- О не продолжайте. Про своих врагов я знаю много. Знаю ли я столько про самого себя? Никогда еще в моей жизни не было такого мрачного периода, казалось, что навалились все беды, какие только можно себе вообразить. Но почему они набросились на меня столь дружно и яростно?
- Вы задаете странные вопросы, - только и мог ответить Гюден.
- Странная, непривычная ситуация порождает странные непривычные вопросы. Не будь ее, я бы жил легко и весело в соответствие с той натурой, какой одарила меня природа. А сейчас, когда я озираюсь вокруг себя, то не могу уклониться от вопроса: почему я сюда угодил? Все ли я делал так, как должен был делать?
- Но мы все периодически ошибаемся. Вряд ли вам есть в чем-то особенно себя корить… - Гюден в очередной раз оказался прерванным Бомарше, так и не успев довести свою мысль до конца.
- Я говорю не об ошибках, - нетерпеливо взмахнул рукой Бомарше. - Тут совсем другое. Такое чувство, что я все время шел не туда.
- Но я не понимаю, куда же вы шли? Вы столько всего добились, к вам благоволят такие важные персоны, - удивился Гюден такому заключению своего друга.
- И не менее важные персоны меня ненавидят. Знаете, дорогой друг, у меня в этих мрачных казематах вдруг стала рождаться пьеса. Эта пьеса о простом, незнатном человеке, чье предназначение бросать вызов судьбе, окружающим его людям. Он борется со знатной особой за свою любовь, за свое достоинство. Ему приходится в этой борьбе проявлять и смекалку, и находчивость и смелость.
- Но это же вы, Пьер! - воскликнул Гюден. - Вы хотите написать пьесу о самом себе.
Бомарше немного озадаченно посмотрел на Гюдена. Как ни странно, но эта мысль почему-то ни разу не посетила его.
- Может быть, да, а может быть, и нет, - продолжал Бомарше. - Понимаете, мой друг, при всех его победах в нем накапливается не радость, а горе, печаль. И чем больше побед, чем шире растекается внутри него озеро печали.
- Но в чем же природа этих чувств? - озадаченно спросил Гюден.
- Я и сам точно не знаю, - пожал плечами Бомарше. - Может быть, в нем нарастает ощущение того, что он растрачивает данный ему природой талант совсем ни на те деяния, для которых он предназначен. Знаете, когда сидишь один среди этих голых угрюмых стен, возникает совершенно неожиданное понимание чего-то того, что там, где кипит и бурлит жизнь, это заслонено множеством самых разных причин. А тут ты пребываешь в полном одиночестве, если не считать Господа. Но он не в счет, так как его присутствие незримо.
- И какие же удивительные мысли приходят к вам, мой друг? - Гюден с интересом ждал ответа.
- Иногда я думаю, а не все ли напрасно, столько усилий, столько затрат умственной и телесной энергии, а ради чего? То, что я оказался здесь, разве это не предупреждение, не указание свыше, что настало время идти другим путем.
- Но каким? - недоумевал Гюден. - Ваш путь блистателен, ему может позавидовать человек самого высокого происхождения. Вы сполна одарены тем блеском, который не способен придать никакое, пусть даже само высокое происхождение, ни один титул. Достаточно побыть в вашем обществе совсем недолго, чтобы навсегда попасть под обаяние вашего ума. Разве этого мало для одной человеческой жизни? Сколько людей не могут похвастаться и сотой доли ваших талантов.
- Вот именно это мне и не дает покоя, - задумчиво произнес Бомарше. - Не знаю, поймете ли вы мой друг меня, иногда мне кажется, что я сам себя не вполне понимаю. Но если человек по-настоящему талантлив, должен ли он его растратить по пустякам или, сосредоточив его во всей своей силе, выполнить предназначенную ему высокую миссию? А я слишком жаден до жизни, меня все влечет с одинаковой силой: деньги, женщины, искусство, почести. Я пытаюсь все охватить. Но по силам ли мне это? Это ли я действительно должен делать? И беды, которые навались на меня, не являются ли наказанием за мое транжирство?
- То, что вы здесь, всего лишь еще одно свидетельство о царящей в мире жуткой несправедливости, - немного поразмыслив отвечал Гюден. - Мировая посредственность всегда пытается уничтожить того, кто возвышается над ней, кто ей противостоит. Я надеюсь, что когда вы покинете сию грустную обитель и вернетесь в свой замечательный дом, вы вновь обретете прежнего Бомарше. А заодно и всех ваших друзей и почитателей. А этот эпизод своей жизни будете вспоминать как досадное недоразумение, но которое помогло вам лучше понять самого себя.
- Да, мой друг, я жажду вернуться. Я еще не все выполнил мне предназначенное. Тот замысел, что у меня родился, должен обрести плоть и кровь. Я так и слышу голоса своих героев, я вижу, как они двигаются по сцене. А знаете, как будет звать главного из них? Фигаро. Запомните это имя. Его еще будут много раз повторять. В его уста я вложу то, что кажется мне на сегодня самым важным.
- Но что, вы полагаете, является самым важным? - заинтересовался Гюден.
- Я полагаю, что каждый человек достоин свободы и что любые стены должны быть разрушены. Касается ли это тюремных стен или сословных, или тех стен, что воздвигает в течение всей своей жизни в своей душе человек. Только тогда, когда эти стены падают, человек обретает то, ради чего он и появился на этот свет, - взволнованно произнес Бомарше. Эта мысль только что пришла ему в голову, и ему показалось, что ничего важнее в своей жизни ни разу еще не производил его ум.
Глава 21
На этот раз Феоктистов решил действовать без импровизаций. Утром, едва это стало приличным по времени, он позвонил Аркашовой домой. К его радости их диалог протекал в сугубо мирных тонах. Он чинно осведомился, как она почивала, получил ответ, что почивала нормально. Несколько фраз они посвятили обсуждению темы погоды, некоторым текущим делам в театре, после чего договорились о часе встречи.
До нее еще было много времени, но, несмотря на это, Феоктистов то и дело поглядывал на часы, словно бы от его желании их стрелки стали бы ползти быстрей по циферблату. Им овладела нетерпеливость; такое с ним случалось разве только в юности, когда гормоны заставляли думать о женщинах двадцать четыре часа в сутки. Но ведь с тех пор гормоны немного все же успокоились, но тогда почему сегодня мысли несутся в голове столь же настойчиво и стремительно, не оставляя ни минуты для спокойствия и отдыха? Что с ним все-таки происходит? в который уже раз задавал он себе один и тот же вопрос. Ну не может же он влюбиться по-настоящему в такую женщину. Вожделение - это понятно. Было бы неверно утверждать, что он его не испытывает. И все же понимает, не в нем только дело. Тут что-то все гораздо глубже, все происходит на ином уровне сознания. Это какая-то иная тяга, обусловленная скрытыми от него причинами. Но от этого она становится только еще более сильной. И это начинает его беспокоить, но нисколько не уменьшает желание общаться с Аркашовой. Что за напасть? Надо же было приехать в этот заштатный городишко, чтобы вляпаться в такую сомнительную историю. А может, плюнуть на все и никуда не идти? Но Феоктистов прекрасно понимал, насколько этот вариант для него несбыточен. Он пойдет к ней, словно приговоренный к отбыванию наказания. Нет, она, в самом деле, ведьма, кроме как приворотом такое невозможно объяснить. Надо непременно об этом будет ее расспросить, какими такими волшебными средствами или зельями она пользуется?
Впрочем, Феоктистов сам не верил в свои умозаключения, он сознавал, что он пытается, таким вот странным образом, успокоить себя. А если объективно разобраться в его чувствах, то он просто влюбился.
Сказав себе это, Феоктистов вдруг почувствовал, как немного успокаивается. Ну, влюбился, что ж из этого, такое случалось с ним много раз. И всегда любовь быстро или не очень быстро проходила. Вот и сейчас он надеется, что она улетучится достаточно скоро. От радости, что он наконец-то нашел ответ на мучившие его вопросы, он даже запел.
Однако, чем меньше времени оставалось до встречи, тем чаще сомнения снова стали бороздить его ум. Так ли все просто, как он думает. Уж очень все легко у него получается. Сегодня влюбился, завтра разлюбил и дальше пошел. Феоктистов отгонял свои сомнения, как назойливую кошку от сметаны, но почти не сомневался, что они снова рано или поздно заявятся к нему. И вот что он будет делать в этом случае, не представлял.
К встрече он стал готовиться за два часа. Внимательно изучил свой гардероб, остался им недоволен. Рубашки мятые и какие-то невзрачные. И нет ни одного приличного галстука, все тусклых расцветок. Отправляясь в этот город, он покидал в чемодан первые, какие ему попались.
Феоктистов бросился в расположенный неподалеку от гостиницы галантерейный магазин и подобрал себе галстук. Не то, что он привел его в восторг, но лучших образцов все равно там не было. И когда в номере он повязал его, то остался доволен; все же теперь он выглядит пристойнее. В такого мужчину не грех и влюбиться.
По дороге к Аркашовой Феоктистов снова зашел в магазин, на этот раз кондитерский. Выбрал самую дорогую коробку конфет из тех, что там были.
В квартире Аркашовой его ждал накрытый на двоих стол. Феоктистов чинно вручил хозяйке свой презент. К нему он с удовольствием присовокупил бы и поцелуй, но не был уверен, что она примет его также благожелательно, чем только что подаренную ей коробку сладостей.
- Добрый вечер, - поздоровался он.
- Проходите, Константин Вадимович, - непривычно любезно пригласила Аркашова.
- На этот раз не рискнул прийти к вам с цветами, помня вашу привычку швыряться букетами, - шутливо проговорил Феоктистов.
- Приятно, что у вас хорошая память. Присаживайтесь к столу. Как видите, я тоже помню, что обещала.
- Неужели вы приготовили экзотическое блюдо, о котором я просил?
- Я вам обещала другое - ждать вас. А это все, - показала она на стол, - говорит о том, что я слов на ветер не бросаю.
Только сейчас Феоктистов почувствовал, как сильно проголодался. От волнения он целый день почти ничего не ел. Он поспешно сел за стол.
- Да, на ветреную женщину вы мало похожи, - произнес он, не отрывая глаз от выставки яств.
- Но ведь именно таких женщин больше всего любят мужчины?
- Любят. Как любят хорошее вино или дорогие сигары, - согласился Феоктистов. - Чтобы ими насытиться, достаточно несколько затяжек или несколько глотков. К несчастью такие женщины поверхностны, в них нет глубины. Поэтому они быстро приедаются.
- Но вы то не из тех, кто не умеет компенсировать недостаток качества количеством?
- Разумеется. Я знал много таких женщин. Но у них есть одно несомненное достоинство. Посадив мужчину за стол, они никогда не забудут предложить ему еду.
Неожиданно Аркашова покраснела.
- Ах, да. Простите мне мою оплошность, - поспешно произнесла она. - Накладывайте, пожалуйста, сами, что вам нравится.
- Наконец-то я отведаю вашей знаменитой картошечки.
- И не только. Сегодня я могу вам предложить еще мясное рагу. Правда, не такое, как вы мне заказывали. Это всего лишь кролик.
- То же неплохо. С тех пор, как я в вашем городе, я первый раз отведаю еду домашнего приготовления. А если быть точным, то после того, как от меня ушла жена, я вообще не обращаю внимания на то, чем питаюсь.
- А как же те ветреные женщины, которые никогда не оставляют мужчин голодными?
- Их всех унесло ветром, как только я перестал быть модным и знаменитым. Женщины любят победителей. Их не интересуют неудачники.
- Разве мир состоит из одних победителей? В нем полно неудачников и просто не очень успешных мужчин. Но рядом с любым из них есть женщина, - возразила Аркашова.
- А это те, кто не востребован сильными мужчинами. Это уже отбросы. У них практически нет выбора - либо одиночество, либо иметь рядом некое подобие мужчины.
- Из вашей теории следует, что я, выйдя замуж за Егора, мужчину ничем особо не примечательного, автоматически попадаю в категорию отбросов?
Феоктистов почувствовал смущение. Не слишком ли категорично он говорит. Она может и обидеться. А это в его сегодняшние планы не входит.
- Еще месяц назад я бы так примерно и сказал. Но, видимо, существуют исключения из этого правила. Вы - это нечто особенное. С такой, как вы, я сталкиваюсь впервые, и пока затрудняюсь дать вам определение. Может, вы сами это сделаете?
- Я пока предпочитаю оставаться непознанной вами, - неожиданно улыбнулась она.
- Мне почему-то кажется, что это обязательно случится. Вам об этом случайно не было никакого знака?
- Случайность, как правило, закономерная неизбежность, поэтому я такие вещи никогда не пропускаю. Можете об этом не беспокоиться.
- Скажите, мне интересно, а как вы это делаете. Можно мне этому научиться?
- Можно.
- Интересно. А как?
- Нужно захотеть этого.
- Так просто?
- Все знают, что все гениальное просто.
- О, это что-то новенькое. Вы намекаете на свою гениальность? До сих пор вы разыгрывали из себя простушку-бессеребреницу. Так кто же вы на самом деле?
- Лицом к лицу - лица не увидать. Разгадывайте лучше загадки Бомарше, на большом расстоянии лучше видится.
Феоктистов ощутил укол обиды. Могла бы что-нибудь и рассказать о себе, приоткрыть завесу над своими сокровенными тайнами. А то разыгрывает из себя непознанный объект.
- Как вам угодно. У Бомарше многому можно поучиться. Как обольщать женщину, например. Я всегда делал, как он, и имел бешеный успех. Он представал перед ними уверенным в себе победителем, который сокрушает все препятствия на своем пути. И вы мне еще будете говорить, что женщины не любят победителей? Да они слетались к нему, как бабочки на цветок, их дурманил сладкий аромат его побед. Если бы он был простым башмачником или булочником, как вы думаете, пришла бы к нему сама его Мария Тереза, или устояла бы под его натиском госпожа Франке, а госпожа Годвиль, а мадемуазель Нинон и многие многие другие? Всех их притягивал магнит его таланта, неординарности, богатства, славы.
- Да, так оно и было. Все эти женщины пришли к нему. Только они точно также пришли бы к нему, если бы он остался всего лишь простым часовщиком. Потому что притягивал их к нему не магнит его побед, а магнит их собственной ущербности. Именно так люди восполняют недостаток телесной и духовной неполноты. Есть, конечно, самодостаточные личности, которые ориентируются только на себя, черпающие только из себя и силы и энергию, но их не так уж много. Основная масса людей ищет поддержку в подходящем для них партнере. Вот только так, а не иначе притягиваются люди друг к другу.
- Может, вы в чем-то и правы, но моя версия тоже имеет место быть. Глупо было бы упрямо отрицать это, - продолжал отстаивать свое мнение Феоктистов.
- Конечно, мир не без уродов, я не спорю. И такие случаи не редки. Но только это низший путь, по которому может пройти человек. Только зачем это делать, когда есть еще другие пути, по которым можно пройти не унизительно для себя, а достойно.
- А вы не допускаете, что человек может просто сбиться с пути.
- Разумеется, может. И какое-то время он будет блуждать в мире иллюзий и заблуждений. А вот ориентиром для такого заблудшего опять явится его партнер. Такие люди могут относиться к самому сокровенному своему партнеру, как к врагу, на котором они вымещают свои обиды и комплексы. Иногда ему и жена нужна только для того, чтобы доказать, что все женщины дуры. Но только он не понимает при этом, что сам своей ущербностью ее такую притянул к себе. Грязь ведь липнет только к грязи.
- Грязевые ванны бывают полезны, - возразил ей Феоктистов.
- Вот тут я с вами согласна. Только так человек начинает понимать, что вляпался во что-то не то.
Феоктистов несколько мгновений раздумывал над ответом.
- Вы знаете, последнее время, когда я вас вижу, мне тоже кажется, что я вляпался. Или влип. Вы вносите в мое мироощущение сплошную сумятицу. И странно, что я не могу этому противостоять. Вы вызываете во мне странную смесь эмоций. Их диапазон вмещает в себя с одной стороны страстное желание обладать вами, с другой какую-то ненависть, оттого что вы никак не даетесь мне. Это, что тоже знак того, что я сбился с пути?
- Да, это тревожный сигнал для вас, - усмехнулась Аркашова. - А смысл его в том, что вы разучились видеть любовь вокруг и отвечать любовью в любой ситуации.
- Да ведь это вы мне отказываете в любви.
- А вы не любви просите. Любовь освящена духом божьим. В любви мы все приближаемся к Богу. А вы приблизились к ненависти. И вы сами только что в этом мне признались.
- Вы преувеличиваете значение любви. Она всего лишь инструмент для достижения единства, без которого мир перестал бы существовать, рассыпался в прах, обратился в пыль. А раз любовь инструмент, то в иерархии человеческих ценностей она занимает далеко не первое место. Так стоит ли искать с маниакальным упорством того, что является всего лишь следствием или тенью более важных понятий.
- Мне так живописно представилось, как острая игла по имени любовь бесстрастно и целенаправленно, что-то сшивает, соединяет, стягивает. Работа закончена, необходимость в инструменте отпала. Теперь можно обходиться и без нее. Вам не кажется, что ваша система ценностей порочна изначальна?
- Нет, не кажется. Я сам к этому пришел недавно. Идея проста, как все гениальное. И вы верно ухватили ее суть. Любовь - это категория из разряда временного, а не вечного. Ею действительно можно воспользоваться, когда мы сбиваемся с пути. Вот я и предлагаю вам зажечь этот светильник, пусть он осветит нам лица друг друга. Может быть, тогда вы яснее разглядите меня и поймете, что я тот, кто вам нужен сейчас?
- Мне сейчас нужна любовь. Сможете ли вы ее мне дать? Пока не уверена.
- Когда стоишь в преддверии храма, никогда не знаешь, прольется ли на тебя благодать или ты выйдешь оттуда точно таким же, как и вошел, - задумчиво произнес Феоктистов.
- Что пользы от того, если она даже и прольется, но мы не сумеем принять ее. Для этого надо быть готовым.
- Но вы то из тех, кто знает, когда он готов.
- Это не так просто, как кажется. Иногда, чтобы узнать, приходится жить в состоянии пустоты очень долго, чтобы услышать этот едва уловимый зов, - вздохнула Аркашева.
- Я готов ждать сколько угодно. И если вдруг это произойдет, обещайте, что вы мне непременно сообщите об этом.
- Обещаю, - почти торжественно произнесла Аркашова.
- Сегодня это не случится уже наверняка. А завтра у нас очень насыщенный день, я, пожалуй, пойду. Большое спасибо за ужин. А картошка у вас на самом деле замечательная. Надеюсь, что мне еще удастся ее отведать. Спокойной ночи.