- Если вы вообразили, что я сочиняю фантастические истории с целью вам понравиться, то вы ошибаетесь. Я не такая дура, чтобы пытаться привлечь мужчину всякими выдумками. - Настя сердилась. - Но даже будь это правдой, вы бы уже давно все испортили. Вы препарировали меня с моими якобы чувствами к вам, как жабу.
- Не вас, а ваши эмоции. Я хочу, чтобы вы мыслили трезво. Меня интересует то, что происходит в офисе. Вы - моя единственная надежда…
- Шпионка, - подсказала Настя.
- Единственный человек со стороны, который может стать независимым наблюдателем. И что же? Вы относились ко мне с явной симпатией до тех пор, пока не встретили мою жену. После этого я наблюдаю приступ отчаяния, истерические обвинения… Да, Ева красива, как… Как черт знает что! Но это не повод для того, чтобы бросить расследование и пытаться очернить ее…
- Думаете, я завидую вашей жене? - Настя постаралась сказать это презрительным тоном. - Я что, произвожу столь жалкое впечатление?
Выражение лица, да и ее горячность немного отрезвили Колесникова.
- Но вы сказали, что Ева намеренно оцарапала вас в театре, - недовольно ответил он и открыл узкую книжечку, в которую был вложен счет, принесенный официантом.
- Мне не нравится, что вы за меня расплачиваетесь, - сказала Настя, напряженно глядя на босса. - Я ваша служащая, а не какая-то там… вертихвостка.
- Ну вот еще, приехали, - вскинулся тот. - Даже не вздумайте доставать кошелек и копаться в нем у всех на глазах. Я вам этого не прощу.
Он первым поднялся на ноги и широким шагом двинулся к выходу. Настя засеменила следом за ним. Гордость диктовала ей отказаться от любезного предложения подвезти ее до места. Но страх за брата оказался сильнее.
- Мне нужно в район Сокольников. Довезите меня до метро, ладно? - попросила она.
Голос у нее был сердитым. Сердилась Настя на саму себя - за то, что не ушла, гордо задрав подбородок. Он ей не поверил. Не поверил! Решил, что она влюбилась в него, а потом увидела, какая красавица его жена, и впала в истерику. Уму непостижимо.
Колесников придержал для нее дверцу, потом быстро сел за руль, завел мотор и рванул с места. Он вел машину молча, сосредоточенно глядя на дорогу. Основные пробки уже рассосались, Москва двигалась, хотя все еще неохотно.
- Я полагаю, расспрашивать вас о семейных проблемах бессмысленно, - проворчал Колесников, краем глаза наблюдая за тем, как Настя сжимает и разжимает руки, терзая ремень своей сумочки.
Он только сейчас сообразил, что все вещи, которые он видел - одежда, обувь и аксессуары, - довольно недорогие, хотя подобраны со вкусом. Это показалось ему странным, учитывая, что муж ее - всемирная знаменитость. Может быть, он держит ее в черном теле? И ее вдохновенный рассказ о своей семейной жизни там, в аэропорту, был не более чем бахвальством?
Надо сказать, что, после того как Настя появилась в офисе, он заходил в отдел кадров. Единственное, что его интересовало, - это ее семейное положение. Она действительно была замужем. И ее мужа действительно звали Отто фон Швентке. "В каждой женщине есть тайное зерно, из которого, как в сказке, впоследствии может вырасти боб до самого неба, - подумал Колесников раздраженно. - Какого черта она скрывает? А с виду такая милая!"
Он высадил ее там, где она сказала, попрощавшись довольно сухо. Но вместо того чтобы уехать, вышел из машины и отправился следить за ней. "Отто фон Швентке становится моей навязчивой идеей, - подумал Колесников. - Отчего мне так хочется его увидеть? Что за блажь на меня нашла?"
Блажь или не блажь, но он следовал за Настей, держась на почтительном расстоянии и прижимаясь к кустам, за которые можно было бы нырнуть. В конце концов, если она его засечет, он скажет, что отправился за сигаретами. Через пять минут быстрой ходьбы его помощница вошла в кафе. Колесников сунулся было за ней, но тут же прикрыл дверь - зал оказался слишком маленьким для того, чтобы остаться незамеченным. Ему удалось увидеть, что навстречу Насте поднимается сухощавый мужчина лет сорока с темной бородой клинышком, в круглых очках. "Похож на доктора из какого-нибудь старого фильма, - подумал Колесников. - Никакой это не композитор. Класс не тот!"
Он еще немного повертелся возле кафе, потом обругал себя на чем свет стоит и уехал домой.
Тем временем перед Настей официант поставил чашку мятного чая и блюдце с долькой лимона, в которую изобретательно воткнул зубочистку. Длинные пакетики с сахаром, словно карандаши, торчали из кружки, стоявшей на столе. Впрочем, Насте некогда было осматриваться - она сразу же сосредоточилась на докторе Панкрашине, который ее ждал. Взяла чашку за ручку и стиснула ее изо всех сил. И лишь после этого спросила:
- Что с моим братом, доктор?
- С ним все в порядке, - поспешно ответил тот. - Я же сказал по телефону, чтобы вы не волновались.
- Но зачем вы тогда меня вызвали?
Прежде чем ответить, доктор сложил руки на столе замочком и посмотрел на девушку с ласковой укоризной. Глаза у него были грустными и мудрыми, как у уличного пса. Колесников верно определил, что тот далек от сцены, блеска и славы - костюм на нем был добротный, рубашка уютная, а галстук вообще ничего из себя не представлял - просто закреплял деловой образ.
- Настя, я наблюдаю за вами полтора года, - сказал Панкрашин. - С тех пор, как ваш брат попал в нашу клинику. И вот что я хотел спросить. - Он посмотрел на нее очень внимательно. - Вы решили собой пожертвовать?
- Что значит - пожертвовать? - Настя вскинула на него глаза, от всего сердца надеясь, что слезы не польются рекой в самый неподходящий момент.
- То и значит. Я ведь в курсе, что вы оставляете у нас всю свою зарплату.
- Я сменила работу, - поспешно сказала она. - У меня теперь все хорошо, Антон Владимирович!
- Не все хорошо, - возразил тот. - Рассеянный склероз не лечится, это хроническое прогрессирующее заболевание. Мы можем говорить лишь о продлении жизни вашего брата, ну и о ее качестве, конечно. Ваш Дмитрий лежит в так называемой "коммерческой" палате, и я отлично знаю, чего вам это стоит. Вы ведь совсем одна.
- Я не одна!
- Вы потеряли родителей, а ваш брат после той ужасной катастрофы заболел. Вероятно, в результате полученных травм. Так бывает, Настя, с этим ничего не поделаешь. Вам, конечно, очень тяжело… - Он немного помолчал. - Но я хотел спросить про вашего мужа. Он так и не появился?
По щекам Насти, расцветая маками, пополз неровный румянец.
- Нет, - выдавила она из себя. - Но это не имеет значения. Я справляюсь.
- Да, вы справляетесь, но чего вам это стоит!
- Вы хотите предложить мне какой-то выход? - напряженным голосом спросила Настя. - Предлагаете забрать Диму домой? Но дома ему гораздо хуже! Он чувствует себя зависимым, ему кажется, что он разрушает мою жизнь, и я не могу его переубедить. В клинике же он ведет себя иначе, он борется! Он приспосабливается, и я вижу, что в нем просыпается новый интерес к жизни.
- Настя, не горячитесь. Я вовсе не собираюсь уговаривать вас забрать брата.
- А что же тогда?
- Я просто хотел вам… помочь, - осторожно сказал доктор и мягко накрыл Настину руку своей большой белой ладонью. Ладонь была приятно прохладной и сухой. Маки на щеках Насти мгновенно налились багровым. Она не знала, как реагировать на прикосновение и просто смотрела на Панкрашина во все глаза.
- Брат стал вашей навязчивой идеей, - заговорил тот, не убирая руку. - Никогда ни к чему хорошему это не приводило. Вон, видите, порционный сахар в длинных пакетиках? Человек, который эти пакетики изобрел, мечтал избавить людей от лишних хлопот - не нужно брать пакетик в руки и отрывать бумажный край. Достаточно разломить упаковку двумя пальцами посредине - и сахар аккуратно высыпается в чашку. - Свободной рукой доктор проделал то, о чем говорил. - Однако неблагодарное человечество оказалось слишком консервативным. Люди делали с его пакетиками то же самое, что и со всеми остальными - тупо отрывали край. И знаете что?
- Что? - переспросила Настя сухими губами, ни на секунду не забывая о том, что ее рука накрыта ладонью доктора.
- Изобретатель так переживал из-за этого, что сошел с ума.
- Зачем вы мне все это рассказываете?
- Чтобы вы не зацикливались на проблеме.
Настя хотела сказать, что это никакая не проблема - это ее собственный младший брат, единственный близкий человек на всем белом свете. Она за него ответственна, что совершенно естественно. Да, на нее иногда накатывает отчаяние. И ощущение, что она загнана в ловушку. А причиной тому, конечно же, хроническая нехватка денег. Нужно не только платить за содержание брата в клинике, но еще одевать его, покупать ему какие-то вещи, книги, делать маленькие подарки на праздники, в конце концов…
Вместо того чтобы высказать все это вслух, Настя только открыла и закрыла рот. Доктор Панкрашин для чего-то же затеял этот разговор. И для чего-то положил свою ладонь на ее руку. Он оказался теплокровным - Настины пальцы уже горели огнем.
- Антон Владимирович, - пискнула она, облизывая губы. - Я не очень хорошо поняла, о чем мы, собственно, говорим.
- Знаете, что такое симбиоз? - неожиданно спросил доктор и выпустил, наконец, ее руку. Настя облегченно вздохнула и вообще убрала ее со стола. - Это взаимовыгодное взаимодействие организмов.
Слово "взаимовыгодное" Настю насторожило. В голове ее мгновенно всплыли десятки информационных сообщений о взятках, подлогах, приспособленчестве, о хищениях лекарственных препаратов… В ее опасениях появился криминальный оттенок. Неужели доктор Панкрашин хочет как-то ее использовать? Недаром же он подчеркивал, что она одна и что ее некому защитить.
- Антон Владимирович, - дрогнувшим голосом обратилась к нему Настя. - Говорите, пожалуйста, все как есть. Я хочу ясности. Если вы будете ходить вокруг да около, ничего хорошего не получится. Вы только меня запутаете и расстроите. А так я вам сразу скажу: "да" или "нет".
Доктор Панкрашин посмотрел на Настю долгим взглядом. Чтобы не сидеть, словно загипнотизированный кролик, она положила в рот кружок лимона и принялась тщательно разжевывать. Кожура была горькой до отвращения.
- Ну, хорошо, раз так, - ее собеседник не желал менять тон и по-прежнему говорил вкрадчиво и мягко. - Наверное, вы не знаете… Но у меня жена и трое детей.
- Это ужасно, - сказала Настя, думая, о чем угодно, только не о его семейном положении.
- Да нет, ничего ужасного в этом я не вижу. Но с женой мы давно уже живем как соседи. Знаете, как это бывает? Однажды ты приходишь домой с работы и видишь, что прелестная фея, на которой ты когда-то женился, превратилась в бесформенное нечто, наделенное к тому же дурным характером. Но у вас так много общего - начиная с детей и заканчивая жилплощадью и прекрасными воспоминаниями… И ты понимаешь, что никогда ее не бросишь.
- Антон Владимирович…
- Настя, мне нужна отдушина! - с неожиданной страстью сказал доктор. - Такая, как вы: молодая, сильная, задорная. Я давно за вами наблюдаю, вы нравитесь мне больше, чем кто бы то ни было. Поэтому я предлагаю вам…
Он замялся, подыскивая слова, и Настя немедленно подсказала:
- Симбиоз.
- Вот именно! - подхватил он. - Я сниму с вас ваше тяжкое бремя. У вас больше не будет материальной повинности. Я сам, лично, стану наблюдать вашего брата и делать для него все, что только возможно.
Настя проглотила лимон, не разжевав его до конца. Зернышко царапнуло горло.
- А взамен? - спросила она, нервно хихикнув. - Вы же не потребуете мою душу?
- Так много мне не нужно. Свидания раз в неделю вполне хватит.
"Он хочет тело, а не душу, - подумала Настя. - Вот почему он спрашивал про мужа. Интересовался, не возникнет ли препятствий". На одну секунду Настя представила, что их договор вступил в силу, и сразу же поняла, какое это огромное искушение. Быть уверенной в том, что у Димки все хорошо, что за ним смотрят, как нужно… Получать зарплату и не оставлять себе жалкие крохи, а просто жить на нее! Наверное, это так здорово…
- Настя, вы очаровательная девушка, - доктор Панкрашин перешел к горячему убеждению. - Вам негоже так расточительно относиться к своей молодости. Не заметите, как она пролетит… не доставив никому удовольствия. Пропадет за так! А я умею ценить хорошее.
- Мне нужно подумать, - сказала Настя, презирая себя за то, что пусть на секунду, но все же обрадовалась открывшейся возможности. - Вы застали меня врасплох.
- Если вы откажете, мне будет жаль, - сказал доктор, и глаза его хищно блеснули.
Под мягкой оболочкой мог прятаться кто угодно - нежный зверек или зубастый монстр. В любом случае дразнить его у Насти не было никакого желания. Кое-как попрощавшись, она выскочила из кафе и быстрым шагом пошла к метро. На улице темнело, летний вечер медленно стекал по тротуарам на шоссе. Дребезжали все еще активные трамваи: внутри вагонов, как в банках, сидели усталые люди. Шелестов не звонил.
Вероятно, он действительно был занят, окунувшись с головой в свой срочный проект, но именно сейчас на Настю нахлынула обида. Всегда, всегда так бывает: когда кто-то особенно тебе нужен, он внезапно исчезает, и ты остаешься один на один со своими демонами. А что, если она возьмет и согласится на предложение Панкрашина? И ничего не скажет Шелестову. Господи, да что она, не переживет одного свидания в неделю? Доктор нисколько не противный, даже симпатичный, хотя и свинья, конечно, порядочная. Вероятно, он обдумывал этот шаг не день и не два… А был бы нормальным, ухаживал бы, добивался своего, используя цветы, конфеты и лесть.
Подчиняясь порыву, Настя поехала не домой, а к офису Шелестова. Ей захотелось увидеть его. Ей нравился его низкий, чуть хрипловатый голос, нравились его внимательные глаза, его губы и щекотная борода. Она скучала по нему. Может быть, конечно, он уже давно уехал домой и свалился спать. "И он мне не позвонил, - снова подумала Настя. - Позабыл про меня?" На душе стало еще тяжелее, чем прежде. Словно она что-то такое предчувствовала…
Возле офиса Шелестова имелась маленькая забегаловка, в которой круглосуточно подавали кофе, чай и пироги с разными начинками. Называлась она "Стекляшка", и действительно, окна здесь были огромными, и вечером освещенный зал был отлично виден с улицы. Проходя мимо, Настя заглянула внутрь и тут же увидела их - Катьку и Шелестова. Они сидели очень близко друг к другу, склонив головы над ноутбуком. На Катьке была та самая рубашка, которую Настя собственноручно ушивала. И хотя выглядела Катька чрезвычайно сосредоточенной, шестое чувство подсказало Насте, что та счастлива. Это всегда понимаешь как-то сразу, с первого взгляда, по неким неуловимым признакам, которые нельзя описать словами. Катька была молоденькой, хорошенькой, и у них с Шелестовым имелись общие интересы. Бомба с часовым механизмом. "Зачастую все так и начинается, - подумала Настя, топчась возле входной двери и не решаясь войти. - С дружеского расположения и общих интересов. Дружба между мужчиной и женщиной возможна, если один просто дружит, а другой рассчитывает на большее. Со стороны этого другого всегда присутствует элемент флирта, эротический подтекст. Если бы его не было, отношения очень скоро развалились бы. Но тот из двоих, кто считает, что просто искренне дружит, не желает этого понимать. Наоборот, он с пеной у рта будет доказывать, что чистая дружба между мужчиной и женщиной возможна! Вот же она, поглядите: такая невинная и вполне безвредная". Безвредная, как же. Пройдет немного времени, и Шелестов осознает, как дорога стала ему его подруга…
Настя решила не нарушать идиллию. Вдруг это Катькин звездный час? Они заключили соглашение, договорились играть честно. В конце концов, она ведь сама все это придумала…
Ревность грызла Настю всю ночь, и наутро она явилась на работу невыспавшаяся и раздраженная. Постоянно смотрела на часы - Шелестов не звонил. "Интересно, о ком он думал, когда утром собирался на работу - чистил зубы, брился, варил кофе… О Катьке?! Но уж точно не обо мне".
Не выдержав напряжения, Настя позвонила Матвееву. Сначала тот разговаривал сдавленным шепотом, но когда почувствовал, что с ней не все ладно, велел обождать, долго топал и сопел, после чего сказал нормальным голосом:
- Эй, чего там у тебя случилось?
- Ничего не случилось. Мне просто нужно кое-что знать. Скажи, Витька, возможна ли дружба между мужчиной и женщиной?
- Это ты у меня спрашиваешь? - изумился Матвеев. - Если мне память не изменяет, мы с тобой дружим уже лет сто, не меньше. Я еще отлично помню розового зайца, из-за которого ты надела мне на голову ведро с песком.
- Ведро! - передразнила Настя. - Всего лишь маленькое ведерко. Нет, но вот ты признайся… Ведь мы дружим так долго именно потому, что ты ко мне что-то испытываешь. Может, не явную любовь, но все-таки… Ты был бы не против личных отношений?!
- Это что, истерика? - спросил Матвеев с подозрением. - Чего это тебя разобрало докапываться? Думаю, ты начиталась всякой психологической хрени.
- Ты увиливаешь, - ответила Настя. - А мне очень надо знать.
- Зачем? - в лоб спросил Матвеев. - Лучше скажи просто, что тебя мучит, а подходцы оставь для других.
- Ладно, скажу. Уж чего я тебе только не говорила… Понимаешь, у меня завязался роман с мужчиной.
- Эка невидаль, - буркнул Витька. - И что? Ты не знаешь, как реагировать, когда он жарко дышит тебе в декольте?
- Хватит паясничать, я серьезно.
- Ну? Это тот самый твой спаситель, притащивший тебе платье в ресторан? Шелестов?
- Шелестов. И знаешь, в последнее время он как-то не горит желанием видеть меня каждую минуту. Вечером я засекла его в кафе с другой девушкой. Правда, они вместе работают, и у них срочный проект, но все-таки… Так ведь не бывает, чтобы ты любил одну девушку, но параллельно дружил с другой - хотел проводить с ней время, рассказывал о своих делах, делился самыми сокровенными мыслями…
- Настюха, ты меня убиваешь. Ты же умная! А рассуждаешь как дура. Почему вы все уверены, что мужчина, влюбившись, должен перестать общаться со своими подругами? Что его мир просто обязан сузиться до одной-единственной женщины?
- А что в этом такого?
- Ха! Даже не надейся, что Шелестов станет бегать за тобой, как собачонка. Кроме того, тебе самой станет неинтересно, если он вдруг зациклится на тебе одной.
- Кто это сказал? - сварливо возразила Настя. - Я, например, когда влюбляюсь, всегда зацикливаюсь на одном-единственном человеке. И ведь вам, наглым типам, это нравится до безумия! Вам дико хочется быть объектом неконтролируемой страсти - единственным и неповторимым, тогда как вы сами…
- Женская психология, - перебил ее Витька и нравоучительно добавил: - Мужчина, влюбляясь, все равно продолжает общаться с кучей других женщин. И будет общаться, с этим ничего не поделаешь.
- Думаешь, ты меня успокоил? - гневно спросила Настя.
- Ну, извини. Кто тебе скажет правду, как не друг детства? Кстати, я тут подумал по поводу твоей теории относительно дружбы… Знаешь, когда ты свободна, то есть ни с кем не крутишь роман, я всегда как-то воодушевляюсь. Не то чтобы на что-то рассчитываю, но просто… Наверное, в этом что-то есть. А ты ко мне ничего такого не питаешь?