Восторг хохочущих детей от этих незамысловатых стихов был неописуем. Натали подумала, что ей только двадцать шесть и она не лишилась надежды иметь в жизни такие же радости.
- Дальше! - требовала Флора.
Отправляйся ты домой
И укройся с головой
И поспи еще чуток!
Когда наконец дети удалились, Натали сказала:
- Я вспомнила, чем мы занимались в то Рождество. Ты прочел мне лекцию о генеалогическом древе Стюартов.
- Я тогда хотел доказать тебе, что мы далеки от кровосмешения и детишки, которые у нас с тобой появятся, будут не бо́льшими идиотами, чем их родители.
- Какие детишки! Мы с тобой даже не целовались.
- Да. Но ты тогда очень испугалась, потому что думала, что дети рождаются от взаимной симпатии, а не от поцелуев и от того, что за этим следует. Или ты притворялась такой дурочкой?
- Притворялась, - призналась Натали со смехом. Она ощутила, что слезы подступают к глазам. Слишком трогательны были воспоминания о невинной проказливой юности.
- А ведь был шанс смешать в одно твою и мою голубую нью-йоркскую кровь! - поэтично вздохнул Грег.
- Тебе хорошо живется в Вашингтоне?
- Прекрасно. Как выразился один старый сенатор: "Я, как рыба-еж, зарылся в ил на дне и накалываю на колючки то, что падает сверху. И толстею год за годом".
- Ты честолюбив!
- Ты не поверишь, но мы все похожи на твоего отца. Или все, или ничего. "Все" мне не светит, "ничего" у меня есть и даже сверх меры. У тебя, по-моему, тоже.
- Но я больше не хочу служить, я хочу хозяйничать…
Горячий монолог, который собралась произнести Натали, прервал ее младший брат Майк.
Он шел через лужайку, балансируя с полными бокалами шампанского - по три в каждой руке. Этому искусству он обучился в студенческие годы, когда во время летних каникул подрабатывал официантом в курортных ресторанах на Кейп-Код. Это занятие было, конечно, вызовом фамильной амбиции Стюартов, но отец не возражал, потому что оно было анонимным. Никто не знал фамилии одного из бесчисленных официантов.
В это лето она потребовала, чтобы Майк устроился на солидную работу, и предложила ему помощь и место в банке, где тянула лямку она сама. Но Майк не выразил энтузиазма. Похоже, он махнул рукой на свое будущее, как и их мать, которая сочла свое потомство заранее обреченным на жизненную неудачу.
Майк, как и Натали, унаследовал от отца высокий рост, некоторую костлявость и жесткие темные волосы, но его лицо было более полным, расплывшимся и безвольным, чем у старшей сестры.
- Простите, но я принес послание от мамочки. Отец, кажется, в ярости. Он прямо взбесился.
Натали была недовольна, что их беседу с Грегом прервали.
- По-моему, Майк, ты уже вырос из того возраста, чтобы быть у матери мальчишкой на побегушках. Чего они хотят?
- Я не читаю их мысли.
Он с трудом держал равновесие. Солнце и вино подействовали и на него. Натали только сейчас с горечью отметила, что Майк за последнее время сильно обрюзг.
- Ты обгорел. В кабинке есть крем. Пойди и намажься, - посоветовала она.
- Твоя сестра хочет заняться настоящим делом, - вдруг вмешался Грег. - Как ты на это смотришь?
- Кто меня спрашивает? Я в этой жизни нуль. - Кривая улыбка исказила лицо Майка.
Но он притворялся. На самом деле он был польщен, что Грег посвятил его в планы сестры. Уже три года после колледжа он болтался на Уолл-стрит и знал, что "реальное дело" - обманчивая мечта каждого банкира, делающего деньги из денег и зарабатывающего миллионы для других. Но одалживать деньги под залог и знать, что тебе капают проценты, что в случае банкротства ты выжмешь из должника последние капли крови, - это одно, а работать в "чистом поле" предпринимательства - это совсем другое… Майк решил очень красочно обрисовать картину, возникшую в его воображении.
- Предположим, ты закупил весь большой зал в Лас-Вегасе, а эстрадная звезда накурилась травки или сломала ногу. Или ты везешь листовую сталь из Питтсбурга на автомобильный конвейер в Дейтройт, а тут тебе у железнодорожников забастовка, наводнение, и рельсы пошли наперекосяк. Или ты в Лос-Анджелесе хочешь выжимать сок из мексиканских апельсинов - апельсины уже вываливаются из складов, а банок нет и где они - неизвестно…
- Заткнись, Майк! - не выдержала Натали. - Пошел отсюда!
- Уже в пути! - не обиделся Майк. Он оставил им принесенное шампанское, захватив с собой только один бокал. Он прихлебывал вино, ковыляя обратно через лужайку к дому.
- Ты знаешь, Грег, у меня появилась мысль. К нам за кредитами приходят разные люди. И, чтобы выглядеть посолиднее, они приводят с собой женщин. Жен или…
- Или партнерш, - подхватил Майк.
- Да. И все они в мехах. Меха на женщинах - показатель платежеспособности мужчин. Меня это всегда раздражало. Почему женщина сама не может заработать достаточно, чтобы купить себе шубу, а не быть только витриной для амбиций мужа или любовника? Вот какая пчела укусила меня в голову… Может, найти новую нишу в бизнесе… в торговле мехом?
- Мех? - вдруг очень серьезно спросил Грег.
- Да. Он прекрасен. Он сексуален. Он подчеркивает разницу между женщиной и мужчиной и высекает искру влечения… Как два полюса! Помнишь уроки физики в школе и анекдот, как учитель сближает положительный и отрицательный заряды?
- Ты незнакома с дядюшкой Уоллесом?
- Что это за дядюшка?
- Мистер Невски.
- Не слышала о таком.
- Далекая родня твоему отцу. Из каких-то русских корней. В эти генеалогические дебри я еще не забирался… В его крови такой бешеный коктейль: сколько-то процентов донского казака, сколько-то процентов еврея и… вдобавок его усыновил мой дедушка Стюарт в 1922 году. Но он презрел наши семейные традиции, ушел в ремесленники и вот уже сорок лет торгует мехами.
- Я бы хотела переговорить с ним, - оживилась Натали.
- Почему бы и нет… Если старик сидит дома в праздничный день, ему будет приятно, что кто-то вспомнил о нем. Что ты хочешь ему сказать? Тебе нужно манто из сибирских соболей?
- Спроси, нужен ли ему деловой партнер - женщина двадцати шести лет, незамужняя, бездетная, имеющая опыт на финансовом рынке и обожающая меха? И немного пьяная?
- Я не держу в памяти все телефоны. Мне придется обратиться к компьютеру в Вашингтоне, - сказал Грег и занялся набором номеров.
Натали пригубила шампанское, оставленное Майком. Вдруг Грег воскликнул:
- Я до тебя добрался, Уоллес! - Неожиданно еврейский акцент появился в его голосе. - Я для тебя приготовил такую девочку, что ты оближешь пальчики! Она заинтересована в торговле пушниной. Нечего сидеть взаперти, когда еще светит солнце. Это не шуточки, это очень серьезно. Речь идет о судьбе человека. Не смейся, старая ворона, не каркай. Тебя ждут здесь, как евреи манну небесную. Между прочим, она болтает по-русски!
Грег положил трубку.
- Я сделал все что мог. Он будет через сорок минут.
- Ты издеваешься надо мной?
- Нет, я, как волшебная лампа Аладдина, выполняю желания. Хочешь ему понравиться, подумай, как привести себя в порядок.
- Еще выпить шампанского?
- Может быть.
Они успели выпить с Грегом еще по бокалу и выкурить по две сигареты и были в отличном настроении, когда заметили, что к ним направляется через лужайку новый гость. Натали ожидала увидеть благополучного еврея-толстяка с сигарой в зубах, но в ее слегка искаженном от выпитого вина видении окружающего предстала тонкая стройная фигура… Седина серебрилась над головой, как нимб.
- Меховщики зовут его Казаком. У него осанка, как у кавалериста из царской гвардии. Не правда ли? - спросил Грег.
- Он скорее похож на персонаж из Фицджеральда. Вернее, на него самого… - заплетающимся языком шепнула Натали.
- Скотт Фицджеральд умер, кажется, в сорок лет, - вслух размышлял Грег.
- А ему сколько?
- Около шестидесяти.
- Он женат?
- Ой-ой-ой! Ты что-то торопишься, кузина! Он овдовел еще тогда, когда нас с тобой и на свете не было.
Уоллес, подойдя, обменялся рукопожатием с Грегом и поцеловал руку Натали.
- Первый и единственный раз в жизни я видел вас с соской во рту, кузина.
- В Москве? - удивилась Натали.
- У вас удивительная память.
- Нет, но только там я была с соской. В Америке я уже хлещу шампанское.
- Давайте выпьем вместе за нашу встречу!
Его ласковые серые глаза лучились спокойствием и теплотой.
- Вы меховщик? - спросила не очень трезвая Натали.
- Да, мисс Стюарт.
- Вы как будто окутываете меня мехом… мягким, дорогим мехом… Вероятно, я пьяна…
- Я постараюсь догнать вас… Грег, одолжи мне бутылку, ту, которая лежит у тебя во льду…
Два искрящихся бокала в его руке, хлопнувшая пробка, зеленая трава, солнце, склоняющееся к закату… Они почему-то сразу же почувствовали желание побыть в стороне от всех.
- Вы интересуетесь меховой торговлей?
- Я занимаюсь инвестициями, но хотелось бы оторваться от цифр.
- Не суйтесь в нашу сферу. Там правит закон джунглей, или, вернее, закон тайги…
- А если я готова вступить на тропу…
Натали изобразила пантомиму, будто она ступает по рискованному пути через болото. Это было смешно, потому что под ее ногами была ухоженная лужайка для крокета и все вокруг так и дышало благополучием. Она отошла метров на десять от него и оглянулась. За спиной у нее было опускающееся за горизонт, усталое от долгого осеннего дня солнце, позади него - бледный диск луны в вечереющем небе. Солнце пронизывало всю его фигуру, все его стареющее тело. Она видела его насквозь. Перед ней появился как бы рентгеновский снимок. Но она не находила в нем недостатков. Он восхитил ее.
- Почему вы позволяете дурачиться и кривляться перед вами глупой, пьяной женщине, которую вы когда-то видели с соской во рту? - спросила Натали.
- Потому что я любуюсь вами. И… хочу извлечь из вас прибыль.
- Что я могу вам дать? - Натали внезапно почувствовала себя усталой.
- Все! Все, что вы имеете.
Натали беспомощно развела руками.
- Я ничего не имею! Я пуста, как "черная дыра" во Вселенной. Деньги, которыми я распоряжаюсь, не принадлежат мне. Моя фамилия ничего не прибавит к вашей рекламе. Мои идеи - вероятно, детский лепет по сравнению с вашими. Вы же на этом бизнесе съели собаку… или волка… или рысь. Для секретарши я стара и слишком долговяза - не умещусь на диване в кабинете…
- Я предлагаю вам партнерство в фирме "Котильон".
Его просвеченная солнцем фигура вдруг материализовалась. Он говорил спокойно и взвешенно.
- Сколько и чего я должна внести?
- Только веру в меня.
Натали увидела близко его глаза и поверила…
Он положил руку на ее плечо. Рука его была тяжелой, мускулистой, но она наслаждалась ее тяжестью.
Сомнения терзали ее. Ведь она не успела ничего рассказать ему о своих идеях, она не внесла аванса, чтобы закрепить их договор. Она рассуждала, как деловая женщина, а он как кто?
Траурный кортеж медленно продвигался к кладбищу.
- Грег, я хочу признаться тебе… Я не жалею о нем. Я ревную. Я перестала верить, что была счастлива последние годы. Как будто я занимала чужое место. Эти газетные заголовки: "Богатейший меховщик застрелен неизвестной красоткой!" Я готова поверить, что была куклой… подставным лицом. Я уже сомневаюсь в своей любви к Уоллесу. Я, может быть, вобью осиновый кол в его могилу…
- Ты была бы спокойнее, если бы его застрелил мужчина?
- Конечно! Я так и сказала полиции. А они тихонько смеются надо мной. Я хочу воскресить его, чтобы он ответил мне на мой вопрос.
Грег промолчал. Это молчание было ответом на все вопросы Натали. Он оберегал ее. И в то же время он хранил какой-то секрет.
4
Потеряв всякую надежду нормально выспаться и отдохнуть, Натали появилась в здании фирмы "Котильон" наутро после похорон.
- Что-то ты очень торопишься! - упрекнула ее тетя Маргарет. Она по-хозяйски расположилась в конторе и, шурша шелком модного платья, нервно металась между приемной и туалетной комнатой, где, заглядывая в зеркало, поправляла съехавший набок парик.
- На что ты намекаешь? - резко спросила Натали.
- Пяти дней не прошло, как его кокнули, а ты уже готова прибрать все дельце к рукам.
Злоба и ехидство не подействовали на Натали. Она была слишком измучена, чтобы чувствовать мелкие уколы.
Своим собственным ключом она открыла кабинет и села в кресло во главе стола для заседаний правления фирмы. "Дипломат" с бумагами она положила на сиденье стула справа от себя, как будто заняла место для Уоллеса… Как будто ждала, что он появится здесь, вернувшись из очередной деловой поездки.
Тетя Маргарет проникла вслед за ней в пустой, выстуженный за несколько дней кондиционерами кабинет. Она не могла решить, где бы ей сесть, и предпочла прохаживаться туда-сюда.
- Мои друзья из "зеленых" предупредили меня. Они начнут кампанию вслед за Брижит Бардо и раздавят "Котильон". Они объявят бойкот, если мы продолжим убийство диких зверюшек.
- Наша основная продукция выращивается на фермах, - напомнила Натали.
- Я посетила одну, - вскричала тетя Маргарет. - Это Освенцим! Издевательство над живыми существами. Девять месяцев их балуют роскошной пищей, а потом гонят в газовую камеру.
- Тебе предложили продать твои акции? - резко спросила Натали.
- Не ставь вопрос так прямо!
- А как же иначе?
- Я думаю о тебе, деточка! Я так любила вас обоих…
- Ты не ответила на мой вопрос.
- Ты в чем-то меня подозреваешь?
- Тетя!..
- У нас в жилах течет одна кровь. Я забочусь о твоей репутации. Стреляющие в мужчину любовницы - слишком большая газетная шумиха для нашей семьи. Тебе надо залечь на дно и выждать.
- Покупатели твоих акций не ждут…
Тетя Маргарет не выдержала ее взгляда и опустила глаза.
- Прости, тетя Маргарет! Пока не все в сборе, я посмотрю, как идут дела в мастерских.
Она, как девчонка, стремительно сбежала вниз по грохочущей железной лестнице. На подземных продуваемых через специальные фильтры воздухом этажах располагались мастерские "Котильона". Основную работу там выполняли старые евреи-скорняки, однако большинство рабочего люда составляли эмигранты из карибских стран и неудачливые русские, которых Уоллес подобрал на улицах и в пивнушках Брайтон-Бич. Доллары, которые они здесь получали за свою малоквалифицированную работу, казались им сказочным вознаграждением. Для Натали эти рабочие были людьми из "подземелья". Уоллес, наоборот, знал биографию каждого до мельчайших деталей. У Натали ранее не было возможности, да и желания общаться с ними. Сейчас она была вынуждена сыграть роль доброй и властной хозяйки.
- Я благодарна вам за цветы на кладбище…
Кто-то освободил ей стул, еще кто-то принес чашку черного кофе. Вероятно, от нее ждали слез, а не речей… Она глотнула кофе и пошла по проходу между рабочими столами. Она погружала свои пальцы в мех, электрический ток пронизывал все ее существо, и окружающие вдруг почувствовали, что поведение Натали словно кем-то запрограммировано, как у зомби. Кто-то вдохновлял ее. Хозяин, босс мертв, похоронен, его могила засыпана цветами, но дух его неспокоен. Он воплотился в Натали…
Глаза… Сотни глаз, темных, голубых, карих, следили за каждым ее движением. Усилием воли она уняла отвратительную дрожь, сотрясающую каждую ее мышцу. С четкой ясностью, подобно ребенку, впервые раскрывшему букварь, Натали вспомнила урок пятилетней давности. Уоллес был учителем, она его ученицей. Он был серьезен, и она старалась быть серьезной и впитывать в себя грамоту профессии меховщика. Раньше для нее за роскошными шубами и меховыми манто не таилось никаких секретов. Кто-то охотится за зверьками в тайге, кто-то убивает их газом на зверофермах. Потом с мертвых зверьков снимаются шкурки, и богатые женщины ласкают свою кожу и дразнят воображение мужчин драгоценным мехом. Оказалось, что все не так просто. Уоллес терпеливо преподавал ей азбуку своей профессии, и эти занятия не прошли даром.
Словно пианист по клавиатуре, она пробежалась пальцами по развешанной на металлических штангах партии шкурок, только что доставленных из дубильных цехов в Бруклине. Она выбрала одну шкурку из большой связки. Мех был свернут в узкую трубку. Натали взмахнула им, как хлыстом - так ее учил Уоллес. Трубка развернулась, она подула на мех, волосинки встали дыбом, и проявился мягкий нежный подшерсток. Прикрывающий его ворс был длинным и шелковистым, цвета благородного красного дерева, подернутого серебристой морозной паутинкой. Без Уоллеса "Котильон" вряд ли сможет отобрать на аукционах партии мехов такого качества. Тут не деньги играли роль, а особое чутье.
Натали подошла к рабочим столам, где готовился материал для закройщиков. Ножи, острее, чем бритвы, резали шкурку вдоль по хребту. Затем половинки шкурок закладывались в машину, которая аккуратно разрезала их по диагонали на узкие ленты. В мастерской, где властвовал Лео, эта сверхтончайшая работа производилась вручную. Там выполнялись индивидуальные заказы.
Натали задержалась у одной из машин. Пожилая испанка улыбнулась ей, сверкнув вставными зубами из золота, и продолжала ловко складывать меховые ленточки вплотную одна к другой. Шкурка вновь возрождалась в целом виде. Разрезы не были заметны. Первый профессиональный секрет, который поведал Натали Уоллес, заключается в том, что скорняки обязательно должны резать шкурки на такие вот узкие полосы. Иначе меховое изделие будет топорщиться на его обладательнице, как колокол. Искусство незаметно сшить, подобрать мех ворсинку к ворсинке, создать иллюзию естественного перехода оттенков свидетель профессионализма скорняка. Чем мельче детали и ювелирнее работа, тем восхитительнее конечный результат.
- Сеньора! - обратилась к Натали испанка. Золотые зубы сверкнули под ярко накрашенными губами.
- Я слушаю вас.
- Я могу вас называть теперь "сеньора"?
- Почему бы нет?
- У этого слова есть два значения. Просто обращение к женщине и обращение к старшей из нас. Вы теперь хозяйка?
Вокруг царил страшный шум. В клубах пара проглаживались массивными прессами распластанные шкурки. Лязганье механизмов, шипение горячего пара, гул вентиляторов и музыка из транзисторов - каждый хотел слушать свое - все это смешивалось в невообразимый звуковой хаос.
- Да, я хозяйка, - произнесла Натали. Она возвысила голос, чтобы ее услышали хотя бы те, кто находился неподалеку. - Все останется, как было. Вас не ждут никакие перемены.
- Вы в этом уверены? - услышала она за спиной чей-то вопрос.
Те, кто стоял перед ней лицом к лицу, не решались задать его. Но в глазах их чувствовалось желание услышать прямой и твердый ответ.
- Не надо так давить на меня. Я и так раздавлена, - попробовала остановить этот натиск Натали.