Какое это было бы счастье - увидеть девочек счастливыми, веселыми, а не угнетенными и не по-детски молчаливыми. Хотя молчание и тихая грусть лучше, чем вспышки безнадежного отчаяния. Эмма чувствовала себя пока бессильной вернуть девочкам душевное равновесие, и она сомневалась, что Луиза Пиннер хоть как-то справится с этой гримасой судьбы.
Однако ее опасения оказались преждевременными. Ибо когда поезд остановился, будущая гувернантка так и не появилась на перроне. Мисс Пиннер не приехала.
Мегги обуяло неудержимое веселье.
- Я думаю, она испугалась! - Девочка была безумно рада, что услуги Луизы Пиннер больше им не угрожают.
- Что же могло ее испугать? - раздумывал Барнаби. Он снова был зол, его массивный форсайтовский подбородок выдался вперед. - Что происходит с людьми в наше время? Теперь уже ни на кого нельзя положиться.
- Думаю, она просто опоздала на поезд, что может с каждым случиться, - заверила Эмма.
- Человек с такой "остроконечной" фамилией? Ну уж нет, все Пиннеры этого мира приходят на вокзал как минимум за полчаса до отправления поезда. Это фанатики точности. Суетливые и беспокойные. Вскоре сама убедишься.
Вы принесли нам много бед.
Мисс Пиннер, стынет ваш обед,
- продекламировала Мегги и разразилась истерическим смехом.
Барнаби вздохнул:
- Нам предстоит веселенькая обратная дорога. Хорошо, что по крайней мере Дадли сможет на время успокоиться.
Эмма ласково улыбнулась двум злорадно усмехающимся девочкам.
- Я думаю, мы все можем теперь успокоиться. Ведь никто из нас не возлагал слишком больших надежд на мисс Пиннер. - Эмма вспомнила о тяжелом предчувствии, овладевшем ею в ожидании приезда этой, скорее всего, тусклой и невзрачной молодой особы, и неожиданно для себя воспрянула духом. - Давайте вернемся домой, и приготовим вафли к чаю. Кто любит вафли?
- Я обожаю это лакомство с детства. - Барнаби хотелось сказать жене что-то приятное. Никто из детей не проронил ни слова, но, глядя на девочек, Эмма заметила, что их откровенная враждебность сменилась безразличием к происходящему. Видимо, даже маленьким комедианткам оказалось не под силу злиться и шутить в одно и то же время. Теперь Мегги усердно сочиняла вариации нового юмористического стишка о мисс Пиннер, а Дине отводилась роль восхищенной поклонницы таланта своей сестры.
По возвращении дом показался им пустым. Дадли, желая отложить столь тяжкое испытание, как встреча с новой юной женщиной, потихоньку улизнул из дома. Руперт отправился в деревенскую пивную, которую по каким-то политическим соображениям неукоснительно посещал. Ангелина удалилась в коттедж, а миссис Фейтфул проводила большую часть вечера в своей комнате. Холл принадлежал дедушке Корту с его высокомерным носом и слепым взглядом, гостиная - мебели в стиле чиппендейл, батальным сценам, мерно тикающим часам и фисгармонии, безмолвно стоявшей в углу. Вся обстановка была в строго выдержанном викторианском духе. Эмма подумала, что они овладели старинной семейной крепостью, как современные узурпаторы. Она сама, ее муж и девочки нарушали привычный уклад, а Дадли с его затворническими повадками гармонично вписывался в него. Под стать кортландскому отшельнику была и миссис Фейтфул: сгорбленная фигура, полуслепой взгляд и бессвязное бормотание почтенной экономки нарушали покой дома не больше, чем шуршание мышки. Они же были пришельцами из другого, динамичного мира, равно как и Жозефина, хорошенькая Сильвия и кто-то, испугавший детей в ночь под Рождество…
Эмма почувствовала себя спокойнее, оказавшись в большой кухне и занявшись поисками посуды и продуктов, необходимых для приготовления вафель. Барнаби пошел звонить мисс Джеймс в агентство по найму, девочки остались с Эммой. Она показала им, как отмеривать и смешивать все, что полагалось для выпечки. Темнело, и Дина подошла к окну, намереваясь спустить занавески.
- Пока еще можно обойтись дневным светом, - заметила Эмма.
Мегги, смягчившись, оторвалась от увлекшей ее работы с миксером и объяснила, чем вызван поступок сестры:
- Она не любит, когда темнеет. Это ее пугает.
Дина смущенно оправдывалась:
- Иногда случалось, что кто-то стучал в окна.
- Кто? - насторожилась Эмма. - Мы не знаем. Никто не знает.
- Когда же это происходило? - Эмма не удивилась надуманным страхам девочки. Дина была нервным ребенком, и старинный уединении дом был для нее не самым надежным местом, где бы она чувствовала себя в полной безопасности, а своего рода пугалом.
- Когда здесь была Сильвия. Она тоже боялась. Она говорила, что кто-то стучался к ней, и если бы она вышла на улицу, то попала бы им в руки.
- Что за бред! - воскликнула Эмма. - Она просто тебя пугала. И это было дурно с ее стороны.
Мегги окунула маленький пальчик в приготовленную сладкую смесь и облизнула его.
- Но ведь она исчезла, не так ли? Значит, она попала кому-то в руки.
В эту минуту вошел Барнаби. Появление на кухне мужа, сильного, уверенного в себе человека, далекого от всякой мистики, внесло умиротворение в душу Эммы.
- Не могу дозвониться, - пожаловался он. - Кажется, агентство закрыто. Значит, нам придется обойтись без мисс Пиннер еще одну ночь. Может, это и к лучшему.
- Твои дочери учатся готовить, - похвасталась Эмма.
Барнаби обнял жену за талию:
- Ты умеешь преодолевать препятствия; тебя не смущает ни Босуэлл, занимающий большую часть моего кабинета, ни сыгранная наспех из-за моего нетерпения свадьба, ни кукушка Жозефина, оказавшаяся за тридевять земель, ни две маленькие разбойницы, ни дом, напоминающий викторианский музей, ни загадочная мисс Пиннер, которая почему-то не приехала…
Эмма осторожно высвободилась из объятий мужа. Она заметила ревность, снова вспыхнувшую во взгляде Мегги. Эти дети походили на пугливых диких птичек. Приютившись в теплой кухне, они на время забыли о Жозефине и своем недавнем разочаровании. Теперь опять все в них всколыхнулось.
- Пожалуйста, разожги огонь в гостиной, - обратилась она к мужу. - Мы там будем пить чай. И найди Дадли. Теперь, когда мы одни и совершенно безопасны, он, я думаю, присоединится к нам.
Дадли и вправду согласился. Он даже вел себя непринужденно, улыбался своей широкой, робкой улыбкой; его пухлые щеки лоснились и блестели, отражая, словно зеркало, огонь в камине; Мегги и Дина смиренно примостились на коврике у ног дяди.
- Почти как в старые времена, - мечтательно произнес он.
Какие старые времена? Эмме хотелось задать ему этот вопрос. Имел ли он в виду прошлое Рождество, когда здесь была Сильвия, или вспоминал мимолетный визит Жозефины, о котором Барнаби ничего не знал? Но Дадли вспоминал далекое детство…
- Помнишь, как мама играла на фисгармонии, - обратился он к Барнаби. - Я так и вижу перед собой: милое открытое лицо, изящная маленькая фигура… Она всегда носила шелковые платья… как голубка.
Выразительные брови Барнаби взметнулись, слегка подмигнул Эмме. Возможно, он хотел сказать: "Старина Дадли слишком много времени проводит в одиночестве. Живет в прошлом…"
- Помню, как она заставляла нас петь церковные гимны, - продолжил вслух воспоминания брата Барнаби. - Если не ошибаюсь, тебе предоставлялось право выбора.
Дадли просиял от удовольствия. Разрумянившийся и возбужденный, он походил на раскормленного школьника-переростка.
- "Соберемся у реки". Это был мой любимый гимн. Думаю, я и сейчас смог бы его сыграть. Может быть, попробовать?
Мегги и Дина вскочили на ноги:
- Дядя Дадли, ты никогда не играл для нас на фисгармонии.
Дадли повертел перед ними своим толстым указательным пальцем:
- Если я сыграю, вы должны будете петь. Мама всегда просила нас подпевать ей. В каждый субботний вечер.
Он встал с кресла и присел к фисгармонии. Инструмент натужно хрипел, поскольку им давно не пользовались. Первые ноты едва можно было расслышать; это были какие-то вздохи с присвистом, которые, тем не менее, выражали угнетенное настроение семейства Кортов, с трудом возвращавшегося к полноценной жизни.
Вскоре под крепкими пальцами Дадли зазвучала сентиментальная мелодия, и он запел густым сочным басом:
Соберемся у реки,
Там, где ангел белоснежный…
- Давайте, девочки, подпевайте. Разве вы не разучивали такие гимны в школе? Не может быть! Это часть моего детства. Я буду помнить их всегда. Давайте попробуем еще раз.
Вошел Руперт, приветствуя всех хорошо отработанным театральным смехом, и с воодушевлением присоединился к поющим.
Эмма, нежась около ярко полыхавшего камина, нащупала руку Барнаби. Он ласково погладил ее пальцы; статный, надежный мужчина, вытянувшийся в кресле. Его четкий силуэт выделялся на фоне стены: крупная голова с высокомерным профилем прадедушки Корта… Но на добром, не мраморном, а теплом человеческом лице - таком близком, любимом лице Барнаби… Возможно, их медовый месяц окажется не столь безнадежно плохим. В Кортландсе веяло духом прочной семьи, укорененной в прошлое, в те давние времена, когда очаровательная маленькая женщина заставляла петь гимны трех своих сыновей, передавая через них свет материнской любви Мегги и Дине…
Как все это странно… И в то же время неизбежно.
Идиллию нарушил стук в окно.
Дина вскрикнула. Мегги крепко вцепилась в руку Дадли; ее черные глаза резко выделялись на побледневшем, бескровном лице. Дадли застыл на стуле, склонив голову и прислушиваясь. Руперт повернулся к окну, теребя свои роскошные усы.
За окном царила ночь. Никто не позаботился о том, чтобы опустить занавески. Капли дождя блестели на стеклах. Больше ничего не было
Барнаби лениво пошевелился в кресле, ничуть не обеспокоившись.
- Кто это? - спросил он. - Может быть, Вилли что-то понадобилось? Дадли, старина, сходи посмотри, в чем там дело.
- Вилли вошел бы через дверь, - рассердился Дадли. Но все же встал и подошел к окну.
- Это Сильвия! - завопила вдруг Дина. - Это Сильвия! Не впускайте ее!
И тогда, словно выплывая из ночной мглы, в окне показалось лицо; оно прижалось к стеклу: бедное, перекошенное лицо, к впалым щекам которого прилипли редкие мокрые пряди волос; открытый рот звал кого-то, но слов нельзя было разобрать.
Эмме показалось, что она видит перед собой утопленницу…
Барнаби вскочил на ноги, Дадли замер на месте. Руперт продолжал смотреть в окно сузившимися глазами. Все в комнате оцепенели, словно играя в спектакле немую сцену.
Тут женщина, стоявшая снаружи, вновь застучала по стеклу, делая какие-то знаки руками; охваченные страхом девочки бросились к Эмме и вцепились в ее платье.
- Знаете что, - весело проговорил догадавшийся Барнаби, - мне кажется, это наша пропавшая мисс Пиннер. Нам давно пора починить звонок. Неизвестно, сколько времени простояла бедная девушка под дверью, нажимая на кнопку.
Он вышел из комнаты, и лицо в окне исчезло. Теперь за ним не было ничего, кроме успокаивающей пустоты. Но белое умоляющее лицо запечатлелось в памяти Эммы. И ее мрачные предчувствия снова дали о себе знать…
Она почувствовала, что дети немного смягчились, оттаяли. Обрадовалась тому, что в минуту опасности они инстинктивно бросились к ней. Из холла донесся голос Барнаби, задававшего вопросы, и высокий голос женщины, отвечавший ему.
- Вот видите, - обратилась она к детям, желая их успокоить, - это всего лишь оказалась мисс Пиннер. Вам нечего было бояться. Дина, позволь мне вытереть твои слезы. Глупышка. Не забудь поздороваться с мисс Пиннер. Дадли, куда это ты навострился?
Последнюю фразу Эмма произнесла игриво, заметив, что Дадли пытается незаметно скрыться. Несмотря на громоздкую фигуру, он обладал свойственной полным людям способностью двигаться совершенно бесшумно.
- У меня кое-какие дела, - отмахнулся затворник.
- Подожди немного и познакомься с мисс Пиннер. Бедная девушка. Мы должны оказать ей теплый прием.
Когда Барнаби ввел мисс Пиннер в комнату, все было готово для новой немой сцены. Огромный и застенчивый Дадли затаился в уголке, Руперт разглядывал гувернантку с нескрываемым любопытством, девочки кидали на нее пронзительно-злые взгляды, даже радушная Эмма натянуто улыбалась.
Знакомство прошло бы гораздо проще, если Мисс Пиннер не нагнала на них такого жуткого страха. Именно жуткого. Возникло ощущение, словно все ожидали, что лицо в окне принадлежит кому-то другому…
Растерянность Эммы вскоре сменилась чувством жалости к Луизе Пиннер: промокшая насквозь, девушка дрожала от холода и нервного напряжения. Когда Барнаби представлял ее всем по очереди, она стояла рядом с ним и доверчиво улыбалась, из последних сил стараясь унять дрожь.
- Никто так и не услышал дверного звонка, - как-то униженно извинялась она. - Вы все пели. Очень красиво. И мне пришлось постучаться в окно. Потом я поскользнулась, кажется, на мокром камне. - Она показала на рваный чулок и смущенно усмехнулась. - Вы, наверное, подумали, что я затеяла какую-то страшную игру: стучу в окно и исчезаю.
- Мисс Пиннер опоздала на поезд, - спокойно объяснил Барнаби. - Ей было необходимо позаботиться о собачке, и это заняло больше времени, чем она ожидала.
- Мне очень жаль, - быстро проговорила мисс Пиннер высоким писклявым голосом. - Но я не могла уехать в деревню, пока не убедилась, что за маленькой Скромницей как следует присмотрят. Мне надо было дождаться домохозяйку, а она задержалась.
У мисс Пиннер были карие глаза, казавшиеся огромными на худом узком лице. Зубы тоже были слишком крупными, отчего создавалось странное впечатление, будто ее лицо - это лишь глаза и лучезарная лошадиная улыбка. Мокрая шляпа сползла на лоб. Девушка не располагала к себе, но производила впечатление слабого и деликатного человека, нуждавшегося в снисхождении.
Надо отдать ей должное: сияющая улыбка не исчезла с лица мисс Пиннер и после того, как она заметила девочек, похожих на маленьких хищных зверьков.
- Таковы дети, - мудро изрекла она. - Но я надеюсь, что вскоре мы станем большими друзьями.
Эмма вдруг спохватилась, что на ней сейчас лежат обязанности хозяйки дома.
- Вам хотелось бы подняться к себе в комнату и переодеться? Кажется, вы промокли насквозь.
- Мисс Пиннер шла со станции пешком, - сочувственно обронил Барнаби. - Я уже говорил, что ей надо было всего лишь позвонить со станции.
- Ах, я не хотела этого делать, потому что опоздала на поезд по своей вине. Это ничего, что я промокла. Я так счастлива, что нахожусь в деревне.
Эмма обменялась взглядами с Барнаби. Гувернантка была забавной, но вызывала чувство жалости. Она не представляла угрозы для Барнаби, привыкшего флиртовать с хорошенькими девушками. Но сумеет ли такое субтильное существо обуздать неукротимых близнецов - Мегги и Дину?
Ну, может быть, она произведет лучшее впечатление, когда переоденется и поест. Не будем терять надежды, решила доброжелательная Эмма.
Глава 8
Показав Луизе ее комнату и отправив детей в ванную, Эмма спустилась вниз и застала мужчин за обсуждением непрезентабельной личности гувернантки.
- Она здесь не задержится, - пророчил Барнаби. - Мегги доведет ее до нервного расстройства. Сильвии еще кое-как удавалось с ней справляться, но эта нескладная Луиза… Боже, о чем только думала мисс Джеймс?
- Что можно сказать о вкусе женщины, назвавшей свою собачонку Скромницей? - вопрошал, забавляясь, Руперт. - Эмма, что ты думаешь о новоявленной гувернантке?
Эмма уже успела проникнуться состраданием к этому нелепому созданию и дипломатично ответила:
- Уверена, у мисс Пиннер самые добрые намерения. С двумя нормальными детьми - я имею в виду спокойными и воспитанными… извини, Барнаби, но ты должен признать, что Мегги и Дина этими добродетелями не обладают, - она бы прекрасно справилась.
- Я пригласил Луизу только на месяц, - заметил Барнаби. - Думаю, какая-то польза от нее все же будет.
Дадли, который все это время молча сидел за фисгармонией, задумчиво перебирая клавиши, вдруг сказал:
- Дайте ей шанс. Лишь бы у нее выдержали нервы, и тогда все будет хорошо. Даже Сильвия иногда приходила в отчаяние, а красотка была довольно уравновешенным человеком и с характером.
- Из-за чего? - Эмма сознательно задала этот вопрос. Мегги говорила, что Сильвия чего-то боялась но ночам, Дина от испуга занавесила окно в кухне, а потом, когда в окно постучала Луиза, закричала, что это Сильвия…
- Ну, например, миссис Фейтфул имеет обыкновение по ночам бродить по дому и разговаривать с совами. Бывает, заскрипят половицы; или лиса поймает цыпленка; или овца, потерявшая ягненка, блеет всю ночь. Городские девушки не привыкли к деревенским звукам. Не сомневаюсь, что это относится и к вашей мисс Пиннер. - Дадли задумчиво, почти нежно присовокупил: - Она была похожа на мокрую курицу, - и от смущения провел пальцами по клавишам. - Я думаю, эта справится со своими обязанностями намного успешнее кокетки Сильвии.
- Что происходит? Старина Дадли защищает женщину! - Руперт не мог скрыть изумления.
Эмму же внезапно охватило теплое чувство признательности к этому большому неуклюжему Человеку, который едва умещался на стуле перед фисгармонией и напоминал упитанного подростка. Луиза не оттолкнула его, подумала Эмма. Напротив, она растрогала одинокого Дадли. В присутствии Жозефины и Сильвии, образованных и красивых женщин, он тушевался, уходил в себя, но в Луизе распознал родственную душу, неуверенное в своих силах человеческое существо, которое нуждалось в поддержке.
Забавно все складывалось. Еще недавно она грозила Барнаби, что использует Луизу, что бы вытащить Дадли из его психологическою "панциря", но, возможно, в этом и не будет необходимости. Луиза интуитивно начала оказывать благотворное влияние на кортландского затворника.
Однако не Дадли пришел на помощь Луизе поздно вечером, когда насмерть перепуганная гувернантка издала душераздирающий вопль, обнаружив на подушке мертвую мышь.
- Я откинула одеяло, и вот она, здесь, - дрожа как осиновый лист, запинаясь, жаловалась Луиза вбежавшей в ее комнату Эмме.
Стоя босиком в хлопчатобумажной ночной рубашке, худая, похожая на страшненькую девочку, Луиза страдальчески прижала руки к груди и попыталась улыбнуться.
- Простите за учиненный мною переполох. Я понимаю, что это просто детская шалость. И эта… мышка совсем мертвая. Но я всегда страшно боялась мышей, испытывала к ним непреодолимое отвращение. Сгоряча мне показалось, что она живая.
Эмма припомнила угрозы Мегги, предупреждавшей, какую веселую жизнь она устроит новой гувернантке. По всей видимости, шалунья начала осуществлять свой замысел. Жестокая шутка с дохлой мышью - определенно изобретение Мегги. Но сейчас ничего нельзя было предпринять, поскольку девочки час назад сами улеглись в постель и уже спали. Лучше не будить детей, а воспользоваться дарованными взрослым драгоценными часами затишья, чтобы отдохнуть от изобретательных проказниц.
- Будьте великодушны, - сказала Эмма гувернантке. - Боюсь, что без матери дети отбились от рук. Мы вынуждены относиться к ним снисходительно, потому что на их долю выпали тяжкие испытания. Я должна была предупредить вас: в первые дни, пока дети к вам не привыкли, подобные непозволительные выходки могут повторяться. Так что мужайтесь.
- Они выглядели как две маленькие мятежницы, - простонала Луиза.