Глава 22
В гостиной господина Гюдена сидели двое. Сам хозяин и его лучший друг Бомарше. Друзья уютно расположились в креслах, стоящих друг против друга. В руках каждый из них держал по бокалу вина. Стоящая на низком столике бутылка была уже почти пуста.
- Ваше вино, мой друг, превосходно. Будьте так любезны, распорядитесь, пусть мне приготовят пару таких бутылок в дорогу. - Бомарше сделал глоток из своего бокала и с сожалением посмотрел на стоящую на столе бутылку.
- Вы все-таки покидаете Францию? - осведомился Гюден.
- Я не могу допустить, чтобы меня арестовали.
- Мне кажется, власти не осмелятся привести приговор в исполнение. Особенно сейчас, когда ваша популярность возросла необычайно, - с сомнением качнул головой Гюден.
- Да, никто не ожидал, что мой позор превратится в триумф. И все же я принял все необходимые меры по обеспечению собственной безопасности. Завтра ночью я отправлюсь в Бурже, потом в Гент, а оттуда отплываю в Англию. - Бомарше залпом осушил свой бокал и поставил его на стол.
- Какая чудовищная несправедливость. Вы, величайший гражданин Франции, а вынуждены бежать за пределы страны, как последний преступник, под чужим именем, - возмущенно проговорил Гюден.
- К счастью существует еще небесная справедливость, Гюден. Вот посмотрите. Это я получил сегодня утром.
Бомарше достал из кармана камзола надушенное письмо и протянул его Гюдену. Тот развернул послание и стал его читать вслух.
- "Сударь, взяв на себя смелость писать вам, надеюсь на вашу величайшую снисходительность. Смею думать, что вы не оставите своим великодушным вниманием мою просьбу одолжить мне на некоторое время вашу арфу. Поскольку страсть, в которую обратились мои занятия музыкой, требует незамедлительного выхода. Но ввиду отсутствия вышеназванного инструмента, я не имею никакой возможности ее удовлетворить. Надеюсь с помощью вашего сердечного участия осуществить свое дерзкое желание. Если вы соблаговолите помочь мне, моя благодарность будет безгранична. Я отдам вам все, что вы попросите. С почтением мадемуазель Мария Тереза де Виллермавлаз."
Прочитав письмо, Гюден аккуратно сложил его и вернул владельцу.
- Я же говорил вам, что вы необычайно популярны сейчас, - произнес Гюден.
- Господь милостив ко мне, коль он посылает мне небольшое утешение в виде этой молодой особы. Просьба барышни изложена столь красноречиво, что не остается никаких сомнений в ее намерениях.
- Что вы ей ответили?
- Я пригласил ее сегодня вечером сюда. Вы позволите остаться с ней наедине?
- Разумеется, - улыбнулся Гюден. - Тем более, что я уже и так собирался оставить вас. Приятного вам вечера.
После этих слов Гюден осушил свой бокал, поставил его на стол и быстро удалился. Какое-то время Бомарше сидел в одиночестве и размышлял о том, придет ли особа, написавшая письмо, к нему на свидание или это всего-навсего веселый розыгрыш.
По прошествии немалого количества времени, когда Бомарше совсем уж было укрепился в мнении, что его разыграли, вошел слуга и громко объявил: "Мадемуазель Мария де Виллермавлаз, просит принять ее."
- Проси, - в момент оживился Бомарше.
Сердце в его груди вдруг затрепетало так, как это случалось с ним только в пору далекой юности.
Она вошла, и Бомарше с первого взгляда на нее понял, что нынче вечером судьба улыбнулась ему. Женщина была молода, красива и судя по выражению ее лица необычайно умна. Эта опасная горючая смесь красоты и ума всегда покоряла Бомарше с первого взгляда.
- Я осмелилась обременить вас дерзкой просьбой, сударь, - первая начала разговор девушка, и ее несомненная смелость внушила Бомарше еще большую к ней симпатию. - Но ваши душевные качества, - продолжала она, - известные мне, дали мне надежду на то, что вы не осудите меня за столь безрассудный шаг.
- Напротив, я счастлив, что в столь тяжелые для меня времена, находится прелестное создание, способное одним своим присутствием рядом со мной вернуть мне прежнее ощущение радости жизни.
Бомарше встал с кресла и, приблизившись к девушке, остановился от нее на некотором расстоянии.
- В своем письме я просила вас об одолжении. Могу ли я надеяться на то, что просьба моя будет удовлетворена? - Девушка остановила на Бомарше свой прекрасный взгляд. Бомарше откровенно любовался ею.
- Я никогда и никому не давал свою арфу, сударыня. Еще ни разу рука постороннего не коснулась моего инструмента. - Бомарше приблизился к Марии и взял в свои руки ее ладонь. - Но ваши чудесные пальчики столь прелестны, - он осторожно коснулся губами ее руки, - что было бы просто кощунством отказать вам в вашем невинном желании.
Мария восприняла его жест, как само собой разумеющимся и не отняла руки.
- Я знала, что вы великодушны, сударь. Я никогда не была знакома с вами лично, но, прочитав все ваши мемуары, я вас представила именно таким.
- Неужели столь молодая особа, как вы, нашла интерес в чтении этих скучных памфлетов, направленных против продажности и нечистоплотности всего судейского корпуса? - На этот раз Бомарше перецеловал все пальчики ее руки и снова не встретил с ее стороны никакого сопротивления.
- Либо вы несправедливы к себе, сударь, либо вы напрашиваетесь на комплименты, - улыбнулась девушка.
- Комплименты из уст такой очаровательной особы, как вы, я бы счел высшей наградой для себя. - На этот раз Бомарше осмелился поцеловать ее тонкое запястье, и снова она не выказала никакого возражения. Невольно его охватило волнение, а воображение стало рисовать одну привлекательную картину за другой.
- Я никогда не читала ничего более впечатляющего. Только такой гений, как вы, способны были изложить это, как вы справедливо заметили скучное дело, столь захватывающе и увлекательно. Я не могла оторваться от этого чрезвычайно взволновавшего меня чтения, пока не прочитала все до последней строчки. Я так горела желанием познакомиться с вами, что пошла на хитрость и придумала эту свою нелепую просьбу к вам, - слегка задыхаясь от охватившего ее волнения, поведала девушка.
- Милая, Мария. Только ради одной такой встречи с вами, стоило пройти через все то, что выпало на мою долю в последнее время. - При этих словах Бомарше слегка оголил ее руку, откинув кружевной волан рукава и припал губами к тонкой коже на сгибе локтя. - За одну возможность видеть и говорить с вами, я готов написать еще десять таких мемуаров. Лишь бы вы не оставляли меня своим благосклонным вниманием. Могу ли я надеяться на вашу снисходительность ко мне?
- Можете ли вы надеяться? Вы еще спрашиваете? Не думаю, что столь проницательный человек, как вы не разгадал мой наивный план еще с самого начала. Мне стоило опасаться того, что вы примете меня за одну из тех недостойных женщин, которые бесстыдно предлагают себя мужчине.
- Я уже достаточно пожил на этом свете и умею разбираться в женщинах. Те, о ком вы говорите, действуют иными способами. В вашем письме можно увидеть намек на ваше истинное желание, но вы сумели сказать об этом в самой деликатной форме. Вам не в чем себя упрекнуть. Более того, видя вас перед собою, необычайно соблазнительную и очаровательную, я даже жалею о том, что вы не высказались о ваших желаниях в более откровенной форме.
Одной рукой Бомарше крепко продолжал удерживать девушку за талию, как свою добычу, пальцем другой руки он коснулся нежной кожи ее груди в вырезе платья и легонько погладил в том месте, которое именуется ложбинкой греха.
- Сударь! Вы сейчас находитесь на пике популярности и народной славы, несмотря на то, что преданы позору и шельмованию. Вам, как защитнику попранной свободы и борцу за справедливость, рукоплещет восхищенный Париж. Что же говорить о том впечатлении, которое вы произвели на меня, молодую экзальтированную особу, воспитанную на свободолюбивых произведениях Вольтера и Руссо. Прибавьте ко всему этому ваше великодушие и необычайное очарование. Вы просто неизбежно должны производить впечатление на женщин. Я не могла не влюбиться в вас с первого взгляда. Поскольку молча страдать и мучиться от невозможности общения с вами не в моем характере, я решилась на столь решительный шаг, чтобы объясниться с вами и услышать свой окончательный приговор.
После этого признания, Мария потупила глаза, тело ее обмякло, готовое покориться любой прихоти, обнимавшего ее стан кумира.
Бомарше, не испытавший с ее стороны ни малейшего сопротивления, был немного разочарован. Азарт охотника, необычайно возбуждавший его в отношениях со слабым полом, сегодня в нем даже не воспламенился. Внезапная скука овладела им. Бомарше уже нисколько не сомневался в том, чем закончится этот вечер. И все-таки девушка была необычайно мила, поэтому он не будет привередничать и употребит это блюдо в таком виде, в каком предлагает ему жизнь. Да в нем не достает специй, но зато есть прелесть новизны. Конечно, он насладится ею, осталось совершить лишь последнюю формальность в виде нескольких ничего не значащих фраз, как финальный аккорд заключительной мизансцены.
- Милая, Мария. - Бомарше жадно припал губами к груди Марии, затем переместился на ее шею и губы, не забывая произносить слова, которыми перемежал свои поцелуи, которые раз за разом становились все более и более страстными. - Я восхищен не только вашей молодостью и красотой, но и той решительностью, с которой вы смогли обратиться ко мне. С первой минуты, как я вас увидел, я испытал к вам такое влечение, которое до сих пор не испытывал ни к одной женщине. Ваш голос, взгляд, манера говорить покорили меня чрезвычайно. Пусть скептики и моралисты бросают камни в тех, кто способен воспламениться любовью к женщине с первого взгляда. Оставим им их заблуждения. Я чувствую, что вы та самая женщина, которая создана для меня. Именно вас, я безуспешно искал долгие-долгие годы. Небесное провидение послало мне вас в тот момент, когда жизнь для меня превратилась в ад. Неужели я посмею отвергнуть ту, которая вырвала меня из этой страшной бездны? Придите в мои объятия, милое дитя. Я хочу подарить вам все, что только может подарить мужчина любимой женщине. Я хочу подарить вам больше. Возьмите мою жизнь в свое полное распоряжение, пользуйтесь ею по своему усмотрению. Отныне я ваш навеки.
Закончив, Бомарше посчитал, что этого достаточно, чтобы продолжить их диалог уже в другом месте. Он подхватил девушку на руки и понес ее в альков.
Глава 23
Феоктистов стоял перед зеркалом и с его помощью тщательно выверял свой вид. Повязал галстук, затем стал причесывать волосы. А все же он привлекательный мужчина, сделал он приятный для себя вывод по итогам осмотра.
"Раньше, когда я смотрелся в эту стекло, то моя рожа выглядела гораздо моложе, - думал он. - Человеку кажется, что молодость, как верная жена, его никогда не покинет. А она берет да изменяет ему со временем. И ничего тут не поделаешь. Вот и думаешь, стоит ли появляться на свет божий, чтобы потом постареть. Интересно, какой сюрприз заготовит мне сегодня эта женщина. Вот не ожидал встретить в такой глуши подобного экземпляра. И откуда она только взялась на мою голову. Мозги у нее, по-моему, работают в каком-то особом режиме. Никогда не угадаешь, какая в них окажется следующая мысль. Ну ладно, тем интересней. Отведаем этот местный экзотический напиток еще разок, а там посмотрим".
Поток его мыслей прервал настойчивый, даже наглый, как показалось Феоктистову стук в дверь. Кого там еще принесло, сморщился он. Феоктистов отворил дверь и увидел Егора.
- Привет! - радостно воскликнул Егор. - Вижу, готовишься на выход. Хочешь, угадаю с одного раза. К Лизке решил потопать. Чего молчишь, ведь прав. Да еще такой торжественный, галстучек нацепил. Слышь, уж не предложение ли собрался ей сделать?
Феоктистов почувствовал злость. Вот кого он хотел видеть меньше всего.
- Не ваше дело. Если захочу, сделаю предложение.
- Вот об этом я с тобой и пришел потолковать. - Егор достал из старого, облезлого пакета бутылку водки. - Думаю, под ее аккомпанемент разговор лучше сложится.
- Спасибо, но пить что-то не хочется, - отказался Феоктистов.
- Да ты что, земляк, от нее отказываешься! Вижу, что Лизка с тобой сотворила. Ладно, не хочешь и не надо. Без нее разговор сладим. А может, все же по одной, так сказать для разгона.
- Давайте разгонимся без нее. И по быстрей набирайте скорость. Если пришли что-то сказать, говорите прямо, без увертюры.
- Без чего? - уставился на него Егор. - А ну понятно. Без увертюры, так без увертюры. Был у нас сегодня с Лизкой долгий разговор. Давно он наклевывался, да все никак не начинался. А тут сам собой как бы и начался. Без этой, как ты говоришь, увертюры. А все благодаря тебе, ты нас на него стимулировал.
- Ничего не понимаю, причем, тут я. Я в ваши дела не вмешивался.
- А это как посмотреть, - покачал головой Егор. - Может, ты сам и не вмешивался, да вмешался. Благодаря тебе поняли мы с Лизкой одну вещь: надо нам заново все начинать, пока все окончательно не рухнуло. Малец у нас растет, ему мамка и папка нужны. А то он у нас почти как сирота. В общем, сели мы с ней за стол, она борща наварила знатного по случаю зарплаты и других не менее важных событий. Обсудили мы всю свою жизнь. И пришли к выводу, что надо бы нам все начинать заново. Мало ли что меж людьми случается, какая кошка или там тигрица пробежала. Пробежала и исчезла, а мы-то остались. Так что с этого дня мы снова будем жить вместе, как муж и жена. А потому твой визит к нам сегодня отменяется, мы хотим побыть наедине. Знаешь, когда муж и жена долго не видятся, какая у них страсть случается. Соскучились мы с ней друг по дружки. А потому не хотим, чтобы нам кто-нибудь мешал. Вот такая история сегодня приключилась.
Феоктистов почувствовал, что спич бывшего мужа Аркашовой привел его в замешательство. А если этот прохиндей не лжет? Хотя с другой стороны ему соврать, что стакан кефира выпить. Но в любом случае что-то за всеми его словесными выкрутасами стоит реально.
Чтобы лучше сосредоточиться, Феоктистов несколько раз прошелся по номеру. Затем снова сел на стул.
- Не верю я тебе, - произнес Феоктистов.
- Это почему же? - искренне удивился Егор.
- Да потому что не нужен ты ей такой. Это ясно, как день.
- Уж не ты ли ей нужен?
- Может тоже не я, но уж и не ты.
- Думаешь, я не понимаю, что тебе обидно. Зацепила Лизка тебя. А тут такая накладка. Такой важный, красивый, из самой столицы, И от ворот поворот. Я тебе даже сочувствую.
- Пошел ты со своим сочувствием, знаешь куда.
- Да я пойду, ты не волнуйся. Только ты к ней больше не ходи. Ну, поиграла она немного, я ее знаю, это у нее в крови. Ей людишки интересны, как там у них внутри все устроено. Очень любит она на это посмотреть. Прямо механик. Она меня поначалу тоже препарировала. Не понимаю, зачем ей это нужно, кроме неприятностей, ничего ей это не доставляло. Жила бы себе спокойненько. А то нет. Ну да что тут поделаешь, у каждого какая судьба на роду написана, то оно с ним и будет. Мне вот с Лизкой всю жизнь кувыркаться, а тебе вот пьески писать. Еще неизвестно, кому лучше.
- Хватит болтать, я пойду к ней и все сам выясню.
- Не советую.
- Это почему же?
- Малец к ней наш сегодня приехал. Я тебе не сказал, что все с него и началось. Пристал он к ней: хочу жить с папкой и мамкой. Ну, она и прослезилась. А потом уж оба мы поговорили. Может, и не согласилась бы она со мной снова гнездо вить, да куда ж от птенца денешься, если он требует обоих его зачинателей. А он тоже в нее чувствительный, почуял, что ты можешь все у нас порушить, вот и вцепился в нее.
- Врешь ты, откуда он мог про меня знать?
- Как ты не поймешь, а еще писатель, что про тебя он ничегошеньки не знает, увидел он, что Лизка, то бишь мамка, как-то изменилась, Вот и почувствовал, откуда угроза идет. А перед сыном разве устоишь?
Феоктистов с сомнением покачал головой.
- Не верю я что-то тебе, - произнес он, но сердце тоскливо сжалось.
- Веришь, не веришь, а к Лизке я тебе не пущу. Нечего душу мальцу травмировать. Мертвым у порога лягу, я пройти не дам. У меня кроме сына ничего не осталось.
- Да, успокойся, никуда я не пойду.
- Вот за это тебе спасибо, не от меня, а от него.
Внезапно в дверь постучали. Феоктистов бросился открывать в надежде, что вновь пришедший поможет ему избавиться от Егора. На пороге стоял мальчик.
- Здравствуйте! - звонким голосом произнес он.
- Ты кто?
- Да это мой сын, - пояснил Егор. - Ты чего, Павлушка?
- Меня мама прислала, просила передать, что ужин стынет, а тебя нет. А вы так не договаривались.
- Ой, правда, я ж совсем забыл, Лизка меня ждет. Она ж рыбку пожарила.
Феоктистов подозрительно посмотрел на мальчика.
- Скажи, а ты как нас нашел? - поинтересовался он.
- Да, мама сказала, что папа, наверное, у приезжего. И послала меня к вам, за ним.
- Но это же далеко.
- А ничего, я город хорошо знаю, мы с пацанами все облазили. Только в театре у мамки не был.
- Это почему?
- А неинтересно. Там все понарошку, а я люблю, когда все по-настоящему. Так ты идешь?
- Иду, сынок, - подтолкнул Егор сына к двери. - Думаю, мы с тобой обо всем договорились, - сказал он уже Феоктистову.
- Ладно, идите. Считайте, что вам повезло.
Егор и Павел, держась за руки, покинули номер.
Глава 24
Апартаменты госпожи де Годвиль были сплошь и рядом уставлены цветами. Цветы были везде - стояли в вазах на столе, возвышались из огромных напольных ваз, заглядывали ветками цветущих каштанов из сада. Сама хозяйка своим цветущим видом ничуть не уступала этим прекрасным созданиям природы. Госпожа де Годвиль, похожая на прекрасную нежную розу, укутанная в пурпурный атлас модного платья, полулежала на кушетке и читала роман. Вошедший слуга, прервал ее от этого увлекательного занятия и доложил о госте.
- К вам господин Бомарше, - низко поклонился лакей.
При этом имени госпожа де Годвиль нахмурилась, и хотела было запретить его принимать, но уже через секунду ее прелестное личико прояснилось, и она сменила гнев на милость.
- Проси, - произнесла она мелодичным, как звук колокольчика, голосом.
Мадам Годвиль поспешно встала с кушетки и, подойдя к окну, заняла диспозицию спиной к входной двери. Она не смотрела на вошедшего, но прекрасно представляла, с каким страстным вожделением он взирает на ее прекрасную точеную фигурку.
- Любовь моя, что произошло. Что за странные письма вы посылаете ко мне? - услышала она голос Бомарше.
Годвиль хорошо отрепетированным жестом медленно развернулась к вошедшему и холодно посмотрела на него.