Вино в фужере заплясало в надежде выплеснуться за край, но не преуспело в этом.
– Мы расскажем, что я не спешила афишировать твоё существование, так как хотела, чтобы у тебя было нормальное детство. Но теперь, когда обстоятельства складываются подобным образом, когда у тебя есть возможность получить корону Фиара, я должна, несмотря на некоторые юридические трудности, официально признать свою плотью и кровью.
Я поймала себя на том, что нервно тереблю складки пышной юбки и заставила себя опустить руки.
– Ты злишься на меня? – тихо спросила Сантрэн. – Ну! Будь же благоразумна? И справедлива. Это не моя воля, не моё желание привели тебя под эту крышу. Подумай о том, дорогая, что если бы ты вела себя так, как положено девочкам твоего возраста, то твоя жизнь складывалась бы куда более просты образом. Ты сама ослушалась сестер, сама сбежала из Храма – и вот результат.
Насколько Сантрэн тогда лицемерила, я узнала лишь через много лет. Но тогда её доводы показались разумными. Всё правильно – я сама.
А с другой стороны, какая разница? Почему бы и нет?
Так что брачный контракт о заключении свадебного союза между государем и Властелином, Его Величеством королем Фиара Сиобряном Дик*Кар*Сталом и Одиффэ Чеаррэ, единственной и незаконнорожденной дочерью Главы Клана и Хранителя Чеарэта был подписан к концу недели.
По условиям договора я должна была надеть, согласно свадебным обычаям, обручальные кольца, браслеты и диадему в срединный летний месяц того же года, как только мне минет семнадцать (то есть через два с половиной года).
Моим приданным становились крупные денежные средства, парочка древних артефактов и северные земли, примыкающие к Проклятому лесу.
Согласно данному контракту наши совместные с Дик*Кар*Сталом дети, дабы такие появятся, не могут считаться наследниками короны, пока жив, Фабриан Дик*Кар*Стал, сын Сиобряна и Синьиэры Дик*Кар*Стал, признанный наследник Фиарского трона.
В случае, если Фабриан Дик*Кар*Стал умрет бездетным, трон должны будут наследовать мои будущие дети.
Если же и они вдруг умрут бездетными, корона, по условиям договора, отходила семейству Чеаррэ.
Стоя между Сиобряном и Сантрэн, волком и змеёй, я ощущала себя кошкой на раскаленной крыше. Каждый из них преследовал свои интересы. Каждый надеялся владеть мной полностью и безраздельно. Как вещью. Используя для малопонятных и совершенно не интересных мне, целей.
* * *
Мы уезжали из Фиара в карете, запряженной четверкой лошадей. Кони были прекрасной вороной масти – подарок мне от царственного жениха.
Вороные дружно чеканили копытами шаг, расстилая по ветру шелковистые гривы.
Они неслись вперед, закусив удела. Сильные, порывистые, гордые. Созданные Двуликими для свободы. Им бы широкой грудью разрезать высокие волны трав, а не тревожить колючую пыль городских дорог, пеплом оседающую в горле и забивающую легкие.
Каждая из этих лошадей стоила состояния. Я, правда, не видела между чистокровными рысаками и другими четвероногими гривастыми созданиями никакой разницы. Лошадь она и есть лошадь – красивейшее творение Двуликих, в независимости от родословной и себестоимости.
Ну, так я дикарка. Что с меня взять?
Уже в пути Сантрэн сообщила мне, что к Сестрам и своим подругам в Светлый Храм я больше не вернусь. Мы направлялись в Чеарэт. Туда, где живут всемогущественные, сиятельные Чеаррэ.
Лошади неслись вперед.
Глава 12
ЭЛЛОИССЕНТ
Тяжелые тени, лежащие у подножия гор, дремучие леса Фиара с глубокими чёрными озерами, зловонными болотами, полными гнилостных испарений – всё осталось позади. Взгляд радовался светлому ситцевому пейзажу. Бескрайние поля уходили в край неба, долины перемежевывались перелесками.
Дом возник из ниоткуда, выплыл, словно материализовался. Незатейливая красота края сменилось иной картинкой, пожалуй, даже перенасыщенной красками. Благоухали пышные бутоны, били струи фонтанов, летали невиданные яркие диковинные птицы.
К дворцу вели высокие террасы, соединенные беломраморными ступенями. Их сторожили вековые деревья.
Это был воплотившийся рай. Совершенство окружающей действительности производило ошеломляющее впечатление.
– Этот дом наше сердце, Одиффэ, – проникновенно сказала Сантрэн.
Прихожая в Чеарэте создавалась, видимо, по контрасту с Чеарэтовским парком. В стены, облицованные мерцающим черным мрамором, вмуровали мифических чудовищ, изрыгающих пламя.
Одна комната в этом дворце была больше другой. В помещениях при желании можно было устраивать конные гонки. Полом служил камень, меняющий цвет в зависимости от освещения, стены – из непрозрачного хрусталя. Стоило приблизиться к ним, как возникал дверной проем. Этакая заколдованная карусель зачарованных дверей.
В продуманно-хаотичном беспорядке по залам разбросали кушетки, кресла с высокими спинками, пуфы. Декорацию дополняли туалетные столики, на которых высокомерно расположились кувшинчики, графинчики, баночки, фужеры и прочие стеклянные безделушки, заполненные жидкостями.
Стоило нам с Сантрэн войти, как все разговоры стихли. Так по мановению палочки дирижера умолкает хор. Так, сопровождаемые настороженным молчанием, Сантрэн и я неторопливо шествовали вдольд – л – и – н – н – о – г – о – п – р – е – д – л – и – н – н – о – г – о стола.
Лица Чеаррэ, виделись мне размытыми пятнами.
Взгляд невольно отмечал белоснежную, жесткую от крахмала, скатерть. Сервировку стола, сдержанную и утонченную, составленную по самым строгим канонам этикета. Одновременно свидетельствующую как о хорошем вкусе челядинцев, так и о материальном благополучии хозяев.
– Дорогие мои, – пробился к сознанию звенящий, кристально чистый голос Сантрэн. – Позвольте представить вам Одиффэ Чеаррэ, мою дочь.
Я присела в заученном до автоматизма реверансе. Изо всех сил старалась не горбиться и не опускать глаз, чувствуя на себя вопросительные, недоумевающие, любопытные взгляды.
Мощная как порывы урагана, ментальная семейная магия сотнями холодных иголочек колола мозг. Даже виски заломило.
Звучавшие голоса сливались в нестройную музыку. Женский смех. Тихий меланхоличный мужской голос. Журчание переливаемого из пузатой темной бутылки в мерцающий хрусталь вина. Сияние свечей в высоких канделябрах. Отраженный блеск. Подчеркнутая ненатуральная радость. Давящая на нервы, подавляющая роскошь.
– Ты не ешь? – лицо Сантрэн оставалось бесстрастным. – Попробуй. Мясо великолепно.
Усилием воли заставив себя взять нож и отрезав кусочек от куска, лежащего на тарелке, я обнаружила, что это нечто весьма напоминает резинового кроуйли. И отодвинула от себя тарелку.
Чеаррэ, было много.
Все они, без исключения, были красивы. Настолько красивы, что создавалось впечатление, будто их племя искусственно выводилось с целью утолять потребность в прекрасном у других существ. Все, как один, имели точеные, правильные черты лица; огромные яркие глаза; насмешливые губы, высокие скулы, водопад струящихся волос.
Создавалось впечатление бесконечного исполнения одной и той же музыкальной темы. Словно, нарисовав прекрасный образ, пленившись им, Двуликие снимали и снимали копии, заполняя Чеарэт, Бэртон – Рив, Эдонию.
Взгляд невольно задержался на черноволосом юноше с фарфорово-бледным лицом. Старый знакомый? Юный любовник мертвой Гиэнсэтэ!
С нашей последней встречи локоны его отрасли, превратившись в пышную, вызывающе роскошную шевелюру.
Эллоиссент ответил мне долгим, пристальным, заинтересованным взглядом.
Я тогда ещё не знала, что также он смотрит на любую, мало-мальски смазливую особу женского пола.
После ужина молодежь перешла в музыкальную залу. Центральное место здесь, естественно, по праву принадлежало роялю. Большому, белому, с перламутровыми клавишами. Его сторожили, взяв в круговую оборону, высокие, полукруглые окна, куда с любопытством заглядывала многоглазая звёздная ночь.
В отличие от меня, ночи идея послушать музыку, кажется, нравилась? Она клубочком свернулась в тени мягких диванов, распласталась по пушистым ворсистым коврам. Оживляла огромные картины. Таилась. Прислушивалась. Внимала.
Утомленная дорогой и всеобщим любопытством, оправданным, но малоприятным я, перешагнув низкий подоконник, очутилась на галерее, увитой алыми розами.
Три луны ярко сияли с неба. Зеленый, серебряный и сиренево-розоватый цвет, переплетаясь, сливались в нечто феерическое, невообразимое, тревожащее и прекрасное одновременно.
Сев на ступени, я устремила взгляд в яркое разноцветье.
– Красивая ночь.
Мягкий тенор окутывал плечи кашемировой шалью.
Светлый костюм юноши, прислонившегося к колонне, мерцал, подобно крыльям бабочек. Завитки волос спадали на лоб, придавая облику отчаянно-дерзкое обаяние.
– Простите? – высокомерно отодвинулась я, стремясь за надменностью скрыть растерянность.
– Я говорю, – приподняв стрельчатые брови, повторил Эллоиссент, – ночь сегодня красивая.
– Красивая.
Пришлось согласиться с очевидным.
– Вам понравился дом?
– Понравился.
Я, как всегда была само красноречие. Но что поделать? Я так и не научилась вести светские беседы.
Эллоиссент тихо хмыкнул.
– Ты со всеми так разговорчива, кузина? Или я чем-то успел тебя прогневить?
– Боюсь, что со всеми, – вздохнула я.
Он остановился рядом и, положив руки на перила, облокотился на них.
– Ты произвела фурор.
Я смерила его удивлённым взглядом.
– Я?
– Ты, – кивнул он всё с той же улыбкой, что казалось мне тогда ужасно загадочной. – В Чеарэте редко появляются новые лица в столь почти что зрелом возрасте. Незаконнорожденные у нас случаются, тут ты не исключение. Как без них при нашей-то семейной склонности к различным эскападам? Но ты дочь Сантрэн. И огненный маг.
– Что удивительного в последнем?
– Тебе не говорили? У Чеаррэ профилирующая стихия вода, случается, что ветер. Но огненных среди нас не бывает. Каким был твой отец?
– Не знаю. Я его никогда не видела, – ответила я, смерив собеседника прохладным взглядом. – А это нормально задавать столь бестактные вопросы.
– Ну мы же родственники? – засмеялся он.
Я веселье не поддержала.
– Ну ладно. Это, наверное, и вправду ужасно бестактно? Но ведь интересно, что за мужчина мог вскружить нашей Сантрэн голову настолько, чтобы подарить ей такую красавицу как ты? Да к тому же передать тебе огненный дар вопреки нашей стихии? Должно быть, он был примечательным человеком.
– Вряд ли, – покачала я головой.
– А ещё ты первая рыжая в нашем роду, – ухмыльнулся Эллоиссент мне в лицо.
– Я не рыжая! – возмутилась я.
– Правда? Ну, нет так нет. Как скажешь. Даже если сказанное твоими прелестными устами противоречит очевидности.
– Прелестными? – повторила я.
Взгляд мой задержался на его губах, на вид полных, упругих и твёрдых.
Заметив, что он перехватил мой взгляд, я с досадой почувствовала, что краснею.
Эллоиссент снова усмехнулся:
– А знаешь, ведь для того, чтобы лучше узнать друг друга, иногда необязательно вести долгие разговоры? Я знаю способ лучше.
Губы юноши, алые и чуткие, дрожали в подначивающей улыбке.
– Нет, – тряхнула я головой.
Но в следующее мгновение оказалась вынуждена сдать доминирующие позиции, попав в горячее кольцо его рук.
Это был первый мой поцелуй. К радости моей, он оказался упоительно сладким.
Горький аромат дорогого парфюма окутывал, как облако и тонко обольщал.
Опыт и темперамент Эллоиссента выбивали почву из-под ног, заставляя тело пылать, а дух – томиться по ещё ни разу не пережитому, но уже влекущему.
Видимая мальчишечья хрупкость оказалась иллюзорной. Тело у Эллоиссента было тренированным, поджарым и гибким, словно сплетенным из тугих веревок.
Голова закружилась и, начав задыхаться, я разомкнула объятия. Подняв глаза, я в упор смотрела ему в лицо, снизу – вверх.
Оно было по-настоящему красивым.
Красивый мужчина – красивый, а не привлекательный, – явление противоестественное. В красоте Эллоиссента вообще не было изъянов. Правильность черт не портилась слащавостью, слабым подбородком или излишней мягкостью выражения. В ярких глазах светился острый ум. В складке губ, жесткой, упрямой, чуть насмешливой, читалась любовь к авантюрным. Надменная посадка головы, гордый разворот плеч, густая грива волос, непокорно спадающая на высокий лоб, лепные скулы – всё в нём было совершенно.
– Кузина Одиффэ…
От одного его голоса кожа покрылась мурашками.
– Ты сводишь меня с ума.
Я не успела ничего ответить и слава Двуликим. Сказать какую-нибудь глупость не хотелось, а для острот в голове было слишком много тумана.
– Эллоиссент? – окликнул незнакомый голос. – Эл! Тебя ищут. Тётушка Сантрэн желает побеседовать, узнать получше о вашей поездке с Заколаром в Солёный Город. И я бы на твоём месте не стал заставлять её ждать.
– Уже иду, – нехотя откликнулся Эллоиссент. – До встречи, – коротко пожал он мне на прощание руку.
– До встречи, – едва слышно выдохнула я.
Несколько восхитительно-коротких мгновений мы с ним глядели друг другу в глаза. При этом мир казался полным красок, запахов, звуков.
А потом он отвернулся и ушёл, оставляя меня в одиночестве грезить в лунном сиянии.
Глава 13
РОДСТВЕННИКИ
После ванны я закуталась в уютный тёплый халат. Забравшись с ногами в удобное кресло раскрыла книгу, собираясь предаться чтению. Том был тяжёлый, в красивом красном переплёте с золотым теснением.
"Легенды о Сотворении Мира", – гласило название.
"И Пустыня вокруг была!
Не на Земле, а на Небе.
Не было в мире Мрака.
Не было Света в нём
Не было Чувства, Мысли -
Это и стало Злом.Зло Пустотой называлось,
Коль имело женщин лицо.
Хаосом нарекалось
Коль в лике мужчины жило.Но взорвалась однажды
Бездна. Сто тысяч огней
Вспыхнуло. Стало Миром.
Мир – народил детей.Мир самым первым Богом
Стал, озаряя Тьму.
Тьма покорилась Богу
И отдалась Ему.
Мне это показалось полным бредом, но я продолжала читать дальше:
"Вселенная многогранна. Смерти нет. Есть грань перехода из вещества в энергию. Энергия первична по отношению к материи.
Творец есть чистая энергия. Он не разделяется на Добро и Зло, ибо Бог есть Добро и не знает Зла.
Чтобы началось движение, необходим предмет и причина. Творец для начала движения создал человека и дал ему стремление искать Бога. Чтобы заставить Человека искать Творца, Бог оставил частицу Пустоты в сотворенном мире – Зло.
Чтобы видеть и разделять Зло от Добра, Творец создал воплощающих их в себя Свет и Тьму, ангелов и демонов.
Ангелы следят за соблюдением законов, обеспечивая возмездие, поддерживая справедливость и равновесие во Вселенной.
Демоны держат под контролем бесов. Они же ответственны за появление искушений, противясь или подчиняясь которым, человек определяет себе место во Вселенной.
Между ангелами и демонами находятся существа, что держат разделы между мирами, делая переход рубежей невозможным – хранители. Когда Хранители проходят процесс воплощения, миры, хранимые ими, уязвимы. Это время кармических узлов".
У меня в глазах замелькало от этих многочисленных "чтобы-чтобы" и я перевернула несколько страниц.
"Любая Стихия поддаётся распаду и заражению. Загнивает вода, несут болезненные миазмы ветра, хранят заразу земли, теряя плодородие и поддаваясь коррозии.
Огонь заразить нельзя. Поэтому Конец Времён придёт Огненным Смерчем.
Огнем миры начинаются – в огне сгорают.
Когда придёт Хранительница Литуэль, Мир-Трёх-Лун станет воплощенной Бездной".
В дверь постучали.
Оказалось, родственникам (родственницам) не спалось. Кузина Астарэль (яркая брюнетка) и кузина Сиэлла (нежная блондинка) пришли ко мне с жестом доброй воли.
– Мы планируем завтра поехать на пикник. Здесь неподалёку есть очень живописные развалины. Хочешь с нами? – спросила блондинка. – Погуляем, посмотрим на окрестности. Может быть погадаем – зададим духам пару вопросов.
– О чём гадать? – пожала плечами я.
Девушки переглянулись:
– О будущем. О любви. Даже если тебе не то, не другое тебе ни интересно – старинные развалины всегда любопытны сами по себе.
Я согласилась. Как-никак, с роднёй нужно налаживать отношения.