* * *
Утро выдалось солнечным, но воздух ещё не прогрелся. Бодрящий воздух румянил щёки. Предписанные этикетом туалеты, столь эффектно-элегантные, не спасали от зловредного ветерка, задувающего с севера.
Мы с радостью забрались в карету.
Дорога гладкой лентой стелилась под ноги, пробегая мимо подлеска. Большая часть деревьев в нём уже успела покрыться зелёной лиственной дымкой. Дикие низкие яблони поймали в узловатые ветви ароматное белое облачко цвета. Теперь цветочная фата дрожала под порывами ветра. Особо пугливые лепестки сдаваясь, падали в острые пики сухостойника.
Тонкая тропинка, вьющаяся между молоденьких березок, вывела нас к одичавшим кустам алых рододендронов и густо разросшейся крапиве, окружавших останки древних развалин.
Судить, на что строение было похоже изначально, было трудно – здание разрушилось до основания.
– Войдём в подземелье? – предложила Астарэль.
Достав из ридикюля тонко заточенный стилет, девушка принялась чертить круг на земле. Закончив, несколько раз обошла фигуру по ходу солнца, нараспев произнося неизвестное мне заклинание.
Запел ветер. Чувствовалось как воздух сгущается, наполняясь электрическими зарядами. Сверху, снизу, со всех сторон, – ритмично, гулко, загрохотали барабаны.
А спустя мгновение у наших ног образовался зияющий чернотой провал.
– Вход в курган, – прокомментировала Астарэль.
Лестница, по которой мы спустились, закончилась быстро. Пахло плесенью и гнилью. Оранжевая сфера над моей ладонью светилась тускло, почти не давая света.
Сверху посыпались мелкие комья земли. Вход, через который мы вошли.
– Что происходит? – испуганно пискнула Сиэлла. – Такого никогда случалось!
Словно в ответ на её голос из темноты что-то зашептало и задышало.
Не сговариваясь, мы с Астрэль одновременно ударили огнем и водой. Соединившись, две враждебные стихии превратились в густой пар, лишив нас возможности видеть да, вдобавок, угрожая обжечь.
Пламя упрямо расходилось от пальцев, растекаясь по воздуху.
Какая-то бескостная потусторонняя нечисть принялась кататься по полу, стремясь зарыться в землю. На миг пространство превратилось в сверкающий, переливающийся огнями, тоннель. Потом всё стихло.
– Что это было?
– Понятия не имею, – отозвалась Астарэль. – Мы приходили сюда раньше много раз. Тут всегда было чисто.
– Давайте лучше обсудим, как выбраться отсюда? – предложила я.
Астраэль нахмурила белый лобик, изображая мыслительный процесс. Потом изрекла:
– В нашей ситуации проще всего было бы создать портал переноса.
– Умеешь? Создавай.
– Но до сих мы разбирали эту магию только в теории. Никто из нас на практике порталы не строил, – пояснила Сиэлла. – Это сложный и опасный процесс. Суть перенос в том, что тело распадается на частицы в одном месте, чтобы собраться заново в другом. Малейшая ошибка и, в лучшем случае, из тебя выйдет косая, хромая уродища. В худшем – очнешься фаршем.
– В худшем вообще не очнёшься, – подытожила Астарэль.
Повздыхав, она всё же принялась чертить новые сферические круги.
– Боюсь, придется использовать магию крови.
– Магию крови? – возмутилась Сиэлла. – Но это относится к разряду Черной магии.
– А что поделать? – пожала плечами Астарэль. – Придётся рискнуть.
Через несколько секунд мы втроем кропотливо капали кровью на прорисованные линии. Старательно, как первоклассники, выводящие в прописях первые закорючки-крючочки.
Как только мы встали в центр начерченной геометрической фигуры, круги вспыхнули ярким синим светом.
Затем раздался взрыв, оглушительный и громкий. И мы словно полетели куда-то. А может быть, начали падать. Специфические ощущения.
Я пришла в себя от ощущения покалывания в ладонях – под руками был ворс дорогого обассадийского ковра. Спустя мгновение пришло понимание, что я стою на коленях, попирая золотистые медальоны и алые розочки, а за моей спиной безбожно чертыхается Астарэль.
Поднявшись на ноги, я пришла к печальному осознанию что, обильно измазанная грязью и копотью, с колтуном вместо волос, в лохмотьях вместо платья, – словом, перещеголявшая бы на конкурсе уродов самое причудливое огородное пугало, я предстала прямиком под светлые, ясные, насмешливые очи Эллоиссента Чеаррэ.
Бездна!
Рядом, кряхтя и постанывая, принимали вертикальное положение злополучные подруги по несчастью.
Такие же нарядные, как я.
При виде моего эскорта Эллоиссент поспешил завернуться в пышный халат, пряча красивую наготу от нежданно-негаданно нагрянувших сестричек.
Целомудренный вид он пытался принять тщетно, картину слишком портили голые грудастые красотки. Вид трясущихся белых ягодиц отчего-то вызвал во мне приступ неконтролируемой агрессии.
Взмах рукой – и золотисто-алые тряпки балдахина полыхнули, стекая сверху искристым огненным дождем. Ещё взмах и кожу проституток украсили дымящиеся ожоги. Волосы шлюх задымились и в воздухе распространился запах паленой шерсти.
В следующую же секунду ударом водяной струи меня опрокинуло на пол. Элоиссент героически выступил вперед, закрывая собой своих отчаянно визжащих дам.
Герой? Хм-м! Проверим?
Мои огненные бичи ударили по противнику.
Вода, хлынувшая из воздуха, рассеялась веером мелких брызг, сложилась в синий упругий хлыст, раскрутившийся навстречу моему, огненному.
Хлыст Эллоиссента перехватил мой бич прямо в воздухе. На мгновение две стихии сошлись и слились, в другое рассыпались: один – огненными искрами, второй – каплями воды.
Эллоиссент словно играючи отразил мою атаку, что меня разозлило ещё сильнее.
Сделав ложный выпад, я вновь ударила столь стремительно, что противник не успел ни закрыться, ни увернуться. Огонь кольцами обвился вокруг его тела, танцуя на обнажённых участках кожи.
Эллоиссент бросился вперед и сбил меня с ног.
Мы покатились, по полу, схватившись, как два зверя. Я в попытке отбиться, он – в попытке меня удержать.
Наконец Эллоиссенту удалось положить меня на обе лопатки.
Я чувствовала его на себе вес его горячего, трепещущего тела. Алые губы оказались в опасной близости, лишая меня разума.
– Какого чёрта?! – тихо рыкнул он на меня. – Что ты творишь?
Я услышала вкус его боли. Зверь во мне радостно заурчал в предвкушении удовольствия.
Так, наверное, чувствует себя тигр, держа в когтях лань и собираясь её разорвать. Нежная, упругая плоть, с мягким звуком расходилась под руками, кровь била горячим фонтаном.
Водные брызги, ударили в лицо. Прохлада отрезвила. Я, с удивлением смотрела на собственные окровавленные руки.
– И что это было?
Слова Эллоиссенту давались с явным трудом.
– А ты горячая штучка, – выдохнул он, поднимаясь и помогая подняться на ноги мне. – Кто-нибудь объяснит, что происходит? – обратился он уже к кузинам. – Как вы здесь очутились? Я не ожидал визитов и наивно предполагал, что могу располагать своим временем. Вы врываетесь, устраиваете погром! Едва не убиваете бедных девушек, повинных разве в том, что хорошо выполняют свою работу…
Мы с Астрэль фыркнули с насмешливым раздражением почти одновременно.
Эллоиссент с вызовом, холодно поглядел в мою сторону. Я в ответ брезгливо поджала губы.
– Теперь-то мы точно знаем, Эл, какой практикой ты загружен. Уверена, тётя Сантрэн тоже будет рада узнать об этом.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, Астарэль, но мне, кажется, или у вас действительно неприятности? – парировал Эллоиссенс.
В этот самый момент голые девицы, спрятавшиеся под балдахин кровати, сочли момент подходящим чтобы оттуда выбраться.
Перехватив мой взгляд, Эллоиссент очень мило покраснел. Кстати, ему это идёт.
– Красавицы, – сказал он своим проституткам, – на сегодня наше свидание закончилось. Возьмите за труды и забудьте всё то, чему стали свидетелями.
В пухлые жадные девчачьи лапки полетели увесистые кошели со звонко поющей монетой. После чего девицы мигом испарились.
– Ну, дорогие? – повернулся Эллоиссент к нам. – Кто из вас окажет мне посильную помощь в перевязке? Может быть ты, Одиффэ?
Наши взгляды снова встретились.
В глазах Эллоиссента светилась дерзкая провокация, вызов.
Я отказалась под тем предлогом, что не умею лечить людей. Могу только калечить их.
– Ладно, черт с тобой! – прошипела Астрэль. – Давай сюда бинты! Перевяжу, чтобы в глаза не бросалось, чем ты тут развлекался, пока чуть концы не отдал.
– Я развлекался? – засмеялся Эллоиссент. – Кстати, девочки…
Эллоиссент поморщился. Видимо, сестра милосердия из Астарэль была неважная.
– Давайте договоримся? Вы не расскажее Сантрэн где и с кем меня нашли, а я промолчу о том, как вы применяете пространственные порталы. Я вообще о них ничего не скажу. Даже вскользь упоминать не буду. Ладно?
* * *
Разбрасывая по кабинету зеленые молнии пронзительных взглядов, гневно сведя брови, Хранительница Клана вполне сносно имитировала гнев.
Впрочем, я не исключаю того факта, что Сантрэн злилась вполне искренне.
Она принялась орать на нас сразу же, как закрылась дверь. не давая возможности любопытным прислушаться к намечающемуся скандалу.
– Отвечайте, кому из вас в голову пришла светлая идея отправиться в склеп? Зачем понесло вас в эту трухлявую вековую пыль?
Сантрэн прошлась перед нами, как генерал перед новобранцами.
– Что молчите? Я слушаю!
– Мы не хотели ничего плохого, тетушка, – робко подала голос Сиэлла. – Мы только хотели погадать, и…
Умению держать паузу у Сантрэн могли бы учиться лучшие политики и актеры:
– Вы хотели погадать?
Масленым голосом протянула Сантрэн.
– Я правильно вас поняла? Ну и? У кого собирались выпытывать судьбу и сердечные тайны? У полуразложившейся органической массы с полным набором клыков и когтей без крупицы разума? Так?
Сиэлла опустила ресницы.
– Я поражаюсь вашей глупости. Двуликие! За что такое наказание? – презрительно передёрнула плечами Сантрэн. – С чего вы взяли, что у вас хватит мозгов выпутаться живыми и невредимыми из этой нелепой передряги? Рисковать разумно, а в ряде случае даже и неразумно, но ради цели – это одно. Это я могу понять, принять, одобрить! Но вот так, нелепо, отправляться в качестве жеста добровольной воли на закуску трупам? Увольте!
Возразить оказалось категорически нечего.
– Каждая из вас получит наказание, – внезапно успокоившись, закончила Сантрэн. – А теперь ступайте вон.
* * *
Что должна чувствовать девица, осознав, что постель её занята молодым человеком, прекрасным до неприличия? Смущение? Робость? Радость?
Я ощутила глухое недовольство.
– Что ты тут делаешь? – скрестила я руки на груди.
– Зашёл извиниться, – мягко прозвучало в ответ.
– Извиниться? За что тебе передо мной извиняться, Эллоиссент?
– Можно просто Эл. А насчёт того, за что?.. Да за всё. Ты не должна была этого видеть. Я обидел тебя, я понял. Но я этого не хотел. Эти девушки – они ничего не значат.
Я холодно смотрела на Эллоиссента, с неприязнью раздумывая о том, что, если бы, не дай бог, оказалась в его объятиях, это бы тоже ничего не значило?
– А что значит? – мой голос звучал глухо и отрывисто.
– Наше многообещающе знакомство много значит. Диалог с тобой, кузина, много значит. Он обещает быть очень интересным.
– Интересным? Что ты имеешь ввиду?
Эллоиссент улыбнулся:
– Мне так понравился аванс, что ты дала мне в галерее. Понравился наш сегодняшний поединок. Люблю жесткие игры. А ты?
– Не знаю. Мне кажется, что не очень.
– Думаю, ты себя недооцениваешь. Большинство женщин кровь отвращает, боль – пугает. А тебе нет. Я тоже люблю боль.
– Любишь боль? Это как? Что может быть приятного в боли? – брезгливо скривилась я.
– Не нужно делать такого лица. Знаешь, в мире существует немного вещей, способных лишить людей самоконтроля. Наслаждение и боль к ним как раз и относится. Они в равной степени заставляют забываться. Тебе, я чувствовал это, я знаю, нравится причинять боль, мне нравится её принимать. Мы могли бы стать идеальной парой.
– Таким обходным маневром ты предлагаешь мне стать твоей любовницей? – возмутилась я. – Осмеливаешься мне такое предложить прямо в лицо? После утренней сцены? Я уже не говорю о кровосмешении.
– Кровосмешении? – удивился Эллоиссент. – О чём ты говоришь? Мы с тобой родня дальняя. Чеаррэ живут долго, да и плодятся так часто, что нелегко разобраться кто кому и кем приходится. Не считая особых случаев, мы легко доживаем до пятисот лет, сохраняя при этом молодость, красоту и репродуктивные функции. У любого из Чеаррэ такое количество родственников, что подчас мы даже не знаем друг друга в лицо. Так о каком кровосмешении может идти речь? Что плохого в том, что мы пытаемся найти равного среди равных?
– Другие люди, выходит, нам не ровня? – насмешливо вопросила я, несколько уязвлённая его словами.
– Нет, не ровня. Они – другие. Они прогорают, как свеча – так быстро, что проследить не успеешь. Ты же знаешь, как мы действуем на смертных? Иссушаем их души, пресыщаясь прежде, чем игра успевает по-настоящему нас увлечь. Мы для них как смертельный яд. Они для нас, как мотылек для пламени – пылинки, прогорающие не запоминаясь. Думаю, любить друг друга для нас вовсе не порок – это жизненная необходимость. Инстинкт выживания, если хочешь.
– То есть, если бы я не была Чеаррэ, ты бы сегодня сюда не пришёл?
Он поглядел на меня с явным недоумением:
– Ты делаешь странные выводы, Одиффэ.
– Я делаю правильные выводы, Эллоиссент. Знаешь, что? Ты до тошноты самоуверенный тип. И нечего тут стоять, играть бровями и ухмыляться. Давай-ка, убирайся из моей комнаты.
Толкнула я его в плечо, понуждая продвинуться к двери.
– Ладно, – согласился он с улыбкой. – Сегодня пусть будет по-твоему. Но мы ещё вернёмся к этой теме. Когда ты немного повзрослеешь, кузина. А пока – спокойной ночи, Одиффэ.
Губы Эллоиссента на миг согрели мягким прикосновением мой лоб.
В следующее мгновение я оказалась в полном одиночестве со смутным чувством разочарования в душе.
Бедные мужчины! Как сложно им бывает угодить нам, если мы сами-то не в состоянии разобраться с собственными желаниями?
Глава 14
ПОЕДИНОК И ПОЦЕЛУЙ
Чужие смерти, сточные канавы, бесправие и жестокость нищеты – всё это, казалось, навсегда осталось в прошлом. Если временами меня и посещали призрачные видения умершей матери, Дейрэка или Гиэнсэтэ, я стремилась поскорее задвинуть их в дальний уголок памяти. Мертвецов воспоминаниями не оживить, так к чему напрасные слёзы?
И уж тем более я не желала вспоминать о Миароне. Возможно, это суеверие, возможно, глупо, но даже наедине с собой я не произносила его имени. Даже шёпотом. Даже мысленно.
Жизнь впервые мне улыбалась и хотелось успеть насладиться всем, что она готова была подарить.
Мне нравилось вставать одной из первых в доме и убегать в парк, чтобы гулять там на восходе солнца. Нравилось следить за тем как попервоначалу робкие солнечные лучи разгораются всё ярче и ярче, одерживая беспрекословную победу над мраком.
Нравилось грезить о счастливом будущем. Раньше я не могла позволить себе такой роскоши.
Иногда прогулки были пешими, иногда верховыми, но пешей или конной была прогулка, я зачастую мечтала, фантазировала или размышляла об одном и том же предмете – Эллоиссенте Чеаррэ.
Его появление в моей жизни многое изменило до неузнаваемости.
Примером могло служить отношение к музыке. Раньше я её не любила, а теперь готова была часами прислушиваться к мелодии, текущей из-под его белых пальцев.
Чеаррэ музицировали каждый вечер. Это было сродни ритуалу: облачиться в вечерние туалеты, отужинать за сервированным дорогой посудой и изысканными яствами столом, блистая драгоценностями в сиянии свечей. Потом перейти в музыкальный зал и наслаждаться там музыкой и беседой на любую тему: литература, поэзия, научные открытия, политика или будничные сплетни.
Эллоиссент прекрасно смотрелся в смокинге. Белоснежная рубашка подчёркивала строгую черноту его волос, белые манжеты туго обтягивали кисти рук, порхающих над клавишами.
На чёрном рояле красовались пышные бутоны белоснежных пионов. Тонкие лепестки дрожали в такт музыке. Мелодия струилась подобно аромату.
В огромном зале с высокими потолками пробегали сквозняки. В окна капли дождя просились настойчивым стуком. Тонкий профиль отражался на чёрном мокром стекле. Длинные изящные пальцы летали над перламутровыми клавишами рояля.
Настолько же, насколько в музыкальном зале Эллоиссент был томным, лиричным и чувствительным настолько же в фехтовальном классе он был резок, быстр и ловок.
В боевых спарингах Эллоиссент неизменно одерживал победу над своим противником, а ведь все Чеаррэ, без исключения, слыли отличными бойцами.
Боевым приёмам их, как и магии, обучали с колыбели.
Спуститься в фехтовальную залу и наблюдать, как легко, будто бы танцуя (и в самом деле скорее танцуя, чем сражаясь), Эллоиссент отбивает бесконечные кванты и квинты, переходит от атак к контратакам, тоже стало одним из излюбленных моих удовольствий.
Это было чистым наслаждением – видеть его гибкие, сильные, ловкие движения. Слышать звон стали. Наблюдать, как он пляшет в опасной близости от тонкого треугольного лезвия.
Сердце моё в такие моменты трепетало то ли опасения, то ли от надежды, что эта сталь вопьется в его тело, пустит алую, горячую кровь.
Я сама хотела бы сразиться с ним. Сразиться и победить. А после по-звериному торжествовать победу, прорисовывая по белой коже наливающиеся кровяными каплями царапины. Чтобы кровь его остывала на моих губах. Чтобы мои руки чувствовали сопротивление терзаемой плоти.
Человек во мне не соглашался с желаниями твари, во мне живущей. Человек возмущался, ужасался, отказывался принять свою чёрную половину.
Тварь подчинялась. Что ещё ей оставалась делать?
Эллоиссент, несколько раз перехватывая мой пристальный немигающий взгляд, пытался со мной заговорить. Но я сразу же разворачивалась и уходила.
Не знаю, чего я боялась больше. Того ли, что он прочтёт мои тайные мысли или желания? Или того, что я могу попытаться осуществить их на деле?