- Его нет дома, - сообщила ей трубка ледяным голосом, и по интонации Нина поняла, что Ликина мать сейчас просто положит трубку. Набирать же снова у Нины просто не будет сил.
- Подождите, пожалуйста… Когда он будет? Мне нужно забрать свои вещи.
- Вас зовут Нина Анатольевна, если не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, - усмехнулась Нина, - именно так.
- Так вот, Нина Анатольевна, все ваши вещи у вашей подруги. И в доме больше ничего вашего нет. Ни-че-го. И вообще, это не ваша квартира. И это, к примеру, не только мое мнение. И мой вам совет: оставьте Сергея в покое. У него скоро будет ребенок. Свой ребенок…
- Спасибо, я приму это к сведению. И все-таки, когда он будет? Он должен…
- Хватит тянуть из него деньги! Он вам ничего не должен! Он сто раз говорил, что вы со своим байстрюком из него все соки выпили… И не надейтесь, вам здесь больше ничего не обломится! Это с вас еще нужно потребовать… Встретитесь с ним в суде! - с пафосом выкрикнула Вероника Валерьевна и бросила трубку.
Нина несколько секунд ошеломленно слушала короткие гудки. Не может быть, чтобы эта грымза так разговаривала с ней с ведома Сергея! Или все-таки он стоял рядом? И что, выходит, он с ними обсуждал ее, Нину, и что она "выпила из него все соки"?! И что с нее еще нужно потребовать?! Выходит Димка, которого он на руках носил и кормил из соски, - "байстрюк"?! Хорошо же, Сережа! Я ничего с тебя не буду требовать! И с твоей новой родни тоже. Выходит, они живут уже всем семейством в их бывшей квартире, так, что ли? Или что эта его нынешняя теща делает там так поздно вечером? А Сергей… Он просто предатель. Мразь. Васька говорила о каком-то ремонте. Что там можно ремонтировать, когда все новое? Разве что убирать следы их, Нины с Димкой, пребывания. Вышвыривать их вещи. Стирать память о них. Она, оказывается, не знала человека, с которым прожила почти пять лет! Конечно, теперь она была уверена - Сергей стоял рядом. Стоял рядом, усмехался и слушал, как будущая теща отбрила его бывшую жену. Развлекался! Ладно, она ничего не будет у него просить! Ладно. Васька с Герой, конечно, займут ей денег на операцию и на первое время тоже. Не паниковать. Кое-что у нее ведь есть? От поездки осталось еще много - они с Димкой почти ничего не потратили. Но память услужливо подсказывала ей, что она - нищая. У нее ничего нет. Около двухсот долларов, старая машина и вещи, лежащие у Васьки, - все их с Димкой достояние. Серебряные колечки и сережки. Грошовые часики. Ничего стоящего. Побрякушки, как сказала Васька. Они и есть побрякушки. Выручить за них ничего невозможно. Да, еще у них с Димкой есть аквариум. Все-таки имущество. Домашний скот… Она горько, сквозь закипающие на глазах слезы, улыбнулась. И это все. Кирилл и Валентина Яковлевна? Нет, только не у них. Это называлось бы - посади свинью за стол, она и ноги… Да, и жить ведь тоже где-то нужно! Не здесь же! "Все хорошо. Все хорошо, - успокаивала она себя, все сильнее сжимая дрожащие руки. - Все будет хорошо. Я переживу это все. Я переживу. Я выживу". Но в глубине души она почему-то знала, что это конец. Ей не выбраться. Не пережить операции. Рак ее не пощадит.
- Мама, может, не нужно так с ней разговаривать?
Вероника Валерьевна вздрогнула и оглянулась. Надо же, чтобы Лика вошла именно сейчас. Эта шлюха, бывшая жена Сергея, смеет сюда звонить! А Лика совсем не знает жизни и не понимает, что общение с бывшими женами нужно сразу пресекать на корню.
- Лика, - веско сказала Вероника Валерьевна, застигнутая на горячем. - Если ты будешь, к примеру, позволять ему встречаться с этой стервой, это до добра не доведет. Сначала разговоры по телефону, потом она притащит этого своего байстрюка, потом…
- Но ведь она нам ничего плохого не сделала, тем более ее ребенок. Да ты и не видела его ни разу. Он очень милый, рыженький такой… Это я скорее виновата перед ней.
- Как ты можешь! - всплеснула руками Вероника Валерьевна. - Ты ни в чем перед ней не виновата! Это она, я же вижу, спит и видит оттяпать и квартиру, и машину, к примеру, и вообще все, что плохо лежит. Ничего ее здесь нет! А все, что ее было, мы ей вернули.
- Мне кажется, что Сергей должен сам разобраться. Она пока официально его жена. Да и вообще, мама, я бы тебе не советовала так с ней разговаривать.
- А что? Как ты прикажешь с ней разговаривать? Как, к примеру, с принцессой? - Вероника Валерьевна раздражалась все более и более. - Если ты сама не можешь с ним об этом поговорить, то я поговорю! В конце концов, я не позволю, чтобы мою дочь с законным ребенком оставили нищей! А ты бы видела, сколько у нее нарядов! Я посмотрела, не постеснялась! На учительскую зарплату? Еле вдвоем за два раза унесли. Это с нее нужно еще потребовать! Сколько Сережа на нее тратил! А на этого ее ребенка? И я еще должна с ней политесы разводить. Подумаешь, цаца! Да я…
В коридоре послышался звук открывающейся двери - это Сергей возвратился из гаража. Вероника Валерьевна замолчала на полуслове. Лика хотела ей что-то сказать, но мать приложила палец к губам и выразительно посмотрела на дочь. Лика отвернулась.
- Все. Поставил наконец. Вероника Валерьевна, завтра с утра вы не могли бы подъехать к нам? У Геры вопросы.
- Конечно, конечно, Сереженька!
Будущая теща была как-то непонятно возбуждена. Лика же, напротив, - отвернувшись, стояла у окна. Видно, опять мать ей докучала.
- Отлично. Значит, завтра в девять я вас жду.
- Ну, я умчалась. Не буду вам мешать.
Сергей вчера за ужином ни слова не сказал о том, как здорово они со Станиславом Петровичем все сделали. А мог бы и похвалить! Они как-никак старались, отпуск потратили. Все со вкусом, все аккуратно! Чужие бы так не сделали, как свои, родные! Сама сшила и шторы, и покрывала. Ремонт вышел на славу. Вот это получился каламбур! Надо при случае ввернуть. Слава сделал на славу! Выглядит гораздо дороже потраченного. Правда, деньги, которые она взяла на этот ремонт… Впрочем, это теперь и Ликины деньги. И потратила она их для ее же пользы. На остаток она еще купит красивую коляску и кроватку для малыша.
- Пока-пока! - Вероника Валерьевна махнула дочери и зятю рукой и выплыла в прихожую. Сергей пошел ее проводить. Лика так и осталась стоять у окна в кухне. Ей почему-то было тревожно.
Каталка громыхала по пустому больничному коридору, и там, где плитка на полу выкрошилась, колесико попадало в выбоину. Каталка подскакивала, и Нину встряхивало. Короткая больничная рубашка, едва-едва прикрывавшая поясницу - больше на Нине ничего не было. Желтая, много раз вываренная простыня - ею Нина накрылась до подбородка и придерживала ее руками. Но на ухабах простыня так и норовила съехать, и нужно было либо ловить простыню, либо пытаться удержаться на скользкой, покрытой холодной клеенкой каталке.
"Интересно, с операции они меня тем же манером повезут? - подумала она. - И так от такой езды все кишки трясутся".
- Может, я сама пойду? - осторожно спросила она санитарку, пытаясь повернуться на каталке и рассмотреть лицо женщины, везущей ее по коридору.
- Не положено. Сама должна понимать - все стерильное. Да вот и приехали уже.
Санитарка прошла вперед и толкнула тяжелые двери, причем лица ее Нина так и не увидела. Дохнуло холодом, и каталка оказалась в зале, выложенном до самого верха белым блестящим кафелем. В стенах отражался, дробился ослепительный свет от огромных ламп, горевших под потолком, и Нина поняла, что это и есть операционная. Она огляделась.
В зале было почти пусто, стояло только несколько столов, застеленных такими же, как и на Нине, желтыми вываренными простынями с подозрительными бурыми пятнами.'Пока Нина оглядывалась, санитарка подкатила ее к одному из столов, над которым и горел тот самый бело-ослепительный свет.
- Перебирайся давай, - грубо сказала она, и Нина, придерживая рубашку руками, улеглась на стол, под свет, бивший в глаза. Санитарка, забрав свою колесницу, уехала. В дальнем углу зала, спиной к Нине, какая-то фигура в белом с головы до ног что-то перебирала, какие-то железки, и они тошно звякали. Нине стало страшно. Она села на столе, все пытаясь натянуть на колени короткую рубашонку.
- Извините. - Она чувствовала, что говорит очень тихо, и начала еще раз, погромче. - Извините! А доктор Емец скоро придет?
Фигура обернулась, и Нина увидела, что это и есть сам доктор Емец. В руках у него было что-то металлическое, блестящее. Свет сиял на этом блестящем, мешая Нине рассмотреть, что же он держит в руках. Откуда-то взялись еще люди - тоже все в белых балахонах и с масками на лицах. Нина не заметила, как они вошли, - глаза ее все это время были прикованы к металлическому, явно очень острому предмету в руках доктора.
- Ложитесь, больная. - Кто-то потянул ее за руку, и Нина послушно легла.
Она почувствовала, что ее ноги и руки привязывают к каким-то поручням по краям стола. Свет от ламп бил в глаза нестерпимо, но она почему-то больше всего боялась именно закрыть глаза.
- Все готово, - раздался чей-то голос. - Можно приступать, доктор!
Нина почувствовала, как чьи-то руки задрали у нее на животе короткую больничную рубаху и взбили ее под самый подбородок. И увидела, как доктор Емец придвинулся вплотную к столу. Его лицо было закрыто марлевой маской, из-за которой были видны только темные непроницаемые глаза. Но Нина никак не могла поймать его взгляд, как ни старалась. Руки в резиновых перчатках сжимали тот самый блестящий предмет, и Нина увидела, что это то ли нож, то ли скальпель - большой, тяжелый, странной замысловатой формы. Она дернулась, но веревки, которыми она была привязана, не пустили ее.
- Спокойно, спокойно, - сказал доктор Емец. - Чем меньше будешь дергаться, тем быстрее все закончится. Он опустил руку с ножом, и Нина почувствовала прикосновение ледяного металла к коже. Она содрогнулась. Острое и холодное разрезало ее кожу со звуком, напоминающим звук лопнувшего спелого арбуза, и что-то теплое полилось потоком, и лилось по ее животу, из живота, и с тяжелым звуком капало на плиточный пол, и она поняла, что это ее кровь. Сколько крови! Что они с ней делают? Неужели они не понимают, что она теряет много крови? Внезапно ей стало очень больно, что-то тянули у нее из живота, отрезали, резали прямо по живому. Она рванулась изо всех сил, и снова веревки не пустили ее. Тогда она закричала:
- Наркоз! Вы забыли наркоз!!! Как же без наркоза?!
- Наркоз? - весело переспросил доктор Емец, роясь у нее в животе, как в кошелке. - Какой наркоз? Бесплатно режем без наркоза. За операцию платили, голубушка? Нет? То-то же! Тогда лежите тихо. - Он снова опустил руку с блестящим окровавленным предметом куда-то в низ Нининого живота, и Нина поняла и почувствовала, что сейчас и произойдет самое страшное. Чья-то рука легла ей на глаза, пытаясь закрыть их, как покойнице, но она рванулась еще раз и закричала:
- Квартира! У меня есть квартира! Я продам квартиру! Я вам заплачу!
- У вас ничего нет. Вы нищая, голубушка.
- У меня есть, есть квартира! Я вам обещаю…
- Нет у вас никакой квартиры. - Глаза хирурга зеркально блеснули, отражая сияющий безжалостный свет ламп.
И денег тоже нет. Ничего нет. - Доктор мертвенно усмехнулся под марлевой повязкой. Она не видела его губ, но по выражению его лица поняла - он ей не верит. И он точно так же, как она, знает, что у нее ничего нет. Ей не обмануть его.
- Лежите тихо. Держите ее. - Хирург кивнул своим подручным, и чьи-то холодные руки снова легли ей на запястья. - Будем кончать…
…Она страшно кричала и проснулась от собственного крика. В предрассветных сумерках Нина увидела, что сидит на отцовском диване, прижимая ветхое одеяло к низу живота. Простыня сбилась и свесилась на пол, подушка лежала бесформенной грудой там, куда она ее отбросила. Металлический будильник на полу рядом с диваном громко тикал. Балкон она оставила на ночь приоткрытым, воздух был свежий и холодный. Она хватала его открытым ртом, тяжело дыша, ноги не слушались, когда она спустила их на пол. Она добрела до стены и щелкнула выключателем. Свет от висящей посреди потолка стосвечовой лампочки мгновенно залил всю комнату, и она застонала - доктор Емец из ночного кошмара в таком же ослепительном безжалостном свете, с окровавленным ножом в руке все еще стоял у нее перед глазами. Бок, надавленный вылезшей пружиной, саднил тупой болью. Нина провела взмокшей рукой по животу, и ей показалось, что там зияет разрез. Дрожь все сильнее колотила ее. Она бросилась обратно на диван и зарыдала.
- Я убью его!!! - Она плакала и комкала ночную рубашку, зачем-то закручивая ее жгутом. - Я убью, убью его!
- Нин, ты чего бледная такая, как не отдыхала? Ты завтракала уже? В больницу поедем? Димка как? - Васька встретила подругу градом вопросов.
- Спала плохо на чужом месте. В больницу поедем. Димка? Да вроде бы в порядке. Час назад с ним говорила. Нет, еще не завтракала, - механически отвечала на все вопросы Нина.
- Тогда давай я тебя накормлю и поедем. У меня давно готово. - Васька выставляла на стол тарелки, чашки, резала хлеб. Нина равнодушно взглянула на еду.
- Вась, ты без меня завтракай, хорошо? Мне что-то не хо-
- Как так не хочется? Ты давай ешь без разговоров! В больнице тебя никто кормить не будет. Ну, кроме меня, конечно. - Васька самодовольно усмехнулась. - Нин, да не переживай ты так! - Она подошла и участливо обняла подругу за плечи. - Вот увидишь, все обойдется.
- Вась, ты меня извини. - На Васькином родном лице читались такие неподдельные забота и участие, что Нина немного оттаяла. - Мне с тобой серьезно поговорить нужно. Только давай так: как бы ты сейчас мне ни ответила - я не обижусь. В любом случае.
- А что такое? - Заинтригованная Васька с грохотом поставила чайник.
- Вась, все предельно просто. Мне нужны деньги на операцию, а у меня их нет. - Нина улыбнулась вымученной улыбкой. - И я прошу вас с Герой мне занять. На неопределенный срок. Потому что я не знаю, когда смогу выйти на работу.
- И из-за этого у тебя аппетит пропал? Значит, так. Давай действительно, чтобы без обид. Мы ж подруги? Сейчас мы завтракаем. Яичница, бутерброды, салат, кофе и пирожные. Причем съесть нужно все. А потом я даю тебе любую сумму, которая тебе нужна. Договорились?
- Вась, это очень большие деньги… - Сколько?
- Большие, Вась. Так что сразу не обещай.
- Да не тяни ты! Говори, сколько тебе нужно?
- Тысячу доктору за операцию и примерно еще пятьсот на остальное.
- Да, сумма приличная, но, как говорится, не смертельная. - Васька покрутила головой. - Все равно, давай есть, а то у меня кишки уже марш Мендельсона играют. А к вечеру я тебе деньги привезу.
- У Геры возьмешь? Знаешь, мне не очень хочется, чтобы он знал.
- Потому что он может сказать Сереге, какое он дерьмо? - Васька проницательно посмотрела на подругу. - Ты не переживай так. Он, по-моему, все ему уже сказал.
Нина неприязненно посмотрела на знакомую табличку "Емец И. М. Зав. отделением", как будто табличка была виновата в приснившемся ей ночном кошмаре, постучала, услышала веселое "Да-да!" и решительно толкнула дверь.
- Здравствуйте!
- А, спортсменка наша. Сдаваться пришли?
- Да, Игорь Михайлович, пришла.
- Так-так! А что вид такой невеселый? Страшно?
- Страшно, - честно призналась Нина.
- Не страшно только дуракам, - изрек доктор, - а мы с вами - умные люди. И понимаем, что выход сейчас только один. Ну, что - оформлять?
- Оформляйте, - вздохнула она.
Доктор вынул из ящика бланк направления, поставил несколько нечитаемых закорючек, долженствующих означать диагноз, дату и подпись, и отдал Нине.
- Может, кофеечку? - кивнул он на стол, на котором дымилась огромная чашка с надписью "Лида".
- Нет, спасибо. - Нина улыбнулась. - Меня уже и напоили, и накормили. Извините, Игорь Михайлович, - внезапно спросила она, - а что это у вас чашки все сплошь с женскими именами?
- Так специфика такая, Ниночка, - расплылся в улыбке доктор Емец. - В среду вот, даст Бог, прооперируем вас, вы выздоровеете, приедете и подарите мне чашечку "Нина". Традиция! Смотрите: он раскрыл небольшой шкафчик, стоящий в углу. Две нижние его полки сплошь занимали чашки. У Нины зарябило в глазах от женских имен. - Видели? - Доктор, довольный, закрыл шкаф и усмехнулся. Вот это, называется, предоперационная психотерапия. - А дома еще сколько! С сердечками! С цветочками! А по отделению гуляет! Так что, Ниночка, не забудьте.
Сестра отвела Нину в самый конец коридора.
- Вот ваша палата. До среды будете лежать одна. Это у нас самая лучшая палата, - многозначительно сообщила она Нине. - Располагайтесь. Вещи можно в шкаф повесить. На тумбочку телевизор можно поставить, если хотите. Холодильник сразу за вашей дверью, в коридоре. Постелитесь сами?
- Да, спасибо.
Васька маялась в вестибюле. Увидев подругу, она встрепенулась: - Что?
- Положили. Палата 12.
- А операция когда?
- Вроде бы в среду. Вась, давай я тебя провожу и езжай домой… Девушка, - обратилась Нина к спускающейся по лестнице сестре, той самой, что ее принимала, - мне гулять можно?
- Гуляйте на здоровье, - улыбнулась сестра Нине, - заодно и осмотритесь. Да! - спохватилась она. - Потом подойдете ко мне на пост, я вам дам список, что нужно для операции. Купить можно прямо в той аптеке, что в соседнем корпусе.
Они вышли на аллею и медленно побрели к выходу.
- Я утром приеду. - Васька смотрела на Нину круглыми печальными глазами. - Привезу тебе деньги и завтрак. Ты, пожалуйста, не волнуйся и ни о чем таком не думай.
- Я ни о чем таком и не думаю. - В этот момент это было почти правдой. - Это ты не волнуйся. Вон, смотри, маршрутка подъехала. Иди, Вась.
- Ну, я пошла. - Васька не тронулась с места. - Все будут хорошо, Нин, правда.
- Пока. - Нина повернулась и не оглядываясь ушла в свой корпус.
День тянулся бесконечно долго. Вчера она никак не могла уснуть в своей тихой палате. В отделении слышались разговоры, невнятный шум. Близко за стеной работал телевизор, но слов было не разобрать. Шлепала дверца холодильника, звякала посуда. Но постепенно к ночи все затихло, шаги в коридоре слышны были все реже. Потом выключили общий свет, оставили только лампу у дежурной сестры. Нина попыталась читать, но в голове назойливо всплывала все время одна и та же мысль - та, которая пришла вслед за ночным кошмаром: "Я убью его! Я убью его!" Это преследовало ее весь вечер, как звук какого-то дьявольского метронома, это заставило отложить книгу и напряженно всматриваться в ночное окно. Сплошная чернота, темень. И совершенно тихо. Сюда не проникали обычные ночные городские звуки - лязг трамвая, скрип тормозов, автомобильные гудки, музыка - ничего. Только несколько раз откуда-то она слышала неопределенные, приглушенные звуки разговора - это ночные сестры выходили подышать свежим воздухом, а проще говоря - перекурить. Наконец, заметив, что новенькая из двенадцатой палаты не спит, к ней постучала дежурная и предложила какую-то пахучую дрянь в пластиковом стаканчике. Нина отказалась, сестра настаивать не стала - просто оставила стаканчик и вышла. В голове все стучало: "Я убью его! Я убью его!"
Нина подумала и залпом выпила жидкость. Через некоторое время микстура подействовала, и она наконец с облегчением почувствовала, что засыпает.