- Доброе утро, Том, - проговорила она.
- Сестра Бернадетта Игнациус, - оглянулся он через плечо, сверкнув голубыми глазами, слегка улыбнувшись мрачно надутыми губами, поразительно похожий на Джона.
- Дождь идет. Сегодня тебе не придется работать.
- Каждому, кто строит стены и боится дождя, лучше поискать себе другое занятие, - сказал Том. Он полностью отказался от семейного капитала и влияния - она почти забывала, что все это у него было.
- Пожалуй, ты прав, - согласилась Берни. - На самом деле, просто морось.
- Кроме того… я получил твое сообщение.
- Я слишком поспешила.
- Я так и понял. Оно не совсем внятное.
- Стараюсь не выражаться невнятно.
- Ну, тогда скажем, я не услышал на голосовой почте твоего обычного внятного голоса.
- У меня слишком много забот. Наваливается одно на другое. Буквально. Сплошная бетономешалка.
Он криво усмехнулся какой-то треугольной улыбкой - справа шире, - прищурился, сверкнул глазами.
- Хорошо.
- Что хорошо? - уточнила она.
- Возьми зонтик, сестра Бернадетта. Пойдем, покажи мне, что надо подремонтировать.
Она посмотрела на письменный стол, заваленный грудами весенних ученических табелей. Собиралась их все просмотреть и решить, куда на будущий год отправлять старших девочек. Реджис пошла в Бостонский колледж. Если бы иезуиты прибрали ее к рукам до октября, заставили задуматься о своих интеллектуальных способностях, приобщили к игнацианской духовности, она дважды подумала бы, прежде чем выходить замуж.
- Ну, пошли, - сказал Том. - Проведи утро подальше от письменного стола. Давай-ка, прогуляйся со мной.
- Ох, - вздохнула она, качая головой.
Им обоим по сорок семь лет. Кожа Тома загрубела и сморщилась - каждый день жизни проходит на свежем воздухе, за исключением того самого года в Ирландии.
Они с Томом отправились туда первыми, задолго до роковой поездки Джона и Хонор. Том хотел отыскать корни своей семьи и семьи Берни. Хотя в Штатах Салливаны работали на Келли, в Ирландии они были равными - бойцами и земледельцами.
Приземлившись в Шенноне, поехали в Дублин. Ровно в четырех милях к северу от города семья Келли сыграла свою роль в ирландской истории - в битве при Клонтарфе в 1014 году Тадмор О'Келли погиб, защищая Ирландию в кровопролитном сражении против датчан. Во время битвы из морских волн вынырнуло огромное чудовище, охраняя тела павших О'Келли и членов их клана. Ныне оно изображается на кресте Келли, гордо красующемся на гладком кольце Франциска Ксаверия, которое Том сейчас носит на пальце - единственном свидетельстве его принадлежности к великому семейству.
Берни унеслась мыслями в прошлое. Во время той поездки она уже знала, что уйдет в монастырь. У нее были на то основательные причины. Но они с Томом давно были знакомы, нежно, глубоко и преданно любили Ирландию. Ей было необходимо там побывать перед принесением обетов.
В самолете, держа ее за руку, он давал всевозможные обещания:
- Я познакомлю тебя с дублинскими Келли, а потом мы отправимся в Корк к Салливанам и Дарганам, по следам пиратских кровей твоего брата… - Смуглый темноволосый ирландец Джон давно считался плодом чьего-то давнего романа с испанским или алжирским пиратом, закопавшим золото на земле Дарганов. - Там узнаем, почему нашим семьям так дороги каменные стены.
- Кто возражает? - шутливо воскликнула Берни. Но в глубине души говорила серьезно. Вступление в орден сестер Богоматери Победоносицы означало прекращение подобных поездок. Это ее последний победоносный вызов, и с кем лучше его бросить, как не с Томом Келли?
Задрожав от нахлынувших воспоминаний, она сунула руки в рукава, чтобы согреться. Его глаза горели, манили ее, точно так же, как в детстве, как во время поездки в Ирландию, определившей дальнейшую жизнь.
- Пойдем со мной. - Он придержал открытую створку двери.
Она кивнула, сняв с высокой латунной вешалки большой зонт. Он молча забрал его у нее, открыл, поднял над ее головой, выходя из здания на территорию кампуса.
Дождь барабанил по шелковому зонту. На ходу их руки соприкасались, она задевала плечом бицепс Тома - высокого, вымахавшего, как помнится, за один год выше шести футов. Ему тогда было тринадцать лет.
В детстве они вместе играли на этом участке, изначально принадлежавшем его прадеду, Франциску Ксаверию. Келли наняли ее прадеда Кормака Салливана, только что высадившегося с пришедшего из графства Корк парохода, поручив ему собрать бригаду для кладки стен. Со временем прадед Тома пожертвовал круглые холмы и величественные постройки сестрам монастыря Пресвятой Богоматери Победоносицы, чтобы они открыли там школу для девочек. Семейная усадьба под названием "Stella Maris" стала Академией.
На двадцати акрах с округлыми холмами и каменными стенами на берегу стоят большие каменные здания, зимой теплые, весной и осенью прохладные под океанским бризом; монастырский виноградник дает великолепное вино шардоне; в Академии преподают первоклассные учителя; в превосходной библиотеке хранятся редкие книги Франциска Ксаверия об Ирландии, церкви, средневековой Франции и Риме, включая собрание иллюстрированных манускриптов, соперничающее с собранием Йельского университета; в первый день осеннего семестра старшие показывают младшим лабиринт потаенных туннелей; красивые стены рассказывают о тоске по Ирландии, по оставшимся там родным, о голоде и страданиях, о семейной истории Джона и Берни, надежно охраняя монахинь, а потом и учениц. Раз в год Четвертого июля монахини позволяли семейству Келли устраивать там грандиозное празднество. Выражая благодарность Америке за все, что она сделала для ирландцев, семья приглашала на праздник потомков строителей, превративших "Звезду морей" в такое впечатляющее, живописное место.
Так Бернадетта и Джон Салливаны, правнуки бедного каменщика, подружились с Томом Келли, правнуком владельца усадьбы. Джон подзуживал Тома лазать на самые высокие деревья, балансировать на краю самых острых утесов. В Академию поступила Хонор, живущая с родителями ниже по побережью в Хаббард-Пойнт.
Том взбунтовался против привилегированной семейной жизни и теперь строит стены; Берни руководит Академией, а Джон с Хонор расстались - даже если не говорят об этом. "Как все переменилось", - во второй раз за день подумала она. И все-таки, глядя на Тома Келли, решила, что очень многое вовсе не изменилось…
- Расскажи, о чем думаешь, - попросил он.
- О том, что ты скажешь насчет ремонта, и сколько он будет стоить, - ответила она.
- Врешь, и это нам обоим известно. Ну, давай, признавайся.
- Вспоминаю праздники Четвертого июля, - призналась она, шагая с ним рядом.
- Ах, да, - кивнул он. - Когда все мы, якобы, были обязаны целовать землю, которая принесла нам благополучие и процветание.
- Ваша семья была щедрой, - сказала она. - В тот день мы с Джоном всегда спускались к морю. Как все дети. Чувствовали себя особенными в таком замечательном месте.
- Мы вовсе не замечательные, а ничтожные, - фыркнул он. - Моя семья кичилась своим происхождением даже больше, чем так называемые "настоящие" белые американцы. Нас не приняли в клуб для избранных, поэтому мы построили свой, еще лучше. "Звезда морей" красивее школы мисс Портер. Мой отец постоянно об этом твердил, хотя отдал Энн именно туда. Голод выгнал наших предков из Ирландии в сорок седьмом году, и они никогда не оглядывались назад.
Берни слышала горечь в его тоне.
- Ты оглядываешься, - возразила она. - Вы с Джоном видели, что скрыто в каменных стенах, и оба оглядываетесь назад.
- Да, Берни. Правда.
Она помнила, как они взволновались, найдя маленький каменный ящичек, который Хонор назвала "капсулой времени". Именно он определил ход событий, направив всех четверых в Ирландию двумя отдельными волнами.
- Я видел, каким взглядом окинула меня сегодня Чарлот Роуз Уитни, - сказал Том.
- Сестра Урсула, - поправила Берни.
- Постоянно вертелась вокруг Энни, являлась к нам на выходные. Я ездил в Фармингтон, забирал их вечером по пятницам. Никогда бы не подумал, что Чарлот станет монахиней…
У Берни защемило в желудке. Известно, что последует дальше.
- И о тебе никогда не подумал бы.
- Хватит об этом, ладно? - попросила она на широкой зеленой лужайке под кронами высоких тополей, окружавших дорожку. Моросил дождик, ее черные ботинки промокли.
- Наверное, Энн кое-что рассказала о нас Чарлот Роуз.
- Ничего особенного. - У Берни быстро забилось сердце". - Потому что сама ничего не знала. Правда? - Том медленно кивнул. - Тогда зачем ты это говоришь?
- Затем, что думаю об этом, - ответил он и минуту шагал в раздраженном молчании. - Ты веришь в судьбу, сестра Бернадетта Игнациус? В фатум?
- Начнем сейчас теологическую дискуссию?
- Вот что я тебе скажу, - сверкнул он глазами. - Я верю в любовь. Верю, будет то, что должно быть. Сколько бы ни прошло времени.
- Шесть лет, - тихо вымолвила она, скрывая нарастающий гнев и прикидываясь, будто речь идет о Джоне и Хонор. - Шесть лет Джона нет. Шесть лет Хонор ждет, а это нелегко.
- Кто сказал, будто любить легко?
- Джон никогда не признавал пределов возможного. - Берни сунула руки в рукава монашеского одеяния, скрывая дрожь. - Его интересовало одно - научиться летать на собственном самолете, высадиться на Аляске в какой-нибудь пустоши, выйти на тонкий лед, сделать лучший снимок, отправиться в Ирландию, отыскать историю семьи, сооружая меж тем впечатляющие скульптуры. Но он подверг опасности Реджис… вот что взбесило Хонор.
- Он боится, что она потребует развода.
- Ты общался с ним после освобождения?
- Берни, - молвил он сдержанно, но по-прежнему с мрачным и угрожающим взглядом.
- Виделся?
- Как ты думаешь?
- Почему мне не сказал?
- У Хонор ушки на макушке, - объяснил он, безуспешно пытаясь улыбнуться. - Джон просил не говорить никому.
- До конца срока еще полгода.
- Примерное поведение. Он нанял поверенного, тот постарался, чтобы это учли.
- Интересно, кто заплатил поверенному.
Том не ответил, шагая вперед. Дождь усиливался.
- Берни, тут я ступаю на скользкую почву. Джон мой друг, бывают совпадения…
- Думаешь, я в совпадениях не разбираюсь?
- Ох, пустые слова.
- Если ты это считаешь пустыми словами, Том Келли, еще раз подумай. Уж ты-то должен знать, имея в генеалогическом древе Тадмора О'Келли. Что о нем скажешь? "Погиб, сражаясь, как волк" против викингов?
- Давай, сестра Бернадетта, сделай свой лучший выстрел. - Он толкнул ее плечом, она в ответ ткнула его кулаком.
- Ух ты! - воскликнул он, явно ошеломленный силой удара.
Она сама немного опешила - настолько ее взволновало известие, что брат на свободе, что Том, может быть, знает, где он, и прочие воспоминания, всплывшие на поверхность. Джон, по словам Тома, боится, что Хонор с ним разведется. Неужели?
Брата так долго не было, что некоторые молодые монахини даже не знают о его существовании. В прошлом месяце, когда Том приехал работать над морской стеной и каменным коттеджем на берегу, сестра Габриель объявила со смехом: "По-моему, нам надо как-нибудь постараться свести вашу золовку с этим пылким ирландцем". Берни задумалась, что об этом сказали бы Хонор и Том. Фактически многие молодые монахини не знают о существовании Джона. И не знают историю отношений Тома с другими членами семьи.
- Ты меня обвиняешь? - спросил Том.
- Я ни в чем тебя не обвиняю, - сказала она. - Как можно? Джон поступает по своей свободной воле. Сам делает выбор.
- Знаю, - кивнул Том. - Это всех нас беспокоит - меня, самого Джона, Хонор и даже тебя. Не будешь отрицать?
- Нисколько, - сказала она, недовольная нарастающим напряжением между ними.
- Она захочет с ним встретиться?
- Не знаю.
- Что говорит о письме?
Берни резко на него оглянулась.
- А тебе что об этом известно? Джон у тебя? Рассказал о письме? Том, мне плевать на секреты, скажи, где мой брат!
- Не знаю.
- А письмо?
- Он мне его переслал для передачи Хонор. Почтовый штамп Квебека. И сообщил, что едет сюда. Клянусь, больше мне ничего не известно.
- Хонор сейчас действительно на пределе. Реджис доставляет ей жуткую кучу хлопот…
- Совсем как родная тетка в ее возрасте, если я правильно помню, - вставил Том.
- Ничего подобного, - возмутилась Берни.
- Ну, не знаю, - пожал он плечами. - Помню, как ты в ее возрасте доставила матери не одну бессонную ночь. И я тоже. Что сделала Реджис?
- Влюбилась и выходит замуж, а ей всего двадцать… этим все сказано, - ответила Берни. - Ты все уже знаешь.
- Такая же страстная, как родители.
- Угу, - хмыкнула Берни, очень желая, чтобы он больше не говорил ни слова.
- Как бы сильно они ни любили друг друга, сколь бы пылкой ни была их страсть, наша, Берни…
- Молчи, Том.
Они шли дальше; слышались только их шаги по сырой земле да стук дождя по зонту. Его злость испарилась, Берни ощущала волны тепла сквозь черную ткань своего одеяния. Возле Голубого грота их испугала мелькнувшая белая убегавшая Сесла.
- Ну, в чем проблема? - спросил Том, подходя к Голубому гроту.
- Вот, - кивнула она, шагнув к арке и коснувшись рукой треснувшего камня. Почти все стены "Звезды морей" сложены без раствора, крупные прямоугольные камни держатся под собственным весом, а в гроте они мельче, круглее, лежат на цементе. Стены здесь образуют нечто вроде пещеры с красивым арочным входом и изящной статуей Девы Марии внутри.
Берни наблюдала, как Том осматривает арку грота, откуда выпали три камня размерами с бейсбольный мяч, валявшиеся на земле. Он поднял один, а потом два других, попробовав вставить на место.
- Можно починить? - спросила она.
Он кивнул и заметил:
- Впрочем, кое-чего не хватает.
- Чего?
- Четвертого камня. Видишь? - махнул он рукой, подзывая ее.
Она встала с ним рядом, глядя на пустое место, чувствуя на щеке теплое дыхание. Содрогнувшись, собралась отодвинуться, но Том показал ей царапины на одном из камней.
- Что это? - спросила она.
- Кто-то выковыривал камни ножом, - объяснил он.
У нее заколотилось сердце, во рту пересохло.
- Вандалы? - с трудом выдавила Берни. О пропавшем камне она понятия не имела.
- Смотри сюда.
Том полез в карман, вытащил очки для чтения, наклонился к раскрошенному цементу. Бернадетта сразу направилась к статуе, осмотрела, ища повреждения, но ничего не нашла. Статуя из алебастра высотой в три фута; тонкое лицо Девы с изящными чертами полно любви, сострадания, одежды лежат изысканными складками, руки опущены, ладони открыты, под босой ступней вьется змея.
Территория Академии и церковь открыты для публики по воскресеньям, и верующие, бывая на мессе, часто несут сюда дары. Статуя установлена на естественном гранитном выступе, сплошь усеянном открытками, записками с просьбами, именами живущих и мертвых, нуждающихся в заступничестве, чудотворными медальонами, юбилейными медалями Общества анонимных алкоголиков, обетованными свечами в высоких красных стеклянных подсвечниках, монетами, даже кусочками фруктов. Хотя прошло много лет с момента явления Девы, о котором даже официального объявления сделано не было - епископ фактически приказал не разглашать весть, - слухи распространялись, и верующие продолжали бывать в этом месте.
- Берни, - окликнул ее Том, - посмотри сюда.
От его тона она похолодела, но подошла и спросила, вглядываясь в тонкие царапины у свода арки:
- Что?
Том ткнул пальцем - золотое кольцо Келли в виде креста глухо сверкнуло в сумеречном свете. Он молча протянул Берни очки в серебряной оправе. Надев их, она встала на цыпочки и действительно увидела следы резца там, где вандалы выломали из стены камни.
- Понятия не имею, что это значит, - пробормотал Том. - А ты?
Она не ответила, пристально глядя на него.
Том обнял ее и слегка приподнял, чтобы ей лучше было видно. Придвинувшись ближе, она затаила дыхание, спиной чувствуя биение его сердца, читая нацарапанные на камне слова:
Я сплю, а сердце мое бодрствует.
Глава 4
- Как думаете, когда папа приедет? - спросила Агнес утром в среду, как только первые лучи солнца осветили прозрачные белые шторы.
- Смотрите-ка, заговорила! - усмехнулась Реджис, лежа точно в такой же кровати в другом конце комнаты.
Агнес только улыбнулась в ответ, натянув покрывало до подбородка. С верхней койки на нее упал плюшевый медвежонок, свесилась перевернутая голова Сесилии.
- И во вторник говорила, - добавила она, повернув голову, чтобы видеть Реджис, потряхивая над Агнес темными кудряшками. - Вчера, когда мама читала папино письмо…
- Это не считается, - заметила Реджис. - Мы все были в шоке.
- Мама не все прочитала, - сказала Агнес. - Видели?
- Я видела, - подтвердила Сесилия. - К чему теперь секреты, раз он возвращается?
Воцарившееся молчание вновь нарушила Агнес.
- Приедет домой к твоей свадьбе?
- Так в письме написано.
- Если мама позволит, - вставила Агнес.
- Конечно, позволит.
- Ты никогда не думаешь о том, что он сделал? - спросила Сесилия.
- Питер тоже все время об этом спрашивает, - проворчала Реджис.
- Не думаешь?
- Мы все об этом думаем, - сказала Агнес, зная, что сестра относится к делу иначе: все они были в Ирландии, но одна она была рядом с отцом, видела драку, может быть, чувствовала на своей щеке жаркое дыхание Грега Уайта.
- Я не думаю, - упрямо повторила Реджис. - Почти ничего не помню. Все произошло очень быстро.
- Во сне видишь, - настаивала Агнес. - Вскакиваешь и кричишь…
Реджис быстро затрясла головой и махнула рукой, чтобы сестра замолчала. Невозможно говорить об этом. Во время следствия она пережила тяжелую травму, лечилась в больнице Святого Финана от шока. А когда оправилась настолько, чтобы дать показания, отец признал себя виновным, и ее в суд не вызвали.
- …и кричишь: "Помоги, помоги, помоги"… - продолжала Сес. - Иногда что-то еще говоришь, да я не разберу.
Реджис молчала.
Агнес знала: во сне она видит отца в тюрьме, зарешеченное окно, за которым не видно неба. То, о чем Реджис не в силах думать днем, преследует ее во сне. Иногда Агнес чувствует такую близость с сестрой, что верит, будто их сны сливаются, они идут одной дорогой, чтобы побыть во сне с отцом, раз это невозможно в реальной жизни.
- Какой он будет, когда приедет? - спросила Сес.
- Не знаю, - ответила Реджис. - Даже не знаю, заговорит ли со мной.