То утро выдалось солнечным и свежим. Весна врывалась в распахнутые окна ветром, наполненным горьким запахом поздней сирени. Легкомысленные солнечные зайчики скакали с места на место, вычерчивая на плиточном полу дополнительные узоры.
После разминки все выстроились по боевым линиям, приняв боевую стойку.
Учитель ровным голосом вещал:
– Фехтование это необыкновенно красивый, изящный и романтичный вид спорта. Но одновременно это и древнее боевое искусство, прекрасное и смертельно опасное.
– Подумать только? – попыталась сдуть со лба непокорную прядь Сиэлла, участвующая со мной в спарринге. – Что тут важнее: "красивое" или то, что "опасное"?
– История фехтования уходит вглубь веков. Уже у древних людей была книга о принципах упражнения с оружием. В Фиаре и Антрэконе именно фехтование получило известность, как зрелищное искусство. В Черных землях созданы целые школы по владению холодным оружием. В Эдонии оно есть непременный элемент воспитания, и носит, как вам известно, классовый характер.
– Он нарочно зудит? – увернувшись от выпада Сиэллы, скривилась я.
– Учит нас не отвлекаться на мелочи.
– Бездна! Тут хочешь-не хочешь, поневоле прислушиваешься к его болтовне.
– Рапира, коей вы имеет честь сражаться, есть разновидность шпаги, – продолжал учитель. – Она слишком легкая для того, что нанести ею рубящий удар. Поэтому рапира способна только колоть.
– Конечно, без него мы этого не знали? – первый раз переходя от защиты к наступлению, выдохнула Сиэлла.
Она уже начала уставать и делала досадные промахи. Я не спешила ими пользоваться. Давала ей фору.
– Клинок рапиры граненный. Поскольку тонкое острие легче воткнуть в отверстие или щель лат, то клинок классической сабли, предназначенной рубить, сузили. В результате модификации оружие значительно потеряло в весе, зато теперь дамы могут участвовать в сражениях. В то время как древняя классическая сабля была бы им не по плечу.
Выбив оружие из рук Сиэллы, я положила конец нашему с ней поединку.
Отсалютовав противнику, направилась к выходу. И уже в дверях столкнулась с Эллоиссентом.
Причина его опоздания была очевидна. От него за версту несло вином и пряными женскими духами.
– Маэра? – вежливо поклонился он мне.
Я попыталась его обойти, но Эллоиссент заступил дорогу.
– Похоже один только мой вид способен испортить тебе настроение, кузина? За что такая немилость? Чем я тебя обидел?
– Не воображай о себе много, мне нет до тебя дела. Дай пройти.
– Подожди убегать, – сжал он мою руку. – У меня интересное предложение.
– Интересное? Сомневаюсь.
– Устроим поединок со ставками?
– Что это такое?
– Если в спарринге выиграю я, ты меня поцелуешь. Если ты – я выполню любое твоё желание.
Я поморщилась:
– Действительно, ну очень интересно предложение. И совсем неожиданное.
Продолжая улыбаться, Эллоиссент вытащил рапиру, вставая в боевую позицию.
Я первой начала атаку.
Эллоиссент не слишком усердно прикрывался, разыгрывая галантность.
Подобно многим другим он меня недооценивал. К тому же он был пьян.
Серией молниеносных ударов мне удалось быстро загнать его в угол и выбить клинок из его не твердой кисти. Крестообразным движением, рассекая рапирой воздух, я двумя ударами превратила его рубашку в ровные белые ленточки. Ещё замах и грудь противника покрылась тонкими неглубокими царапинами, почти так, как я мечтала.
Короткой подсечкой сбив его с ног, я в следующий момент загнала клинок в пол, впритык к тому месту, от которого любой нормальный мужик, предпочитает держать лезвие подальше.
Обескураженные и разъярённый Эллоиссент волком глянул на меня исподлобья.
Опустившись на одно колено, склонившись к его лицу так, что нас разделяло всего несколько дюймов, я выдохнула ему в лицо:
– Чтобы реально оценить противника нужно иметь трезвую голову. Иначе всё, что ты сможешь делать в оставшиеся сотни лет твоей бесполезной жизни – это только целоваться.
* * *
Платье из бледного серебристо-зеленого шёлка, расшитого мельчайшими, стёртыми в блестящую пыль, драгоценными камнями, мерцающими в складках, будто роса на лепестках, стоило похвалы. Фасон его был предельно прост. Красота заключалась в переливах материи да россыпи драгоценностей. Но стоило облачиться в подобную простоту, как она превращала тебя в фею, явившуюся в мир прямиком из снов.
– Посмотри, как прелесть. Ну, посмотри же! – щебетала Сиэлла. – Не верю, что такое может оставить кого-то равнодушным. Это же настоящее произведение искусства!
Как не старалась я сделать вырез декольте менее глубоким, фасон платья упрямо открывал верхнюю часть груди, оставляя обнаженными плечи.
Горничная присела в реверансе, протягивая последний штрих туалета – веер и мы поспешили вниз, к гостям.
Первые лица прибывших я ещё пыталась запомнить, но людской ручеёк, стекающийся в залу, быстро прискучил свыше всякого терпения.
Люди беспрестанно входили и входили. Каждый что-то говорил. Фраза звучала за фразой, реплика за репликой.
Среди шелков и вееров, магических шаров, запаха духов, пенящихся вином фужеров, я чувствовал себя деревянной куклой. Спина ныла от бесконечных реверансов, ноги ломило от каблуков. Становилось все труднее удерживать на губах неживую улыбку.
Разворот, поклон, улыбка; разворот, поклон, улыбка – пытка мнилось бесконечной.
Поток людей, казавшийся неиссякаемым, все же стал потихоньку редеть. Не успела я порадоваться замаячившей свободе, как предо мной в церемониальном поклоне склонилась неуклюжая юношеская фигура:
– О, маэрэ, – обратился он к Сантрэн, – не сочтите за дерзость восхищение несравненной красотой вашей дочери. Среди блестящих созвездий, которым нет равных, она сияет, подобно солнцу.
Если бы не присутствие Хранительницы, я бы показала этому павлину в перьях настоящее "сияние". Но присутствие Сантрэн вынужденно улучшало мой характер. Я уныло поплелась через залу, "оказывая честь" – открывать танец, именуемый шахриз.
Он состоял из серии семенящих шагов и череды низких реверансов. Скучный, бесконечный, полный достоинств, до легчайшего поворота светский – этикет в хореографическом варианте.
За одним приглашением следовало другое. Кавалеры сменялись. Я ни с кем из них не пыталась быть милой. Напротив, сыпала колкостями, какие только приходили в голову. А голова у меня устроена таким образом, что гадостей в ней помещалось немало. При этом я даже не пыталась затачивать произносимые фразы до уровня остроумия. Позволяла репликам сочиться откровенной злостью, не щадящей самолюбия собеседника.
В ответ же получала одни улыбки.
Может быть они тут всё идиоты? Или им и вправду нравится такое поведение?
Одиффэ Чеаррэ вообще, как я успела заметить, прощалось гораздо больше, чем простилось бы Одиффэ Сирэнно. Дурной нрав здесь оборачивался эксцентричностью, дурной вкус – пикантностью, злой, яростный характер – горячностью и прямолинейностью.
– Прекрасно выглядишь, кузина.
Эллоиссент на бал почему-то предпочёл выглядеть менее безупречным, чем в обыденной обстановке. Волосы у него были растрепаны, рубашка распущена, а щёки лихорадочно пылали.
– Окажите честь, маэра. Подарите мне танец.
– Ты пьян? – возмутилась я, наконец догадавшись, отчего у него такой расхлёстанный вид.
Его ладонь крепко обвилась вокруг моей талии:
– Пошли танцевать. Учти, на сей раз я не приму отказа.
Да я и не думала сопротивляться. Он был единственный, с кем я сама хотела танцевать.
Мы упоённо закружились по комнате. Голову заполнил золотистый туман.
А когда вальс закончился мы выскользнули на веранду и стали целоваться, как сумасшедшие. Его руки почти грубо сомкнулись на моей талии, я цепляла за его плечи, как вьюнок за стену, чувствуя под ладонями горячие толчки сердца, сильные и быстрые.
Между колонами Сиа чертила серебристые полосы.
Мы целовались упоённо, позабыв обо всём.
Эллоиссент обладал редким для юнцов даром умел быть то грубым, то нежным, интуитивно выбирая правильное настроение. От рук его на теле оставались синяки, от поцелуев трескались губы, и голова кружилась всё сильней.
Наполненная дурманящими запахами ночь томила ожиданием чего-то таинственного, к чему я до конца ещё не была готова.
– Что здесь происходит? – надменно прозвучал замораживающий голос Сантрэн, заставивший нас мгновенно отпрянуть друг от друга.
Неторопливо приблизившись, Хранительница Клана окинула нас взглядом.
– Дитя мое, поправь, пожалуйста, платье, – велела она мне.
– И ступай к себе, – добавила она, как только я привела себя в порядок. – А ты, Эллоиссент, следуй за мной.
Так банально закончился столь многообещающий вечер.
Глава 15
ЗАКОЛАР ЧЕАРРЭ
После бальной сцены на балконе Сантрэн чутко следила за тем, чтобы наши пути с Эллоиссентом пересекались как можно реже. Мы с ним почти не виделись. Эллоиссента то и дело заставляли отлучаться из Чеарэта.
Но почти каждое утро то на прикроватном столике, то на подоконнике, то у себя на подушке я обнаружила букетик алых цветов, коробку конфет и другие маленькие, приятные сюрпризы.
Жизнь в Чеарэте протекала отнюдь не в праздности. Дни свои мы проводили в полезных деяниях. С нами занимались лучшие учителя и мастера, обучая теории магии, проводя практические занятия. Ещё были боевые искусства, история, чистописание. Даже вышиванию гладью и крестиком пришлось учиться (подозреваю, то было тайной местью Сантрэн).
Результатом того, что я очень люблю утром поспать, являются бесконечные опоздания. Наставники успели привыкнуть к этой моей особенности и даже не слишком возмущались.
Однажды утром учительскую кафедру вместо привычного учителя занял высокий человек в чёрном.
Блондин, что редкость в семье Чеаррэ.
– Здравствуйте. Извините за опоздание, – сказала я. – Можно войти?
Холодные голубые глаза с неподвижностью рептилии уставились на меня.
– Одиффэ Чеаррэ, если не ошибаюсь?
Голос был таким же неприятно-замораживающим, как и взгляд.
– Да, маэстро.
– Вы, маэра, видимо из тех людей, кто считает, что дисциплина существует лишь для того, чтобы её нарушать?
Наши взгляды встретились. В зелёных глазах незнакомца читалась не просто неприязнь, а почти ненависть.
– Могу я сесть, маэстро? Или вы предпочтете, чтобы я покинула класс?
– Входите, маэра. Присаживайтесь. Для вас повторюсь: мы обсуждаем меру ответственности у власть имущих и чувство вины.
Ледяной взгляд вновь обжёг меня ненавистью. Будто обвинял в чём-то.
– Что это за тип? – шепотом спросила я у Астарэль, устраиваясь за партой.
– Заколар Чеаррэ, – прозвучало в ответ.
Жуткий тип возвышался над притихшим классом как жертвенный алтарь над чёрными магами.
– Ни для кого из вас, дорогие племянники и племянницы не секрет, что моё появление в доме является предвестником бед. Как и Теи Чеаррэ, прозванный вами за глаза Стальной Крысой, я отвечаю за безопасность Клана.
В классе было двадцать семь человек, но даже звуков дыхания не было слышно. Все мы напряженно вслушивались.
Что и говорить? Держать внимание Заколар умел.
– Итак, в контексте нашего разговора вопрос первый. Если вы погибнете при тех или иных обстоятельствах, кто в этом виноват?
– Зависит от того, кто поспособствовал печальному событию, – попробовал ответить Керриаль.
– Ответ не верный, племянник. Ваша гибель – это целиком и полностью ваша вина. Ответственность за свою жизнь в первую очередь несёт сам человек. Беспечность, порожденная тем, что мы не смогли вовремя отразить нападение, предвидеть опасность или отразить её – это наша вина. Только глупец ждёт защиты. Человек разумный обеспечивает её себе сам. Ожидая снисхождения от противника, вы зачастую подписываете себе смертный приговор. В драке, как и в жизни, нужно готовиться к наихудшему развитию событий и соответственно реагировать. Обучая, я не собираюсь ни опекать, на щадить вас. Возможно, кому-то из вас я могу показаться жестоким? Но придёт время, и вы поймёте – мои уроки были лучшими. Вопрос второй: если вам обманули, чья в том вина?
– Исходя из вышеизложенного – целиком и полностью наша?
– Верно. Потому что доверять людям нельзя. Никому. Никогда. А в первую очередь тем, кто стремится к одной с вами цели. Нельзя заключать союзы и с противником.
– Если так следует относиться к союзникам, что же тогда делать с врагами? – спросил кто-то.
– Нужно стремиться к победе, – прозвучало очередное предположение.
– Не следует стремиться одержать победу над врагом, – сказал Заколар. – Врага нужно не победить, а уничтожать. Без пощады. И как можно быстрее.
У меня возникло стойкое ощущение, что где-то это всё я уже слышала.
На самом деле я не на минуту не забывала от кого и где. С практической точки зрения данная философия ни разу меня не подвела, но в глубине души всё равно мне не нравилась.
– А как же милосердие, маэстро? – возмущенно возразила Сиэлла.
Заколар волком глянул в её сторону:
– Хваленое милосердие? Оно есть не более, чем непростительная слабость. Я не говорю, племянница, что подобная точка зрения должна распространяться везде и всюду. Нет. Она обязательна лишь для лидеров. Лидер обязан быть жестоким. Не можешь, не хочешь быть таковы – отправляйся печь хлеб или шить платья. Вам нужны примеры, подтверждающие правильность подобного постулата? Извольте! За последние годы мы проявили непростительную слабость. Исходя из туманных соображений гуманности, щадя жизни простонародья, позволили Дик*Кар*Сталам захватить часть земель, которые должны были принадлежать Эдонии. И что в итоге? Простонародье всё равно гибнет, а земель у нас нет.
Эллоиссент поднял руку, привлекая к себе внимание:
– Если я правильно уловил суть сказанного, вы пытаетесь до нас донести мысль, что для достижения цели хороши все средства?
– Именно так.
– Тогда я хотел бы напомнить вам ещё одну историю, маэстро.
Заколар облокотился на кафедру с усталой грацией. Он, видимо уже знал, о чём пойдёт речь.
– Думаю, не ошибусь, предположив, что речь пойдёт о твоём брате, Эллоиссент?
– Пять лет назад вы убедили родителей отпустить с вами Треймэра в Синие Горы. Вы отправили брата в Клан Черных Пантер, к Грейстону Рэйфрэ, игнорируя возражения отца о том, что брат не готов и что он не справится. А через полгода мы его похоронили. Исходя из вашего монолога, Закалар, получается, что в случившемся виноват сам брат?
– Вы все в курсе этой истории?
Заколар обвёл взглядом класс и повернулся к говорившему.
– Твоего брата честно предупреждали с чем ему придётся иметь дело. Он знал, что помимо всего прочего ему придётся оказывать весьма специфические услуги. Альфа пантер предпочитал красивых мальчиков дамам… вы уже не маленькие и должны понимать, что это значит. Треймэр, во всяком случае, делал вид, что понимал.
Бледные щёки Эллоиссента вспыхнули лихорадочными пятнами. Он был напряжён, как струна.
– Раз ступив на определённый путь нельзя с него сходить, – тихим голосом продолжил Заколар. – Притворяясь гомосексуалистом нельзя позволить себя влюбляться в женщину. Даже тайно, как сделал это твой старший брат. Он прокололся. А потом допустил ещё худшую ошибку, когда даже не попытался скрыться, а вместо этого стал разыгрывать из себя спасителя бедных девиц. Совершая действие будь готов отвечать за последствия. Я не мог позволить подставляться другим, расплачиваясь за его ошибки. Твой брат совершил ошибку – он заплатил за неё. Я скорблю о том, что Треймэра больше с нами нет. А ещё больше я скорблю о неправильно сделанном мною выборе. Я доверял твоему брату. Я выбрал его. И я ошибся в нём. – Заколар навис над Эллоиссентом чёрном тенью. – И вот теперь у нас война с оборотнями.
– Война с оборотнями не имеет никакого отношения к поступкам Треймэра. Ты выбрал брата вовсе не потому, что доверял ему – ты просто сводил счёты с моим отцом. Ты бессовестно, планомерно и жестоко подставил моего брата, а теперь стоишь тут и рассуждаешь о вине и ответственности, справедливости и милосердии.
– Эл, полегче! – попытался остановить его Изейнфрэс.
Заколар скрестил руки на груди, не сводя с Эллоиссента змеиного взгляда:
– Я действительно не разделяю убеждений твоего отца, и мы зачастую стоим с ним в оппозиции. Но если ты считаешь, что я мог сознательно поставить под угрозу жизнь кого-то из Чеаррэ, что личная месть могла встать для меня выше интересов моей семьи – ты ничего обо мне не знаешь. На этом разговор о Треймэре завершён. Но я вот что скажу вам всем: независимо от того, уважаете вы меня или нет, разделяете мою позицию или нет, на занятиях вы будете мне подчиняться беспрекословно. Пререканий я не потерплю.
Заколар тренировал нас лично, муштруя без снисхождения и пощады.
Племянники роптали. Тихонько. Когда дядюшка не слышит. Но, как и был предсказанно, подчинялись.
Заколар настаивал, чтобы мы дрались только оружием, без магии. Поэтому в начале тренировок на шею надевали ошейники, затрудняющие использование магии. Она не блокировалась, просто отдача мерзко била по нервам, делая больно в прямом смысле слова.
Когда меня поставили в пару с Астрэль, я гордо отказалась драться. Противник казался недостойным.
– Позвольте полюбопытствовать, Одиффэ, когда и у кого успели вы выйти на такой блестящий уровень?
Я в ответ лишь насмешливо улыбнулась, уверенная в своем превосходстве.
– Ну, хорошо. Изейнфрэс, – кивнул Заколар парню, – ну-ка, давай полюбуемся талантами юного дарования? Становись в стойку. И только попробуй драться в пол силы.
Изейнфрэс, томный, изнеженный, как миндаль в шоколаде, никогда не казался мне серьезным противником. Но парень в одной мгновение преобразился. Не прошло и минуты, как я полностью ушла в оборону, даже не помышляя об атаках.
Лезвие клинка мелькало близко, рядом, и только благодаря самоконтролю его владельца мои уши оставались на месте. Зато на пышных фестонах рубахи замелькали прорехи, а сама ткань начала прилипать в покрывшейся потом коже. Взятый темп был для меня слишком высок.
– Довольно! Дай ей передышку, – смилостивился Заколар.
Я опустилась на колени, уперев руки в пол.
– Ну? Отдышалась? Поднимайся. Бери клинок. Ступай к Астарэль.
Астрэль без всякого снисхождения к моей зарвавшейся особе тоже заставила меня хорошенько попотеть.