Никто на него так не смотрел. Никогда. Руки чесались встряхнуть девчонку, да так, чтобы и думать забыла про это; чтобы выкинула подобные мысли из головы и прекратила идеализировать его. Не герой он. Никогда им не был. Он из тех, что придерживался правила "Лес рубят - щепки летят". Для него все остальное, - кроме его собственных целей, - щепки, мусор.
С Верочкой в этом отношении очень удобно. Она глотала его махровый цинизм и не пыталась что-то изменить, принимала таким, какой он есть, не переделывала, не видела в нем больше и не ждала большего, чем он способен дать.
Почти весь путь длился в молчании. Юля отвела волосы от бледного лица и обессилено прикрыла глаза.
Когда у дома Денис предложил ей руку, чтобы помочь выбраться из машины, она не отказалась, но едва он попытался подхватить ее, отскочила от него как ошпаренная.
- Не надо я сама.
- Не дури. Сейчас тебе нельзя ногу напрягать. Потом будешь сама скакать.
- Не надо, тебе говорю, - снова отмахнулась она и попыталась его обойти.
Не обращая внимания на Юлькино упрямство, Денис снова оторвал ее от земли.
Раздраженно Юля стукнула его по плечу.
- Отпусти меня.
- Угомонись.
Девушка смиренно прекратила свои попытки сопротивления, но внутри у нее царил целый бунт. Как объяснить, что именно сейчас Денису не стоило к ней приближаться? Про себя Юлька молила бога, чтобы никто из родителей не увидел, как он нес ее на руках. Переживание естественным образом расписало лицо лихорадочным болезненным румянцем, стерев с него выражение радости и умиротворения, что неизменно возникало от близости с Денисом. Снова возникла та же растерянность и слегка подавленное состояние, в котором Шаурин застал ее в раздевалке. Так что Наталья, встретившая их у порога, приняла в свои объятья расстроенную и готовую вот - вот расплакаться дочь.
- Что случилось? - тут же встревожено спросила мать. Удивление ее росло с каждой минутой. Мало того, что Юлю привез не Самарин, а Шаурин, да не только привез, а еще и принес на руках до самой входной двери.
От дрожащей дочери, которая вцепилась в мать как клещ, ждать ответа было бесполезно, потому Наталья обратила свой взгляд на мужчину.
- У Самарина что-то с машиной, - начал Денис, предугадывая вопросы. - Потому за Юлей поехал я.
- Я растянула связки и теперь не могу на ногу наступать, - вставила свое слово дочь.
- Господи, Юля… А вдруг…
- Нет, - опередил Денис беспокойство матери, - мы уже были в больнице. И рентген сделали. Перелома нет, так что не нужно беспокоиться. Теперь главное - соблюдать рекомендации врача. На несколько дней про школу Юле нужно точно забыть.
- И речи быть не может про школу! Ну что же мы стоим! - Наташа направила дочь в открытую дверь и та, оперевшись на руку матери, запрыгала, едва припадая на больную ногу.
- Скажи мне, как?.. - восклицала Наталья.
- Я упала. Подскользнулась на лестнице, - скривилась Юлька.
В ответ Наталья только горестно вздохнула.
В просторной передней Юля отцепилась от матери.
- Мама, я к себе. А ты что-нибудь поесть разогрей. Я только себя в порядок приведу и спущусь. И не надо лезть ко мне с помощью! Я не маленькая! - оттолкнула протянутую руку Натальи. Та покачала головой.
- Подождем отца и сядем ужинать. Не торопись. И смотри аккуратно! - проследила взглядом, как Юля поднималась по лестнице.
- Справлюсь, - уверила дочь. Желание попасть в душ утроило силы. Да и боль вполне терпимая. Пара таблеток и можно ненадолго забыть о таком неудобстве, как травма связок.
- Денис, ты, наверное, тоже голоден?
- Я с работы, - коротко ответил гость, проходя вслед за хозяйкой на кухню.
Впрочем, он так часто бывал в этом доме, что в особом приглашении не нуждался. По пути стянул куртку, бросил ее на спинку стула, привычно встал у окна. Несколько раз хлопнула дверца шкафа для посуды, Наталья загремела чашками. Сначала некоторое время Денис смотрел на улицу, потом повернулся к женщине.
- Сергей Владимирович когда будет?
- Сказал "скоро".
- Ясно.
"Скоро" звучало весьма расплывчато, но сути дела не меняло. Денис сел за стол, потому что Наталья разлила по чашкам чай. Само собой, одна из них предназначалась ему.
- Спасибо, что о Юле позаботился.
- Не благодари. Мне не в тягость, на моем месте это сделал бы каждый.
- Денис, у тебя девушка есть? - в лоб спросила Наталья, что самого Дениса слегка выбило из колеи. Давно уже никто так нагло не лез к нему с расспросами.
- А с какой целью интересуетесь? - с ухмылкой спросил он, подвигая к себе чашку. Сладкого не хотелось. Хотелось просто пить, потому Денис, не добавляя сахара, несколько секунд погонял ложку по чашке.
- Я же должна знать хоть что-то о человеке, который крутится около моей дочери.
- А я кручусь около вашей дочери? - незаметно для себя он продолжил взятый ироничный тон, обращаясь при этом на "вы". Ложечка бесшумно опустилась на блюдце.
- Я неправильно выразилась, но все же?.. - поправилась Наталья, но оставила вопрос Дениса в воздухе, как и не прокомментировала свой.
- Ну, если исходя из этих соображений, то, как говорится, - не был, не ездил, не привлекался. Девушка?.. Хм… - и сам усмехнулся, попытавшись ответить честно.
- Трудный вопрос, да? - поддержала его иронию Наталья.
Что ему, бесспорно, нравилось в этой женщине, так это умение поддержать тон разговора. Неизбежно возникало ощущение понимания и легкости, какую бы тему при этом не обсуждали. Далеко не все люди способны уловить волну собеседника, но Наталье это всегда удавалось. И сейчас, несмотря на явное вмешательство в личную жизнь, Денис не ощущал напряжения. Не такое, чтобы насторожиться.
- Как оказалось, да.
Жена Монахова понимающе усмехнулась:
- Тогда и не отвечай.
- Негодяй я, что скрывать. Но ваша дочь в безопасности.
Наталья рассмеялась:
- Спасибо, успокоил.
На самом деле, успокоения от его слов Наталья не ощущала. Денис опустил взгляд, что позволило вглядеться в его лицо. Смотреть ему в глаза открыто было тяжело. Понятно, почему дочь увлеклась им. Шаурина трудно не заметить. Высокий, с отличным спортивным телосложением и глубоким умным взглядом. Его непоколебимая уверенность в себе поражала, а невозмутимость, которую он так часто демонстрировал, совсем не означала внутреннее спокойствие, хотя он всегда тщательно контролировал свои реакции. Если прибавить ко всему независимость мышления и поступков, можно смело назвать его жестким и целеустремленным. Только все эти положительные качества в том кругу, где он вращался, приобретали другой оттенок, и просто из свободного сильного духом он превращался в жестокого и даже опасного человека.
А в том, что Юлька увлеклась всерьез, сомнений не было. С каждым днем девчонка увязала в нем, не хотелось говорить "как в болоте", но очень похоже на то. Сначала Наталья отстраненно наблюдала за интересом дочери. Влюбленность в ее годы вполне нормальное явление, главное, чтобы она не превратилась в одержимость. Но после сегодняшней ситуации решено было глубже вникнуть в отношения Юли и Дениса. Не хотелось, чтобы в один прекрасный момент Денис использовал слабость дочери в своих интересах. Даже думать в таком ключе не хотелось, но как тут не думать…
…Позже, за ужином, Денис понял, почему Юля так смело утверждала, что с танцами покончено. Семья, включая Дениса, уселась за стол. Монахов мрачно поглядывал на дочь, а она не испытывая желания есть, водила ложкой по тарелке, изредка поднося ее ко рту. Перед ужином Юля попила чай со сладким пирогом и перебила аппетит, к тому же натиск Сергея Владимировича, выпытавшего у нее все подробности происшествия, немного вывел ее из себя. Удрученно она поглядывала то на мать, то отца и еще реже - на Дениса.
- Юленька, перестань хмуриться. Через несколько дней нога заживет, и ты про все забудешь, - попыталась Наталья приободрить дочь.
- Я не могу чувствовать себя так скованно и ограниченно. Мне мешает не боль, мне мешает то, что я не могу свободно двигаться.
- Придется потерпеть. Когда опухоль спадет, все встанет на свои места. Снова будешь бегать, прыгать и танцевать.
- Забудь теперь про танцы, - тут же сказал отец. - Никаких больше танцев.
- Сергей, ничего страшного не произошло. Такое случается… - начала Наталья.
- Я сказал, - отрезал Монахов.
Юля и рот не раскрыла, чтобы оспорить решение отца. Делала бесстрастный вид, отрешенно смотрела в окно. Денису, который общался с ней часто и успел узнать некоторые проявления ее характера, показалось такое поведение странным и неестественным. Слишком уж она была спокойна. Упрямство, которое так часто проявлялось, сейчас почему-то спряталось за оболочкой хладнокровия, хотя Юля всегда остро реагировала на любые попытки навязать ей готовое решение проблемы. Она предпочитала иметь некоторую свободу для действий, чтобы самой выкручивать ситуацию под нужным углом. И в такую покорность Денис откровенно не верил. Неужели она отступит от того, чему посвятила столько лет?
- Папа, это жестоко по отношению ко мне, - чуть позже сказала Юля. - Ты хочешь лишить меня того, что мне дорого, чем я увлекалась много лет. Я не готова вот так взять все и бросить. Это, конечно, не смыл моей жизни, но каждый нормальный человек должен иметь увлечение для души, - сказала после нескольким минут молчания благоразумно спокойным тоном, посмотрев отцу в глаза.
Зря Денис посчитал, что девчонка не будет сопротивляться. Будет, только решила выбрать для этого нужный момент и подходящую интонацию.
- Найди себе другое увлечение, - жестко ответил он.
- Какое?
- Не знаю. Подумай, чем бы ты хотела заниматься.
Наталья пока не вмешивалась в разговор, но следила за его течением с явным интересом. То, что Юля неспроста начала беседу в таком тоне, она заподозрила сразу.
- Мне нужно активное увлечение, а не просто запереться в четырех стенах. Я же не говорю о чем-то экстремальном. Не прошу тебя позволить мне прыгать с парашютом, - продолжила девочка свое обращение. Она не спешила и слова подбирала очень тщательно. И проговаривала их четко, будто боялась, что отец не поймет их смысл.
- Хорошо, твои варианты, - уступил Монахов.
На лице Юли ничего не отразилось, но глаза блеснули.
- Какие у меня могут быть варианты? - словно отмахнувшись, спросила она. - Для меня занятия танцами - это спорт. Я не могу без этого. Я всю жизнь жила в нагрузку. Не сильную, но все же. В какой спорт мне удариться в пятнадцать лет, скажи на милость? Что бы я ни предложила, ты обязательно скажешь, что это травмоопасно, - добавила чуть-чуть капризности тону. Ровно настолько, чтобы разбудить в отце жалость. И ей это удалось. Отец смягчил взгляд и задумался. Некоторое время оценивающе смотрел на дочь.
- Займись плаванием. Плескайся сколько хочешь и когда хочешь. Для тебя хоть отдельный бассейн…
- Отец прав, Юля. Плавание очень полезно тут и спорить нечего. И никаких травм, - поддержала мужа Наталья.
- Ни за что!
Никто не ожидал, что Юлька вскинет глаза и начнет яростно протестовать, но именно это она сделала. Отец даже вилку отложил, а Наталья непонимающе уставилась на дочь.
- В отцовский клуб я ходить не буду, - твердо заявила Юля. - Если и займусь плаванием, то буду ходить в другой бассейн. Поговорю с подружками, посоветуюсь. Не нужен мне одной целый бассейн, я хочу общаться с девочками и мальчиками, - резко заявила она.
На что получила столь же резкий ответ отца:
- В другой клуб ты ходить не будешь. Можешь приводить с собой подружек, но о другом клубе и не мечтай.
- Я подумаю, - недовольно поджав губы, сообщила она.
В голосе девушки чувствовалась едва заметная напряженность, но лицо ничего не выражало. Денис молча прослушал состоявшийся разговор. Внутри царило стойкое ощущение, что его нагрели, но в чем именно понять никак не мог…
ГЛАВА 18
Не только для дочери утро началось с обезболивающих таблеток.
Наталья проснулась с жуткой головной болью, какая обычно одолевала ее после приема пары бокалов шампанского.
Однако, сегодняшнее недомогание не имело со спиртным ничего общего. Сказывалась бессонница. Почти всю ночь женщина не сомкнула глаз, заснув под утро. Какие только мысли ни мучили, какие предположения ни посещали, был даже порыв рассказать обо всем мужу. Но только, как рассказать…
Для Юли это первая влюбленность. По крайней мере, до этого момента не было заметно, чтобы дочь кем-то увлекалась. Но беда в том, что это не просто "кто-то" и далеко не мальчик…
От этих мыслей голова разрывалась, а самой стало невыносимо дышать, похоже, давление поднялось. Наталья спустилась на кухню, наверху в спальне стало тесно и душно. О событиях и вещах, которые сегодня лишили ее сна, лучше думать наедине с собой и, хотя муж крепко спал, его дыхание мешало и почему-то не позволяло сосредоточиться.
Поставила чайник. Не очень хотела горячего чаю, но руки созвучно кипучим мыслям сами сделали дело. Выдохнув, Наталья приказала себе успокоиться, сжала кухонное полотенце, замерла у стола, смахнула крошки…
Денис Шаурин - мужчина и взгляды на жизнь у него недетские и потребности взрослые, а Юля еще девчонка, ребенок. С дочерью нужно обязательно поговорить, но необходимо найти правильные слова, и пока с большим трудом она представляла, что скажет. Но сказать - должна. Обязана. Самая большая ошибка - пустить все на самотек.
Собачий лай за окном заставил вздрогнуть. Электрический чайник, вскипев, уже отключился. Наталья отвлеклась от тяжких мыслей, опустила в большую кружку одноразовый пакетик с заваркой. Когда пили чай всей семьей, на стол выставлялась красивая посуда, но в одиночестве женщина всегда пила из этой красной в белый горох кружки, - единственной сохранившейся из сервиза, принадлежащего ее матери. Был еще небольшой заварной чайник, но использовать его нельзя, потому что носик у него откололся, а выбросить рука не поднималась. Так и стоял он в буфете, в самом дальнем углу.
Толстая чашка, которую уже несколько минут Наталья не выпускала из рук, обожгла, потому она поставила ее на белую скатерть, опустилась на стул и бросила взгляд на книжку, оставленную Юлей. Книга - со старой потертой обложкой из библиотеки ее покойной матери, Наталья и сама ее когда-то читала. Пальцы коснулись шершавого переплета, листнули несколько страниц. Глаза уткнулись в первые попавшиеся строчки; неяркого света хватало, чтобы прочесть:
"…То было время, когда любовь, чувства добрые и здоровые считались пошлостью и пережитком; никто не любил, но все жаждали и, как отравленные, припадали ко всему острому, раздирающему внутренности.
Девушки скрывали свою невинность, супруги - верность. Разрушение считалось хорошим вкусом, неврастения - признаком утонченности. Этому учили модные писатели, возникавшие в один сезон из небытия. Люди выдумывали себе пороки и извращения, лишь бы не прослыть пресными.
Таков был Петербург в 1914 году…"
Классики не врут.
На дворе 1996 год, а ничего не изменилось. Наталья перечитала отрывок еще раз. Слова ладно сливались в предложения, а предложения сплетались в один клубок, ударяющий прямо в грудь. На миг стало страшно. Не за себя, ее собственная судьба уже сложилась и вряд ли что-то изменится, но за Юльку. Боязно, туманно. А вдруг и она в поисках ярких ощущений начнет "припадать к острому".
Мысли хаотично двигались в голове, наскакивали друг на друга, путались; решительность сплеталась с сомнениями; понимание ситуации тут же цеплялось за возможную ошибочность выводов. В висках пульсировала тяжесть. Невозможно заснуть и думать невозможно…
Поднесла кружку к губам и тут же обожглась кипятком. Разочарованно поставила ее на стол, получилось досадно с громким стуком.
Вот так живешь в полной уверенности, что знаешь своего ребенка и все, что с ним творится, оттого не пытаясь прорваться сквозь обманчивую оболочку послушания и верности; а потом в период острый и ломкий появляется вот такой "Шаурин"… Одно неверное слово, не то действие, - не дослушала, не поняла, не посоветовала, пропустила, забыла, - и ребенок отдалился, закрылся на все замки, заперся изнутри, "ушел", а через некоторое время его душой правит чужой человек.
От этих мыслей холод колючими иголочками пробежал по позвоночнику. Решение обрело четкие формы, но легкости это не принесло.
Самое главное, чтобы Юлька не стала прятать голову в песок. Всеми силами нужно постараться сохранить, укрепить нежные отношения и доверие, что царили между ними. Близких друзей, как таковых, у дочери не было, потому Наталья всегда стремилась стать для Юли не только хорошей матерью, но и подругой. Нельзя допустить появления сомнительного идеала, пичкающего девочку отравленными советами. Не нужно позволять дочери замкнуться, переваривая все внутри себя. И пусть Наталья не одобряла того, что происходило, но оставить дочь наедине с собой не могла. Если сможет знать, что происходит, то и помочь в нужный момент сможет. Человеку дана всего одна жизнь, а Юля у Натальи единственная дочь, ради спокойствия которой мать готова провести немало бессонных ночей.
…Юлька устроилась в гостиной с книжкой на диване, подложив под травмированную ногу подушку. Рядом на стеклянном столике стояла чашка с чаем и любимые конфеты. Едва мать зашла в комнату девушка почувствовала, что настроение у той не из лучших. У самой тут же засосало под ложечкой и возникло нехорошее предчувствие. Стены огромной комнаты, казалось, сузились, запирая ее в ловушку.
Наталья поставила на столик чашку с кофе, села на другой конец дивана и коротко сказала:
- Юля нам нужно поговорить. - Мягкие черты материнского лица заострились, немного его ожесточив, выдавая решительность, что и так сквозила в каждом движении и жесте.
Внутри у Юльки все опустилось. Похоже, стремясь быть ближе к Денису, она переиграла. Слова матери прозвучали холодно, а Юля не любила, когда родители разговаривали с ней в подобном тоне. И сейчас почувствовала себя неуютно, глупо, словно попыталась надуть мать, а обман вскрылся, обнажив что-то весьма нелицеприятное. А так на самом деле и было.
Юля собралась с духом, сделала непринужденный вид. Закрыла книгу и скрестила руки на груди, словно это могло помочь ей выдержать допрос матери.
- Да, мама, конечно. О чем? - спросила, прекрасно понимая, о чем пойдет речь.
У мамы был усталый вид. Еще влажные после душа волосы чуть завились на кончиках, на чистом лице без косметики залегли тени. Юльке тут же захотелось прильнуть к ее плечу и поддержать, как обычно. Но сегодня настрой мамы не располагал к объятиям.
- Что за спектакль ты вчера разыграла?
- Какой спектакль? Ничего я не разыгрывала.
- Не придуривайся. Можешь кому угодно морочить голову, но только не мне. Если отца ты провела, то меня - не выйдет.
Юля замолчала, решая про себя, сопротивляться ли дальше натиску матери или признаться во всем. И то, и другое давалось нелегко, но что-то нужно выбрать.
- Не хочешь разговаривать со мной, значит, я поговорю с отцом. Будешь с ним объясняться. - Наталья потянулась к своей чашке, сделала пару глотков.
Юля вцепилась в книжку побелевшими пальцами. Только разговора с отцом ей не хватало. Самое худшее, что могло быть, - это вмешательство отца.
- Не надо. Только обещай, что отцу ничего не скажешь.