- Вы обвиняете Его Величество?! - изумился пожилой господин. - Да вы знаете, что вам за это будет?
- Сегодня я ничего не боюсь. Фигаро сделал меня отважным. Да здравствует свобода! - громко выкрикнул молодой господин вслед проезжавшим экипажам.
- Тише, вас услышат. Вы что хотите оказаться в Бастилии? - попытался урезонить его пожилой.
- А хоть бы и в Бастилии. Пора бросить вызов этому миру, тем несправедливостям, которые в нем творятся, всем, кто угнетает свободу. Хватить терпеть тиранию больших и малых тиранов, - дерзко произнес молодой.
- Без всякого сомнения, вы сошли у ума. Но если бы только одни вы, таких оказалось слишком много. Что с нами в скором времени будет? - со страхом произнес пожилой господин.
- Я вас уверяю, мир скоро изменится так, как он не менялся, быть может, со времен Христа. Это пьеса предвестник перемен, - осторженно выкрикнул молодой господин.
- Нет, мы не позволим вам это сделать, мы знаем, как вас остановить, - возразил ему пожилой.
- Граф Альмавива тоже полагал, что для него нет ничего невозможного, и справиться с каким-то лакеем пару пустяков. Но вы видели, что произошло в действительности. Бомарше своей пьесой сделал великое научное открытие.
- Научное открытие? - брезгливо сморщился пожилой господин.
- Да, именно великое открытие, - подтвердил молодой. - Он показал нам всем, что в мире нет ничего невозможного, что самый сильный и могущественный может быть повержен, если проявить достаточно смекалки и смелости, если человек не желает больше раболепствовать и унижаться. Власть тирана вовсе не беспредельна, если постараться, ее можно уничтожить. О, я надолго запомню этот урок.
- Не думаю, что ему все это сойдет с рук, вот увидите, король опомнится, и Бомарше будет наказан. Однажды он уже сидел в тюрьме, была сделана огромная ошибка, когда его выпустили. Но он снова займет в ней свое законное место, такие, как он, должны там находиться постоянно.
- Я вижу, что вы здорово напуганы, - рассмеялся молодой господин. - Значит, пущенные им стрелы попали точно в цель. Вас бесит то, что вы не в состоянии походить на Фигаро, вы не умеете любить жизнь, вы цените в ней только комфорт и спокойствие. И в этих двух словах и заключается вся ваша философия. Вам ничего не нужно, вы всегда противник перемен, даже не зная, что это за перемены. Да и зачем обременять свой давно проржавевший мозг подобными знаниями. Но жизнь не может останавливаться, даже если это приказывает сам король, она всегда несется вперед, сбивая, как пара рысаков, все ненужное на своем пути.
- Если исходить из смысла ваших слов, то и король ей не нужен, - возмутился пожилой.
- А собственно, почему и нет. - Молодому господину явно понравилась эта мысль. - Является ли он самым умным, самым честным, самым достойным из нас, чтобы управлять таким количеством людей?
- Да я сейчас позову полицию. Полиция! - закричал пожилой господин. Но молодой его уже не слышал. В проезжающей мимо карете, он заметил знаменитого драматурга.
- Бомарше! Вот едет в карете Бомарше! - восторженно прокричал молодой господин.
Молодой господин забыл про своего спутника и бросился бежать вслед за каретой. К нему присоединились еще несколько человек, потом еще и еще. Быстро разросшаяся толпа следовала вслед за экипажем Бомарше и провозглашала громкие здравницы в честь драматурга.
Пожилой господин смотрел на это всеобщее безумство и исходил злобой.
- Как бы я хотел этого выскочку проткнуть шпагой, - прошипел он себе под нос. - Он даже не знает, что сегодня он пустил кровь сотням людей. Только прольется она через много лет. Что с нами будет, что с нами будет?
Глава 27
Был уже поздний вечер, когда Аркашова покинула театр. Она чувствовала себя усталой, пришлось перемыть все два этажа. А тут еще вдобавок темно и идет сильный дождь. А она так хотела прогуляться, подышать свежим воздухом. После паров хлорки это особенно необходимо. Но ничего не поделаешь, придется идти сразу домой.
Аркашова развернула над собой зонтик, по которому сразу же забарабанили дождевые капли. Внезапно на нее стала быстро надвигаться тень мужчины. Это было так неожиданно, что она вздрогнула.
- Кто здесь?! - крикнула она.
- Не волнуйтесь, это я, а не грабитель, - отозвался Феоктистов.
- Был бы грабитель, я бы и не волновалась, - облегчением ответила она.
- Спасибо, другого от вас я и не ожидал услышать. Ей богу, для святой вы весьма не любезны.
- Вы меня с кем-то спутали, - возразила она, продолжив путь. - Я никогда не претендовала на лавры матери Терезы. К тому же я не христианская мученица, и не люблю мокнуть под дождем.
- Извините, давайте где-нибудь спрячемся.
- Очень странное предложение. Как будто мы что-то с вами украли. А где же спрятаться?
Феоктистов в поисках укрытия огляделся по сторонам.
- Да вот хотя бы в подъезде этого дома. Бежим, дождь усиливается.
Феоктистов схватил Аркашову за руку, вместе они помчались в подъезд. Он оказался довольно грязным, зато сухим.
- Конечно, не номер люкс, но по крайней мере, здесь не льет, - оценил Феоктистов.
- В этом вопросе с вами трудно не согласиться, - не скрывая иронии, ответила Аркашова.
- Давайте закончим пикировку, - предложил Феоктистов.
- А что начнем?
- Не знаю. Зато знаю, что для того, чтобы начать что-то новое нужно закончить со старым. Вот я и предлагаю.
- Предположим, я принимаю предложение, но что же вы хотите начать, особенно здесь, в этом подъезде, где, кажется, не убирались лет двести.
- Да, какая разница, где начинать. Чтобы изменилось, если бы здесь убирали каждый день. Но что вы за странная женщина, все же отлично понимаете, но вместо этого упрямо талдычите что-то свое. Поди и сами не рады.
- Откуда у вас такая проницательность?
- От верблюда.
- Ну, знаете, я пошла. С меня хватит.
Аркашова сделала пару шагов к двери подъезда, но дальше уйти ей не удалось, Феоктистов сильно схватил ее за руку и притянул к себе. Их губы сами нашли друг друга.
Поцелуй был затяжным, он бы еще мог продолжаться еще долго, если бы Аркашова вдруг не вырвалась из его объятий.
Несколько секунд, они молча, словно не узнавая, смотрели друг на друга.
- Что это было? - первым спросил Феоктистов.
- Ничего не было, - буркнула Аркашова.
- Нет, было, - настаивал Феоктистов, - мы с вами поцеловались. Причем, именно поцеловались, а не я вас целовал. Вы целовали меня тоже. Ваш язык был у меня во рту и выделывал там такие пируэты.
- Вы что, всегда после поцелуя даете подробные комментарии к нему?
- Ничего подобного, это впервые. Но, имея дело с такой женщиной, как вы, нужно на всякий случай подстраховаться.
- Вы опять за свое? Знаете, я все же пойду.
- Не уходите, прошу вас, - сразу же сменил тон Феоктистов. - Все дело в том, что я не знаю, как с вами говорить. Я никак не могу найти верный тон.
- Почему?
- Я бы хотел спросить об этом у вас. До сих пор я полагал, что все женщины делятся на две группы: на очень большую, с которыми не о чем говорить, а потому можно говорить о чем угодно, и на очень маленькую, с которыми есть о чем поговорить. Но вы относитесь к третьей группе: с вами есть о чем поговорить, но я не знаю, о чем и как говорить.
- На самом деле, все значительно проще, говорите то, что действительно думаете, что лежит сейчас у вас на сердце. Не пытайтесь изображать из себя супермена. Я сразу поняла, что вы не супермен.
- А я до сих пор, наверное, не избавился от этой иллюзии. Значит, вы предлагаете говорить о том, что на сердце. Эта история с Егором…
- Нет никакой истории с Егором, - перебила она его. - Он привез из деревни сына, подговорил его, что надо сказать. Сегодня утром мы окончательно выяснили отношения, я сказала ему, что больше не желаю его видеть.
- А что же ваш сын? - Феоктистов едва скрывал радость.
- Сын дома. Ой, я же должна бежать к нему.
- Подождите еще две минуты. Значит, мир?
- Я чувствую, вы хотите повторить поцелуй, - лукаво поглядела она на него.
- В общем, да, - улыбнулся в ответ Феоктистов. - А я чувствую, что вы совсем не против.
В общем, да, - тоже улыбнулась она.
Внезапно они оба одновременно засмеялись, а затем оказались в объятиях друг друга.
- И что все это обозначает? - прошептал Феоктистов, не выпуская из объятий Аркашову.
- А это вы уж сами решайте.
- А вы для себя решили?
- Кое-что решила, а кое-что нет.
- А можно узнать это кое- что?
- Пока нет. Пока я решила кое-что только для себя. А вам я советую ничего не принимать всерьез. Скоро премьера, вы вернетесь домой. А там все будет выглядеть по-другому.
- Этого я и боюсь.
- Ничего не надо бояться. Все, что не делается, все к лучшему.
- Даже если все катится к чертовой матери? - отодвинулся он от нее, чтобы лучше разглядеть выражения ее лица.
- Разумеется. Если это катится к чертовой матери, значит туда этому и дорога.
- А если туда же качусь и я? Значит, и мне туда дорога?
- А вы на самом деле не знаете, куда катитесь. Между тем, то, что вам кажется, и тем, что есть на самом деле, может быть гигантская разница.
- Знаете, я почти готов вам поверить. Вот до чего вы меня довели.
- Это еще только самое начало. Извините, в подъезде было замечательно, но мне пора.
- Я вас провожу.
- Нет, я хочу побыть одна. Мне сегодня нужно ваше незримое присутствие. Иногда это продвигает отношения людей гораздо дальше, чем постоянный контакт между ними. И уж тем более в таком случае вы не будете говорить мне колкости.
- Я уже дошел до того, что соглашаюсь и с этим вариантом, - вздохнул Феоктистов. - Пойдемте. Кстати, на улице не слышно дождя.
- Жаль, а мне сейчас хотелось пройтись под дождем. Идемте.
Глава 28
Бомарше в домашнем халате, с всклоченными волосами, сидел в своем кабинете и прислушивался к крикам толпы, доносящимся с улицы. Весь его вид свидетельствовал о крайней тревоге.
Вбежавший слуга сообщил неприятные известия.
- Мсье, они уже совсем близко, и их очень много. Может быть, несколько тысяч.
- Чего хотят эти негодяи? - спросил Бомарше.
- Они кричат, что хотят обыскать ваш дом. Кто-то им сказал, что здесь хранится много оружия.
- Ах, они желают обыскать мой дом. Им понадобилось оружие, и они решили, что мой дом им целиком набит. Так поможем же им. Пусть видят все, что в нем есть. Открывайте все двери, все шкафы, все ящики столов. Не обращайте внимания на то, что лежит внутри. Пусть они видят, что я ничего не скрывают от революционного народа, что я чист перед ним. Я сам их встречу, и стану экскурсоводом по моему дому. Лучшего провожатого им не найти. Я не боюсь этих людей, я никогда никого не боялся, и сейчас не собираюсь этого делать.
В это время в кабинет вбежал Годен, вид его был чрезвычайно встревоженным.
- Они совсем близко и настроены очень агрессивно. Пьер, вам надо немедленно покинуть дом. Риск очень велик, - обратился Годен к Бомарше.
- Ни за что! Я не отступлю перед ними. Я ни в чем не виноват, чтобы прятаться.
- Эти люди не собираются выяснять, виноваты вы или не виноваты. Разве вы не знаете, что такое толпа и как она склонна к самосуду. Достаточно одной искры, чтобы она вспыхнула. И тогда ее никто не остановит. Разве вы забыли, как она себя ведет в последнее время. Одно дело риск, а другое дело безрассудство, - пытался образумить друга Годен.
- Ну, хорошо, мой друг, вы меня уговорили, - согласился с ним под напором его аргументов Бомарше. - Глупо быть растерзанным людьми, которых ярость и гнев превращают в зверей. Но, куда же бежать?
- Вас ждут в соседнем доме, через улицу. Поторопитесь. - Годен бросился к окну, чтобы посмотреть, что там происходит. - Они уже видны. Скорей, через черный ход! - Закричал он. И в следующую секунду отчаяние охватило его. - О поздно, несколько минут промедления сделали свое дело.
По лестнице в коридоре раздался топот ног. Бомарше и Годен переглянулись, бежать уже было поздно. Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появилось несколько человек.
- Я комиссар прокураторы Коммуны, - представился один из них и протянул Бомарше какую-то бумажку. - Вот ордер на обыск в вашем доме, гражданин Бомарше.
- Ищите, мне нечего скрывать. Какой ужасный парадокс, я тот, кто столько сделал ради того, чтобы была разрушена деспотия, являюсь объектом гонения властей. Смотрите, я готов перед вами даже предстать в чем мать родила, если это поможет делу революции. - Бомарше пытался шутить, но комиссар никак не реагировал на его высказывания.
- У нас есть сведения, что в доме спрятано оружие. Будет лучше, если вы его выдадите сами, - предложил комиссар Бомарше.
- Мое оружие - это мое перо. Другое оружие я в жизни брал крайне редко. Здесь нет того, чего вы ищете.
- Посмотрим. Приступайте, - скомандовал комиссар революционерам.
Обыск продолжался несколько часов. За это время особняк Бомарше, которым он так гордился, был перевернут верх дном. В нем не осталось ни одного уголка, в котором бы не похозяйничали санкюлоты. Они устроили во всем доме настоящий погром. Книги, которым цены не было, были сброшены с полок и, словно убитые птицы, валялись на полу. Ящики всех столов были открыты, бумаги, хранящиеся в них перерыты и разбросаны, как попало. Не осталось ни одной ни вспоротой перины, ни одной целой вазы. Осколки дорогой посуды усеяли полы всех комнат. Бомарше с великой скорбью наблюдал за тем, как превращается в прах все, что он с такой любовью и усердием собирал долгие годы.
Комиссар, приведший с собой санкюлотов, все это время расхаживал по дому и наблюдал за действиями своих варваров. Когда уже были перерыты все помещения, один из санкюлотов приблизился к комиссару и доложил о том, что ничего не нашли. Комиссар объявил об окончании обыска и повернулся к Бомарше.
- Гражданин Бомарше, - четко чеканя каждое слово, проговорил он, - вы подозреваетесь в том, что обманным путем выманили у казны деньги, якобы для закупки оружия в Голландии. Поэтому, согласно постановлению прокуратуры Коммуны, вы арестованы и будете препровождены в тюрьму.
- Вы видите, мой друг, - обратился Бомарше к Гюдену, все это время находящемуся рядом с ним, - меня арестовывали при прежнем режиме, теперь арестовывают при новом. Человеку выдающихся способностей в этом мире нигде нет покоя, он вызов ему, только для посредственности в нем находится достойное место. Хорошо, идемте, но я докажу свою невиновность.
Бомарше поднялся и покорно двинулся вслед за комиссаром и его приспешниками.
Глава 29
Женщина вошла в гостиницу, огляделась, сморщила свой небольшой носик, затем подошла к сотруднице на ресепшн. Несколько минут они о чем-то оживленно говорили, причем, градус их короткой беседы несколько раз повышался и затем понижался. Наконец, получив ключ, она направилась к лифту.
Подойдя к номеру, вставила ключ в замок двери. Отворив ее, прошла в комнату. С облегчением поставила на пол увесистый чемодан. После чего внимательно огляделась вокруг.
- Ну и занесло его, - сказала она сама себе. - Городишко дрянь. Гостиница дрянь. Обстановка мерзкая. Такой женщине, как я, оскорбительно здесь даже находиться. Но ничего не поделаешь, придется с этим мириться. Что еще остается делать женщине, которую бросает подлец-любовник? Возвратиться к неудачнику - мужу, добиться его прощения и переждать в его постылых объятиях очередную гримасу судьбы. Тем более, что дела Константина, кажется, пошли на лад. Весь город оклеен афишами. Ну, а если его опять постигнет провал, пусть пеняет на себя. Рынок мужчин никогда не бывает пуст, и при желании на нем всегда можно подобрать подходящий для себя товар. Правда пока найдешь то, что нужно, придется перебрать кучу всякого дерьма. А по-настоящему раритетные и эксклюзивные экземпляры вообще большая редкость. Да, женщине, знающей себе цену, приходится нелегко.
Проговорив этот текст, она замолчала. Это была ее давняя привычка - думать вслух. Ей казалось, что проговоренные голосом думы становятся понятней, к тому же лучше запоминаются. А она терпеть не могла, когда приходилось бегать за мыслью, которая только что была и вдруг неведомо куда исчезла. Это всегда ее бесило.
Ну вот, она все же добралась до этого города. Теперь остается дождаться Феоктистова. А пока можно и отдохнуть на кровати. Хочется надеяться, что здесь каждый день меняют белье. Мало ли кто лежал тут до нее, учитывая неразборчивость бывшего благоверного в своих связях.
Ждать бывшего мужа пришлось недолго, она даже не успела открыть постель, как дверь отворилась, и появился Феоктистов.
Увидев жену, он замер от неожиданности.
- Нонна? Как ты здесь оказалась?
Нонна бросилась к Феоктистову, пытаясь его обнять.
- Почему я здесь? - мелодраматично воскликнула она. - И ты еще спрашиваешь? А как же иначе еще могло быть. Неужели ты поверил в то, что наши дороги разошлись окончательно?
- А во что ты предлагаешь мне поверить? - проговорил Феоктистов, отстраняясь от жены. - В то, что ты вышла в магазин за хлебом и забыла дорогу домой? И до сих пор ее ищешь. Или в то, что два года друг без друга это всего лишь две минуты?
- Мне эти два года показались вечностью. Время тянулось бесконечно медленно без тебя. И, наконец, оно остановилось совсем. Правильно говорят - счастливые часов не наблюдают. А я эти два года только тем и занималась, что отслеживала каждую минуту. Я глубоко несчастна, Константин.
- Несчастна? - поднял удивленно бровь Феоктистов. - От чего же? Помнится, когда ты бросала меня, ты вся светилась от счастья.
- Это было не счастье. Это была его иллюзия. Теперь, когда этот свет погас, я поняла, что была всего на всего ослеплена. Я никогда не любила того человека.
- В это я охотно верю, ты никого не способна любить, кроме себя самой.
- Раньше я тоже так думала. Но, поверь, мы сами часто не знаем о себе полной правды. Мы смотримся в кривые зеркала, которые отражают наши кривые лица и кривые мысли. Мы отождествляем себя с этими уродцами. И, слава богу, что приходит момент, когда жизнь разбивает это лживое стекло. Пусть его осколки впиваются острой болью в наши сердца. Эта боль полезная. Она выводит нас из спячки и освобождает из того плена, в который мы сами себя погружаем. Мы начинаем видеть себя настоящих. За такое прозрение не жалко двух лет, проведенных порознь.
- Хорошо, если ты увидела нечто действительно ценное при этом.
- Я увидела, что люблю на самом деле только тебя. А тот человек, который встал между нами, был всего лишь наваждением, легким, ничего не значащим для меня увлечением.
- Хорош мираж! Он чуть не стоил мне жизни. Не слишком ли большая цена этого твоего легкого заблуждения?
- Чуть не стоил тебе жизни? Что ты хочешь этим сказать?
- То, что вместе с твоим уходом, ушли из моей жизни друзья, поклонники, успех. Весь мой привычный мир рухнул. И под его обломками я едва выжил.