Новые заботы вывели Эмму из неожиданного оцепенения. Она поспешила в ванную, залитую водой, в которой с наслаждением плескались девочки, и строго потребовала у них ответа:
- Что здесь происходит? Кто устроил весь этот кошмар?
- Моя сестра, - сказала простодушная Дина. - Мегги утверждает, что она кит.
Мегги подняла голову, с ее отважного личика стекала вода.
- Я слишком сильно вас люблю, - пропела она.
- И потому вас покидаю, - в тон ей пискнула Дина.
- Это еще что за чушь? - возмутилась Эмма.
- Это никакая не чушь. Это признание. Я слишком сильно вас люблю и потому вас покидаю. Так выражаются взрослые. По-моему, довольно глупо.
- Кто так выражается? Мегги, кто так выражается? - Эмме самой стало неловко за бесцеремонную настойчивость, с какой она допрашивала девочку. В этот момент перед ее мысленным взором возникли Жозефина и Барнаби… или Сильвия и Барнаби?
- Я не знаю, - беззаботно ответила Мегги. - Просто так говорят.
- Но откуда ты знаешь, что именно так говорят?
Мегги взглянула на Дину, и сестра заговорщицки усмехнулась. Потом они обе залились безудержным смехом.
Эмма растерянно посмотрела на оторопевшую Луизу.
- Что за невнятицу они декламируют?
- Я не знаю. Дети утверждают, что сами сочинили эту песенку. Поют ее весь вечер. Миссис Корт, мне не хотелось бы жаловаться их отцу…
- Вот и не жалуйтесь, - посоветовала Эмма. Она извлекла из ванны два извивающихся худеньких тельца, взяла большое полотенце энергично стала растирать плечи и лицо Мегги, невзирая на ее отчаянное сопротивление. Луиза проделала то же самое с Диной, вскоре, как это нередко происходило с близнецами, буйное веселье сменилось тихой грустью.
- Нам было так интересно наряжаться, - скулила Мегги. - Почему папа рассердился?
- Папа не рассердился, дорогая.
- Нет, он рассердился. Я видела его злые глаза.
- А мне понравилась маленькая коричневая колыбель, - прошептала Дина. - Мы хотим опять с ней поиграть.
- Возможно, мы спустим ее вниз, - пообещала Эмма. - И мне кажется, что вы заблуждаетесь, думая, что ваш папа рассердился. Кто неоправданно вспылил, так это дядя Дадли.
Но Мегги упрямо покачала своей всклоченной головой.
- Нет, папа, - сокрушалась девочка. - Папа.
* * *
Когда Эмма наконец освободилась, было уже слишком поздно определять, кто же находился внизу, когда она осматривала чердак.
Ночью Барнаби не дал ей размышлять над "феноменом тени", предложив в порыве великодушия:
- Давай завтра поедем в Лондон. У меня есть неотложные дела, а ты могла бы побродить по магазинам, заодно навестить и милую тетю Деб. А потом мы отправимся в театр и поужинаем. Одним словом, устроим себе небольшой праздник.
- Звучит как райская музыка, дорогой.
- Я не думал, что ты с головой окунешься в домашние заботы. Сейчас ты похожа на обреченную узниц, получившую нежданную отсрочку смертного приговора.
- Не могу согласиться с вашим леденящим душу сравнением, сэр. Скорее мною овладело чувство, словно я делю своего мужа с целым миром. - Эмма обрадовалась, что не произнесла: "с другими женщинами" или "с призраками", хотя эти слова ревности вертелись у нее на языке.
- Ты ни с кем меня не делишь, любимая. Неужели ты настолько разволновалась из-за этих дурацких тряпок, найденных детьми? Мы с Рупертом подозреваем, - в глазах Барнаби загорелась лукавая искорка, - что наш отец содержал любовницу. Это единственная убедительная версия, которая может объяснить появление в нашем доме столь фантастических нарядов.
- Но почему они хранились на чердаке? - спросила Эмма.
- Это тайна.
- Дадли знает правду, - подсказала Эмме женская интуиция.
- Может, и знает. Вероятно, старик отец вел себя вызывающе, чем и оскорбил сыновьи чувства моего ранимого брата.
- В этом не было бы ничего удивительного, - согласилась Эмма.
Глаза Барнаби лукаво сверкали; он явно забавлялся.
- Мне кажется, ты и сама немного чопорна.
- Вовсе нет! Я…
Эмма поняла, что муж ее просто дразнит; она покраснела, засмеялась и не заметила, как оказалась в его объятиях. Наступил покой. Мир существовал только для них, даря упоение и восторг.
* * *
Супруги задумались: можно ли оставить Луизу одну с детьми на весь день, но Барнаби, поколебавшись, без тени сомнения сказал, что ответственность пойдет ей на пользу. Она справится, если будет знать, что у нее нет другого выхода. Неужели его жена обязана играть роль няньки Луизы Пиннер?
Сама гувернантка клятвенно заверила, что все будет хорошо. И смущенно заметила: Дадли ей поможет. В это утро дети были относительно послушными; возможно, они останутся такими же весь день.
Эмма подумала про себя, что это неправдоподобно. Но даже шалости близнецов ее не волновали. Сегодня она была женой Барнаби, и ничто не могло омрачить их праздник.
Сначала они заехали на квартиру, где мисс Клак, кое-как занимавшаяся уборкой, удивленно воскликнула:
- Боже мой! А я думала, что вы в Испании.
- Пока еще нет, - ответила Эмма. - Мы были в деревне. - Она прошлась по комнате, где впервые встретилась с Барнаби, сдвинула Босуэлловского "Джонсона", который вновь перемесился на тот же стул, и села. Миссис Клак продолжала говорить, словно про себя.
- В деревне? В проливной-то дождь! Я называю такую погоду непотребной. Вот бой быков - захватывающее зрелище…
Из кухни появился Барнаби; взглянув на Эмму, он заметил:
- Сейчас у тебя то же самое выражение лица.
- Какое?
- То самое, которым ты меня сразила. Пожалуй, следует приводить тебя в мою холостяцкую берлогу почаще.
- Должно быть, я обязана особенным выражением лица твоему "Джонсону". Миссис Клак собирается провести здесь все утро?
- Она уже уходит. Я дал ей выходной.
- Нечто вроде королевских каникул?
- Вот именно. Не забывай, что у нас медовый месяц.
Раздался громкий голос миссис Клак:
- Я не кончила уборки, как вы велели. До свиданья. - И за ней захлопнулась дверь.
- Дорогой, - томно прошептала Эмма. - Как ты думаешь, не отвернуть ли голову мистера Джонсона в другую сторону?
Планета перестала вращаться, и время остановилось…
* * *
Когда пришла пора навестить тетю Деб, Эмма призналась почтенной леди:
- Я бесконечно счастлива. Так счастлива, что мне даже страшно.
Тетя Деб не сводила с миссис Корт ясных проницательных глаз.
- Тебя беспокоят события, о которых ты мне писала? Должна сказать, что ты стойко перенесла удар. Не каждый мужчина в медовый месяц позволит себе взвалить на молодую жену двоих детей от первого брака.
- Но не каждый мужчина - Барнаби.
Тетя Деб недоверчиво усмехнулась:
- Милая, ты ослеплена любовью. Не подумай, что я тебя осуждаю. Этот роковой мужчина обладает даром гипноза. Но я уже говорила: не доверяй своему идолу.
- Он не рассказал мне о Жозефине и о детях только потому, что я не хотела его слушать. Я не переставала твердить: "Прошлого не существует. Настоящее принадлежит нам, и все". Мне было ясно, что такой яркий мужчина, как Барнаби, имеет бурное прошлое. Но я ничего не хотела об этом знать. Оно не должно стать частью нашей совместной жизни… по крайней мере, так мне тогда казалось. Теперь я признаю, что была наивной.
Тетя Деб наградила племянницу проницательной, все понимающей улыбкой:
- Я думаю, ты справишься с мужем, моя дорогая. Только не позволяй ему разлюбить тебя.
- Ни за что! - вскинулась Эмма. - Я на век приворожу Барнаби.
- Желаю удачи, а теперь расскажи мне все обо всем
Внимательно выслушав Эмму, тетя пришла к выводу;
- Сомнений нет, мать вряд ли мертва. Мегги, очевидно, относится к тому типу детей, которые любят фантазировать, запугивать себя и близких. Я понимаю, что Южная Америка - весьма экзотическая часть снега, но, если бы Жозефина находилась не в экспедиции, а в могиле, зачем Барнаби стал бы утаивать ее смерть?
- Действительно, зачем? - переспросила Эмма, и перед ней снова воскрес далекий образ благоухающей брюнетки с красивым властным лицом.
- А что касается Сильвии, - продолжала тетя Деб, - то она представляется мне дешевой кокеткой, осознавшей бесплодность своих поползновений флиртовать с обитавшими в доме мужчинами. Вот она и дала деру.
Слушая тетю Деб, Эмма почему-то вспомнила песенку, которую вчера пели девочки: "Я слишком сильно вас люблю и потому вас покидаю". Но где они могли слышать эти слова? И почему они пришли ей на память?
- Трудно возразить что-либо, думаю, так все и было, - согласилась Эмма, хотя история с Жозефиной оставалась недоступной ее сознанию. Эмма не понимала многого, происходящего в Кортландсе: что означали загадочные слова миссис Фейтфул о "красотках"? Или рассказ детей об исчезновении Сильвии и ее слезах? Почему Дадли избегал женщин, кроме унылой, плоской как доска Луизы Пиннер?
- Вот увидишь: ничего страшного не случится, - уверенно произнесла тетя Деб. - Хотя мне жаль, что зря пропадет отличный сюжет для мелодрамы. Но если объявится Жозефина, непременно дай мне знать об этом знаменательном событии.
Эмму зазнобило, что показалось ей дурным предзнаменованием.
* * *
На следующее утро Луиза доложила: день в отсутствие отца и мачехи прошел вполне сносно. Дети немного шалили, но Дадли был строг, и девочки вели себя пристойно. Луиза не преминула заметить, что это был незабываемо приятный день.
Однако у Эммы создалось впечатление, что хитрая гувернантка чем-то обеспокоена; казалось, произошло событие, о котором она решила умолчать. После завтрака, когда мужчины ушли из дома, а дети устроили шумную возню в холле, Эмма все-таки узнала, чем встревожена мисс Пиннер.
Луиза, приблизившись к Эмме, испуганно прошептала:
- Миссис Корт, вчера позвонила какая-то странная женщина. Сперва она приняла меня за вас и попросила срочно встретиться с ней сегодня в Кентербери. Но когда я объяснила ей, что я не вы, она сказала, что должна встретиться именно с вами. Она будет ждать вас в кафедральном соборе в три часа пополудни, и она просила, чтобы вы никому не рассказывали о предстоящей встрече.
Сердце Эммы сильно забилось. Ее вновь зазнобило. Она решила, что наконец-то объявилась Жозефина.
Стараясь не выдать волнения, Эмма спросила:
- Но кто была эта женщина, Луиза? Она назвала свое имя?
- Только имя, но не фамилию, миссис Корт. Она сказала, что ее зовут Сильвией.
Глава 10
Эмма была замужем всего четыре дня. Рановато завелись у нее секреты от Барнаби. Но Луиза придавала такое важное значение условиям, предъявленным Сильвией, что казалось, они требуют беспрекословного выполнения.
Эмме не терпелось скорее увидеть девушку, к счастью, оказавшейся живой и здоровой. Но Эмме стало неприятно, когда она поймала себя на страшной мысли… вызванной ревностью. Господи! Нет, она не способна желать людям зла.
Наконец-то она узнает, почему Сильвия покинула Кортландс столь внезапно и были ли у девочек основания утверждать, что их прежняя гувернантка была чем-то сильно напугана.
Могло ли это неожиданное свидание в кафедральном соборе означать, что у нее появились тайны от Барнаби? Эмма убеждала себя: это не так; впоследствии она расскажет ему всю правду. А пока она выполнит просьбу Сильвии и будет молчать.
Миссис Корт непринужденно объявила за завтраком, что, так как она никогда не видела знаменитого Кентерберийского собора, ей захотелось ненадолго съездить сегодня в Кентербери на автобусе. Она знала, что Барнаби собирается весь день провести в своем рабочем кабинете и что только исключительные обстоятельства помешали бы ему осуществить свой замысел. Тем не менее, она обрадовалась, когда муж одобрил ее желание, заметив:
- Отличная идея. Почему бы тебе не взять с собой Луизу и детей? Пора приобщать дикарок к искусству прекрасного.
Но Луиза вмешалась в разговор супругов:
- Ах, если не возражаете, миссис Корт, у меня сегодня совсем другие планы. Я хотела воспользоваться хорошей погодой и прогуляться с детьми по лесу, а потом, возможно, попить чай в деревне. И мне кажется, что Мегги и Дина слишком малы, чтобы оценить достоинства собора.
Она лжет без зазрения совести, брезгливо подумала Эмма. Девица совсем не так простодушна.
- Ну, как хотите. - Барнаби был огорчен.
Руперт, поднимаясь из-за стола, счел нужным извиниться:
- Я бы с удовольствием подвез вас, Эмма, но мне должны позвонить из Шотландии. И мне необходимо остаться дома в ожидании этого важного звонка. Приходится нести свой крест политика; надеюсь, вы меня понимаете?
- Разумеется, - усмехнулась Эмма. - Все равно спасибо.
И туг Дадли чуть не разрушил ее конспирацию, неожиданно заявив:
- Так уж получилось, что я как раз тоже еду в Кентербери. Я подвезу нас. Эмма.
- Ах, вы очень добры ко мне, Дадли. Но вообще-то я уже посмотрела расписание автобусов и…
Эмма почувствовала, что ее отговорка звучит фальшиво. Дадли покраснел и опустил глаза.
- Конечно. Если вы твердо решили ехать на автобусе… у меня в Кентербери дела по хозяйству. Но раз вы предпочитаете автобус…
- Он и в самом деле может тебя подбросить, - предложил Барнаби, не поднимая головы.
- Автобус меня вполне устраивает. - Эмма не хотела обидеть Дадли своим отказом. - Я с удовольствием поехала бы с вами, Дадли, если была бы уверена, что вам необходимо быть сегодня в Кентербери.
Она не без удовольствия заметила: Луиза обескуражена. Гувернантка надеялась, что Дадли будет сопровождать ее во время прогулки по лесу.
Но Дадли - будь благословенно его простодушное сердце! - пребывал в полном восторге от того, что Эмма, хотя и не сразу, все же приняла его предложение.
- Сказать по правде, я знаю об этом соборе много интересного. Я буду рад показать вам его, если у меня останется время.
Луиза злорадствовала, что Эмме не удалось улизнуть из дома одной. Но вероломная гувернантка перемигнулась с Эммой, как преданная сообщница, и приложила палец к губам в знак молчания.
Сколько противных ужимок и театральных жестов, подумала Эмма, глядя на лицо мисс Пиннер. И почему этой Сильвии не прийти сюда открыто, чтобы чистосердечно объяснить всем, какой бес попутал ее в прошлое Рождество? Зачем ломать всю эту комедию?
- Она велела сохранить ваше свидание в тайне, - возбужденно прошептала Луиза, когда они с Эммой остались одни. - Это большой секрет.
- Но я, кажется, не проболталась, не так ли? - сухо заметила Эмма. - Честно говоря, меня уже тошнит от всей этой глупой истории. Боюсь, каша заварилась из-за сущей ерунды.
- А вот Сильвия, по-моему, другого мнения. Она сказала, что дело очень важное. У меня создалось впечатление, что… - Луиза замолчала, заметно смутившись.
- Какое впечатление у вас создалось?
- Я не собиралась говорить вам это, миссис Корт. Но я думаю, что дело касается первой жены вашего мужа.
Эмма насторожилась:
- Если Сильвии известно что-нибудь о матери девочек, к чему вся эта секретность?
- Не знаю, миссис Корт, - призналась Луиза. - Вам придется ехать. Или вы передумали?
Эмме казался подозрительным горячий интерес, светившийся в глазах гувернантки. Она прекратила неприятный разговор, выйдя из комнаты. В холле Эмма едва не натолкнулась на миссис Фейтфул, стиравшую пыль с мраморного прадедушки Корта.
Позднее ей пришло в голову, что она никогда не замечала, чтобы экономка вытирала пыль. Эти обязанности были возложены на громогласную Ангелину, которая, не переставая напевать, расхаживала по комнатам и протирала все, что попадалось ей под руку.
Миссис Фейтфул, как обычно, что-то бессвязно бормотала себе под нос. Эмма прислушалась.
- Ты не сердишься на меня за то, что я позволяла тебе пачкать лицо, когда ты был маленьким мальчиком? Ты правда не сердишься? Ты всегда был не таким как все. - Очевидно, она спутала холодную мраморную физиономию прадедушки Корта с пухлым румяным лицом своего любимого Дадли. Бедняжка совсем выжила из ума. Эмма помедлила и услышала любопытные наставления старухи: - Дорогой, остерегайся женщин, иначе тебя будет мучить раскаяние. Мерзкие, вероломные существа…
Тут Эмма поняла, что экономка подслушала разговор в гостиной, возможно преднамеренно. Старуха продолжала:
- Ты попадешь в ловушку, как простофиля Барнаби…
Эмма, поднимавшаяся по лестнице, повернулась и сбежала вниз.
- Миссис Фейтфул, что вы имели в виду, упомянув о ловушке и Барнаби?
- Упомянув что? - Выцветшие близорукие глаза старухи оставались непроницаемыми.
- Что Барнаби попал в чью-то ловушку.
- Разве я сказала что-нибудь о Барнаби? - Миссис Фейтфул бодро взмахнула тряпкой. - Дорогая, вы не должны обращать внимание на то, что я бормочу.
- Миссис Фейтфул, вы совершенно отчетливо произнесли, что Барнаби попал в ловушку какой-то женщины.
Маленький ввалившийся рот старухи слегка передернулся. Она медленно опустила сморщенные веки.
- Он выбрал меньшее из зол, дорогая, и избежал трагедии.
- Миссис Фейтфул…
Старая леди уже ковыляла прочь, продолжала что-то нашептывать; кажется, она распекала Барнаби за какую-то детскую шалость. Она всю жизнь верой и правдой прослужила своим господам. Но теперь лишилась рассудка. Об этом нельзя забывать. Однако старуха оказалась вполне разумной, чтобы затаиться возле гостиной и подслушать происходивший там разговор…
* * *
Что собиралась сказать ей Сильвия? Угнетенная дурными предчувствиями и страхом, Эмма была не в состоянии вести непринужденную беседу с Дадли; он уверенно вел машину по ухоженной прямой дороге, ведущей в Кентербери. Дадли, которою при всем желании никак не назовешь легким собеседником, пытался хоть как-то поддерживать разговор. Он выглядел почти комично в своей видавшей виды кепке, лихо приспущенной на один глаз, и в просторном поношенном плаще, надетом поверх твидового костюма. Он напоминал простодушного мальчика-переростка, но взиравшего на мир с большим опасением. Жизнь казалась ему змеей-искусительницей, а сам он напоминал неопытного пловца, пробующего ступней, не слишком ли холодна вода. Трудно представить себе более разных людей, чем эти трое братьев Корт.
Дадли рассказывал Эмме скучные подробности ведения хозяйства на ферме, даже предпринял отчаянную попытку обсудить с ней международное положение. Его собеседница вдруг рассмеялась, а Дадли покраснел и, видимо, обиделся.
Она тронула его за рукав.
- Вы очень милы. Я смеялась не над вами, а над собой: оказалось, что я совсем не способна вести беседу. Извините, бога ради, я вымоталась за последние дни.
- Вы были погружены в свои мысли, но думали вовсе не о кафедральном соборе. - Дадли попал в цель.
- Пожалуй, вы правы.
- Многие считают, - продолжал Дадли, - что у меня ленивый ум, потому что я больше молчу. Но я не такой уж отъявленный тугодум - не больше, чем любой из моих братьев. - Дадли немного замешкался, прижав к груди пухлый подбородок. Затем глубокомысленно изрек: - Вы находитесь в таком тяжелом душевном состоянии, когда не особенно интересуются соборами.