Мой план был прост и незатейлив, как кувалда. Кстати, она тоже могла бы пригодиться. Предстояло вскрыть замки, если понадобится, даже взломать дверь, вбежать в отделение, схватить конверт, я запомнил, куда его положили перед закрытием, и – "ноги в руки", как говорится. Если сработает сигнализация, а, судя по всему, она здесь есть, я успею исчезнуть до приезда дежурной группы. Ну сколько мне понадобится времени после вскрытия двери? Минута? Скорее, даже меньше. За это время наряд и в машину сесть не успеет.
В общем, пора было действовать, пока не улетучился лихой настрой.
Я вернулся к главному входу. Ковырять огромный висячий замок в мои планы не входило. Лучше отвинтить скобу. Вон два болта торчат.
Плоскогубцы крутанули головку. Ура, болт поддавался! Одна рука отгибала отверткой скобу, чтобы всегда было натяжение, другая попеременно выкручивала болты. Минута работы, два болта стукнулись друг за дружкой о каменные ступеньки, тяжелая скоба повисла на закрытой дужке замка.
Полдела позади.
Дальше, не мудрствуя лукаво, я вбил отвертку в "английский" замок и плоскогубцами провернул личинку. Быстро убрал инструменты и потянул за ручку. Дверь в почтовое отделение открылась.
Где-то на пульте дежурного сработала сигнализация.
Теперь быстрее за конвертом!
Я вбежал внутрь. В темноте помещение казалось незнакомым. Где же это окошко? Все одинаковы. Да вот же оно, по центру! А вон и конверты на углу стола. Перемахнув через перегородку, я схватил стопку конвертов. Все очень тонкие. Мой был солиднее. Может, ошибаюсь? Я вглядывался в адреса. Не то, не то! Вся корреспонденция местная. Где же почта для Москвы?
Я обежал другие столы. Там вообще конвертов не было. Да что же это такое, неужели успели отправить? Нет, приемщица предупредила, что почта уйдет только завтра. Я схватил подвернувшийся брезентовый мешок, вытряхнул его содержимое. Куча обычных конвертов покатой горкой разъехалась по полу. Все маленькие, ни одного большого. А мой был нестандартный, размером с писчий лист и толщиной с палец.
Время шло. Легкая паника вцепилась невидимыми когтями в спину. Стряхнуть ее не удавалось, она только тяжелела и заставляла учащенно биться сердце. Постоянно хотелось оглянуться, казалось, сзади кто-то наблюдает. И вдруг обожгло!
Да ведь я ошибся отделением! Они все похожи, а я плохо знаю город!
Подскочил к окну. Нет, улица та. Я помню, как уходил по ней. Точно! Вон на том перекрестке свернул к общежитию. Ошибка исключена! Немного отлегло. Надо сосредоточиться и найти конверт. Он должен быть здесь! Еще есть время.
И тут из-за поворота, скрипя тормозами, вывернули "Жигули" с мигающим красно-желтым поленом на крыше. Черт! Как оперативно сработали. Я совсем забыл про такое современное средство, как рации. Видимо, о сработавшей сигнализации сообщили ближайшей патрульной машине.
Милицейские "Жигули" с визгом затормозили у входа. Путь к бегству был отрезан.
Сердце колотилось как чумное, на висках пульсировали сосуды. И это хорошо. Пусть бегает кровь, пусть колотятся нервы! Нельзя уподобляться заторможенному кролику, ожидающему, когда его проглотит удав. Я уже знал, в любую авантюру мне главное ввязаться, оттолкнуться от берега, нырнуть с обрыва в бурлящую стихию, а дальше подхлестывал адреналин и появлялась энергия. Мозг и тело мгновенно реагировали на меняющуюся ситуацию и определяли сиюминутную тактику действий. Недаром на экзаменах я всегда получал лучшие оценки, чем на обычных занятиях.
Из машины вышли два милиционера.
– Ты гляди, дверь вскрыта. А я думал, ложная тревога. – Первый милиционер сдвинул фуражку и почесал лоб. – Что делать будем?
– Ты сзади обойди, а я отсюда, – скомандовал другой.
– Колян, давай лучше здесь подежурим и подмогу вызовем.
– Справимся. На почту серьезный контингент не сунется.
– Пришибленный отморозок еще хуже. Давай держаться вместе.
– Ладно, тогда за мной!
Я уже не смотрел в окно, глаза бегали в поисках спасительной зацепки. Ключи! На одном из столов сбоку висела дощечка с ключами. Я схватил связку и ринулся к внутренней двери. Там должны быть окна во двор. Пальцы быстро перебирали ключи. Не подходит. Этот тоже. Обостренный слух улавливал осторожные шаги на ступеньках. Сейчас поднимутся, повернут в зал. Что тогда? Броситься напролом? Их только двое. Напор, неожиданность на моей стороне – прорвусь! Да какая, к черту, неожиданность. У них небось уже пальцы на курках подрагивают. Нет, напролом – это в самом крайнем случае.
Наконец ключ четко вошел в скважину. Замок дважды мягко щелкнул. Дверь отворилась, я юркнул в спасительную темноту служебного помещения. Милиционеры появились в зале одновременно с хлопком моей двери. Беззвучно ее закрыть не удалось.
– Слышал? – зашипел один из милиционеров. – Что?
– Вроде что-то хлопнуло.
– Сейчас разберемся. А почему ты шепотом?
– Ты сам так же.
– Надо свет включить. Поищи выключатель.
Я припал к двери и думал, закрыть ее на замок или нет? Лучше, конечно, закрыть, но меня могут услышать. Эх, была не была!
Я повернул ключ. Язычок скрежетнул в личинке, брызнувшей светом.
– Стоп! – раздалось из-за двери. Шаги стихли. – Слышал?
– Не-ет.
– Что-то щелкнуло.
– Это я свет включил.
– Нет. Это отсюда! – Твердые шаги быстро приблизились к двери: – Там кто-то есть.
Осторожничать более не имело смыла. Я метнулся в поисках запасного выхода или окна во двор. Но сразу же обо что-то споткнулся и грохнулся на пол.
– Грабитель там! – крикнули за стеной. И дальше прозвучала фраза, словно взятая из милицейского кинофильма: – Выходи с поднятыми руками! Сопротивление бесполезно!
"Как же, выйду!" – мысленно огрызнулся я. Рука отодвинула брезентовый мешок, о который я споткнулся. Пальцы нащупали бирку. Я пригляделся. На бирке было жирно выведено: "Москва". Рука рванула тесемку, письма высыпались на пол. А вот и мой конверт!
– Сдавайтесь! – колошматили по двери.
Все-таки хорошо, что я ее запер. Рука пихнула громоздкий конверт за пазуху.
В дверь стали ломиться в четыре руки. Сильного напора она не выдержит. Нужно было выиграть еще хотя бы пару минут.
Я рявкнул как можно более грубым голосом:
– Ну, менты поганые! Щас шмалять буду! За стенкой шмякнулись два тела.
– Вызывай подмогу, Колян, – загундосил один из милиционеров.
– Рация в машине, – шипел другой.
Я кинулся к запасному выходу Как и предполагал, он был заперт на солидный засов и опломбирован, но навесных замков не наблюдалось. Пальцы тут же сдернули проволочку пломбы, засов вжикнул и тюкнулся в выщербленный кирпичный косяк. В этот раз нужный ключ на связке для внутреннего "сейфового" замка я определил сразу. Он был единственный "бабочкой". Железная дверь открылась, я выпрыгнул во двор. Но в глубине коридора хрястнула сломанная дверь. Хруст был жуткий. Видимо, разъяренный Колян допер, что его взяли на понт.
– Он там! Держи! – рявкнул злой голос, затопали ботинки. – Ну, сучара, теперь не уйдешь!
Еще мгновение – и они меня заметят. Тогда уйти действительно будет трудно, приметы тут же сообщат всем дежурным милиционерам, а они город знают лучше меня. Это все промелькнуло в голове за доли секунды. Я еще был рядом с выходом. Решение пришло спонтанно. Я с грохотом захлопнул железную дверь и закрыл ее на ключ, который все еще сжимал в руке.
В ту же секунду кулаки затарабанили по металлу.
– Откройте! Немедленно сдавайтесь!
Ага, размечтались! Теперь у меня есть время, чтобы спокойно уйти. Это вам не фанерная дверца. Пока вы от усердия отобьете ладошки, а потом сообразите обойти здание, я буду далеко.
Через полчаса я сидел на высоком склоне Волги в густой траве. По темной глади воды неспешно, по-хозяйски шла тяжелая баржа, вдалеке тянулась другая. Наверное, они только ночью ходят. Днем я наблюдал красивые белые корабли и быстроходные "Ракеты" на подводных крыльях. Пальцы поочередно вынимали листы из неотправленного в Москву конверта. Щелкала зажигалка, огонек трогал угол бумаги, пламя ширилось и взбиралось вверх. Когда жар добирался до пальцев, я переворачивал листок и ждал еще немного, прежде чем отпустить догорающие останки былого компромата. Легкий ветерок подхватывал пепел и мельчил его.
Вдали за рекой забрезжил рассвет. Баржи скрылись за поворотом. Темная гладь воды дышала паром.
А ведь я обещал Ирине Глебовой прийти к ней, кольнуло внутри вялое раскаяние. Как же давно это было – неужели только вечером? Или столетие назад? Она приготовила ужин, звонила, ждала. Она обрадовалась моему освобождению и хотела встретиться, а я опять подвел. Но, может, еще не поздно все исправить?
Я вскарабкался по склону, удачно поймал такси и вскоре был около дома Глебовой. Пока поднимался по лестнице, монолитная пирамида решительности превратилась в песчаную горку. Четыре часа утра. Она, конечно, ждала долго, потом расстроилась и уснула. Позвонить или постучать? Давить на звонок рука не поднималась. Я мягко стукнул подушечками пальцев, потом скребанул по двери. Я напоминал загулявшую блудливую собачку, вернувшуюся домой.
Зря все-таки пришел. Ирина наверняка обиделась, а что я ей объясню? Что долго топтался у подъезда совсем другой девушки, а потом залез на почту? И это – только выйдя из камеры. Она обиделась, и правильно сделала!
Мои плечи развернулись. Ноги нехотя нащупали первую ступеньку, затем вторую. В этом доме я тоже лишний.
За спиной щелкнул замок. Я слышал, как отворяется дверь, голова стыдливо вжалась в плечи, сложно было заставить себя повернуться.
– Привет. Почему так долго? – Ирин голос обиженно дрогнул.
Я обернулся. Ира обеими руками зажимала накинутый впопыхах халат, видимо, пояс где-то выскочил. Губы были поджаты, сдвинутые брови образовали едва различимую складочку над переносицей.
– Я ждала…
К горлу подступил ком, я шагнул вверх. Ее руки раскрылись, халат распахнулся. Короткая ночная рубашка с пуговками на груди была наполовину расстегнута. От девушки пахло уютом. Мы ткнулись друг в друга носами и улыбнулись. Мне сразу стало хорошо.
– Ты ходил к ней? – Она продолжала прижиматься, но лицо отстранилось, бегающие зрачки пытливо искали ответ на вопрос.
– К кому? – Я отвел глаза, хотя прекрасно понял смысл вопроса.
– К этой. Сам знаешь… К Русиновой. Слов не находилось.
– Я так и думала. – Ее руки упали, пальцы вновь стянули на груди распахнутый халат. Она повернулась и кивнула: – Проходи, чего в дверях стоять.
– Ира, произошло совсем не то, о чем ты подумала. Да, я был около дома Же… Русиновой. Только около! А потом я общался с твоим отцом, Калининым. Это он был у Русиновой. Ты же знаешь.
– О чем?
– Что? Ну, он и Русинова…
– О чем ты с ним беседовал?
– Все очень сложно. Меня же задержали, пытались возбудить дело. По-моему, выйти мне помог именно он. Я хоть и не виновен, но там знаешь какие порядки. Каждое неосторожное слово играет против тебя. А я наговорил… Эх!
Ирина вновь заинтересованно и сочувственно смотрела на меня. Я спросил:
– А почему ты не заявила о попытке угона?
– Как? Я все рассказала милиционерам. В тот же вечер.
– А они?
– Спрашивали, много ли ты выпил?
– Я же совсем не пил!
– Я так и сказала. Они послушали и ушли. Ты почему спросил, что-нибудь не так?
– Все уже позади.
– Ну, хватит о грустном. Все хорошо, что хорошо кончается. Пойдем на кухню. Ужин еще ждет.
Она бросилась что-то разогревать, я хищно втянул разрастающиеся запахи, желудок призывно сжался и заурчал. Мы ужинали в пятом часу утра, почти не разговаривали, только обменивались странными многозначительными улыбками. Два чудика, гордящиеся своей ненормальностью. Когда с чаем было покончено, возникла звенящая тишина. Тишина давила.
– Может, посуду помыть? – предложил я, не находя других слов.
– Да ну ее.
Ирина смотрела в пустую чашку. Мы сидели за смежными сторонами стола. Скрипнула табуретка, Ирина попыталась невзначай придвинуться ко мне. Я сделал такое же движение корпусом. Мы переглянулись, прыснули, табуретки смело заерзали растопыренными ножками. Ее голова склонилась на мое плечо, моя ладонь легла в ложбинку девичьей талии.
– Спать хочется, – честно признался я.
– Мне тоже. – Она ткнулась носом мне в грудь и засопела.
– Ты что, не спала?
– Сначала тебя ждала, потом машину караулила. После того случая с угонщиками не могу спокойно спать.
– Слушай! Я, кажется, придумал. Я познакомился с замечательной собакой, зовут ее Шавка. Она все понимает. Будешь оставлять ее на ночь в машине и можешь быть спокойна, никто не сунется.
Я почувствовал, как Ирина улыбнулась.
– Я серьезно. Она меня уже один раз выручила. Теперь приходит к общежитию, мы ее подкармливаем. Завтра я вас познакомлю, и ты поймешь, что я прав.
Она поднялась и потянула за собой:
– Пойдем спать. – Около ванной толкнула меня к двери: – Прими душ и приходи.
Я не возражал. Все шло хорошо. Даже очень хорошо. Заснули мы, устав от ласк.
А пробуждение началось со скандала.
ГЛАВА 34
Черная ворона с остервенением нападала на Женю. Девушка беспомощно защищалась, пыталась убежать, но наглая птица вновь и вновь пикировала на нее, клевала в плечи, рвала когтями волосы. Я был рядом и рвался помочь. Но вязкое облако окутывало тело, не давая сдвинуться. От беспомощности я стонал и рвал зубами рукав. Иногда я отчаянно звал Женю, чтобы она приблизилась, тогда я смог бы обнять и укрыть ее, но крик получался сдавленным, и девушка не слышала меня.
А потом меня начало трясти, все задрожало. Из тумана появилось озабоченное лицо Ирины, ее руки толкали мои плечи.
– Тиша, Тиша! Проснись.
Я бегло осмотрелся. Жени не было, ворона исчезла. Только Ира и я в мятой постели.
– Что с тобой? – встревоженные глаза девушки пытались заглянуть мне в лицо.
– Какая-то муть. Дурной сон. – Я смотрел на рваную, мокрую от слюны подушку.
– Ты звал ее, ты звал ее, – забубнила Ира.
– Кого? – Щеки тут же вспыхнули. Я порывисто обернулся к Ирине, руки обхватили теплые плечи под тонкой сорочкой, лица прижались щека к щеке. Только бы не смотреть в глаза.
– Ты все время думаешь о ней. Даже в постели со мной! – причитала Ира.
– Это только сон. Всего лишь сон.
Ладошки уперлись мне в грудь, Ира напряглась, раздраженно отстранилась:
– Ты выкрикивал ее имя. Как я ее ненавижу!
Она выскользнула из-под одеяла, отдернула шторы. Стройная фигура отчетливо прорисовывалась на фоне светлого окна. Рука подхватила халат, Ира вышла не одевшись. Я молча смотрел на соседнюю подушку, где осталась вытянутая ложбинка. На белой ткани изгибался соломенный волосок.
Несколько минут журчал душ, потом звякнули кружки на кухне. Звякнули нервно, дерганно. Я растерянно вспоминал, какой сегодня день, должны ли мы ехать в университет, а если поедем, то как, вместе, или мне уйти одному? А если вместе, то о чем будем говорить? Легкий запах кофе просочился в спальню. Я поискал глазами одежду. Наверное, лучше уйти незаметно.
Ирина перехватила меня в коридоре:
– Тихон, ты обещал мне собаку.
– Да, конечно. – Я удивился ее спокойному тону и ухватился за эту тему, как за спасительную соломинку: – Она теперь живет около общежития. Очень умная и опрятная. Я зову ее Шавка, но ты можешь придумать другое имя.
– А какой она породы?
– Отличной породы! Похожа на овчарку.
– Вечером заедем, посмотрим, – непринужденно предложила Ирина, – а сейчас давай завтракать.
Только мы вошли на кухню, как затрезвонил телефон. Ира взяла трубку:
– Алло… Здравствуйте, Юрий Борисович… Заколов? А почему вы так думаете?.. Да, он здесь.
Она смущенно протянула мне трубку. В конфузливой гримасе отражалось больше осознанного удовлетворения, чем неловкого стыда.
Голос Калинина был жестким. Он сразу сообщил о главном:
– Сегодня утром прокуратура провела обыск у Евгении. Пришли спозаранку, как в старые недобрые времена.
– Воронина? – выдохнул я, припомнив вчерашний разговор со следователем.
– Да. Она ведет это дело. Женя держалась молодцом, но… – Калинин сделал паузу, решительность в его голосе сменилась тревогой, – но они нашли у нее шприц и какие-то баночки.
Шприц в квартире Жени! У меня тоскливо заныло в груди, в голову поползли неприятные мысли. Неужели все это время я жестоко ошибался? Нет, не может быть! Ирину в детали разговора посвящать не хотелось, я отвернулся и осторожно подбирал слова:
– И что дальше?
– Дальше… Воронина о чем-то догадывается. Землю роет, ищет, вынюхивает и, судя по всему, хочет закопать Женю. Я попытался надавить, но мне доложили, что она словно с цепи сорвалась. Руководство прокуратуры не слушает, все делает по-своему. Говорит, что, пока у нее не забрали полномочия, она будет вести расследование так, как сочтет нужным. Как будто у нее личные счеты с Русиновой. Ты ничего не знаешь про это? Между ними кошка не пробежала?
– Нет. Ничего не знаю, – тихо произнес я, а в голове назойливо вертелись варианты. А вдруг все из-за обычной женской ревности, ведь баба на любой должности остается бабой? И что тогда послужило детонатором? Случай с районным прокурором Дмитриевым или последующие бурные отношения со мной?
– Вот что, – прервал мои раздумья Калинин. – Нам срочно надо встретиться. Теперь ты – ключевое звено в этом деле. Тебя наверняка опять вызовут в прокуратуру. Я должен знать все, что ты собираешься предпринять. От твоих показаний зависит ее судьба. Помнишь вчерашний разговор?
– Да.
– Мы должны как можно быстрее найти убийцу и тем самым спасти Женю.
– А если…? – я не осмелился озвучить версию Ворониной.
– Я должен знать правду, какая бы она ни была, – тяжко вздохнул он. – А потом уже будем решать. Приезжай сейчас ко мне. Я пришлю водителя, чтобы быстрее.
– Я сам доберусь.
– Никаких – сам! Приедешь с Вадимом, – жестко обрубил Калинин и тихо добавил: – Заодно присмотрись к нему.
Я вспомнил, что персонального водителя мы причислили к возможным убийцам.
ГЛАВА 35
Вадим примчался быстро, будто дежурил где-то неподалеку.
– Ого! – удивился я, открывая ему дверь. – Вот это скорость!
– Мне можно, – шофер скромно улыбнулся. – Машину Юрия Борисовича в городе все знают, не останавливают.
В автомобиль я сел на переднее сиденье, чтобы лучше разглядеть водителя калининской персоналки. Вадим бойко, но примитивно шутил, отпускал комментарии по поводу самой незначительной достопримечательности, мелькавшей за окном, и добродушно улыбался. Я вспомнил его сдержанность и корректность в присутствии Калинина. Так, значит, он может быть разным! При шефе – один человек, в быту – другой.
Был ли у него повод желать смерти Калинина? Неизвестно. Хотя, постой! Калинин слишком ласково отозвался о секретарше Светочке. Вероятно, у них был роман, как зачастую бывает между пожилым начальником и молоденькой секретаршей. Нелюбовь, конечно, а так, перепихон от случая к случаю.