Таким образом, это должно было стать моим ответом на расспросы, которые, по всей вероятности, предпримут родственники. Подтверждение невиновности отца в ужасном убийстве может быть скрыто в моей памяти. Если бы я вдруг вспомнила, чему я явилась свидетельницей в тот день, в роще, то, следовательно, я могла бы вспомнить и того, кто был реальным убийцей. Если убийцей был один из Пембертонов, один из тех, кто сейчас ужинал рядом со мной, то их теперешнее настроение могло действительно иметь смысл. Они не хотели, чтобы я вспомнила, они защищали кого-то.
Лишь после того, как подали бисквиты со взбитыми сливками, дядя Генри начал разговор. Как обычно, я старалась представить, что вижу и слушаю своего отца. Как обычно, тетя Анна высказывала плоские банальности, которые, как я знала, служили прикрытием того, что она на самом деле чувствует. И, как обычно, кузина Марта оставалась в стороне от дискуссии, озабоченная, как я подозревала, тем, чтобы найти подушку для вышивания.
- Так скажите мне, кузина Лейла, - начал Тео в нарочито непринужденной манере, - в Лондоне нынче стало тише, после замены каменных мостовых на деревянные?
- Эксперимент не удался, кузен Тео, поскольку оказалось, что древесина бывает слишком скользкой во время дождя. К несчастью, Лондон всегда будет страдать от шума, который, как я предполагаю, удерживает вас от него.
- Не в этом дело, моя милая. Пембертоны - не путешественники, вы же знаете, - повторил он свои собственные слова, сказанные двумя днями раньше. "Пембертоны не путешествуют". "Пембертоны редко покидают свой дом". Почему?
- Вы много теряете, оставаясь дома, - рискнула заметить я.
Дядя Генри присоединился к разговору.
- Все, что нам нужно, мы имеем здесь, в Херсте. Пембертоны - не светские люди, поскольку мы достаточно активны, чтобы занять себя в своих собственных стенах и своими собственными силами. Те сельские жители, которым требуется дом в городе, не могут похвастаться слишком богатым воображением.
Да, они были горды своим оседлым существованием, даже кичились им. Я сразу же вспомнила клан монахов отрешенных от жизни, поклявшихся хранить тайну и вечное братство. С каждым часом этот дом становился все более и более странным.
Повисла короткая пауза, во время которой все присутствующие, я уверена, думали о том, что бы сказать теперь. Как ни странно, заговорила тетушка Анна, опустив глаза, сворачивая и разворачивая свою салфетку.
- Когда ты собираешься уехать из Херста?
- Тетя Анна! - импульсивно воскликнула Марта, - это же невежливо!
- Говоря серьезно, - присоединился Тео, прямо глядя на меня, - каковы твои планы теперь, когда ты все узнала?
- Теперь, когда я узнала что? - Это было то, чего я ждала, к чему готовилась.
- Ну, теперь, когда ты поняла, что не можешь вспомнить прошлое, конечно, теперь ты можешь уехать из Херста, - вставила Марта.
Я взглянула на нее. Она тоже хотела, чтобы я уехала.
- Вы имеете в виду моего отца?
Она молча кивнула.
- Это могло быть правдой, и я могла бы покинуть Херст завтра, если б поверила в эту историю. Но, однако, я в нее не поверила. И поскольку так получилось, я решила оставаться здесь до тех пор, пока точно не вспомню, что случилось в тот день.
- Что ты вообразила? - Пухлая рука тетушки Анны взлетела к груди. - Ты утверждаешь, что мы все лжем?
- Нет, не вы. Возможно, вы все страдаете от обмана и не подозреваете об этом. Но у меня такое ощущение, четкое чутье, тетя Анна, что мой отец не делал того, что вы думаете. Он невиновен. Я чувствую это.
- Но это абсурд, - начал Тео.
- Откуда вам знать, - обернулась я к нему. Теперь я защищала не только моего отца, но и мою мать, и себя тоже. - Кто-то из вас видел это? Был ли кто-то из вас, кроме меня, в тот день свидетелем произошедшего? Так как же вы можете быть в этом уверены? Когда я впервые приехала в Херст три дня назад, я удовлетворилась бы тем, что хотя бы фрагменты воспоминаний вернулись ко мне. Но теперь все изменилось. Теперь важно то, что я вспомню. Чем сидеть и ждать, пока воспоминания всплывут, я буду бороться за то, чтобы вернуть их. Вы понимаете, дядя Генри?
- Ты только нанесешь себе вред, зайка. Ты вспомнишь ужасное событие, которое будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь. Избавь себя от этого, Лейла.
- Кажется, я тоже теперь нахожусь под гнетом безумия Пембертонов, от которого мы все гибнем. Почему бы не добавить еще немного, чтобы сделать это бремя полным?
Не уловив моего сарказма, дядя Генри потянулся через стол, казалось, умоляя глазами.
- Лучше оставь это в покое, зайка.
- Но это не лучше. Разве вы не видите? Я не верю, что мой отец был убийцей. Я не верю, что моя мать уехала отсюда из-за плохих воспоминаний. Я думаю, она увезла меня, чтобы защитить от чего-то или от кого-то. И к тому же, я не верю в проклятие Пембертонов. Сейчас 1857 год, век просвещения и научного прогресса, духов и проклятий больше не существует.
- Но ведь это именно они заставили твоего отца сделать то, что он сделал.
- Я не хочу в это верить! - Забывшись, я резко поднялась. - Я думаю, проклятие Пембертонов - выдумка, лживая история, чтобы возложить вину на моего отца и скрыть истинного убийцу.
- Остановись, Лейла! - воскликнул мой дядя.
- Генри! - воскликнула Анна. В глазах ее плескался ужас.
- Каждый из вас желает, чтобы я уехала отсюда. Почему? Мне было всего пять лет, когда я покинула этот дом. Я ожидала, что меня примут с открытыми объятиями и дружбой, что настало время для воссоединения и воспоминаний. Но вы поступили по-другому. Вы восприняли меня как бедствие. Что случилось, скажите мне, что случилось двадцать лет назад, чтобы вызвать все это?
- Просто ты пробудила тяжелые воспоминания, вот и все.
Все вздрогнули, когда в гостиную вошел Колин. Он слушал, стоя в дверях.
- И вы вдобавок испортили им десерт. Видите? Никто не съел и кусочка. Ваше присутствие заставляет их вспоминать вещи, о которых им не хотелось бы помнить.
- Колин, - начал дядя Генри.
- Вы заметили, у нас в доме нет портретов. Это потому, что никто не желает напоминаний.
- О чем?
Колин пожал плечами, и это разозлило меня.
- Я опоздал на баранину? Ну ладно, тогда мне две порции десерта. Передай-ка чашку, дорогая сестрица.
Когда он устроился напротив меня и принял бисквиты от Марты, я почувствовала, что моя злость неуклонно возрастает. Такой непохожий на того человека, которым он был тем утром в конюшне, мой кузен Колин снова был легкомысленным шутом. В этот момент я подумала об Эдварде, моем дорогом, предсказуемом Эдварде, который всегда был ровным и никогда своенравным, и возмутилась выходками моего кузена. Он не только невежлив, он к тому же не беспокоился о том, какое впечатление его манеры производят на остальных.
- Колин, - тихо сказала Марта, - Лейла решила остаться с нами.
Он даже не поднял глаз.
- Действительно? Гертруда опять забыла положить в бисквит измельченный миндаль. Вам стоит поговорить с ней об этом, дядя.
Дядя Генри, его супруга и Теодор обменялись взглядами, а Марта испуганно ушла в себя. Меня не заботило теперь, что думают эти люди; я ничего им не была должна, так же, как и они мне. Сердитая и растерянная, я поспешила покинуть их общество и вышла в холл. Меня встретила темнота; огромные растения, стоявшие по своим углам, как солдаты, ожидающие приказа, мрачные гобелены, покрывающие обитые панелями стены, великолепная мебель. Присутствие бабушки ощущалось повсюду, всемогущее и всезнающее. Этот был дом ее.
Спустя несколько минут я добралась до библиотеки и устало опустилась в кресло у камина. Ничто не имело смысла, все шло не так, как надо. Я мрачно смотрела в огонь, когда вошла Марта. Она по-кошачьи скользнула к кожаному креслу напротив меня, на секунду зависла над ним, потом очень тихо села, глядя на меня печальными глазами. Ей было двенадцать, когда мы уехали, теперь ей тридцать два: незамужняя и целомудренная, словно ушла в монахини.
- О, Лейла, мне так жаль! - Ее маленькие белые ручки сжались, побледнев. - Как я хотела, чтобы все у тебя было по-другому. Как глубоко я чувствую, что тебе, должно быть, пришлось пережить.
Я подняла на нее глаза. Из Пембертонов Марта мне нравилась больше всех. И все же не стоило этого говорить.
- Марта, - устало спросила я, - почему здесь нет семейных портретов?
- Это желание бабушки. Она не любит вспоминать о безумии.
- Я не верю в безумие.
- Но это правда! Сэр Джон, наш дедушка, погиб десять лет назад, он сошел с ума и выбросился из восточной башни. Так было!
- Как давно?
- Не поняла тебя?
- Как давно действует проклятие? Ты можешь мне это сказать?
- Как же… - Ее красивые глаза сощурились. - Дай подумать. Я говорила, это было во многих поколениях, но самая старая история, которую я знаю в деталях, это история Майкла, брата сэра Джона, который в припадке безумия отравил себя и свою мать. А до того - отец сэра Джона и так далее, но я никогда не слышала реальных историй.
- А кто рассказал тебе все это?
- Бабушка, конечно.
- Понятно. - Я снова перевела взгляд на пламя, видя в нем высохшее лицо владычицы Абигайль, которая обладала какой-то таинственной властью над своим маленьким королевством.
- Здесь есть какая-нибудь семейная книга или генеалогия, которую я могла бы прочесть?
Марта растерянно оглядела ряды и ряды книг, окружавших нас.
- Я ничего такого не знаю.
- Ничего, Марта. У меня масса времени. - Слушая треск пламени, я обдумывала следующие слова. - А что ты мне можешь сказать о тетушке Сильвии?
- Тетя Сильвия? О, она была очень стара, хотя не такая старая, как бабушка. И она никогда не была замужем, и приехала со своей сестрой Абигайль, чтобы жить здесь, много лет назад.
- Она тоже умерла от сумасшествия?
- О, нет. Тетушка Сильвия была Воксхолл, а не Пембертон. Лишь те, в ком течет кровь Пембертонов, подвержены болезни. Как ты и я, и дядя Генри, и Теодор, и Колин. Бабушка Абигайль и тетя Анна не Пембертоны и, значит, свободны от этого.
- Когда мне было пять лет, Марта, - сказала я осторожно, - кто тогда обитал в этом доме?
Прежде чем ответить, она задумалась.
- Ну, тут были сэр Джон и Абигайль, тетя Сильвия, дядя Генри и тетя Анна, Тео. Еще были мои отец и мать, Колин и я. И еще твои отец и мать, и ты.
- И Томас.
- И твой брат Томас.
- Значит, в тот день здесь было четырнадцать человек, а теперь, двадцать лет спустя, осталось семеро.
- Да, но двадцать лет большой срок, и некоторые из них состарились. Тетя Сильвия уже умерла; ей было семьдесят пять. А сэру Джону - семьдесят.
- А твои отец и мать?
Марта опустила взгляд на свои сжатые руки. Суставы были белыми.
- Они погибли в экипаже, от несчастного случая.
- Марта. - С искрой надежды я наклонилась вперед. Если я буду умна, если я буду достаточно осмотрительна, то смогу склонить кузину на мою сторону. - Марта, дорогая, прости меня за то, что вытаскиваю на свет божий такие ужасные воспоминания. Пожалуйста, будь терпелива со мной. Марта, ты потеряла своих родителей, я потеряла своих и брата. Мне кажется, - теперь я говорила медленно, - что круг наследников богатства значительно сузился…
Она мгновение с сожалением глядела мне в глаза, а потом выпалила:
- Лейла Пембертон! - Она встала так резко, что едва не потеряла равновесие. - Как ты осмеливаешься намекать на такое!
- Марта, пожалуйста… - Я смотрела на дверь.
- Как ты могла сказать такую ужасную вещь? Мои родители погибли при несчастном случае, как погибают сотни людей. Твой отец совершил самоубийство, а мать умерла в Лондоне от болезни. Как можешь ты связать все это с грязными планами присвоить все деньги Пембертонов!
Голос Марты звучал все громче и громче. Я не думала, что она способна на такие проявления эмоций.
- Это отвратительно, то, что ты думаешь! Мы любящая семья. Это ты чужая здесь! Мы совсем забыли о тебе, пока ты неожиданно не явилась, как нищенка за подаянием. Бабушка права. Если кого-то и интересует богатство Пембертонов, то это тебя!
- Марта, это неправда! - Я тоже вскочила на ноги и отчаянно пыталась успокоить ее.
- Мне не нравится то, что ты говоришь, Лейла. Сейчас ты меня огорчила, и мне трудно оставаться твоим другом.
Когда она устремилась к двери, я схватила ее за запястье и попыталась сказать хоть слово, но вмешался другой голос.
- Пусть идет, кузина. Вы уже достаточно сделали.
Я сердито уставилась на Колина.
- Вы вообще когда-нибудь стучитесь?
- Я сказал, отпустите мою сестру.
Марта выскользнула из комнаты между нами, и было слышно, как она бежит вверх по ступенькам. Куда? Рассказывать бабушке?
- Вас это не касается, - яростно сказала я.
- Да как же, милая кузина, - он пожал плечами закрыл дверь, толкнув ее ногой и не спеша направился к креслу перед камином. - Все, что касается Пембертонов, касается и меня. Я предупреждал вас, мы - крепкая семья.
- Но почему?
Он снова пожал плечами.
- Колин, ради бога, - я встала перед ним, - почему никто не отвечает на мои вопросы?
- Сядьте, вы загораживаете огонь.
Я опустилась в кресло, ругая себя за то, что снова все испортила.
- Это так важно для вас, вспомнить прошлое?
- Да, очень.
- Почему? Что хорошего это может принести?
- Я не знаю. Почему-то мне кажется, что если я смогу изменить прошлое, то смогу изменить и настоящее.
- А разве вы несчастливы в настоящем?
Я встретила его дерзкий взгляд.
- В данный момент - нет. До того как приехать в Херст, у меня было совершенно другое прошлое - я думала, что мой отец и брат умерли от холеры. Но теперь прошлое изменилось, и, таким образом, изменилось настоящее.
- Что дает вам такую уверенность в том, что ваш отец был невиновен?
- Колин, глубоко во мне сидит воспоминание, которое я не могу ухватить. Однако тень его, его слабый отзвук дошел до моего сознания, сообщая, что все, что я услышала о происшедшем тем днем в роще, звучит неправдоподобно. Хоть я и не могу вспомнить, что там произошло, но у меня осталось четкое ощущение, что все рассказанное мне - неправда. Вы понимаете?
Когда я вновь взглянула на него, мое лицо было разгоряченным от огня, и щеки полыхали. Я вновь увидела Колина таким, какой он был тем утром - серьезным, сочувствующим и решительным.
Но этот образ мгновенно исчез, а на его лице вновь появилась игривая улыбка.
- Немного мелодраматично, вам не кажется?
- Я не могу поверить в этот кошмар. Где-то что-то ужасно не так, и, значит, я должна выяснить, что это. Скажите мне, Колин, тетушка Сильвия когда-нибудь вспоминала обо мне?
- Тетушка Сильвия? - Он немного подумал. - Нет, никогда не слышал. Никто в этой семье никогда не говорил о вас или о вашей матери. И меньше всего - тетушка Сильвия. А почему вы спрашиваете?
Я покачала головой.
- Что такого особенного связано с тетушкой Сильвией, скажите.
- Я не стану отвечать на ваши вопросы, Колин, если вы не ответите на мои.
- Черт возьми, Лейла, будьте со мной откровенны!
- А я попрошу вас, сэр, следить за своим языком. Это вам не Биллингсгейт.
- Догадываюсь, что ваш правильный Эдвард никогда не задевал вас.
- Конечно же, нет! Эдвард - джентльмен.
- Тогда возвращайтесь к нему. Покиньте этот дом, к которому вы не принадлежите, и выходите замуж за этого несчастного, пока он не явился сюда крушить двери в поисках вас.
Такое приятное предположение против воли вызвало у меня улыбку, поскольку Эдвард никогда не был настолько безумным, чтобы брать штурмом двери ради меня. Такая мысль могла исходить только от Колина, который явно не раздумывал бы дважды, чтобы учинить подобное безрассудство.
- Что это вас так развеселило?
- Вы говорите как деспотичный брат.
- А разве я фактически им не являюсь? Наши отцы были братьями. Это делает нас очень близкими по кровному родству.
Я продемонстрировала Колину улыбку дружбы, как бы он ни раздражал меня, и была удивлена, получив улыбку в ответ.
- Так что вы имеете в виду, прося быть откровенной с вами?
- Вы и так уже заставили меня рассказать вам больше, чем, как нам кажется, вам надо знать. - Он поднял руку. - Пожалуйста, выслушайте меня. Все наши и я согласны с бабушкой, что для вашего же собственного блага мы ни словом не должны упоминать о прошлом, поскольку хотим, чтобы вы были свободны от него, в отличие от нас, которые об этом могут только мечтать. Вместо этого я допустил слабость, чувствуя, каково это, спрашивать и ни от кого не получать ответа. Так я рассказал вам о вашем отце, а потом - ради вашей памяти о нем, - я рассказал вам о безумии, чтобы вы по крайней мере знали, что он не мог отвечать за то, что сделал. Но я сожалею об этом моменте слабости, Лейла. Глядя на те страдания, которые это приносит вам, когда вы пытаетесь вспомнить что-то, что лишь причинит вам боль.
Я вздыхала, слушая своего кузена. Его взгляд был таким искренним, его слова вызывали доверие. Неужели все так просто? И эта история с безумием и психическим расстройством моего отца была правдой? И эти люди только пытались защитить меня?
Мои глаза скользили по лицу Колина. Не так красив, как Эдвард, вдобавок невоспитанный и грубоватый, но в то же время обладающий такими чертами, как твердость характера и прямота.
Нет. Все было совершенно не так. Моя интуиция работала четче, чем когда-либо, и я не сдавалась. Мой отец был невиновен, а проклятие - только миф. И доказательство тому скрыто в памяти испуганного пятилетнего ребенка.
- Ответьте на мои вопросы Колин, прошу вас. Почему никто никогда не покидает этот дом? Почему Марта, самая молодая здесь, а ей тридцать два года? Почему я до сих пор чувствую, что вы все что-то утаиваете от меня? Что вы имели в виду, когда в первый же день сказали, что моя мать не будет петь хвалебных песен этой семье? Что бабушка…
- Лейла, Лейла! Остановитесь, пожалуйста! - проговорил он немного театрально, передразнивая меня, а потом сказал, словно в раздражении: - Ваши вопросы так же нелепы, как и ваши представления. Вы создаете головоломки, не пытаясь разрешить их.
- Я хочу оправдать моего отца.
- Спрашивая меня, почему моей сестре тридцать два года?
- Вы просто дьявол! - воскликнула я. - Сейчас именно вы неоткровенны со мной! Что ж, Колин Пембертон, - я встала, подбоченившись, - если вы желаете, чтобы я покинула Херст, то вам первому придется ответить на мои вопросы!
С этими словами я вылетела из комнаты, привычка, которая у меня быстро сформировалась, и начала карабкаться вверх по лестнице совершенно неженственно. Лишь в своей комнате, перед зеркалом, я выпустила пар, разъяренная тем, что мой неподатливый кузен оказался способен так мною манипулировать. Меня раздражало, что он так изменчив и непредсказуем. А его неджентльменская прямота была чрезвычайно неприятной.