Базилика совсем обезлюдела, шесть часов вечера. Все колокола в Риме зазвонили "Аве Мария", и отец Денис задержался для молитвы. Затем он прошел в атриум и уселся рядом с Аллейном на каменную скамью, еще хранившую тепло заходившего солнца. Он был уютный человек и любил посплетничать.
Виолетта, сказал он, несколько месяцев продавала открытки в портике Сан-Томмазо. Она - сицилийка, неизвестно откуда взялась и совсем не такая старая, как могло показаться Аллейну, а когда появилась впервые, ее лицо еще сохраняло следы дикой красоты. Она беспрестанно рассказывала всем и каждому, что ее муж бросил ее и предал полиции.
- За что? - спросил Аллейн.
- Ничего вразумительного. Что-то связанное с пересылкой запрещенных вещей. Очевидно, краденого, хотя она говорит, что понятия не имела, что это нехорошо, пока не пришла полиция и не погубила ее. Речь у нее дикая, сами святые не разберут, где у нее факты и где фантазии.
Тем не менее она вела себя достаточно прилично, набрасывалась только на доминиканцев и не сходила со своего законного места торговли, но примерно дня два назад он обнаружил ее на углу портика: она сидела и шипя изрыгала ужаснейшую хулу и потрясала кулаками. Губы ее были буквально в пене, но, когда отец Денис упрекнул ее за богохульство и, как понял Аллейн, дал ей хорошую взбучку, она заговорила малость разумнее. Как выяснилось, ее ярость была направлена на человека, который заходил в ризницу, чтобы договориться о посещении храма туристскими группами от имени нового предприятия под названием…
- Не говорите мне, - сказал Аллейн в тот миг, когда отец Денис сделал паузу для большей эффектности. - Позвольте, я угадаю. Под названием "Чичероне".
- Правильно.
- А человек был Себастиан Мейлер?
- Снова правильно, - воскликнул отец Денис, хлопая в ладоши. - Он же муж несчастной, а если не муж, так должен им быть, помоги ему Господь.
3
В тот очень теплый вечер оба автомобиля прибыли на Палатинский холм в начале шестого. Воздух благоухал нагретой землей, травой, миртами и смолой. В удлинявшихся тенях стояли алые восклицательные знаки маков, а легионы акантов строем спускались с гребня холма. Над разбитыми колоннами и арками классического Рима небо вновь обретало глубину.
Джованни, шофер, с удовольствием выступал в роли гида. Он сказал, что понятия не имеет, что произошло с мистером Мейлером, но предположил неожиданный приступ болезни, известной туристам как римский понос. Джованни деликатно напомнил им, что в таком случае, естественно, требуется немедленно удалиться. Затем он провел группу через развалины Домус Августана и вниз по ступенькам, к сосновой роще. По дороге то здесь, то там он называл имена руин и делал широкие жесты, кладя Рим к ногам туристов.
Софи смотрела и мечтала, и с удовольствием забывалась в грезах, и не слишком внимательно слушала Джованни. Она неожиданно почувствовала себя усталой и смутно счастливой. Барнаби Грант шел рядом с ней в дружественном молчании, Ван дер Вегели сотрясали тишину взрывами восторгов и тысячей вопросов и неустанно фотографировали. Леди Брейсли под руку с Кеннетом и недовольный майор ковыляли последними и вполголоса жаловались на плохую дорогу.
- Я быстро пресыщаюсь видами, - заметила Софи. - Или, скорее, сведениями о видах. Я перестаю слушать.
- По крайней мере, вы в этом признаетесь, - утешил ее Грант.
- Только не подумайте, что я бесчувственна ко всему этому.
- Ладно. Я и не подумал.
- Наоборот, я немею от восторга. Или почти немею, - поправилась Софи. - Вы могли бы сказать: становлюсь зримо-бессловесной.
Он задумчиво поглядел на нее.
- Вероятно, вы проголодались, - предположил он.
- Вероятно, я подтвержу ваше мнение, - с удивлением согласилась она. - По крайней мере, хочу пить.
- Смотрите, мы уже приступаем к чаепитию.
Они уже дошли до площадки под названием Бельведер и глядели над вершинами сосен на чудовищное великолепие Колизея. Шпили, крыши, сады, обелиск, нематериальные в предвечернем мареве, плыли в отдалении и растворялись на фоне Альбанских холмов.
Джованни и его помощник выбрали место у упавшей колонны, расстелили ковры и скатерти и открыли корзины.
Еда была, как сказала Софи, изысканнейшая: маленькие аккуратные сандвичи с икрой и семгой, римские и неаполитанские пирожные, фрукты и охлажденное белое вино. Удивительным образом, было также и виски с содовой. И чай для всех желающих, вроде Софи, ледяной, с лимоном и очень душистый.
"Какой странный народ подобрался в нашу группу", - подумала она без осуждения. Легкое дуновение воздуха усилило благоухание миртов и сосновой хвои и на мгновение подняло волосы с ее лба. Она почувствовала, что Грант не отрываясь глядит на нее, и поспешно сказала:
- Никто из нас не беспокоится о бедном мистере Мейлере, ведь никто!
Он сделал резкое движение руками.
- Несомненно, наш властный друг обо всем позаботился, - сказал он.
Майор Суит ел усердно и подкрепился двумя стаканчиками виски с содовой и, кажется, пребывал в благодушном расположении духа.
- Невероятный тип, - сказал он. - Это мое мнение. - Он говорил лениво и беззлобно. - Невероятно хороший чай, - добавил он.
- Я думаю, нам всем хорошо и так - с Джованни, - сказала леди Брейсли и подарила Джованни достаточно долгий взгляд. - Хотя, - прибавила она, - жаль, что другой великолепный зверь нас покинул.
- А какая у нас точно программа на вечер? - беспокойно спросил Кеннет. - На машинах в девять - куда? Где мы ужинаем?
- В "Джоконде", сэр, - ответил Джованни.
- Боже милостивый! - воскликнул майор - и не случайно. "Джоконда" - самый изысканный и, несомненно, самый дорогой ресторан в Риме.
- Неужели? - произнесла леди Брейсли. - Значит, придется мириться с Марко. Мы поссорились из-за столиков на той неделе. Чтобы посадить меня, он вытряхнул мексиканского атташе или кого-то еще, довольно важного. Это был почти международный скандал. Я сказала ему, что ненавижу подобные вещи. И в самом деле, это было весьма дурно с его стороны.
- На этот раз, милая тетя, - сказал Кеннет, - тебе предложат комплексный обед за задним столиком близ входа на кухню. Если я что-нибудь понимаю в организованных экскурсиях.
- Простите, сэр, но вы ошибаетесь, - сказал Джованни. - Все устроено иначе. Обслуживание во всех отношениях на самом высоком уровне. Вы будете заказывать все, что пожелаете.
- И за все платить? - грубо спросил Кеннет.
- Наоборот, сэр, никоим образом. Этим займусь я. - Он обратился к Гранту: - Когда все закончат ужин, сэр, - сказал он, - прошу вас, скажите вашему официанту, чтобы послали за мной. На чай тоже даю я, но, конечно, если кто-то из вас пожелает… - Он сделал красноречивый жест. - Но это не обязательно, - завершил он.
- Ну, - воскликнул майор, - должен сказать, это… гм… это кажется… гм… - он слегка слукавил, - в полном порядке. А?
Ван дер Вегели с готовностью согласились.
- Сначала мы с женой подумали, может быть, плата чересчур высока, - признался барон Софи, - просто невероятная сумма, но мистер Мейлер произвел на нас такое сильное впечатление, и затем, - он весело поклонился Гранту, - уникальная возможность познакомиться с творцом "Саймона". Мы не могли отказать себе в этом! А теперь видите, как мило все получается, не правда ли, если только с замечательным мистером Мейлером ничего не случится.
- Тьфу-тьфу-тьфу! - воскликнула баронесса, как бы страхуясь от сглаза. - С ним все хорошо, он жив и здоров. Все объяснится просто, и мы будем смеяться и радоваться. Наше удовольствие не должно омрачаться. Нисколько.
- Должен признаться, - шутливо сказал Гранту барон, - что я получаю не только эстетическое, но и профессиональное удовольствие от встречи с мистером Барнаби Грантом. Я в издательском деле, мистер Грант. Ха-ха, ха-ха!
- Ха-ха, ха-ха! - подтвердила баронесса.
- Правда? - с вежливым интересом спросил Грант. - Что вы говорите!
- Издательство "Адриаан и Велькер". Я редактор наших иностранных публикаций.
Софи удивленно воскликнула, и Грант обратился к ней.
- Это ваша область, - сказал он ей и затем Ван дер Вегелям: - Мисс Джейсон служит в моем лондонском издательстве.
Последовали новые восклицания и разговоры о совпадении, в то время как Софи пыталась припомнить все, что знала о фирме "Адриаан и Велькер", и после, когда они ехали с Палатина, рассказала Гранту:
- Мы издали переводы нескольких их юношеских и церковных книг. Это преимущественно религиозное издательство, кажется, самое крупное в Европе. Уклон у них кальвинистский, а что касается детских книг, то они до отвращения назидательны. Глава издательства Велькер, говорят, глава какой-то крайней голландской секты. Как легко можете вообразить, они печатают не много современной прозы.
- Не слишком, я думаю, подходящая среда для шумных Ван дер Вегелей.
- Как знать, - неопределенно ответила Софи. - Они же как-то сумели там прижиться.
- О Боже, младенец искушен в жизни! - заметил Грант и покачал головой.
Софи покраснела и умолкла.
Они ехали во второй машине, вместе с уснувшим майором Суитом. Остальные четверо поспешили усесться в первую к Джованни. Леди Брейсли заявила, что плохо переносит автомобили, и заняла переднее место.
Скрежещущий, гудящий, мятущийся поток машин выплеснулся на улицы вечернего Рима. Водители то проклинали друг друга, то, сняв обе руки с баранки, складывали их в пародийной молитве, чтобы спастись от злодейств, совершаемых другими водителями. Пешеходы, ринувшиеся в эту круговерть, оперными жестами оборонялись от надвигавшихся машин. За столиками на тротуарах римляне читали вечерние газеты, крутили любовь, шумно спорили или, упершись подбородком в сложенные руки, с надменной отрешенностью сидели, уставившись в никуда. Голова майора Суита, с открытым ртом, болталась вправо-влево, по временам он всхрапывал. Раз, проснувшись, он заявил, что чего здесь не хватает, так это лондонского бобби.
- Да он бы здесь не продержался и трех минут, - сказал Грант.
- Вздор, - сказал майор и заснул снова. Он проснулся при резкой остановке машины, произнес: - Ради Бога простите, не знаю, что на меня нашло, - и мгновенно заснул опять.
Грант с удивлением услышал, что Софи тоже жила в пансионе "Галлико". Он сам переехал туда только накануне и ни разу не выходил к табльдоту. Он спросил, не выпьет ли она с ним коктейль в "Тре скалини" на Пьяцце Навона.
- Оттуда они нас и заберут, - сказал он.
- Чудная мысль. Благодарю вас.
- Так встречаемся в половине девятого?
Он ухитрился договориться с шофером.
Майор вылез у своей гостиницы, Софи и Грант - у "Галлико".
В комнате Гранта было как в духовке. Он принял душ, в состоянии крайнего смятения полежал с час голый, а потом начал одеваться. Одевшись, он сел на кровать, обхватил голову руками. "Если бы только это было окончанием мытарств, - думал он. - Если бы это все вдруг прекратилось!" И выплыла неизбежная цитата: "Чтобы скрыть следы и чтоб достичь удачи, я б здесь, на этой отмели времен, пожертвовал загробным воздаяньем".
Он вспомнил, как Софи Джейсон сидела на Палатинском холме, и вечерний ветерок вдруг поднял с ее лба волосы, и на лице ее появилось счастливое замешательство. "Небанальная девушка, уютная девушка, которая не говорит глупостей", - подумал он и затем спросил себя, точно ли к ней подходит эпитет "уютная". Он перегнулся через подоконник и посмотрел на фасады и крыши и отдаленные купола.
Часы пробили восемь. По мостовой внизу прогрохотал извозчик, за которым тянулась процессия мотоциклов и автомобилей. С верхнего этажа дома напротив донесся внезапный гул голосов, а где-то глубоко внутри здания непоставленный тенор разразился песней. Ниже, на третьем этаже пансиона "Галлико", распахнулось окно, и выглянула Софи в белом платье.
Он смотрел, как она положила руки на край подоконника, свесила пальцы вниз и вдохнула вечерний воздух. Как это странно глядеть на человека, не подозревающего, что за ним наблюдают. Она смотрела в другой конец улицы, туда, где были видны брызги фонтана на Пьяцце Навона, изгибавшиеся радугой при свете огней. Он следил за ней с удовольствием и чувством вины. Подождав секунды две, он проговорил:
- Добрый вечер.
Она замерла на мгновение и затем медленно повернулась и посмотрела вверх.
- Вы здесь давно? - спросила она.
- Только что выглянул. Вы, я вижу, готовы. Пойдемте?
- Если угодно. Так идемте?
На улице было прохладнее. Когда они вышли на Навону, сам плеск воды, казалось, освежил вечерний воздух. Очаровательная Пьяцца сверкала, огни плясали на каскадах воды, фары машин слепили, лампы мерцали в кафе "Тре скалини".
- Вон там столик, - увидел Грант. - Занимаем скорее.
Столик стоял на краю тротуара. Вид на Навону отсюда был весьма ограниченным. Софи это почти не трогало. Ей приятнее было находиться здесь, в тесноте, в толчее, опьяненной, пожалуй сбитой с толку туристскими впечатлениями, чем реагировать на Рим с ученым благоразумием и педантичным хорошим вкусом и сдержанностью, каковыми, в любом случае, она вовсе не обладала.
- Это магия, - сказала она, улыбаясь Гранту. - Все это. Магия. Я могла бы это пить.
- Пить вы сейчас будете единственно возможным образом, - сказал он и заказал коктейли с шампанским.
Сначала им мало что было сказать друг другу, но это их не заботило. Грант сделал одно-два замечания по поводу Навоны.
- В древности это был цирк. Вообразите всех этих прогуливающихся юнцов без одежд, в забеге при свете факелов или мечущих диск в полуденный зной. - И после долгой паузы: - Знаете, эти фигуры в середине фонтана - олицетворения четырех великих рек? Это проект Бернини. Вероятно, он сам ваял коня, у которого был точный прототип. - И позднее: - Огромная церковь построена на месте бывшего борделя. Бедную святую Агнессу там раздели догола, и в порыве стихийной скромности у нее мгновенно выросли роскошные длинные волосы, прикрывшие наготу.
- Она, должно быть, была покровительницей леди Годивы.
- И либреттистов "Волос".
- Верно. - Софи отпила еще немного коктейля. - Я думаю, по-настоящему, мы должны бы спрашивать друг друга, что случилось с мистером Мейлером, - сказала она.
Грант не шелохнулся, только лежавшая на столике левая рука сильнее сжала бокал.
- Разве не должны? - неуверенно сказала Софи.
- Не чувствую себя обязанным.
- Я тоже. В самом деле, без него много легче. Если вы не осудите меня за такие слова.
- Не осужу, - мрачно проговорил Грант. - А вот и машина.
4
Когда Аллейн в десять минут седьмого возвратился в свою роскошную гостиницу, он нашел записку с просьбой позвонить квестору Вальдарно. Он позвонил, и квестор с наигранной небрежностью, скрывавшей чувство профессионального удовлетворения, сообщил, что его люди уже разыскали трущобу, в которой ютилась женщина по имени Виолетта. Квестор тут же уточнил, что он не хотел сказать, что они отыскали ее саму, ибо, когда к ней зашел его человек, ее не было дома. Тем не менее он выяснил немало интересного у соседей, которые знали все о ее войне с Себастианом Мейлером и говорили каждый свое - что она была его отвергнутая любовница, жена или пособница в темных делах, что он основательно ее заложил и что она неустанно его проклинает. Женщины на этой улице не любили Виолетту за скандальность, злопамятность и скверное обращение с детьми. Ее обвиняют в том, что она просила милостыню на местах, принадлежащих другим нищим. Выяснилось, что еще в зеленой юности мистер Мейлер бросил Виолетту в Сицилии.
- Где, мой дорогой суперинтендант, - сказал квестор, - она, похоже, была одной из его подручных по контрабанде героина. Как нам хорошо известно, Палермо - перевалочный пункт.
- Да, разумеется.
- И все согласны, что она малость помешанная. Выяснилось, - продолжил квестор, - что в течение неопределенного времени, может быть многих лет, Мейлер избегал Виолетту, но, пронюхав сначала, что он в Неаполе, а потом в Риме, она бросилась на поиски и окончательно устроилась на место возле Сан-Томмазо продавать открытки. Я поговорил с этим ирландцем-доминиканцем, - сказал квестор. - Он говорит ерунду, что никто, идущий вниз или снизу, не мог укрыться от их бдительного ока. Они торгуют открытками, они продают четки, они считают выручку, они заглядывают на склад, они спят, они болтают, они молятся. Мужчина с талантами Мейлера пройдет мимо них без труда.
- А как насчет женщины с талантами Виолетты?
- А-а. Вы говорите о тени на стене? Хотя я уверен, что она могла обмануть бдительность этих господ, я сомневаюсь, что она это сделала. Даже если она это сделала, мой дорогой коллега, куда она делась, когда они обыскивали подземелье? Я не сомневаюсь, что искали они тщательно: на это они вполне способны, и освещение там самое яркое. Они знают эти места. Они роют там сто лет. Нет-нет, я убежден, что Мейлер узнал вас и, будучи в курсе ваших выдающихся и блестящих успехов в этой области, перепугался и сбежал.
- Гм. Я не уверен, что вселил страх в его неблагородную грудь. На мой взгляд, Мейлер все время ходил, задрав нос, и командовал, даже злорадствовал.
- Scusi. Задрав нос?
- Важно. Но дело не в этом. Вы, вероятно, полагаете, что в какой-то момент, когда мы бродили по подземелью, он неожиданно с ужасом узнал меня и сбежал. Сию же минуту?
- Посмотрим, посмотрим. Я расставил сеть. Порты, аэропорты, stazioni.
Аллейн торопливо поздравил его со столь замечательной оперативностью.
- Тем не менее мы сами осмотрим это место, - сказал Вальдарно. - Завтра утром. Обычно я, конечно, не наблюдаю за подобными делами. Если дело считается достаточно серьезным, один из моих подчиненных докладывает одному из моих заместителей.
- Заверяю вас, синьор квестор…
- Но в данном случае, когда дело столь запутанное и может иметь международные последствия, а главное, когда нам делает честь столь выдающийся коллега - ессо.
Аллейн произнес соответствующие междометия и подумал, какой докукой должен его считать Вальдарно.