– Ты? – Она, будто очнувшись, посмотрела на меня. В холодных глазах появился и разрастался теплый туман. – Ты? Ты скорее пострадавший… Как и я… Мы оба пострадавшие.
Последние слова были произнесены ласковым шепотом похотливой самки. Ну что за город? Здесь все свихнулись от любви. А от нее, как я успел почувствовать на собственной шкуре, мучений больше, чем радости.
Татьяна приблизилась, толкнулась грудью в плечо, ресницы плавно опустились, затем резко вспорхнули.
– А ты сильный. – Она сжала пальцами мой бицепс. Я напряг мышцы. – Ты очень сильный. – Вторая рука схватила за другое плечо и рывком развернула меня. Мы оказались лицом друг к другу, серьге глаза смотрели требовательно: – Ты хочешь сделать мне больно?
Она вжалась в меня и потерлась. Я хладнокровно ждал, следователь прокуратуры все-таки. Еще недавно мы вели разговор в камере изолятора под протокол. Капризная женская ладошка скользнула вниз, пальцы просунулись под ремень, царапнули живот. Я невольно сжался, Татьяна одной рукой расстегнула брюки. Теплую набухающую плоть обхватили прохладные пальцы. Они сжимались и расслаблялись, сжимались и расслаблялись. Но недолго. Руки взлетели вверх и уверенно толкнули меня в грудь, я шлепнулся на стул.
Татьяна, расставив ноги, водрузилась сверху мне на колени. Волна пряного цветочного аромата окутала меня, но расслабиться я не мог.
– Дверь, – пожаловался я. – Что?
– Дверь не заперта.
– Так даже лучше, – шепнула она в ухо, отчего мое тело содрогнулось сладкой волной. Она тут же повторила слова, еще нежнее вжимаясь губами в ушную раковину: – Так будет лучше.
Хлипкий барьер стеснительности был смятен, я уже не мог сдержаться. Ее тело извивалось, терлось, руки путали волосы, губы алчно впивались в рот. Потом она вдруг укусила меня, сильно, по-настоящему. Из нижней губы потекла кровь. Шершавый язык слизнул ее, заскользил вверх по щеке и юркнул в ухо, словно в норку.
– Сделай мне больно, – шепнула она, цапнув за мочку. Я уже сам хотел этого. Я понял, что от меня требуется.
Дальше руки делали все грубо и напористо.
В следующее мгновение женское тело упало лицом вниз на рабочий стол. Юбка вздернулась выше пояса, пальцы сорвали белый треугольник ткани с выпуклой попы. На мягкой коже остались следы от ногтей. Стол затрясся. Что-то валилось на пол. Татьяна стонала и комкала в руках бумаги. А мне хотелось видеть ее голую спину. Форменная прокурорская рубашка вздернулась под мышки. Пальцы расщелкнули застежку лифчика, губы впились в ямку под лопаткой, ладонь сжимала трясущуюся грудь.
На последнем неистовом толчке я укусил. Так она просила. На застывшей в глубоком прогибе спине между двумя дугами вмятин от зубов наливался багровый синяк. Снизу его обрамляла кровь из моей поврежденной губы.
Когда все закончилось, я смущенно спросил:
– Я пойду?
Татьяна ерзала плечами, поправляя сбившуюся одежду.
– Лифчик застегни, – деловито попросила она, подставив спину.
Я посмотрел на три пары петелек:
– На какую?
– На среднюю.
Сомкнутая белая полоска коснулась подсохшей крови под синяком.
– Я пошел, – на этот раз я не спрашивал, а сообщал.
– Стол поставь на место.
Я поправил сдвинутый стол. Из рассыпанной стопки бумаг высовывалась прежняя фотография. На этот раз улыбающаяся в объятиях Ивана Николаевича Татьяна мне показалась не такой уж и счастливой.
– Только учти! – Воронина окликнула меня у самой двери. – Это все ничего не значит. Мы закрыли дело о нападении на милиционеров. Но если нарою новые факты по отравлениям и они будут против тебя – арестую. Я еще докажу ему!
Она погрозила кулачком куда-то в стену. Именно в той стороне располагался кабинет районного прокурора с широким обручальным кольцом на безымянном пальце.
Как все запутано в этом мире! Насколько прекрасен и понятен мир чисел по сравнению с отношениями мужчин и женщин.
На выходе я сунул дежурному подписанную прокурором бумагу. Тот бегло взглянул, мотнул рукой и вновь погрузился в разгадывание кроссворда Вот она – свобода! Для одних – праздник, для других – будни.
Про эпизод с Ворониной я постарался сразу забыть. Меня не покидало смутное ощущение, что женщина использовала меня для какой-то своей личной мести.
От короткого общения с районным прокурором в душе остался странный осадок. С одной стороны, меня отпустили, и надо радоваться. С другой стороны, его жесты и слова оставили ощущение чего-то неприятного и сомнительного. Одна фраза про адвоката и убедительные аргументы чего стоила. А на что намекала Воронина? Кто-то заступился за меня и содействовал освобождению? По словам следователя, это была женщина. Но кто?
Ирина? Конечно она! Она была свидетелем попытки угона. Она пострадавшая. Покушались на ее автомобиль. Я пытался его отстоять. А дальше получилось то, что получилось. Я, конечно, сглупил с милиционерами, сорвался и потом на допросе вел себя как идиот. Но она молодец, выручила.
Я вышел на улицу. Удлиненные тени от домов и деревьев предвещали наступление вечера. Меньше суток прошло с момента задержания, а ощущение было такое, словно я вернулся в этот город спустя месяц.
Из-под тени тополей на противоположной стороне улицы выплыла стройная женская фигура.
Женька!
Я обомлел от нового прикосновения к красоте. На этот раз она была вся в черном. Черные туфли на шпильках, приталенное платье до середины бедра с треугольным вырезом на груди, маленькая черная сумочка на длинных ручках. Обычно кудрявые волосы были распрямлены, колокольчиком обнимали овальную головку и, разгибаясь наружу, спадали за плечи. На фоне иссиня-черной ткани загорелая кожа выглядела светлой. Приглушенный контраст, и опять она неотразима.
Я перебежал дорогу. Она ждала. Губы пытались улыбаться, но глаза хранили грусть.
– Женя, привет. Ты ждешь меня? – Я всегда, когда теряюсь, задаю банальные вопросы.
– Да, ждала. – Она широко улыбнулась, но лишь на мгновение. Улыбка мелькнула как вспышка фотоаппарата.
– Ты знала, что меня выпустят?
– Я этого хотела.
Мой взгляд еще раз ощупал ее изменившуюся прическу.
– Каждый раз ты разная, но каждый раз прекрасная, – вырвалось у меня.
– Да ты поэт. – Наконец-то ее лицо озарила полноценная настоящая улыбка. Она мимолетно чмокнула меня в губы, осмотрела: – Ну, как ты?
– Ничего. Цел, невредим. Вот, выпустили.
– Обвинение сняли?
– Да. Милиционеры забрали свои заявления.
– А протокол допроса?
– Да ты все знаешь, Жень. Но откуда? – Я терялся в догадках. Выходит, это Женя добилась моего освобождения.
Она бегло взглянула на дорогу:
– Давай поймаем такси. Я устала на каблуках.
И сразу шагнула к проезжей части, подняла руку. Сзади треугольный вырез на платье был еще глубже и лишь немного не доставал до поясницы. Кончики гладких волос, как и прежде, закручивались в спирали. Густые волосы напоминали полукруглую шаль, накинутую на открытую спину.
Я смотрел на ее идеальную фигуру в черном, и смутная боль проникала в меня. Я уже видел черную ткань сегодня. Черный комочек в руке удовлетворенного прокурора и похабный намек на убедительный аргумент. Страшная догадка пронзила меня острой стрелой.
Женя голосовала, активно помахивая рукой. Я подошел к ней и положил ладонь на талию. Спустил руку вниз. Так и есть!
Не хотел верить и провел еще раз. Трусиков на девушке не было. Боль ворочалась в груди, как проснувшийся ежик. Нет, как огромный пьяный дикобраз, распрямивший колючки!
Женя резко обернулась, тонкие пальцы отвели прядь волос, другая рука сняла мою ладонь с талии.
– Ты была в кабинете прокурора? – спросил я, с трудом двигая окаменевшими мышцами лица.
Остановилось желтое такси. Женя продиктовала водителю адрес и плюхнулась на заднее сиденье, увлекая меня. Мы оказались тесно прижатыми друг к другу. Я чувствовал ее аромат, нога касалась обнаженного бедра. Такси тронулось.
– Ты была в его кабинете? – вновь спросил я.
– Да.
– Но зачем?
– Я хотела тебя спасти.
– Такой ценой?
Она молчала, водитель включил радио. Радостная дурацкая песня о счастливой любви заполнила салон дребезжащими звуками.
– Мне не нужна свобода такой ценой, – упрямо твердил я.
– Ну а как еще я могла тебе помочь? – резко ответила Женя и отвернулась.
Я смотрел на самое прекрасное в мире тело, обернутое изящным кусочком черной ткани. Глаза лезли в разъехавшийся вырез, где отчетливо белел нежный конус левой груди. Я видел ее целиком вместе с вздернутым коричневым соском на вершине.
– Тебе грозил срок, – тихо сказала она. – Минимум два года. Ты сам подписал дурацкий протокол!
– Да хоть двадцать лет! Женя, не надо было так делать. Она опять замолчала. Таксист ехал быстро. На повороте меня повалило на Женю. Ладонь оперлась на гладкую кожу ее ноги. Тело на мгновение свело судорогой, дыхание перехватило.
А ведь прокурор лапал ее здесь! Его руки с рыжими волосками поднимались и выше. Он сдернул с нее белье! Как это было? Перед глазами всплыла сцена в кабинете прокурора. Девушка, заваленная на стол, задранное платье… Или она стояла на коленях перед ним?
Сильнейшая ревность перекатывалась раскаленным шариком внутри. Боль отдавалась в каждой клеточке. Женя была с ним. Она предложила себя, ее нагло взяли.
Женька, ну зачем ты так поступила?!
Неожиданно я понял, что сижу с закрытыми глазами. Рука лежала на ее ногах. Губы ткнулись в шею через растрепанные волосы. Всего один раз, но этого оказалось достаточно, чтобы острый умильный всплеск любви накатил на меня. Ревность сменилась желанием. Уже не огненный жар, а приятное тепло расплывалось по телу. Ладонь заскользила вверх по гладкому бедру.
Толчок кулаками, я отшатнулся и открыл глаза. Женя брезгливо смотрела на меня, тонкие пальцы с ухоженными ногтями поправили оборку платья.
– Это как понимать? – холодно спросила она. – Только что ты готов был облить меня грязью, а сейчас и сам не против…
– Женя, извини, я был не прав, – мямлил я, стыдясь вспыхнувшего желания.
– Когда? Тогда или сейчас?
– Женя, ты понимаешь, – я вспомнил сцену с Ворониной и окончательно запутался в сумбуре рваных мыслей, – там в кабинете… У них в прокуратуре… У нас же по-другому… Я хотел…
– Ты хотел то же, что и он. Только вдобавок стремился меня унизить! – резко оборвала она разговор. Рука властно дотронулась до спины водителя: – Остановите.
Защелкал указатель поворотов, такси остановилось.
– Выходи, – Женя не умела говорить твердо, но в ее мягком голосе чувствовалась решительность.
Меня охватило упрямство:
– Никуда я не пойду. Я хочу быть с тобой.
– А я нет.
Она обожгла решительным взглядом и выскочила на проезжую часть. Мелькнул черный подол платья, хлопнула дверца. За стеклом глухо взвизгнули тормоза тяжелой машины. Грузовик, клюнув носом, остановился рядом с нашим такси. Пожилой перепуганный водитель махал кулаком в открытое окно. Женя, не обращая внимания на сигналы машин, перебежала дорогу.
Я хотел было ринуться за ней, но такси резко сорвалось с места и, набрав бешеную скорость, мчалось по улице. То справа, то слева мелькали обгоняемые автомобили. Меня мотало из стороны в сторону.
Может, таксист подумал, что мы хотим сбежать?
– Куда вы? Остановите! Я заплачу! – Я вглядывался в счетчик, вспоминая, сколько мне вернули денег.
– Заплатишь. Ты за все мне заплатишь! – громко огрызнулся водитель.
Голос был явно знакомым. Через зеркало заднего вида злобно уколол язвительный взгляд. Я узнал хмурое лицо своего врага.
ГЛАВА 27
Такие усы и бакенбарды трудно не запомнить. Прямо музыкант из ансамбля "Песняры", а не заурядный таксист Витек. Но, к сожалению, это был именно Витек, и новая встреча с ним вряд ли сулила приятные минуты.
– Останови! – крикнул я.
Витек невозмутимо вел такси на огромной скорости, ловко лавируя в потоке машин. Я схватился за ручку двери. Дверца не открывалась.
– Заблокировано, – гордо пояснил Витек.
– Останови, а то тресну! – Для убедительности я сунул вперед кулак.
– Тогда обоим кранты. Посмотри на спидометр.
Стрелка колебалась в районе отметки 120. Он прав, сволочь! Если на такой скорости машина потеряет управление, то… Нет, об этом лучше не думать.
Но собраться с мыслями не помешает. Пока ничего страшного не происходит. Я в машине, один на один с таксистом. Как только он затормозит на светофоре, я скручу его и выберусь из автомобиля. Чего проще? Преимущество на моей стороне, осталось только подождать.
Но Витек лихо проскакивал на красный свет или круто сворачивал, вклиниваясь в поперечный поток. Улицы он выбирал не оживленные. Редкие машины, завидя несущуюся оранжевую "Волгу", сторонились и пропускали его. Ну ладно, подождем. Такая езда не может продолжаться вечно, должны же мы куда-нибудь приехать? Вот тогда я с ним обязательно справлюсь. Даже если там будет поджидать второй таксист. Как его? Димон. Сначала надо вырубить Витька, он опаснее и является командиром, а потом уж займусь толстеньким неуклюжим Димоном.
– Куда мы так спешим, Витек? – спросил я, развалившись на мягком сиденье. Лучше казаться невозмутимым, чем испуганным. Хладнокровный вид всегда отрезвляюще действует на хулиганов, в этом я не раз убеждался, а Витек недалеко ушел от мелких задир.
– Скоро увидишь, – сквозь зубы процедил Витек. Глядеть по сторонам и запоминать улицы было бесполезно. Города я не знал.
– Будь добр, не гони, а то трясет, – попросил я и даже зевнул. Потом прикрыл глаза и лениво тронул пальцами плечо таксиста: – Разбуди, когда приедем.
Но о сне, конечно, речи быть не могло. Я лишь хотел продемонстрировать свое абсолютное спокойствие. Почему-то в данный момент это представлялось самым важным.
Легкое шуршание асфальта сменилось хрустом гравия. Я открыл глаза и огляделся. Машина ехала под уклон, покачивая широким капотом. Мы спускались с высокого холма к берегу реки. Дорога шла вдоль берега, круто забирая вниз. Мелкий гравий сменился песком. "Волга" подняла клубы пыли и остановилась.
Пора действовать! Я взметнул руку, целясь кулаком в висок таксиста. Витек обернулся, из сжатой ладони навстречу мне с громким пшиканьем вырвалась струя влажной смеси.
В следующее мгновенье я ослеп. Лицо обжег сухой огонь, салон наполнился острейшим запахом перца. Я не мог дышать, в горле застрял огненный ком, пальцы терли глаза, нос разбух, голова раскачивалась, пытаясь найти спасительную отдушину. Горячий туман душил меня, я словно проваливался в жерло кипящего вулкана.
Кто-то дернул меня за плечо, я беспомощно вывалился из машины. Лицо уткнулось в песок, я чувствовал его, но не мог видеть. Глазные яблоки превратились в два круглых кактуса, малейшее движение ими причиняло неимоверную боль. Горло постепенно прокашлялось, я мог заглатывать спасительный воздух маленькими порциями.
– Вставай! Вставай! – Тупой ботинок несколько раз жестко пнул под ребро.
На этот раз говорил не таксист. Голос был с характерным кавказским акцентом. Где-то я его уже слышал, но голова соображала туго. Я приподнялся на руках и сел. Сжатые веки слепо метались между голосами двух беседующих людей.
– Вроде он?
– Точно он. Я эту рожу хорошо запомнил. Перед стеклом на капоте болталась.
– А мне он в голову тогда саданул. Как молотком.
– Из-за него, гада, мы задание провалили.
– Сейчас за все рассчитаемся.
– И мне он должен. Помните, я рассказывал, – это уже в разговор вмешался Витек. А двое предыдущих были не иначе как угонщиками Ириной "Волги".
– Тебя, водила, пока не спрашивают. Лучше плесни воды пацану, – осек таксиста один из кавказцев.
Под торопливыми шагами заскрипел влажный песок, лязгнуло ведро, звучно булькнула вода, шаги засеменили обратно, на этот раз песок хрустел солиднее. Человек остановился рядом со мной, глубоко вздохнул, поправляя сбившееся дыхание, и прохладный ком воды плюхнулся мне в лицо. Пламя пожара мгновенно сбилось, кактусы в глазах превратились в маленькие угольки. Трудно припомнить, когда я получал большее удовольствие от простого умывания.
Я протер глаза и медленно открыл веки. Сначала одно, потом второе. Если на открытые зрачки налепить клейкую ленту, а потом сдернуть ее, боль наверняка была бы меньше.
Прямо передо мной стоял таксист Витек с пустым ведром. Натолкнувшись на мой тяжелый взгляд, он тут же ретировался в сторону. Я посмотрел вправо. Опытным путем выяснилось, что проще повернуть голову, чем сдвинуть глаза. Справа возвышался коренастый мужчина лет тридцати. По характерной фигуре без шеи я тут же узнал кавказца-угонщика, с которым дрался около Ириного дома. Но что-то изменилось в его лице. Ах, да! Он сбрил усы. Над губами кожа была явно светлее, чем на щеках. Ишь ты! Устраняет особые приметы. Слева от меня переминался с ноги на ногу юркий горбоносый тип, который сидел за рулем Ириной "Волги". Я попытался встать.
– Сиди! – толкнул коренастый. В его ладони мгновенно оказался острый нож. Он черканул перед носом зигзаг и пояснил: – Это чтобы вел себя смирно.
Слева что-то блеснуло. Я повернул голову. Юркий кавказец тоже поигрывал ножом. Вот так ситуация: я сидел на коленях между двумя вооруженными ворами.
– Что ты вякал про Отара Тбилисского? – брезгливо спросил коренастый.
Из-за спины послышался испуганный голос Витька:
– Реваз, я поеду?
– Вали! – раздраженно огрызнулся коренастый. Мне показалось, ему явно не понравилось, что прозвучало его имя.
Кавказцы подождали, пока "Волга", натужно ревя на подъеме, скрылась из виду.
– Эй, ты, мразь! Что ты про Отарика Тбилисского плел? – повторил вопрос Реваз.
Я склонил голову, разглядывая песок под коленями. От атаки перцовым раствором я постепенно отошел, но пока не мог сообразить, какой тактики лучше придерживаться в разговоре с бандитами. По всему видать, люди они серьезные, их на дешевый понт, как таксистов, не возьмешь. А какой у них интерес ко мне? Неужели только жажда мести за сорванное дело? Одно ясно, они из Грузии и работают на Отара Тбилисского, а я перешел им дорогу.
Пока уезжала "Волга", я успел осмотреться. Слева текла река, на самом берегу напротив нас лежал проржавевший корпус старой баржи. Справа возвышался крутой песчаный склон. Впереди этот склон изгибался и обрывом уходил в реку. Назад я не оборачивался, но помнил про узкую дорожку, по которой машина съехала вниз. Мы находились в глухом месте между длинным остовом баржи и почти отвесной стеной берега. С реки нас не могли заметить, и берег был наверняка безлюдным. Иначе бы бандиты здесь не устроили встречу.
– Почему молчишь? Колись, сука, где про Отара слышал?
– Чего? – с глупым видом переспросил я.
– Ах, ты! В непонятку уйти хочешь! Кита, поддай ему. Горбоносый с равнодушным видом влепил ногой мне по спине. Удар был силен, не иначе Кита в детстве увлекался футболом. Я плюхнулся на руки. Надо тянуть время и думать, тянуть время и думать.