ты с начальством договаривайся.
– А не могли бы вы отметить у меня на карте этот район? – снова вмешался Мотя. Раскрыв атлас дорог родного города и пригородов, Матвей подсунул его лейтенанту, тот отметил крестиками участок и вернул. Дело было сделано. – Спасибо, нам пора. – Матвей несколько раз пнул под столом Витасика, прежде чем сумел вытащить его из-за стола.
– Вы туда сами не суйтесь – заблудитесь, – предупредил полковник, – я сейчас дам задание, вас проводят.
– Куда теперь? – пьяно поинтересовался Шутихин, когда друзья оказались на улице.
– Домой на всякий заскочим, – пробормотал под нос Мотя, – вдруг она вернулась?
– А позвонить что, нельзя? – умничал Витасик, пристегивая свою тушку к сиденью.
– Я не знаю номера, – буркнул Мотя.
– Как? Мы ищем девушку, поставили на уши управление ГИБДД, спецназ, ОМОН, воздушный десант и ГРУ, а ты даже номера ее не знаешь? – съехидничал Шутихин.
Сжав челюсти, Матвей промолчал. В конце концов, от Шутихина в этой ситуации больше пользы, чем вреда, сказал он себе и повернул ключ зажигания.
По закону подлости именно сейчас, когда Матвей не имел ничего против "Жили у бабуси", "А кто у нас умный" или "Птички", именно сейчас в квартире с номером 21 стояла гробовая тишина.
Тишина эта была такой безнадежной, что заставила Матвея собраться с мыслями.
– Интересно, а где носит ее брата – Даниила?
– Точно, – вспомнил Витасик. К этому моменту он слегка протрезвел. – У твоей пассии имеется братец – кусок вреда. Такие бесследно не исчезают. Давай спросим у кого-нибудь во дворе, куда он мог подеваться.
Они так и сделали.
Разглядев старожилов скамейки – толстую Бабу-ягу и ее наперсницу, Мотя ринулся к ним, как к родным:
– Здравствуйте! А вы не видели, случайно, брата нашей докторши, Даниила?
Старухи с немым удивлением уставились на соседа.
– Случайно знаю: он в лагерь уехал вчера, – сообщила наперсница Бабы-яги. – Августа Михална с Сергеем его утром проводили, я с балкона видела, как Сергей грузил в фургон сумку. Потом все втроем забрались в кабину и отбыли.
– Сергей? – Острый приступ ревности перекрыл доступ кислорода в мозг, Мотя почувствовал головокружение.
– Ну да. Это ее друг. Или жених.
– Или бойфренд, – блеснула лексическим запасом Баба-яга.
– Спасибо. – Витасик оживился и потащил Матвея к "шевроле". – Ну что? Может, свернем разыскные мероприятия? Может, пусть ее этот бойфренд Сергей и ищет?
– Не умничай. Откуда ему знать, что Августу похитили? – окоротил друга Мотя.
Ночь превратилась в кошмар: тесное соседство Прыща, кашель Алексея и проносящиеся поезда исключали малейшую возможность сна.
"Ангел мой, хранитель мой…" – шептала Ава. Никогда еще она так не верила в своего небесного покровителя.
Главное, чтобы повезло с поездом: под стук колес она выдернет гвозди из задней стенки уборной, пролезет в образовавшуюся щель и дунет во все лопатки от этого чертового места.
К утру положение стало казаться безнадежным, решимость скукожилась, как шагреневая кожа.
Все было плохо.
Подсмотреть, кто навестил больного, не удалось – едва она подошла к углу домика, как черт из табакерки выскочил Прыщ и отконвоировал ее на чердак. Вспомнить, кому принадлежит голос, Августа так и не смогла – слишком короткую фразу слышала.
Даже поезда, как назло, стали реже проходить, или это только так казалось Августе с горя.
После завтрака, состоящего из каши быстрого приготовления и чая с бутербродами, Ава поставила укол Алексею, помогла ему сменить белье и вывесила на просушку выстиранное, а Петр с Жориком засобирались в город. С замиранием сердца Августа ожидала, что уголовник напомнит ей об одежде, и дождалась:
– Переодевайся. – Петр кинул пленнице голубого цвета простыню с геометрическим рисунком.
– А это обязательно?
– Мне повторить? – Суженные глаза прострелили Августу навылет.
Аве с трудом удалось разжать челюсти.
– Сейчас.
– Ну и умница.
"Дядя" исчез, оставив Августу одну на веранде.
Закрыв за "родственником" дверь на щеколду, Ава обмоталась простыней и почувствовала себя одновременно куколкой шелкопряда и японкой.
Просеменив к двери, она откинула щеколду, в ту же секунду дверь распахнулась и на веранду протиснулся Прыщ.
– Тебе идет, – оценил он наряд, – гейша ты наша.
Августа метнула косой взгляд на караульного – каких сюрпризов еще от него ждать?
Едва босс отбыл, караульный начал подтверждать худшие ожидания.
– Ножки у тебя, сестра милосердия, что надо. Так и хочется погладить, – следя за Августой поверх кружки с чаем, изрек он.
Августа кипятила посуду Алексея и постоянно страховала импровизированную юбку – не свалилась бы.
В целях собственной безопасности решила помалкивать. Чтобы такому ответить, нужно обладать черным поясом. Или пистолетом Стечкина.
Молчаливый отпор, похоже, заводил Прыща сильнее, чем изощренные ласки. Он с шумом высосал из кружки остатки чая и поднялся из-за стола, заняв почти все свободное пространство на веранде.
– Может, полюбовно сговоримся? – Он вплотную приблизился и тучей навис над Августой.
– Тсс! – Ава приложила палец к губам, прислушиваясь. Больной подозрительно затих.
"Господи, – взмолилась про себя она, – не дай ему умереть!".
Что с ней сделают, окажись она бесполезной в этом вертепе? Туберкулезный доходяга Алексей был ее гарантией, ее страховкой и индульгенцией – он был всем.
– Ну, так как? – прохрипел Прыщ. – Договоримся?
– Пусти-ка. – Августа оттеснила своего тюремщика, завязала на затылке концы повязки, болтавшейся на шее, и устремилась к Алексею.
Тот спал.
Дыхание со свистом вырывалось из горла, мелкий пот бисером блестел на лбу.
Сдерживаясь, чтобы поминутно не оглядываться на детину, изваянием застывшего в проеме, Августа растормошила больного, переодела в сухую тельняшку и поставила градусник.
От настойчивого взгляда Прыща все внутри вибрировало, пальцы не слушались.
Нужно рвать когти, пронеслось в сознании, более подходящего момента может не быть.
Терпение у Прыща лопнуло как раз, когда Ава вынимала градусник из-под мышки Алексея.
Тупое животное подкралось сзади, и Августа почувствовала на своих бедрах циклопические руки.
Сдерживая дрожь, она обернулась. Ноздри Прыща раздулись, глаза затянуло пеленой, рот подергивался, как у эпилептика.
Холодея, Августа приложила палец к губам, медленно перевела взгляд на ртутный столбик. Он остановился на отметке "37,6". Не выпуская из поля зрения бьющего копытом жеребца, Августа записала цифру в блокнот, лежащий здесь же, у постели.
– Пошли на сеновал, – почти не разжимая губ, прошептала она, отложив ручку.
Брови на вырожденческой физиономии подпрыгнули, губы изогнулись в победной, самодовольной улыбке. С изяществом слона Прыщ прогарцевал к выходу, распахнул перед Августой дверь и склонился в полупоклоне.
– Только после вас, сестричка, – пробасил он.
По чердачной лестнице Августа карабкалась, каждой клеткой ощущая приближение конца света.
Чердак был забит прошлогодним сухим сеном. От пыли и пряного аромата в носу защекотало, Ава чихнула и тут же оказалась в объятиях конвоира.
Обдав Августу удушающим запахом застарелого пота, Прыщ потянул ее на сено.
Августа была близка к истерике.
– Раздевайся, – велела она полузадушенным голосом и потянула ремень на джинсах верзилы.
Помогая Прыщу разоблачиться, Августа симулировала нахлынувшую страсть и разбрасывала его шмотки по всему чердаку. Сначала футболка чудесным образом повисла на поперечной балке, следом за футболкой последовали джинсы, куда-то полетели линялые плавки. Прыщ уже был полностью раздет, демонстрируя фигуру атлета, и Августе для убедительности пришлось стянуть с себя юбку-простыню.
Нисколько не стесняясь своей наготы, Прыщ упал на сено и раскинул руки:
– Иди сюда, сестричка.
– Подождешь минутку? Мне нужно в туалет, – с виноватым видом призналась Ава, отводя глаза от восставшего мужского достоинства.
– Фу-ты, – расстроился горе-кавалер, – давай быстро.
– Одна нога там, другая здесь, – клятвенно заверила его Августа.
Прихватив кроссовки сорок пятого размера, она с обезьяньим проворством спустилась вниз, забросила обувь в кусты и попробовала отвалить лестницу от стены. Идея была хороша, но от нее пришлось отказаться: лестница оказалась намертво прибитой к карнизу.
Ощутив на себе взгляд, Ава подняла глаза. Прыщ свесился с чердака и наблюдал за нею. Не так он прост, как кажется, этот бугай.
"Улыбаемся и машем", – посоветовала себе Ава.
– Я быстро. – Она заставила себя улыбнуться.
Отбежав на несколько метров, снова обернулась и снова обнаружила в чердачном проеме обнаженный торс. Еще шаг, и она окажется под прикрытием спасительной зелени.
Пулей пролетев в дом, Августа кинулась к дивану, на котором в полузабытьи пребывал Алексей: ее сумку и джинсы Прыщ сунул под сиденье – она сама видела.
Иссушенное болезнью тело оказалось невесомым.
Приподняв диван, Августа достала вещи и прислушалась: под окнами слышался шорох.
Кто-то двигался по гравию вдоль стены дома.
Путаясь в штанинах, Августа напялила джинсы и скользнула на веранду.
Сердце выскакивало из груди, било набатом в ушах.
Жора и Петр так быстро вернуться не могли. Прыщ не стал бы красться. Тогда кто это может быть?
Близкая к обмороку, толкнула дверь и оказалась под прицелом автомата.
Вскрикнув от неожиданности, уставилась на форму с аббревиатурой ППС.
Пэпээсников было двое. Один в бейсболке, другой в фуражке.
Тот, что стоял ближе, знаком показал Августе молчать и освободить проход.
Двигаясь со всей возможной осторожностью, оба исчезли в домике.
Через минуту они так же осторожно вынырнули на крыльцо и продолжили пантомиму.
– Где? – одними губами спросил первый, контролируя территорию и держа пистолет в вытянутой руке.
Августа показала пальцем на крышу дома:
– На чердаке.
– Сколько их? – беззвучно спросил второй – в фуражке.
– Один.
– Где остальные?
– Уехали в город.
Диалог был прерван нечеловеческим воплем с чердака.
– Ну, сука, я тебя достану! – ревел разъяренный Прыщ.
– Быстро в машину, – велел пэпээсник в бейсболке и подтолкнул Августу к тропинке, сворачивающей за дом.
Августа не заставила себя упрашивать, через пару минут выскочила на дорогу и оказалась рядом с "шевроле". Где-то она эту машину уже видела, пронеслось в голове, в этот момент дверца распахнулась и из салона появился Степура с букетиком гербер.
Августа моментально почувствовала прилив сил.
– Сволочь продажная! – взвизгнула она. – У тебя еще хватило наглости явиться?
Налетев на соседа, она заколотила по нему кулачками.
– Мотя, держись! – выкрикнул Шутихин, захлопнул дверцу и приготовился цинично наблюдать за битвой гигантов.
– Вот тебе, гад такой, вот тебе, иуда, – приговаривала Августа, лупя соседа почем зря.
Отшвырнув полысевшие герберы, Мотя перешел от обороны к оперативным действиям, атаковал Августу, обхватил за плечи, прижал к себе и гаркнул:
– Ну-ка, прекрати истерику!
Лишившись возможности действовать руками, Августа тем не менее норовила нанести удар головой по незащищенной переносице противника.
Упреждая удар, Мотя встряхнул валькирию, оторвал от земли и прижал к себе с такой силой, что услышал хруст позвонков.
– Успокойся! – прохрипел он в лицо воительнице, и она присмирела.
– Все? Успокоилась?
– Да, – кротко кивнула Августа.
Но как только Матвей поставил девушку на место и разжал объятия, коварная влепила ему звонкую пощечину:
– Вот теперь я совершенно спокойна.
Рука Августы оказалась тяжелой, Мотя схватился за пылающую щеку и проблеял:
– За что?
Смотрел сосед с таким неподдельным изумлением, что на долю секунды Августу посетило сомнение, но уже в следующее мгновение злость вернулась.
– Не строй из себя святошу. Ты оставил на месте преступления улику, – рявкнула она, – и наверняка это твои дружки – эти зэки, эти гориллы в масках! Сволочь! Катись отсюда, и чтоб больше я тебя не видела. – Не дав открыть Матвею рта и как-то оправдаться, Августа вскинула подбородок и направилась к машине ППС, стоящей на обочине чуть поодаль. Она предпочтет компании идиота соседа гибэдэдэшников, преступников, лысого черта, дьявола – кого угодно.
Мотя издал неопределенный звук, похожий на "гр-р-р". Возражать разъяренной фурии было бессмысленно. Все вообще потеряло смысл. Отпуск, лето, жизнь – все.
* * *
Десять пластиковых бутылок с вареньем – абрикосовым, вишневым, малиновым, из черной смородины – были готовы и ждали своего часа.
Час пробил: Матюша позвонил и сказал, что улетает в тайгу.
По голосу Лидия Родионовна слышала, что Матюша расстроен, но проявила мудрость, по телефону не стала ни о чем спрашивать.
Приехав к сыну, испытала шок – сборы были в самом разгаре. Дорожная сумка стояла в центре комнаты, балконная веревка была полностью занята сушившимися вещами. У Лидии Родионовны от этой картины пол качнулся под ногами.
– Куда ты собрался, Матюша? – протолкнула она сквозь образовавшийся ком в горле.
– На работу.
– Как? – Лидия без сил опустилась на диван. – У тебя же еще почти два месяца отпуска?
– Да ну его, этот отпуск. Что я тут забыл?
– Сынок, – силясь не расплакаться, захлопала глазами Лидия Родионовна, – ты же хотел еще на островах отдохнуть?
– Настроения нет, мам.
– Матюша, – Лидия Родионовна поднялась и заглянула сыну в глаза, – что случилось?
– Ничего, мам.
– Не ври матери, – захлюпала носом Лидия.
– Ну что я буду на островах один делать? – с горечью спросил Мотя.
У Лидии Родионовны сердце разорвалось от этого вопроса.
– Матюша, сынок, давай я с тобой съезжу, – ляпнула она.
– В следующий раз, – мягко отверг предложение Мотя. – Мам, ты не могла бы купить несессер и носки шерстяные, толстые. Ребята просили привезти, а я не знаю, где это искать.
– Конечно, сынок, – промямлила Лидия, – я все куплю.
Выставив батарею бутылок с вареньем у стены на кухне, Лидия отправилась за носками на рынок.
Бродила, как сомнамбула по рядам, не минуты не забывая, что Матюша, вместо того чтобы жениться, опять уезжает. Собрался раньше времени в тайгу. Почему? Почему?
Соседка Ава – такая девочка хорошая, а он все равно уезжает. Неужели растреклятый бромид сделал свое черное дело?
Лидия Родионовна поняла, что ей срочно нужно повидать соседа по даче Саморукова.
Выйдя с рынка, поймала частника и, заранее смирившись с расходами, помчалась в дачный поселок.
Проведя несколько часов в полицейском участке, она ни словом не обмолвилась о соседе, трости и своих подозрениях. Самой было интересно знать – почему.
Так тщательно следила за собой, так старалась, что, похоже, преуспела – следак отпустил ее под подписку о невыезде.
Дома, кое-как умывшись, Ава рухнула на Данькину постель и ощутила какой-то ком под матрацем.
Ворча и стеная, поднялась, задрала матрас и опешила: на фанерном днище лежала сумка. Черная. Замшевая. Дорогая, роскошная, писк моды.
В голове завертелись варианты: а) краденая вещь, б) припрятанный подарок, в) очередная неприятность.
Из глубин усталого мозга выплыло воспоминание о стычке с соседом и коробке. Вот оно что!
Августа так устала, что не нашла сил возмутиться. Это ж надо – засунуть такую вещь под матрас! Безголовый трусишка.
С трепетом взяв сумку в руки, Августа ощутила приятную тяжесть настоящей кожи и уткнулась в нее носом.
Сумка источала запахи другой жизни – комфорта, благополучия, стабильности и еще чего-то трудно поддающегося описанию. Удачливости, нашла определение Ава. С этим у нее была напряженка.
У нее всесезонная сумчонка неопределенного цвета и неопределенного стиля, неудачная помесь чемодана и сумочки-клатч.
Оборвав себя на этой ноте, Августа отнесла подарок в прихожую. Завтра же она вернет это дорогостоящее удовольствие соседу. Не захочет брать – отправит посылкой.
Приняв решение, Ава вернулась в постель и провалилась в сон, как в обморок.