Я хотела красивого богатого мужа, который хорош в постели, но не настолько сексуален, чтобы я ревновала. Я хотела, чтобы он обладал массой достоинств и был из хорошей семьи. Я хотела, чтобы он был целеустремленным и преуспевающим. Чтобы мы жили в большом красивом доме и общались с приятными людьми. Я хотела двоих детей и одного младенца. (В моем представлении младенец вечно оставался грудным, он гулил и улыбался - очаровательный розовый или голубой сверток в детской коляске, непременно в коляске, потому что у нас будет семья как в журнале "Стиль", которая может позволить себе настоящую английскую няню, а настоящая английская няня, разумеется, захочет большую, устойчивую английскую коляску.)
Я об этом мечтала. И шестнадцать лет спустя получила.
Все вышеперечисленное.
Шикарный дом, муж, двое детей и младенец (впрочем, младенец вырос - моей младшей дочери уже четыре с половиной). Даже няня с правильной коляской.
Проблема в том - если это действительно проблема, - что моя жизнь кажется прекрасной лишь со стороны, но на самом деле она не так уж легка. Постоянное напряжение. Бесконечный стресс.
Тихонько вздохнув, я встретилась взглядом с Мартой Зинсер. Не знаю, долго ли она за мной наблюдала. На мгновение мне захотелось заплакать. Все неприятности обрушились на меня: внезапный отъезд Натана, заблокированная кредитка, разговор с Люси, финансовый отчет… Но я сразу вспомнила о подругах, об обязанностях перед школой и семьей. Я вскинула подбородок и распрямила плечи. Мне не за что извиняться. Я стараюсь изо всех сил.
Марта отвела глаза. Слава Богу.
На следующее утро будильник прозвенел дважды. Но мне не хотелось просыпаться. А потом я вспомнила, что Натана нет дома. Я с трудом встала и зашлепала по коридору будить девочек, по-прежнему в розовой полосатой ночнушке, которую дочери подарили мне на День святого Валентина. На груди нарисовано большое сердце, а еще одно - на спине, чуть выше задницы.
Брук - "жаворонок". Я будила ее первой, потому что это легко. Тори перекатилась на другой бок и снова заснула. Джемма сердито посмотрела на меня, ее густые светлые волосы рассыпались по подушке.
- Не хочу вставать, - заявила она и сморщила красивое личико.
- Я тоже, - ответила я, - но все-таки встала.
- Ненавижу школу.
- Неправда.
- Правда.
- Вставай. - Я стащила с нее одеяло. - Через десять минут жду тебя внизу.
- А если не приду?
Я внимательно посмотрела на нее. Кожа у Джеммы по-прежнему золотистая от летнего загара, длинные волосы испещрены выгоревшими прядками. У нее темные ресницы и светлые глаза. Джемма хорошенькая, даже чересчур. Она будет веревки вить из окружающих - и лучше бы люди не потакали ей, а учили отличать дурное от хорошего.
- Тогда сама будешь делать уроки. Никакой помощи ни от Анники, ни от меня.
- Ма!..
Я не обратила внимания на этот крик и зашагала в спальню Тори.
- Вставай, детка. Уже поздно. Мы проспали.
Спустившись на кухню, я заглянула в шкаф и попыталась понять, чем бы накормить семейство. В отличие от Натана я не даю девочкам что попало. Я сама почти двадцать лет питалась чем придется и не собираюсь переносить эту привычку ни на кого, и уж точно не на собственных дочерей. В дальнем углу шкафа обнаружилась красно-белая жестянка с овсяными хлопьями.
Тори с восторгом уплетала горячую овсянку на завтрак. Брук - с меньшим энтузиазмом. Джемма делала вид, что ее тошнит.
У меня было скверное настроение, и поведение старшей дочери отнюдь его не улучшало.
- Ешь. Это полезно.
- Гадость, - заныла Джемма и оттолкнула тарелку.
- Ну так положи туда сахар и изюм, - сказала Тори, насыпая себе вторую ложку тростникового сахара.
- Ненавижу изюм.
- Не надо говорить "ненавижу", - устало поправила я. - Это невежливо. Надо говорить "не нравится".
Джемма презрительно посмотрела на меня:
- Ты всегда говоришь "ненавижу".
- Хорошо. Я не права.
Брук размешала сахар и залила кашу молоком.
- Папа дает нам утром вкусное - яичницу, блины, французские тосты.
Я налила три стакана апельсинового сока.
- Ваш папа - "жаворонок" в отличие от меня.
- Просто он нас больше любит, - заявила Джемма, выпивая сок.
- Вовсе нет.
- Да.
Я сдалась. Ладно.
- Хорошо-хорошо, он вас любит больше. Довольны? Теперь доедайте, чистите зубы и ступайте в школу.
Я улыбнулась. Улыбка мрачная, но по крайней мере мне стало немного легче.
Глава 7
У меня было полчаса до того, как везти Тори в сад, поэтому я отправилась наверх - принять душ и причесаться.
Расчесывая волосы большой круглой щеткой, я поняла, что пора их подкрасить. Причем мне вовсе не улыбалось сидеть два часа в салоне. У меня хорошие волосы, я всегда о них заботилась, но на уход за ними требуется много времени и сил.
Волосы высохли, и я стала одеваться. Черный блейзер от Шанель, джинсы и мокасины от Гуччи. Вернувшись в ванную, я собрала волосы в хвост, переложила бумажник, ключи и блеск для губ в черно-розовую сумочку, купленную год назад, надела большие темные очки и спустилась вниз, чтобы отвести Тори в машину. Она очаровательно выглядела в серой клетчатой юбке и белой блузке с отложным воротником; сажая ее в детское креслице, я не удержалась и покрыла лицо дочери поцелуями.
- Моя крошка.
- Эй… - Тори хихикнула.
- Пальцы, - предупредила я, пристегивая детское креслице.
Тори подняла руки, чтобы я их не прищемила.
- А когда папа приедет?
- Сегодня вечером. - Я захлопнула дверцу, обошла машину и уселась за руль. - Мы все будем спать, когда он вернется, зато утром, когда проснемся, увидим его дома.
Я завела мотор и задним ходом выехала из гаража, когда Тори вдруг спросила:
- Что такое "роман"?
Я с силой нажала на тормоз и обернулась к дочери.
- Что?
Тори, с ангельски пухлыми щечками, синими глазками и светлыми хвостиками, невинно пожала плечами.
- Джемма сказала: "Надеюсь, у папы нет романа". Что такое "роман"?
Сердце у меня заколотилось, ладони стали влажными.
- У папы нет никакого романа.
- Что это такое?
- Это… - Я сглотнула и крепче стиснула руль. - Это… для взрослых. Но у папы этого точно нет.
Тори улыбнулась, на ее щеках появились ямочки.
- Ну ладно.
Глаза защипало.
"У Натана нет никакого романа, - твердила я себе, ощущая крайнее беспокойство. - Никакого романа. Он не такой. Он нас любит. Всех нас. И меня".
Мы с Натаном познакомились на клубной вечеринке в университете Южной Каролины. Это был маскарад с индейско-ковбойской тематикой - я бы уже позабыла о нем, если бы не фотография, на которой я стою с двумя подругами и Натаном. Тогда мы еще не были знакомы. Он общался с моей подругой - ее старшая сестра встречалась с ним годом раньше, поэтому мы позировали все вместе, держась за руки и пьяно ухмыляясь. Бретелька топика соскользнула с моего смуглого плеча, макияж слегка размазался, как и боевая раскраска на переносице и щеках.
Но зато там я молодая, стройная, загорелая и веселая.
Я познакомилась с Натаном на вечеринке и пришла от него в полный восторг. Звезда футбольной команды, красавчик, и его даже сфотографировали для университетского календаря ("Мистер Ноябрь"). Я же в течение четырех месяцев страдала от булимии. В те годы для этого даже не было специального названия, просто все так делали. Меня научили старшие, более опытные студентки. Съела сытный завтрак - пошла в туалет и сунула два пальца в рот. Переела на обед - пошла в туалет. Съела десерт - пошла в туалет. И так до тех пор, пока это не войдет в привычку. В итоге может стошнить, даже когда того не желаешь.
Я думала, это быстрый и безболезненный способ контролировать собственный вес, и понятия не имела, к каким это приведет последствиям.
Мы с Натаном начали чаще видеться. Он был старшим братом моей лучшей подруги Линди, нередко заезжал к ней в гости и, если верить ей, заодно справлялся обо мне.
Следующая клубная вечеринка, более формальная, состоялась осенью - это был настоящий студенческий бал, и Натан, капитан университетской футбольной команды, пригласил меня на свидание.
Я была на седьмом небе от счастья. Страшно волновалась. Беспокоилась, что бы мне надеть. Мы с Линди отправились в магазин за новым платьем к балу, но мне ничего не подходило. В конце концов я купила винтажное платье от "Диор". Оно стоило немного дешевле нового. В этом черном чехле я чувствовала себя весьма опытной и ничуть не похожей на Тэмми Джонс.
Мы с Натаном танцевали весь вечер - танцевали медленно даже под быстрые песни, и к концу бала я влюбилась по уши.
Я до сих пор влюблена в Натана.
Вместо того чтобы ехать прямо к детскому саду, я заехала в закусочную на Восьмой улице, напротив торгового центра. Не знаю, отчего я выбрала это место. Утром здесь народу битком набито и, как обычно, очередь тянется до двери. Но я стояла и ждала, стараясь не замечать урчания в животе. Я убеждала себя, что одного кофе вполне достаточно, и одновременно разглядывала других женщин в очереди, прикидывая, кто из них стройнее меня.
Никто. Прекрасно. Я чувствовала себя совершенно опустошенной и голодной, но сурово напомнила себе, что в этом есть свои плюсы. Быть голодной - значит, сохранить фигуру. Но какой смысл в сохранении фигуры, если я могу потерять мужа?
Натан в последнее время действительно отдалился от меня - ездит по каким-то городам, которые, на мой взгляд, находятся за пределами досягаемости Макки. Но что я знаю о бизнесе? Макки абсолютно независимы, они миллиардеры и сами устанавливают рамки.
Очередь двигалась, и я добралась до длинного стеклянного прилавка с выпечкой. Печенье, булочки и пироги дразнили меня и искушали. Я размышляла, что если съесть низкокалорийный кекс, то вреда здоровью не будет. Беда в том, что я не хочу низкокалорийный кекс. Я хочу много вкусного печенья с патокой или шоколадное пирожное. Или пирожное с помадкой и глазурью.
- Слушаю вас, - спросил продавец.
- Двойной эспрессо, без пены.
- Что-нибудь еще?
- Нет.
Слава Богу, я пока в состоянии себя контролировать.
Я отдежурила в столовой и после полутора часов на ногах возблагодарила Бога за то, что надела сегодня туфли без каблуков. Потом ксерокопировала и раскладывала пятничный школьный бюллетень, который дети уносят домой. К счастью, эту нелегкую работу я выполняла не одна. Кэтлин и Лори помогали мне - я уже работала с ними и прежде и по крайней мере чувствовала себя в кругу друзей.
- Читала статью в утренней газете? О неработающих матерях, - спросила Кэтлин, закладывая в ксерокс пачку ярко-зеленой бумаги. - Если верить недавним исследованиям, неработающие матери выполняют дел примерно на сто пятьдесят тысяч долларов в год.
У Кэтлин всего один ребенок, сын по имени Майкл, который в прошлом году учился в одном классе с Брук. Кэтлин работала в весьма престижном месте, пока не родила, и с тех пор сидит дома. Кажется, она не слишком-то этому рада.
- Да, если бы неработающим матерям платили, - возразила Лори. - Если бы мы получали деньги за то, что делаем дома, мне бы не нужно было работать. Но суть не в этом…
У Лори трое детей, три собственных ресторана и новенький "прилавок" в кафетерии компании "Майкрософт". Ее дочь Джил - ровесница Джеммы. Сын Майк - в детском саду.
- В любом случае нас серьезно недооценивают, - продолжала Кэтлин, задавая число копий. - Там сказано, что работающие матери тратят сорок четыре часа в неделю на карьеру и пятьдесят часов на домашние дела, тогда как неработающие - девяносто один с половиной час. Почти вдвое больше.
- Очередная статья, которая вот-вот положит начало "войне матерей"? - спросила Лори и открыла пачку красной бумаги. - По-моему, все эти исследования крайне подозрительны. Работающие матери делают почти все то же самое, что и неработающие. Просто дело в том, что им приходится заниматься двумя-тремя делами одновременно. Складывать белье и планировать командировку, а по пути с работы помогать детям с уроками по телефону.
Кэтлин нахмурилась:
- Я вовсе не критикую работающих матерей. Просто пересказываю статью. Судя по результатам исследования, неработающих матерей недооценивают и не понимают.
- Я бы сказала, что всех матерей недооценивают и не понимают, - вмешалась Элис Данлоп, она вошла в комнату, чтобы вручить нам очередную страницу информационного листка.
В сумочке у меня завибрировал мобильник; я увидела номер Натана и вышла в коридор, чтобы спокойно поговорить.
- Доброе утро, - сказала я, осторожно прикрывая за собой дверь кабинета. В животе все внезапно скрутилось, когда я вспомнила утренний вопрос Тори о "романе". - Ты давно не звонил.
- Да. Прости. Страшно занят.
- Возникли проблемы?
- Нет, все прекрасно, просто одна встреча за другой, а когда выдается свободная минутка, ты либо на собрании, либо еще спишь.
- Разница во времени - это беда, - согласилась я, изо всех сил пытаясь поверить в то, что все хорошо, как всегда. Мы с Натаном несокрушимы. Мы идеальная пара, все это знают. Даже я. - Значит, увидимся вечером?
- Потому-то я и звоню. Боюсь, я не успею закончить дела за сегодня. Точнее сказать, вряд ли я буду дома до пятницы…
- Но это целых два дня!
- Детка, я не виноват.
Я представила Натана в постели с роскошной брюнеткой, соблазнительницей вроде Сальмы Хайек, и невольно сжала кулак.
- Мы по тебе скучаем, - хрипло сказала я.
- Я тоже скучаю, любимая. Позвоню завтра, когда девочки придут из школы. Хорошо?
- Ладно… - Попрощавшись, я осталась с телефоном в кулаке, и внутри у меня все горело. Я то отчаивалась, то успокаивалась, то вновь отчаивалась…
Я застыла, рисуя безумные картины, как мой муж занимается любовью с какой-то соблазнительной, страстной, несравненной женщиной… Тут дверь открылась и выбежала девочка.
- Здравствуйте, миссис Янг.
Отогнав пугающие образы, я обернулась и увидела Еву Зинсер - она стояла передо мной и застенчиво улыбалась. Я заставила себя улыбнуться в ответ.
- Привет, Ева.
- Мне нравится бахрома у вас на жакете, - сказала она. - И пуговицы тоже.
- Спасибо.
Она продолжала меня рассматривать.
- Это дизайнерский жакет?
Ева довольно странная - такая серьезная; меня это всегда тревожит.
- Да.
- От Шанель?
- Да, - удивилась я - таких вещей не знает даже моя дочь. - А как ты догадалась?
Девочка пожала плечами:
- Я люблю моду. И это похоже на Шанель. Пуговицы. Ткань.
Мне хотелось напомнить Еве, что она всего лишь в пятом классе и ей еще рано об этом рассуждать, но тут девочку окликнули.
Я увидела направляющуюся к нам Марту Зинсер.
- Ева, мы опаздываем. Поторопись.
Марта в отличие от своей дочери абсолютно не разбирается в моде - она, как обычно, наперекор всем условностям нарядилась в камуфляжные штаны и длинную белую мужскую рубашку. Черные волосы распущены, на ногах - темно-серые шлепанцы. Не столько стиль хиппи, сколько полнейшее презрение к окружающим. И именно это меня бесит больше всего. Почему Марте все сходит с рук? Почему ей плевать на нас?
Ева взяла мать за руку.
- Мама, у миссис Янг жакет от Шанель. Правда, красивый?
Марта повернулась посмотреть, и на ее лице мелькнула насмешка. Она равнодушно окинула меня взглядом.
- Да, красивый.
Я напряглась и ничего не могла с этим поделать. Марта оказывает на меня магическое воздействие. И все-таки я заставила себя сладко улыбнуться.
- Рада тебя видеть, Марта.
Марта все поняла. Ее глаза сверкнули.
- Взаимно, Тэйлор. Как поживаешь?
- Прекрасно.
- Рада за тебя.
Мы стояли и улыбались, а я думала: ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу.
- Скоро очередное собрание аукционного комитета, - вымученно произнесла я.
- Жду не дождусь, - ответила Марта. Одарив меня напоследок снисходительной улыбкой, она зашла в кабинет вместе с Евой.
* * *
Следующие несколько дней, как обычно, я была занята. У моих дочерей футбольные тренировки в среду вечером и танцы - в четверг. Все они занимались в разных возрастных группах, а значит, пришлось непрерывно сновать туда-сюда с половины четвертого до семи. Мы делили эти обязанности с Анникой - одна за рулем, другая делала уроки с теми, кто уже дома.
В четверг, пока Анника с Брук были в балетной школе, я дома с Джеммой и Тори. Тори с подружкой играли в детской. Джемма сидела за столом в гостиной и мрачно делала уроки. Я, рядом с ней, рассылала сообщения членам аукционного комитета, а потом вдруг вспомнила разговор с Тори.
Я отвернулась от компьютера.
- Джемма, зачем ты сказала сестрам, что у папы роман?
- Я не… - виновато начала девочка.
Я пристально посмотрела на нее:
- Ты им это сказала.
- Нет.
- Тори не могла сама такое придумать. Ей всего четыре года. Она даже не знает, что такое роман.
Джемма ссутулилась и обиженно поджала губы. Но меня этим не проймешь. Я могу просидеть тут целый день. Прошло несколько долгих минут, и дочь наконец сдалась.
- Я не говорила, что у папы роман. Я сказала: "Надеюсь, что у папы нет романа".
- С чего тебе это вообще пришло в голову?
Она с вызовом посмотрела на меня:
- Потому что Уэлсли из-за этого разводятся. У миссис Уэлсли был роман, и теперь их дети будут жить с папой, а не с мамой.
Я попыталась сложить все фрагменты воедино. Отчасти в этом был некий смысл. Но лишь отчасти.
- Даже если у миссис Уэлсли был роман - ведь мы не знаем наверняка, - почему ты сказала, что у папы…
Джемма снова скривилась и погрустнела, как мне показалось.
- Потому что, если у папы роман, нам придется жить с тобой.
Кажется, я поняла, куда она клонит, и мне это не понравилось.
- Если мы с папой разведемся - а мы никогда не разведемся, - ты предпочла бы жить с ним?
Джемма отвела взгляд.
- Да.
Мне не следовало продолжать расспросы: ни к чему хорошему они все равно не приведут, - но я не могла удержаться.
- А почему ты не захотела бы остаться со мной?
Она пожала плечами.
- Ну… просто он любит нас больше.
Я сохраняла спокойное выражение лица, хотя внутри у меня все перевернулось. Невозможно любить моих дочерей сильнее. Я их обожала.
- Почему ты так думаешь?
- Ни почему. Это же понятно.
- Джемма, у тебя замечательный папа, и он действительно очень, очень всех вас любит. Но и я тоже.
Лицо у нее стало дерзким - это выражение яснее всяких слов.
- Хочу пить. - Джемма спрыгнула со стула. - Пойду налью воды.
Я даже не попыталась остановить дочь. Нет смысла. Глупо объяснять Джемме, как я ее люблю.