- Господи, или как тебя называть… Если ты есть. Сделай так, чтобы она осталась жива. Чтобы она не страдала. Я готов страдать за нее. Я готов умереть, если тебе необходимо, чтобы кто-то непременно умер. Не отнимай их у меня. Не отнимай отца, не отнимай жену. Я знаю притчу Иова, я смиряюсь перед тобой. Не испытывай на мне своего могущества - у тебя есть миллиарды других подопытных. Я верю, что ты можешь раздавить меня, как личинку, но я прошу - не делай этого.
Дежурная медсестра зашла и сказала, что он может ехать домой, что операция может занять два или три часа. Сообразив, что присутствовать при родах он уже не сможет, Максим снял хирургическую пижаму, надел свой костюм. Но все же остался сидеть в уже опротивевшей ему приемной с офисными шкафами и клеенчатой кушеткой.
Аглая позвонила, всхлипывая в трубку:
- Максим, что с Кристинкой? Что у вас происходит?
- Ей делают операцию, - ответил он. - Я позвоню, когда все закончится.
Он успел выпить три или четыре чашки кофе из автомата, прочесть в телефоне статью о перспективах нефтяного рынка, почти не понимая смысла слов. Звонила Галина с ободряющими словами, Глаша через каждые десять минут кидала сообщения: "Ну как?"
Акушерка вошла в комнату. Это была как будто другая женщина. Она стала круглее и ниже ростом, лицо у нее сделалось мягкое, с ямочками на щеках, с лучами морщинок. И даже грубый от курения голос зазвучал бархатисто и ласково:
- Поздравляю вас, Максим Георгиевич. У вас родилась дочь. Сорок семь сантиметров, три килограмма двести граммов.
- Что с ней? - спросил Максим.
- Девочка здорова, - сказала акушерка. - Мама пока в реанимации. Можете ехать домой. Отдыхайте.
- Спасибо, - сказал он.
Женщина посмотрела вопросительно, и Максим вспомнил, что приготовил для врачей конверт с деньгами. Она с улыбкой взяла конверт и проводила его к выходу из отделения.
Мания
Откройся мне! Кто ты? Куда ты идешь? Каково твое имя?
Книга мертвых
Эти два дня Игорь жил словно под водой. Он смутно помнил, как они ехали в машине Василевского вслед за желтым автомобилем скорой помощи. Помнил режущий глаза белый свет в больничном коридоре. Он сидел на стуле, пересчитывая квадраты кафеля на полу, сбиваясь со счета и начиная заново, пока врачи не вышли из операционной.
Он не поехал в отель, остался ждать на клеенчатом диване в нижнем холле. Снова был день, часы ожидания. Ему пару раз звонил Леша-Алекс, Китти прислала длинное письмо, наполовину состоящее из восклицательных знаков, после этого он выключил телефон. Вечером прилетел Марков. Игорь помнил, что на плече Александра Николаевича наконец расплакался от горя и усталости и медсестра дала ему таблетку успокоительного. Когда он вернулся в гостиницу, Марина накапала в стакан валерьянки. Он уснул как мертвый и проснулся, когда горничная открыла номер. Вошел Владлен, принесли чай.
Игорь не понимал, чего от него хотят, ему казалось, Георгий где-то рядом. Ночью кто-то ходил по комнате, ложился с ним в постель. Его заставили умыться, выпить мятного чая, и только тогда он вспомнил взрыв на стоянке, крики чаек и лужу крови на полу машины.
Марина пыталась заставить его позавтракать, но Игорь не мог ничего есть. Он немного пришел в себя только по дороге в госпиталь. Почему-то ему представлялось, что Георгий, в больничной пижаме, с повязкой на голове, встретит их какой-нибудь насмешливой фразой, все заулыбаются и кошмар закончится. Они сядут вокруг его постели, и Марков скажет: "Дружище, так не делают, больше нас не пугай".
Но Георгий по-прежнему лежал в реанимационной палате и дышал с помощью аппарата искусственной вентиляции легких. Он потерял много крови, из тела вынули пятнадцать осколков. Особенно серьезно пострадала грудная клетка. Пожилой усатый хирург говорил по-турецки, русский врач переводил: состояние тяжелое, предстоит еще не одна операция, родным нужно приготовиться к худшему. Это значило, что Георгий может умереть.
Зачем-то приехала его бывшая жена, стала распоряжаться в кабинете хирурга. Марков пытался с ней спорить, Игорь тоже не хотел, чтобы чужая женщина вымещала на них все накопившиеся обиды. Но не пускать ее было нельзя.
Наконец разрешили увидеть Георгия, и только тогда Игорь осознал, что все это происходит на самом деле. Измайлов лежал, как щупальцами опутанный трубками и проводами, по лицу разливалась смертельная бледность. Игорь мысленно позвал его: "Я здесь, рядом. Прошу тебя, не умирай!" Тот открыл глаза, с явным усилием что-то осознать повернул зрачки. Но мутный невидящий взгляд скользнул по стеклу, задержался на лице бывшей жены, и затем он тяжело опустил веки, так и не посмотрев в сторону Игоря.
Врач что-то говорил, Марьяна с кем-то спорила в коридоре. Спустившись вниз по сумрачной пожарной лестнице, Игорь сел на корточки в темноте у какой-то наглухо запертой железной двери. Кажется, он плакал, бился затылком о дверь. Ему хотелось в сумраке отчаяния соединиться с Георгием, взять себе его боль, удушье, ледяной пот на лбу. И в какой-то момент он явственно услышал голос в своей голове: "Держи меня. Не отпускай".
В нижнем холле ждали Марина и Ади. Они сказали, что Василевский уехал с Марьяной, но поручил им позаботиться об Игоре.
- Ты сам заболеешь, если ничего не будешь есть, - заявила Марина. - И очень глупо сидеть тут, как прикованный. Ты этим не поможешь. Мы едем на площадь, ты с нами. Даже не возражай!
Игорь неохотно сел в машину, понимая, что она права. Они опять оказались на площади Султан-Ахмет. Вокруг шумел, источал ароматы, наваливался всей своей красотой немыслимый Стамбул. На время Игорь запретил себе думать о том, что Георгий умирает в больнице. Он решил забыть взрыв на стоянке, полицейских, врачей. Представил, что все еще продолжается прогулка по городу с Ади и Мариной и Георгий, закончив переговоры, скоро присоединится к ним. Может, если забыть про смерть, то смерть забудет про тебя. Ведь к тем, кто задумывался о смерти, она приходила по первому зову.
В открытом кафе на площади сидела сухонькая, очень древняя старушка с костлявыми руками и голубыми кудряшками на маленькой голове. Завидев Ади, она заулыбалась, показывая ряд белых вставных зубов, всегда придающих старикам хищный вид.
Марина радостно обняла старушку, Ади представил:
- Эдита Михайловна, моя двоюродная тетя. Наша семья живет в Израиле.
- Я давно никуда не ездила. Но захотела еще раз увидеть Истанбул. И я, конечно, не жалею. Здесь все по-прежнему, как много лет назад.
Узловатые пальцы старушки были унизаны алмазными кольцами. В глаза бросался массивный медальон, висевший на коричневой сморщенной шее.
- Как здесь красиво и погода чудесная! - восхищалась Марина, поглядывая на медальон.
День и в самом деле был прекрасный. В густой и свежей листве чирикали птицы, ветер приносил запах моря. На месте римского ипподрома, как плохо забитые гвозди, торчали из земли острия египетских обелисков. Туристы шли бесконечным потоком, задерживались у змеиной колонны, поворачивали к мечети.
- Вы были в Айя-София? - спрашивала старуха.
- Да, и на рынке, и в Голубой мечети, и в Цистерне, - торопилась ответить Марина.
Они пили крепкий и сладкий чай по-турецки из стеклянных стаканчиков. Игорь постепенно приходил в себя. Георгий жив, значит, его спасут. Он сильный, у его друзей есть деньги, чтобы оплатить самых лучших врачей. Владлен сказал, что скоро приедет Максим. Все будет хорошо, просто не может быть иначе.
- Истанбул мистический город, - говорила Эдита Михайловна. - Здесь пересекаются два мира, земной и незримый. В точке пересечения стоят два храма. Айя-София, земная мудрость, и древнее святилище Мании, богини мрака и безумия.
Ее певучая, с оттенком южного говора речь то замедлялась, то дробно подпрыгивала.
- Да, Ади нам все рассказал! - весело кивала Марина. - Он так много знает! Я бы никогда не смогла прочитать так много книг.
Принимать заказ пришел хозяин заведения, Ади заговорил с ним по-турецки.
- Ты должен обязательно поесть, - обратилась Марина к Игорю. - А то уже синяки под глазами.
- Конечно, он покушает. Молодой мужчина не может долго голодать, - улыбалась старуха. - Заказывайте все, что захочется. Я угощаю вас сегодня.
"Кто эта старуха? Зачем она здесь? Неужели он спит с ней?" - Игорь смотрел, как Ади заботливо подливает ей чай. Экскурсовод сказал, что она его двоюродная тетя, но Майкл тоже при посторонних называл Игоря своим племянником или приемным сыном. Игорь снова ощутил что-то вроде суеверного холодка, в последнее время он слишком часто вспоминал Майкла Коваля.
Официант принес горячие лепешки, баклажаны с овощной начинкой. Игорь и в самом деле почувствовал голод, очень острый, до тошноты. Он разорвал лепешку руками и начал есть с животным удовольствием, на несколько минут забыв о приличиях. Старушка весело кивала.
Владлен пришел, когда они уже заканчивали обедать. Крупный, загорелый, с бритой головой и светло-рыжими глазами, он был бы совсем похож на турка, если б не белый льняной костюм, каких не носили местные мужчины. Марина преувеличенно радостно бросилась к нему на шею, чмокнула в губы. Он потрепал девушку по заду, шутливо укусил за грудь.
- Ты будешь кушать? - спросила Владлена Марина. - Здесь так вкусно!
Он покачал головой, похлопал Игоря по плечу:
- Вот это правильно, жуй-глотай, а то ходишь как ушибленный. Выкарабкается твой Измайлов. Крепкий мужик. И концы найдем, накажем… Я подключил свои ресурсы.
- Я лично не знакома с Георгием Максимовичем, но слышала, что он незаурядный человек, - сказала Эдита Михайловна.
- Да, он такой веселый, остроумный! - Марина взяла Игоря за руку. - Он обязательно поправится! Не грусти!
Владлен сел, заказал себе кофе, продолжая говорить:
- Понятно, врагов у него хватало. Нормальный мужик всегда имеет врагов. Но полиция считает, что работали профи международного уровня. Взрывчатка изготовлена в Америке. Механизм собран по-армейски. Случайность его спасла. Мне правда непонятно, кто теперь взрывает? Сейчас не девяностые годы. Когда хотят убить реально, стреляют в голову. А еще проще устроить несчастный случай. Вон сколько народу на машинах бьется, из окон падает.
Эдита Михайловна хвасталась перед Мариной своим украшением:
- Это огненный коралл, ему девять тысяч лет. Кораллы появились из капель крови Медузы, упавших в море.
Она сняла медальон и передала по кругу. Марина пристально разглядывала украшение, Владлен просто взвесил на руке, отдал Игорю. На камне было вырезано красивое лицо, спящее или мертвое. Веки опущены, крылышки на висках печально поникли, и змеи, обвивавшие голову, казались стеблями увядших цветов. Игорь поймал себя на том, что снова вспоминает Майкла, тот любил такие вещи.
- Неужели правда девять тысяч лет? - вздыхала Марина.
- Кто мне мешает так думать? - Эдита Михайловна смеялась, и ее голос звучал неожиданно молодо и мелодично.
- Медуза была девушкой с очень красивыми волосами, - начал рассказывать Ади. - Она решила состязаться в красоте с Афиной и победила. Но к ней воспылал любовью бог морей Посейдон. Девушка бросилась в храм Афины, ища защиты, но ревнивая богиня не защитила ее. Посейдон, превратившись в коня, овладел несчастной Медузой прямо в святилище. И мстительная Афина превратила ее прекрасные волосы в клубок безобразных змей.
- Жаль, теперь люди не верят в легенды, - проговорила Эдита Михайловна. - Все европейцы превратились в конторских служащих. Они не живут, а занимаются калькуляцией. Все у них по расчету - женитьба, дети, домашний бюджет, генетический код, устройство мироздания. Мы, восточные люди, не верим в цифры. Мы фаталисты и мистики.
- А я верю в цифры! - смеялся Василевский. - И чем они крупней, тем лучше!
- Ты, деточка, веришь в нули, - возразила Эдита Михайловна.
Марина накручивала на пальцы кончики своих гладких русых волос:
- Владик, теперь ты знаешь, какой подарок я хочу.
Было странно слышать, как Василевского кто-то называет деточкой и Владиком.
- Кораллы подходят знакам воды, - сказал Ади. - Остальным нельзя носить их долго.
- Да, перед лицом смерти все прочее меркнет, - вздохнул Владлен, любуясь облаками, минаретами, свежей весенней зеленью.
- К смерти тоже можно привыкнуть, - сказала старуха. - Даже к своей собственной.
- Эдита Михайловна пережила Ленинградскую блокаду, - почтительно пояснил Ади.
- Я слишком много видела в жизни, - усмехнулась она. - Сталина, Хрущева, Кеннеди. Марию Каллас. И Голду Мейер. Я помню их всех.
Игорь подумал, что лучше умереть молодым, чем дожить до такой дряхлой старости. Вспомнил, что запретил себе думать о смерти.
- У меня было четыре сына, - продолжала Эдита Михайловна. - Никого из них уже нет в живых.
- У Эдиты Михайловны восемь внуков и шестнадцать правнуков, - Ади словно пытался ее утешить.
- Я хочу сказать, человек может пережить любое горе. Есть только две силы, которым невозможно сопротивляться.
- Деньги и власть! - засмеялся Василевский.
Марина шлепнула его по руке:
- Любовь и красота!
Старуха молча улыбалась.
Игорь подумал, что с удовольствием поглощает овощи с бараниной, пьет чай и глазеет на туристов, забыв, что Измайлов задыхается в кислородной маске. Он вспомнил голос: "Не отпускай меня" - и понял, что должен держать эту нитку, чтобы вернуть Георгия из лабиринта загробных миров.
Когда Ади подкатил для старушки инвалидное кресло и все поднялись из-за стола, Игорь сказал Владлену:
- Я поеду в госпиталь.
Эдита Михайловна настояла на том, чтобы заплатить за ужин и дала официанту платиновую кредитную карту. Василевский отсчитывал чаевые. Игорь заметил, как он выбирает самые ветхие купюры из пачки турецких лир.
- Погоди, - остановил он Игоря.
Ади помог Эдите Михайловне сесть в кресло и привычно взялся за ручки. Марина фотографировала вывеску ресторана. Они двинулись через площадь.
- Я не говорил, чтоб тебя не расстраивать. В общем, Марьяна перевозит Георгия в другую клинику.
Игорь споткнулся о выступающий камень мостовой:
- Зачем его перевозить? Там же нормальная больница. Ему же нужно делать операцию!
Владлен пожал плечами:
- Ну, так она решила. В той клинке оборудование посовременнее, врачи с научной степенью. Охрана, безопасность.
Игорь догадался, почему тот смотрит в сторону:
- Меня туда не пустят?
Василевский цыкнул зубом:
- Боюсь, что так. Она уже написала кучу заявлений… Я уговаривал, но сам понимаешь. Максим ее поддержал.
От обиды и бессилия Игорь до крови прикусил губу. Чужая женщина теперь принимала решения, от которых зависела жизнь Георгия. Можно было догадаться, что она будет мстить. Владлен взглянул на часы:
- Так что… Поехали-ка с нами. Я катер заказал большой, даже спальня есть.
Игорю не понравилось, как Владлен произнес эти слова. Чем дальше, тем больше он чувствовал упрямое недоверие к этому человеку с крепким затылком и ржавчиной на фалангах толстых пальцев. Василевский был одновременно твердым и скользким, как намыленный камень. Но когда Владлен достал сигарету, Игорь попросил:
- Дайте мне тоже.
- Ты же вроде не куришь? - Василевский протянул ему пачку. - Тогда уж хлебни.
Из внутреннего кармана пиджака он вынул фляжку в кожаной оплетке.
- Что это?
- Сыворотка правды! - Василевский рассмеялся собственной шутке. - Да пей, не бойся. Хороший коньяк.
Игорь закурил и сделал глоток из фляжки.
Катер стоял у причала, темнокожий матрос с белым шрамом от уха до толстогубого рта сбежал по трапу, помог Ади сложить и перенести кресло. Игорь сам не понял, как оказался на пристани, он собирался вернуться, поймать такси. Но Марина повисла на шее, повторяя: "Мы тебя не отпустим", а Владлен взял за плечо и, словно в шутку, с силой подтолкнул его вперед, шлепнул по заду. Игорь обернулся и встретился с желто-рыжим наглым взглядом. Ади вел под руку Эдиту Михайловну. Матрос уже отвязывал швартовые.
Можно было еще соскочить на причал, но Игорь не хотел показывать, что испугался Владлена и его насмешливого взгляда. "Ерунда, что он мне сделает. Покатаемся и вернемся", - мелькнуло в голове.
Через пару минут они оказались на открытой воде. Владлен с Мариной пошли осматривать каюты, темнокожий матрос пронес куда-то большой, украшенный грубоватой чеканкой кальян. Игорь встал на открытой палубе у кормы, глядя на воду и удаляющийся берег. Двигатель шумел, пахло соляркой, он чувствовал тошноту.
Палуба качалась под ногами. Где-то в отдалении назойливо, однообразно, на две или три ноты звенел дребезжащий старческий голос. "Он жалуется, просит или поет?" Запоздало Игорь понял, что звон слышится в его голове. Он мысленно обратился к Георгию: "Я держу тебя. Не уходи".
Эдита Михайловна вскарабкалась по ступенькам и встала рядом, вцепившись в перила, поглядывая на Игоря черными птичьими глазами. Бриллианты в ее кольцах сверкали огненными вспышками.
- Ты еще красивей, чем я представляла, - сказала старуха. - Можно понять, почему Миша тебя прятал от всех, даже от меня. Ты догадался, кто я?
Игорь понял, почему, глядя на нее, все время вспоминал Майкла Коваля.
- Я нарочно приехала в Стамбул, чтоб на тебя посмотреть. Скажи, как умер мой сын?
- Меня там не было, - проговорил Игорь. - Я нашел его уже в бассейне.
Катер сбавил ход, шум двигателя сделался тише. Эдита Михайловна улыбалась, закрываясь костлявой рукой от солнца:
- Деточка, но зачем же ты забрал его бумаги из сейфа?
Тем летом, почти два года назад, Игорь сам втянул Георгия в это опасное приключение. Они вскрыли сейф, Измайлов забрал компьютерный диск и синюю тетрадь с записями Майкла. Им хотелось хоть так отплатить мертвецу, который причинил им столько зла. Что сделал Измайлов с бумагами, Игорь никогда не спрашивал.
- Я ничего про это не знаю, - проговорил он через силу. - Наверное, бумаги забрали те, кто его убил.
- Тогда почему доллары со счета моего сына ушли в панамский траст Измайлова?
Не нужно отвечать ей. Нужно спуститься в каюту, лечь на диван. Игорю становилось все хуже, перед глазами вертелись цветные круги. Катер начал поворачивать. Он чуть не упал, но успел сжать локтем металлический поручень.
- Извините, я ничего не знаю про счета, про бизнес. Я ничем не могу вам помочь.
- Какой милый, вежливый мальчик!
Василевский бодро взбежал по ступеням трапа.
- Так что, Эдита Михайловна? Каким двум вещам нельзя сопротивляться?
Она продолжала улыбаться:
- Ты сам знаешь, золотце. Это жадность и зависть.
Владлен натужно усмехнулся, искоса взглянул на Игоря, и тому стало страшно. Зачем приехала старуха? Почему они заставили его сесть на катер? Чтобы убить и бросить тело в воду?
- Да, ты знаешь, - сказал Василевский, - у Максима жена умерла. Галина только что звонила. Какие-то проблемы с сердцем. Родила хорошую девочку, а на другой день умерла в больнице.
Чувствуя, как по лицу разливается бледность, Игорь опустился на доски палубы. Владлен подхватил его под мышки.
- Э, чего ты, парень? Морская болезнь?