- С вашего позволения, мы забудем о чине и написании.
Посетитель вычеркнул слово "суперинтендант" и буковку "й" в фамилии, так что запись теперь выглядела так:
"Р. Аллен Лондон"
Глава третья
Суббота двадцать шестого
1
С самого начала стало вполне ясно, отчего мистер Себастиан Мейлер заломил такую ошеломляющую цену за экскурсию.
В половине четвертого пополудни на назначенное место близ церкви Тринита-деи-Монти подкатила первоклассная "ланча", за ней другая. Это было неподалеку от отеля, в котором жили трое из подопечных мистера Мейлера.
Отсюда семь экскурсантов, собравшись, глядели вниз на апрельские азалии, полыхавшие на ступенях Площади Испании, на Рим, неожиданно широким жестом распахнувшийся перед ними. В атмосфере было чувство изобилия и возбуждения.
Аллейн пришел на место заранее и видел, как подъезжали машины. На ветровых стеклах были маленькие карточки: "Чичероне". Из первой "ланчи" вышел темноволосый мужчина романтической внешности, в котором он сразу узнал Барнаби Гранта, из второй - человек, ради которого он приехал из Лондона: Себастиан Мейлер. Со времени последней встречи с Барнаби Грантом он принарядился - на нем был черный костюм из чего-то вроде альпаги. Вместе с парой тяжелых черных ботинок костюм придавал ему двусмысленное сходство с пастором и заставил Аллейна вспомнить Корво и подумать, что Мейлер может оказаться вторым Корво. Белая шелковая рубашка сияла свежестью, и черный галстук-бабочка выглядел новым. Теперь на его коротко стриженной голове красовался берет, и он более не был похож на англичанина.
Аллейн постоял в толпе туристов, которые роились на площади, щелкая затворами фотоаппаратов. Он видел, как Себастиан Мейлер с легкой улыбкой что-то оживленно говорил и как Грант почти не отвечал или не отвечал вовсе. Он стоял спиной к Аллейну, и тому показалось, что даже шея писателя выражает негодование. "Она похожа на шею человека, впервые ведущего автомобиль, - подумал Аллейн. - Напряженная, сердитая и настороженная".
Юная женщина подошла к машинам, увидела Мейлера и направилась к нему. Она сияла несколько излишне, словно Рим ударил ей в голову. "Мисс Софи Джейсон", - сказал себе Аллейн. Он видел, как она метнула взор на Барнаби Гранта. Мейлер дотронулся пальцами до своего берета, сделал легкий поклон и представил ее. "Девушка стесняется, - подумал Аллейн, - но, видно, воспитана неплохо; довольно хорошенькая". Тем не менее она сказала Гранту что-то, что заметно смутило его. Он взглянул на нее, коротко ответил и отвернулся. Девушка мучительно покраснела.
Живую картину нарушило прибытие двух человек огромных размеров, увешанных полотняными сумками и дорогими камерами: муж и жена. "Ван дер Вегели", - заключил Аллейн и, как Барнаби Грант до него, подивился их взаимному сходству и странно архаичным лицам. Они были хорошо одеты с полным пренебрежением к моде: оба в льняном, оба в огромных мягких резиновых туфлях с холщовым верхом. Широкополые шляпы разумно предохраняли от солнца, глаза закрывали одинаковые солнечные очки в розовой оправе. Они энергично приветствовали попутчиков, Гранта они явно встречали до этого. "Какие у вас огромные руки и ноги, барон и баронесса", - подумал Аллейн.
Леди Брейсли с племянником еще не появлялись. Несомненно, это в их духе - заставить людей подождать. Он решил, что ему пора объявиться, и вынул билет.
Как Аллейн и ждал, у Мейлера оказался довольно мелодичный альт. Он был очень бледен, и руки его слегка подрагивали. Однако роль свою он исполнял весьма компетентно: верное соотношение обходительности и самоуверенности, гарантия, что все будет исполнено на высочайшем уровне.
- Очень рад, что вы присоединились к нам, мистер Аллен, - сказал Себастиан Мейлер. - Знакомьтесь с вашими попутчиками. Позвольте представить…
Барон и баронесса были приветливы. Грант мрачно взглянул на него и, неловко мешая нежелание с благовоспитанностью, кивнул и спросил, хорошо ли он знает Рим.
- Практически вовсе не знаю, - ответил Аллейн. - Я никогда не был здесь более чем по три-четыре дня, да и вообще, я турист никудышный.
- Да?
- Да. Я хочу, чтобы вещи случались сами собой, и, боюсь, провожу слишком много времени за столиком кафе, в ожидании, и, конечно, ничего не происходит. Но кто знает? В один прекрасный день небеса разверзнутся и на меня свалится настоящая драма.
Впоследствии Аллейн считал это самой удачной фразой в жизни. А тогда он просто удивился странной реакции Барнаби Гранта. Тот изменился в лице, испуганно взглянул на Аллейна, раскрыл рот, потом закрыл и наконец проронил лишь абсолютно бесстрастное "О!"
- Но сегодня, - говорил Аллейн, - я надеюсь исправить свое положение. Кстати, не посетим мы одно из любимых местечек вашего Саймона? Это было бы замечательно.
Снова Грант собирался заговорить и снова воздержался. После достаточно неловкой паузы он сказал:
- Есть что-то в этом роде. Мейлер объяснит. Простите меня.
Он отвернулся. "Ладно, - подумал Аллейн. - Но если ты так ненавидишь эту затею, какого черта ты в ней участвуешь?"
Он подошел к Софи Джейсон, которая стояла в сторонке и, по-видимому, была рада его обществу. "Мы все слишком стары для нее, - подумал Аллейн. - Может, племянник леди Брейсли подойдет, но тоже сомнительно". Он разговорился с Софи и решил, что она милая умненькая девушка с недюжинным обаянием. Она великолепно смотрелась на фоне азалий, Рима и непогрешимого неба.
Вскоре Софи рассказывала Аллейну, что она в Риме впервые, что у ее подруги неожиданно умер отец, что ей повезло записаться на эту экскурсию и, наконец, что служит она в издательстве. Это поистине удивительно, спохватилась она, как много она рассказала о себе молчаливому внимательному незнакомцу. Она почувствовала, что краснеет.
- Не понимаю, с чего это я несу такой вздор! - воскликнула она.
- Вы делаете мне честь этой беседой, - сказал Аллейн. - Наш "почетный гость" меня чуть ли не оттолкнул, во всяком случае, поставил на место.
- Со мной было гораздо ужаснее, - выдохнула Софи. - Я до сих пор корчусь.
- Но… разве он не один из главных авторов вашего издательства?
- Он наша крупнокалиберная двустволка. Я была достаточно глупа и напомнила ему, что мой босс нас уже знакомил. Он принял это известие, как порцию яда.
- Странно.
- Это была настоящая пощечина. Прежде он казался мне таким кротким и дружелюбным, в издательстве у него репутация ягненка. Кажется, мы что-то задерживаемся. Мистер Мейлер глядит на часы.
- Майор Суит опаздывает на двадцать минут, равно как и леди Брейсли и достопочтенный Кеннет Дорн. Они живут в… - Он осекся. - Да вот и они.
Действительно, это были они, и мистер Мейлер, сняв берет, с видом собственника и победителя двинулся им навстречу.
Интересно, какое впечатление произведут они на Софи Джейсон, подумал Аллейн. При всем ее светском лоске и очевидном уме каково-то ей будет в обществе таких, как Соня Брейсли. О Соне Брейсли Аллейн знал достаточно много. Она начала жить как дочь пэра, пивного барона, почти все дети которого кончили плохо. Аллейн однажды встречал ее, когда гостил у своего старшего брата Джорджа, посла, в одной из его официальных резиденций. Даже тогда его брат, которого Аллейн снисходительно звал про себя ослом, заметил, что у нее "определенная репутация". По прошествии времени эта репутация устоялась. "Она испытала в жизни все, кроме бедности", - веско съязвил сэр Джордж.
В это нетрудно поверить, видя, какой она стала теперь. "Главное - ноги, - думал Аллейн. - Они красноречивее, чем еле держащаяся маска, чем дряблые плечи, чем предательница шея. Ноги. Хотя чулки натянуты туго, у них все равно такой вид, будто они болтаются вокруг этих спичек, и с таким трудом она балансирует на золотых лайковых туфлях".
Но и лицо было тоже не слишком хорошо. Даже если не обращать внимания на мешки под глазами и на сами глаза, обо всем говорили ужасные расслабленные губы. Они были накрашены модной лилово-синей помадой, но все равно казались багровыми: губы престарелой менады.
Племянник имел с ней отдаленное сходство. Аллейн вспомнил, что его отца, второго лорда Дорна, быстро бросили две жены, а третья, мать Кеннета, как сказал сам Джордж, "была устранена". "Не слишком удачное начало", - посочувствовал юноше Аллейн и подумал: а могло бы хоть сколько-то помочь Кеннету Дорну старое средство "живи на фунт в день, да еще и заработай его"?
Подойдя поближе, он заметил, что молодой человек бросает на Мейлера взгляды, в которых смешалось нетерпение, таинственность и, может быть, раболепие. Он был беспокойный, бледный, с желтоватым и влажным лбом. Когда Мейлер представил его и он протянул руку, рука подрагивала, а ладонь оказалась липкой. Довольно неожиданным образом с его плеча свисала фотокамера.
Аллейн пожал руку и тетке. Под замшей перчатки пальцы напряглись, мгновенно сжались и медленно высвободились. Леди Брейсли пронзительно взглянула в глаза Аллейну. "Значит, она до сих пор не сдается", - подумал он в ужасе.
- Забавная затея, - сказала она. Голос звучал, как у молодой.
У ее локтя стоял Мейлер, сзади него, как на привязи, Грант.
- Леди Брейсли, позвольте вам представить нашего почетного гостя - мистер Барнаби Грант.
- Известно ли вам, что вы единственная причина моего участия в этой поездке? Кеннет никакими силами не заставил бы меня глазеть на достопримечательности в такое ужасное время дня. Вы - моя "достопримечательность".
- Не знаю, что вам на это сказать, - быстро проговорил Грант. - Я уверен, что церковь Сан-Томмазо-ин-Паллария покажется вам куда более интересной.
- Это куда мы едем? Это руина? - протянула она, широко раскрывая свои опустошенные глаза. - Не могу передать, как я ненавижу ру-и-ны.
Наступила секундная пауза, после чего Грант сказал:
- Это не совсем руина. Это… Но вы увидите, когда мы приедем туда.
- Она есть в вашей книжке? Я читала вашу книжку про Саймона, - вам надо знать, что это большой комплимент, потому что вы пишете совсем не то, что мне нравится. Не обижайтесь. Я в восторге от этой книжки, хотя не могла понять, о чем в ней речь. Вы должны мне объяснить, Кеннет пытался - помнишь, милый, - но его объяснения были еще бестолковее, чем книжка. Мистер Аллен, идите сюда и скажите, вы читали новейшего Барнаби Гранта, и если да, вы поняли, о чем там говорится?
Аллейна избавило от подыскивания ответа вмешательство Себастиана Мейлера, который попытался выйти из положения непрошеной шуткой и не был вознагражден за старания. Когда он игриво сказал: "Леди Брейсли, вы ужасная притворщица, я уверен, вы не упустили ни одного тончайшего нюанса "Саймона в Тоскане", она просто сказала: "Что-о?" - и удалилась прежде, чем он успел повторить свое замечание.
Мистер Мейлер представил барона и баронессу. Леди Брейсли выслушала его без внимания.
- Разве нам не пора ехать? - спросила она Аллейна и Гранта. - Каково вам так околачиваться без дела? Действует на нервы, правда? Кого еще нет?
Услышав этот бесстрастный вопрос, Себастиан Мейлер объяснил, что майор Суит присоединится к ним в базилике, и продолжал излагать программу дня. Они объедут на машинах Колизей и Форум и затем посетят базилику Сан-Томмазо-ин-Паллария, в которой, как всем известно, разворачивается центральный эпизод знаменитого романа мистера Барнаби Гранта "Саймон в Лациуме". Мистер Мейлер убедил прославленного писателя сказать несколько слов о базилике, которая в значительной мере вдохновила его на сочинение книги, как вы услышите из первых уст.
Аллейн заметил, что в продолжение всего вступительного слова Барнаби Грант, по-видимому, испытывал острейшее замешательство. Он уставился в землю, ссутулился, несколько раз порывался уйти, но, различая повышенные нотки в голосе мистера Мейлера, передумывал и, страдая, оставался на месте.
Под конец мистер Мейлер сказал, что поскольку погода восхитительно мягкая, они закончат пикником - чаем на Палатинском холме. Затем гостей развезут по гостиницам отдохнуть и переодеться к ужину. В девять вечера за ними заедут.
Затем он распределил публику. В первой машине будут он сам, леди Брейсли, Аллейн и Барнаби Грант; Ван дер Вегели, Софи Джейсон и Кеннет Дорн поедут в другой. Он представил водителя второй машины.
- Джованни хорошо говорит по-английски, - сказал мистер Мейлер, - кроме того, он знаток старины. По дороге он будет показывать вам все интересное. Итак, леди и джентльмены, в дорогу. Pronto!
2
К порталу Сан-Томмазо-ин-Паллария ведут четыре небольшие арки на тонких, изъеденных временем колоннах, которые в античности украшали какой-нибудь языческий храм. Усики вьюнка, которыми резчик обвил их, выщербились во многих местах, но работа его так выразительна, что кажется - камень трепещет. В самом затененном углу портика сидела женщина с лотком почтовых открыток. На ней было черное хлопчатобумажное платье, тонкий черный платок закрывал ее лицо. Иногда она что-то выкрикивала, может быть, мистеру Мейлеру. Голос у нее был резкий, и поэтому ее слова походили на брань. Мейлер не обращал на нее внимания.
Он собрал туристов вокруг себя и взглянул на часы.
- Майор Суит опаздывает, - сказал он. - Мы не будем его ждать, но, прежде чем мы войдем, я хотел бы дать вам самое краткое представление об этом необычайном памятнике. В четвертом веке до Рождества Христова…
Из темного храма с криком выбежал разъяренный господин.
- Чертово шарлатанство, - кричал господин. - Какого дьявола… - Он остановился, увидев группу, сощурил свои налитые кровью глаза и вгляделся в стоящих.
У него были грозные седые усы, и весь он казался невероятно новым воплощением эдвардианского военного.
- Вы Мейлер? - прокричал он и объяснил: - Суит.
- Майор Суит, позвольте…
- Вы опоздали на сорок три минуты. Сорок три минуты!
- К сожалению…
- Избавьте меня от благовидных оправданий, - взъярился майор Суит. - Отсутствие пунктуальности нельзя оправдать ничем.
В разговор вступила леди Брейсли.
- Все это моя вина, - сказала она. - Это я заставила всех ждать, и у меня нет оправданий: я всегда опаздываю и никогда не оправдываюсь. Вы, по-видимому, назовете это "привилегией дамы", не так ли? Или не назовете?
Майор Суит секунды две-три испепелял ее своим синим пламенем. Затем он выдавил: "Добрый день", - и, судя по всему, стал ждать, что произойдет дальше.
Мистер Мейлер с безукоризненной учтивостью отрекомендовал его обществу. Когда его представляли дамам, майор Суит слегка кланялся, когда мужчинам - издавал неопределенное "хэлло".
- Я продолжу, - сказал мистер Мейлер. - Когда мы будем в самой базилике, я передам вас попечению нашего прославленного почетного гостя. Но до этого несколько исторических замечаний, может быть, будут полезны.
Софи с неудовольствием признала, что он был краток и компетентен. Базилика Сан-Томмазо, рассказывал он, один из немногих исторических памятников Рима, где посетители имеют возможность спуститься в глубь столетий до времен митраизма. На верхнем уровне, где они в настоящий момент стоят, находится базилика двенадцатого века, в которую они через минуту войдут. Она построена на месте раскопанной ныне церкви третьего века.
- А под ней - только подумайте! - сказал мистер Мейлер, - восемнадцать веков проспала городская усадьба эпохи Флавиев: классическое жилище нобиля с домашним храмом, посвященным богу Митре.
Он умолк, и Софи, глядевшая на него с глубочайшим отвращением, подумала: "Он действительно интересуется тем, о чем говорит. Он знает свое дело. Он извлекает из него удовольствие".
Мистер Мейлер кратко описал огромную работу археологов девятнадцатого века, которые обнаружили сначала раннюю базилику, а потом, глубоко под ней, - языческое домовладение.
- Рим с тех пор поднялся на шестьдесят футов, - закончил он. - Вас это не удивляет? Меня удивляет каждый раз, когда я об этом подумаю.
- Меня - нисколько, - провозгласил майор Суит. - Ничего меня не удивляет. Кроме человеческого легковерия, - прибавил он со злобой. - Тем не менее!
Мистер Мейлер бросил на него тревожный взгляд. Софи подавила смешок и поймала выражавший что-то наподобие одобрения взгляд Барнаби Гранта. Леди Брейсли, не обращая внимания на произносимые слова, переводила свой опустошенный взгляд с мужчины на мужчину. Ван дер Вегели стояли, прижавшись друг к другу, и внимательно слушали. Кеннет Дорн, заметила Софи, был беспокоен и словно чего-то ждал. Он шаркал ногами и тыкал себе в лицо носовым платком. "А высокий человек - как его имя - Аллен? - стоит поодаль, слушает с вежливым вниманием и все замечает", - подумала Софи.
- Итак, - объявил мистер Мейлер, - начнем наше путешествие в прошлое.
Женщина с открытками боком проскользнула к входу в храм. Лицо ее было опущено и по-прежнему прикрыто черным платком. Почти неслышно она пробормотала: "Cartoline? Поста-карда?", продвигаясь в сторону Себастиана Мейлера.
- Внутри есть лучшие. Не обращайте внимания, - сказал он туристам и двинулся мимо женщины.
С молниеносной быстротой она сорвала с лица платок, взглянула ему в лицо и прошептала:
- Brutto! Farabutto! Traditore! - и прибавила нечто походившее на поток брани. Глаза ее пылали. Губы ее растянулись в усмешке и потом поджались. "Сейчас она плюнет ему в лицо", - подумала встревоженная Софи, и женщина плюнула, но мистер Мейлер с ловкостью увернулся. Плевок пролетел мимо, а она стояла на своем месте с видом оперной мегеры. Она даже разразилась жутким смехом. Мистер Мейлер уже вошел в базилику. Его обеспокоенное стадо с двух сторон обогнуло торговку и поспешило за ним.
- Кеннет, милый, - пробормотала леди Брейсли. - Послушай! Это что-то не похоже на веселую прогулочку!
Софи оказалась в обществе Барнаби Гранта и Аллейна. Аллейн спросил Гранта:
- Что, эта дама была помещена у входа для создания колоритной атмосферы? Она здесь постоянно или это живописная случайность?
- Мне ничего не известно о ней, - сказал Грант. - Надо думать, безумная. Жуткая старая баба, правда?
"Да, но он не ответил на вопрос", - подумала Софи и обратилась к Аллейну:
- Вам не кажется, что весь этот театр в переводе на наши англосаксонские нравы сведется лишь к холодному взгляду и подавленному вздоху?
Грант взглянул на нее через плечо Аллейна и живо откликнулся:
- Пожалуй! Надо брать в расчет их чувство драматического.
- В данном случае излишнее, - холодно проговорила она, сознательно отвечая оскорблением на оскорбление.
Грант перешел к ней и поспешно сказал:
- Я наконец-то узнал вас. Тогда я не узнал. Мы ведь встретились в "Костер-пресс", правда?
"Костер-пресс" было название его лондонского издательства.
- На мгновение, - сказала Софи и воскликнула: - Как здесь чудно!
Они были в базилике.
Она сияла великолепием, словно излучая собственный свет. Она вся жила красками: "средиземноморская" красная, ярко-розовая, голубая, зеленая, слоновая кость и багровый мрамор, трепетная золотая мозаика. И в этом стечении красок доминировал тот самый пунцовый цвет, который образует живой фон римских и помпейских фресок.