– Чем занимаешься? Все бренчишь на своем фоно?
– Да нет, не бренчу… Если честно, то я уже два года как работаю в Федеральной службе безопасности… – Она улыбнулась. – А к тебе пришла просто потому, что не хотела, чтобы твоим делом занимались другие люди. Так сказать, по дружбе…
– Каким еще делом? – Прохоров побелел. – Ты? Ты?…
– Аккуратнее надо работать, Саша. Новый губернатор хочет заработать себе пару лишних очков… Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?
– Нет, а что?
– А то, что надо бы им возбудить дело о взятке… – Она говорила это уже шепотом, стоя рядом со столом Прохорова и наклонившись прямо к его уху. – И не важно, что ты взял мало, им, как я уже сказала, важны очки. У тебя есть еще время, дня два-три, поторопись. Может, и сам выпутаешься, если постараешься…
– Спасибо… Век не забуду…
– Надеюсь, здесь "жучков" нет?
– Не знаю… Наверное, есть…
– Были, – засмеялась Наталия, доставая из кармана тонкие проводки с черными мягкими шариками на концах и потрясая ими. – Ну, пока.
Уже в машине она расхохоталась.
– Как ты думаешь, Олег, можно эти симпатичные наушники от плеера принять за подслушивающее устройство – "жучки"?
– Конечно, можно. "Жучки" могут быть вставлены куда угодно, хоть в пуговицы… Ну что, все получилось?
– Можно сказать, что получилось: Женя уехал в командировку.
– Вы хотите сказать, что он просто решил на время скрыться?
– Думаю, что так. Что у нас дальше по плану-то? Кафе "Летнее"… Отлично. "График работы и доступ к термосу с кофе"… Видишь, Олег, во всем должен быть план. Об этом знают даже такие маленькие девочки, как Алиса. Ты, надеюсь, читал Льюиса Кэрролла?
– Нет, если честно…
– Но это и не важно. Вон дамочки Бартоломей читали-читали и закончили свои достойные жизни в туалете городской библиотеки, а их пальчики, унизанные золотом и бриллиантами, нашли посиневшими в ящиках каталога. Жуть, да и только!
Глава 10
СИЗЫЕ ГОЛУБИ С МАЛИНОВЫМИ ЛАПКАМИ
Кафе "Летнее" было узкое и неуютное.
– Синие стены, зеленые полы и черные стулья – мрак! – изрекла Наталия вслух, оглядываясь в поисках живой души. Олегу она поручила зайти в ближайший гастроном и купить самый крупный ананас.
Наконец появился парень-бармен в полосатой, просто кошмарной, рубашке и нелепой атласной жилетке. Его помятые брюки были грязно-серого цвета, а на ботинках налипла желтоватая глина. Если прибавить к этому столь же помятое лицо и водянистые, с отеками вокруг, глаза, то станет понятным, почему кафе работает в убыток: "Не работник, а рвотный спазм".
– Добрый день. Мне надо бы поговорить с вашим директором.
– А по какому вопросу?
– По личному, конечно. Где я могу его видеть?
Бармен, не говоря ни слова, развернулся на каблуках и пошел в сторону двери, откуда он только что вышел. Наталия восприняла это как приглашение последовать за ним, что она и сделала.
Проходя узким и вонючим, как кишка мусоропровода, коридором, заставленным ящиками и какими-то подозрительными флягами, она нашла директора в самом конце коридора: дверь его кабинета была распахнута, толстый краснолицый мужчина в спортивном костюме разговаривал по телефону.
– Вот, поговорить хотят, – сказал гнусавым голосом бармен и удалился.
Директор положил трубку и посмотрел на Наталию так, словно пытался выяснить, откуда он ее знает. Но потом нахмурил брови и спросил жирным густым басом:
– Какие проблемы?
Наталия подумала, что она, наверное, просто одичала, раз ее так раздражает эта ставшая расхожей фраза: какие проблемы? Наверное, у "новых русских" это стало паролем.
– Лично у меня – никаких. Но вот второго числа от вашего кафе торговали в библиотеке… Кофе в термосе, бутерброды… Я правильно проинформирована?
– Да, у нас там "точка", ну и что? Все документы на это у меня в порядке…
– Я из милиции. – Она достала свое практически липовое удостоверение, не дававшее ей никаких прав (но иногда просто действующее на нервы доверчивых граждан, которые при виде красной корочки теряются и выдают себя с головой), и тут же спрятала его в карман. – Вы слышали об убийстве, которое произошло второго марта в этой библиотеке?
– Да, слышал, но при чем здесь наш буфет?
– А при том, любезный, что экспертиза показала: в вашем кофе находилось мочегонное средство уринофлор… Женщины, которые выпили по чашке вашего кофе, расплатились за него жизнью…
– Невероятно!
– Меня интересует вопрос: кто мог подлить или подсыпать (этот препарат бывает как в капсулах, так и в жидком виде) его в кофе? Как происходит процесс заваривания кофе и кто при этом обычно присутствует?
– Да никто особо и не присутствует. Просто бросают в термос определенное количество растворимого кофе, сахар и размешивают специальной длинной деревянной ложкой.
– Вы можете пригласить человека, который готовил кофе второго числа?
– Могу. – Он поднялся из-за стола и шумно, задевая все вокруг, вышел из кабинета. Вернулся с перепуганной девушкой лет восемнадцати. – Вот, Катя. Тут пришли из милиции, интересуются, как ты второго числа заваривала кофе, в нем, оказывается, нашли какое-то мочегонное средство.
– Но я ничего не знаю… Я все делала, как обычно.
– А могу я посмотреть, где и в каких условиях вы все это проделывали? – не унималась Наталия. Ее раздражала теперь уже и девушка: какая-то нечесаная, немытая, с затравленным лицом.
– Конечно, пойдемте…
Кухня, небольшое захламленное помещение, казалось, насквозь пропиталась запахом горелого жира и, как ни странно, плесенью. Весь потолок отсырел из-за хронических, видать, потопов, которые устраивали соседи сверху. А внизу стояла большая электроплита, от которой поднимался кверху едкий чад: на больших сковородках жарили котлеты.
Катя, едва зайдя в кухню, бросилась переворачивать котлеты.
– Вы что же, здесь одна работаете?
– Одна. Да и то зарплату не выдают. Всех посокращали. Я и на бутербродах, и на котлетах, и на пирожках… Смотрите: вот стол, на нем стоит термос, тот самый… Сначала я наливаю в него кипяток, а потом закладываю кофе и сахар. Обычное дело. Клянусь, никакого порошка не сыпала, ничего…
– А мог кто-нибудь зайти сюда на кухню без вашего ведома, открыть крышку и сыпануть туда все что угодно?
– В принципе, мог, конечно… Вон она, дверь-то, открыта! Вентиляция ни фига не работает, так мы открываем дверь. А там, извините, улица. Я могу или в туалет отойти, или в зал, или к директору, да мало ли… А в это время может зайти кто угодно…
– А что было конкретно второго числа, не помните? Может, к вам сюда кто-нибудь из знакомых зашел, знаете, как бывает… Мужчина, парень?…
– Может, и заходил, да только у меня все дни похожи друг на друга. Сплошной чад, грохот и нервотрепка. Я, наверное, скоро уволюсь отсюда…
– Понятно. Значит, ничего не помните?
– Извините, но нет…
– А кто кофе уже в библиотеке разливает?
– Кто? Да тоже я. У нас мука кончилась, пирожки печь было не из чего, так Григорий Александрович меня и отправил с бутербродами в библиотеку…
– Так вы туда не каждый день ходите?
– Нет. Только когда пошлют, хотя за аренду платим, как если бы каждый день ходили… Хотя я думаю, что Гришка все врет, – вдруг сказала она доверительным тоном. – Он не из тех, кто лишнюю копейку выложит.
– Вспомните, может, уже в библиотеке вас кто-нибудь отвлек?
– В библиотеке? Подождите… Да, отвлекли… Вернее, попросили, чтобы я отнесла в книгохранилище, где работали женщины, которые подклеивали книги, кофе и бутерброды. Вот я и отнесла.
– Вы часто относите таким образом еду или это было впервые?
– Нет, не впервые… Дело в том, что у библиотеки (как они мне сами рассказывали) нет денег на покупку новых книг, вот они и решили отремонтировать старые, чтобы потом выдавать их за деньги. Понимаете, такой маленький бизнес… Есть некоторые книги, которые просто зачитаны до дыр, читатели их спрашивают, а их нет… Вот и решили… Пригласили двух женщин из типографии, которые сидят там и работают. Вот им-то я и относила кофе.
– Понятно, спасибо. А пока вас не было, термос оставался на прежнем месте? За ним никто не присматривал?
– Присматривал парень, который работал на ксероксе… Может, он?
– Может… Спасибо.
Она вышла из кафе в некоторой растерянности. Как же так получилось, что в поле ее зрения попали все, вплоть до гардеробщицы, кроме Олега?
"Олег? Этот мальчик? Какой смысл ему убивать? Хотя, с другой стороны, причина-то здесь и не является самым важным звеном. Причину можно всегда придумать, была бы фантазия, была бы душевная болезнь. А мы все немного не в себе. Действительно, а что стоило Олегу все это провернуть? Он и расположение библиотеки знает, и возле термоса оставался какое-то время один… Но только каким образом могли пересечься пути семьи Бартоломей и этого сироты казанского?"
Олег встретил ее с улыбкой. Он стоял возле машины, прижимая к груди ананас. От холода уши у него покраснели, нос порозовел, а глаза почему-то слезились.
– Замерз? А чего же ты в машину-то не сел?
– Не знаю… Думал, что вы скоро придете.
– Странно все это… Ну, садись… И рассказывай.
– А что рассказывать? Купил, как вы и заказывали, самый большой ананас. Вы его сейчас есть будете или дома?
– Не знаю, еще не решила… Ты мне лучше скажи, зачем ты этих женщин убил?
– Я? – Он посмотрел на нее с ужасом.
– Понимаешь, все сходится… Все мои расчеты, все мои сегодняшние походы указывают на то, что это сделал ты… – Она постаралась, чтобы ее лицо приобрело совершенно бесстрастное выражение, чтобы окончательно сбить с толку ошалевшего от услышанного Олега. – Ведь это ты подсыпал в термос с кофе мочегонное…
– Это у вас шуточки такие?
– Да нет, я не шучу. Просто сегодня утром я нашла в гардеробе два пальто, которые принадлежали матери и дочери Бартоломей. Кто, как не человек, знающий все входы и выходы библиотеки и разбирающийся в обстановке, мог додуматься спрятать пальто за панели батарей?
– Вы нашли их пальто?
– Да, представь себе, нашла… Ты же прекрасно видел, как я выходила из библиотеки с огромным пакетом в руках, который потом положила в багажник.
– Видел, конечно, но я и предположить не мог, что это пальто…
– Понятно. Так чем же они тебе так насолили?
Наталия медленно вела машину вдоль мокнущих под дождем улиц и разговаривала с Олегом вполголоса, скорее для того, чтобы просто поговорить, а не смутить его… Она как бы рассуждала сама с собой. Но Олег, который сначала испугался, когда она его обвинила, постепенно разозлился и вообще замолчал, отказываясь отвечать на ее вопросы.
– Олег, я тебя спросила, каким ножом ты отрезал им кисти рук? И что при этом ты испытывал?
– Огромное наслаждение! – наконец выпалил он и отвернулся к окну. – По-моему, вы сумасшедшая. Мне кажется, что у нас с вами ничего не получится… Сначала вы привозите меня в чужую квартиру, и мы с вами выламываем замок, потом я сопровождаю вас неизвестно зачем, словно вы больная или немощная… Зачем я вам?
– Не нравится – выходи, – сказала она сухо. – Тебе все равно меня не понять…
– Почему? Потому что я такой глупый? – Было видно, что его больно задели за живое. – Что вы себе позволяете?
Однако из машины он не вышел. А замолчал, тупо уставившись в окно.
Проехав еще немного, Наталия небрежно бросила:
– Извини.
Он ничего ей не ответил, а когда она остановилась на набережной, прямо у здания речного вокзала, лишь повернул к ней свое бледное лицо и выразительно посмотрел ей в глаза.
– Не переживай, тебе не придется ничего взламывать… Просто мне надо здесь кое-что осмотреть…
Она вышла из машины и подошла к так называемому парадному крыльцу. Пять мраморных ступенек вели к широкой прозрачной двери, за которой плавилась темно-серая муть пустоты: в такое время года вокзал был тих и одинок, как человек, который вышел погулять в дождь.
"Если человек, приславший записку Бартоломею, решил зачем-то передать ему и кассету, то вряд ли он собирался показать свое лицо. Не мог он передать ее и через посредников, поскольку Бартоломей – человек влиятельный, богатый, что не исключает его прямой заинтересованности в раскрытии личности шантажиста: он мог взять посредника и открутить ему голову, если тот не назовет заказчика. Следовательно, кассета могла быть оставлена прямо на парадном крыльце. Место здесь безлюдное, и если найти приличный тайник, то не надо ломать голову над тем, как передать кассету".
Но чем больше она об этом думала и чем логичнее казались ее умозаключения, тем меньше ей верилось в то, что кассета была спрятана именно здесь.
Она тщательно обследовала каждую ступеньку, простучала мраморные плитки каблуком ботинка, чтобы выявить пустоты, – все оказалось напрасным.
Она подняла глаза, чтобы взглянуть на воркующих над самой головой голубей, и от неожиданности вздрогнула: большой металлический навес просто кишел изнутри нахохлившимися сизокрылыми голубями с малиновыми жилистыми лапками, царапающими поверхность боковых узких, но довольно высоких ниш. Казалось, лишь два-три смельчака из этой пернатой братии разнервничались из-за присутствия на крыльце постороннего и разговорились, развыступались, развозмущались…
Наталия, рискуя быть обляпанной похожими на разбавленную известь с интимной желтизной кляксами голубиного помета, все же подняла руку и сунула ее, привстав на носки, в самую гущу встревоженных птиц. Голуби разом выпорхнули со своих насиженных мест и, покружив немного над ее головой, опустились почти так же одновременно на козырек крыльца.
Наталия же, нащупав какой-то сверток, достала его и чуть не расплакалась от счастья.
"Какая же ты все-таки эмоциональная, Наташа, – сказала она сама себе, засовывая сверток за пазуху и спешно покидая чужую территорию. – Еще эмоциональней голубей…"
– Вы что там, голубей кормили? – спросил Олег, и Наталия с радостью отметила, что он больше на нее не сердится.
– Почти, – уклончиво ответила она и улыбнулась. – Ну что, мир?
– Мир. – Он кивнул и тяжко вздохнул. – Да уж, с вами точно не соскучишься… И все-таки объясните мне: зачем я вам?
– Да просто так… Ты мне понравился, неужели непонятно?
– А зачем так по-дурацки шутить?
– Понимаешь, я постоянно думаю об этом страшном преступлении, и мне кажется, что чем больше я буду о нем говорить, пусть даже разную там бессмыслицу, тем скорее найду убийцу… Это игра, логическая игра… Кроме того, мне было любопытно посмотреть на твое лицо в момент, когда я спросила тебя, зачем ты их убил. Ты не должен обижаться каждый раз, когда мне захочется развлечься таким образом. Все это лишь безобидные шутки, не более… – Она приблизила к нему свое лицо и закрыла глаза. Она знала, что он поцелует ее. И он поцеловал. Нежно и проникновенно.
– Что будем делать теперь? – спросил он ее спустя какое-то время, понадобившееся для того, чтобы им обоим перевести дыхание. – Снова будем кататься по городу?
– Да, но сначала заедем в морг.
– А это еще зачем?
Она включила зажигание, затем, спохватившись, достала помаду и подкрасила губы.
– Понимаешь, Олег, чтобы сполна ощутить всю прелесть жизни, чтобы наслаждаться каждым прожитым днем, нам, живым, иногда полезно бывает взглянуть на мертвых… Ты не находишь?
Он не ответил.
– Просто ты еще многого не понимаешь. И не потому, что ты глуп, каким всегда боишься показаться, и не спорь… А в силу своего возраста и того, что ты все-таки мужчина… Женщины устроены несколько иначе… Ой, да что я такое говорю: они устроены абсолютно противоположно мужчинам! А потому вам иногда бывает сложно понять нас, а нам – вас. Видишь, как все просто…
Так, с умным видом загружая и без того затуманенные мозги Олега, она мысленно, перенеслась в морг и вспомнила о Романове. "Я ему сейчас устрою такую головомойку…"
Василий встретил ее с улыбкой.
– Ну и чего ты улыбаешься как удушенный? – набросилась на него Наталия. – Ты видел, как по-идиотски улыбаются удушенные?
– Ну видел, и что?
– А то, что я пришла, чтобы приготовить из тебя чахохбили… Ты что такое наплел Францеву, что он предложил прооперировать меня?
– Да ничего особенного… Просто я сказал, что у меня есть знакомая, которой просто необходимо встретиться с таким классным специалистом, как он. Вот и все…
– Я тебе, конечно, не верю, вы посмеялись надо мной всласть, а теперь я посмеюсь над вами… Я сказала Францеву, что действительно хочу, чтобы он сделал мне операцию, но что замуж я выхожу за тебя, а следовательно, и платить за эту операцию будешь тоже ты… Он мне уже и направление выписал с указанной на нем суммой… очень даже приличной… И попробуй теперь не заплатить…
– Мне это что, снится? Ты собираешься выходить замуж за меня? Да если бы это было на самом деле, я бы взял тебя даже после десятилетней добросовестной работы в публичном доме… Я тебя бы любил всякую… Но надеюсь, что ты шутишь?
– Нет, я не шучу. Можешь ему сам позвонить и все спросить…
– Но как же ты ему в таком случае объяснила, зачем я сам тебя отправил на эту операцию, когда я и так про тебя все знаю? – потешался Романов, подыгрывая ее шутке.
– А мне даже не пришлось напрягаться, чтобы выдумывать что-то. Францев сам предположил, что у тебя комплекс по части дефлорации… Ну и я добавила от себя, что у тебя еще никогда в жизни не было девственниц и что ты просто хочешь представить себе, что я – невинная невеста и все в таком духе… Что ты законченный извращенец, понял?
– Понял. Отлично. А теперь успокойся. Ты мне лучше скажи, ты ищешь этого нахала, который душит всех подряд?
– Ищу. Но ты же мне все испортил… Я же действительно была у Францева, и он… Понимаешь, иногда шутка может сильно навредить. В данном случае ты оказал мне медвежью услугу. Я же ищу доктора, который делал эту самую операцию, если ты, конечно, ничего не придумал…
– Я ничего не придумал, я даже отразил это в экспертизе. И уверяю тебя, что Францев… как бы это помягче выразиться… слукавил…
– Ты хочешь сказать, что он просто не захотел со мной разговаривать на эту тему?
– А какой ему смысл разглашать тайну? Возможно, что операция была произведена неофициально, то есть без соответствующих документов… Светланы же все равно нет, поэтому зачем ему ввязываться в это дело? Я еще хотел предупредить тебя об этом, но не стал, потому что понадеялся на то, что он все-таки поможет следствию. Хотя объясни мне, какое это теперь имеет значение?
– Ну как ты не понимаешь, Вася, ведь если ее убили, значит, на это была причина… Ачто, если Женя Альбац, ее жених, узнал, что она, готовясь к свадьбе, встречается параллельно еще с каким-нибудь мужчиной, разве это не причина для убийства? Я думаю, что причина, и достаточно весомая. Предположим, что он любил ее и считал чистой и непорочной. В молодом возрасте предательство воспринимают совсем не так, как в зрелом, и ты должен об этом знать. Или же, что тоже вполне реально, жених застал ее с другим мужчиной…
– Но ведь ей же сделали операцию…