– Меня тошнит от твоих скользких игр, Миарон, – дрожа то ли он гнева, то ли от страха, процедила я. – Думаешь, я стану торговаться за свою жизнь?
– А ты думаешь, что не станешь? – рассмеялся он мне в лицо. – Почему бы и нет? Это было бы логично. Ведь я единственный, кто может помешать планам Заколара. Единственный, кто способен помочь тебе избежать своей судьбы.
– А если я предпочту встретиться с нею один на один и попробую одержать победу?
– Забавный у тебя план. Но ты ведь это не всерьёз? Каким образом ты планируешь сражаться после того, как тебя распнут на алтаре? Да ещё в таком вот украшении из ртутного серебра, что я недавно снял с твоей лебединой шейки? Всё это не более, чем глупая бравада. Так что я бы на твоём месте уже начал торг.
– Но я – не ты! – с отвращением процедила я.
Человеческая рука со звериными когтями сомкнулась вокруг моей шеи, парализуя не хуже укуса змеи.
Миарон вновь притянул меня к себе:
– Взгляни на меня! А теперь посмотри на себя в зеркало. Смотри трезвым, непредвзятым взглядом, так, как на тебя смотрят другие. Ты – слаба, Одиффэ! А слабый в этом мире может выжить лишь единственным способом – найти себе сильного покровителя. Но никто никому ничего запросто так не даёт. Я согласен помочь. И я назвал свою цену.
Мускул дрогнул на его лице, выдавая вспышку эмоций:
– Хочешь жить, Красный цветок? Стань моей любовницей, и я вытащу тебя из этого дерьма. Скажешь нет – и разбирайся сама, как знаешь. Я в любом случае найду, чем развлечься.
Наши взгляды встретились.
И я ответила прежде, чем поняла, что делаю:
– Нет.
Миарон издал короткий смешок.
Трудно сказать, что стояло за долгой паузой и за его взглядом. Злость? Веселье? Оскорблённое самолюбие?
– Как дерзко, – покачал он головой. – А если я начну тебя пытать?
Высокомерным фырканьем я выразила всё, что думаю по этому поводу.
– Вот не надо так. – Черты его заострились, сделавшись непривычно жёсткими, а голос, несмотря на обволакивающую мягкость, зазвучал угрожающе. – Тебя же никогда не пытали? А я, как ты наверняка помнишь – садист, зверь и законченная сволочь. Хотя, знаешь, есть нечто в моей натуре, запрещающее мучить женщин. По крайней мере – физически. Вы такие хрупкие создания, что это лишает процесс удовольствия. Зато остается моральный террор. Тут ограничений нет. Не стоило тебе давать ответ в такой категоричной форме, Одиффэ. И стоило бы хотя бы на секунду задуматься.
– Тут не о чем задумываться, – тряхнула я головой. – Я видела, какой секс тебе нужен. Мне нечего тебе предложить.
– Глупая маленькая девственница, ты же понятия не имеешь, о чём говоришь. Твоя непоколебимость происходит из твоего невежества. Считаешь близость со мной ужасней, чем муки жертвы на кровавом алтаре? Твоё право. Возможности передумать у тебя не будет. Как ты однажды уже сказала – рассчитывать теперь можешь только на случай, удачу и саму себя.
Он отступил и мне сразу сделалось до озноба холодно.
Одна половина меня отказывалась верить, что Миарон сможет просто спокойно отойти в сторону и смотреть, как меня разрывают на части.
Вторая, более рациональная и трезвая, не сомневалась – именно так он и поступит.
Первая в истерика требовала немедленной капитуляции. Что для меня, выросшей в борделе, девственность и глупые принципы?
Ладно, допустим, что значение они всё-таки имеют, но ведь значат не больше собственной жизни?
Дело не в девственности. Принципы тут иные: я не буду играть по правилам, которые этот азартный игрок пытается мне навязать.
Не буду – и точка!
Разумнее всего с моей стороны на этом было бы закончить наш разговор.
Но, признаться, я страшилась его окончания.
– Если ты не улавливаешь в чём-то логику, это не значит что её нет, – сказала я. – Для меня тебя слишком много, Миарон. Ты слишком взрослый, слишком тёмный, слишком сильный. Всего – слишком. А ещё на тебе кровь Дэйрека.
– Избавь меня от признания в том, что ты никогда не будешь мне принадлежать, даже ради спасения собственной жизни. И все только потому, что я чудовище, – цинично произнёс он. – Ты правильно заметила – я слишком стар и мудр, чтобы выслушивать подобный бред. Дело не в Дэйреке. И не в моём, недотягивающим до твоих высоких стандартов, моральном облике. Дэйрек для тебя имел значение ровно настолько, насколько ты могла его использовать. Ты и живого его ни в грош не ставила, а уж мёртвый он для тебя вообще – пшик. Память о нём давно заброшена в дальний ящик твоего сознания.
– Ты не прав!
– Я всегда прав, – отрезал он, пресекая мои попытки добавить ещё хотя бы слово. – Между нами с тобой стоит не мёртвый, а живой. Не безродный, обыкновенный, по-мальчишески искренне, но безнадёжно влюблённый в тебя человеческий детёныш. Нет. Это беспринципная и наглая, дешёвая подстилка – Эллоиссент Чеаррэ.
Не ожидающая такого поворота, я буквально онемела, глядя на Миарона широко открытыми глазами.
Это было туше. Удар был нанесён так неожиданно и мастерски, я не успела закрыться.
Все мои эмоции была написаны прямо у меня на лице.
Миарон больше не улыбался:
– Итак, твоё молчание говорит громче всяких слов. Причина твоего отказа вовсе не во мне. И не в моих, как внешних, так и внутренних, достоинствах или недостатках. – Глаза Миарона ехидно сузились. Голос звучал как чистый елей. – Да, я, кажется, забыл упомянуть? Твой несравненный, прекрасный Эллоиссент находится здесь. С нами. Да, да! – продолжал он глумливо ухмыляться. – Герой твоих сладких девичьих грёз совсем рядом. Скажу тебе даже больше – он пришёл сюда за тобой в надежде спасти тебя от своего злого-злого дядюшки. Но вот беда! Злой старый дядюшка, как и следовало ожидать, оказался умнее и расторопнее благородного племянника, и теперь белый рыцарь томится в подземелье злобного оборотня. Он полностью зависит от моих капризов. А после нашего с тобой, отнюдь не приятного для моего самолюбия разговора, у меня есть желание страшно раскапризничаться. Ты можешь дерзить сколько угодно, мой ядовитый плющ – я не бью женщин, особенно юных. Но ничто не помешает мне выместить досаду на мальчишке.
– Какая же ты мразь! – прошипела я, сама себе до безобразия напоминая змею, у которой с зубов сцедили яд.
– В своём падении я достиг дна ещё задолго до твоего рождения, моя прелестница, – скучающим тоном протянул Миарон. – Морально разложился, так сказать.
Я неподвижно застыла на стуле, словно каменное изваяние.
Свечи, стоящие между нами на столе, дрожали, рассеивая вокруг мягкий, неровный свет. Комната выглядела обманчиво спокойной и уютной.
– Я согласна.
– Согласна? – изобразил Миарон изумление. – С чем?
Губы сделались непослушными и холодными, будто я к ним только что лёд приложила:
– Не с чем. А на что.
– И на что же ты согласна? – сладким голосом пропел он.
– Согласна стать твоей любовницей! Ты же этого хотел?!
– Не совсем, милая. Видишь ли, в постели мне нужна горячая любовница, а не страдалица, свершающая подвиг.
– Так чего ты от меня хочешь?! – взорвалась я.
Его тихий смех для моих взвинченных нервов был словно соль на рану:
– Оставайся хранить свою добродетель, моя свирепая прелесть. Помнится, девственницы всегда вызывали во мне оторопь. Я ценю опытность больше невинности. И, как ты мне абсолютно верно напомнила, я слишком стар, чтобы изменять привычкам. Так что вернусь-ка я к своим мальчикам. А для начала пообщаюсь с твоим рыцарем в сверкающих доспехах.
– Ты!..
Я не хотела срываться на крик, но у меня не получилось.
Я вопила, как истеричка в припадке:
– Ты! Больной извращенец! Оставь Эллоиссента в покое!
– Уверен, он будет польщён тем, как горячо ты его защищала. Хотя будь я на его месте – скорее бы огорчился. Не дело женщины защищать мужчину. Это болезненно для самолюбия последнего.
– Кто бы тут рассуждал о мужестве! Жалкий мужеложец!
– Благодарю за сочувствие, – насмешливо склонил он голову. – А насчёт того, что касается Эллоиссента? Если ты думаешь, что я собираюсь насиловать любовь твоей жизни, поспешу тебя успокоить – я не стану этого делать. За триста лет моей бурной сексуальной жизни я никогда и никого не насиловал. Это скучно и банально. Обольщение куда интереснее.
– У тебя ничего не выйдет. Эллоиссент не такой, как ты!
– Ты права. Он не такой, как я. Мы разные. Для меня не существует морали и нравственности – только игра страстей и блики желаний. А он – Чеаррэ. Любой из них преступит через что угодно и через кого угодно если это будет способствовать их выгоде, усилению влияния или власти. Я – игрок, он – стратег. И в отличии от тебя, моя маленькая глупая дурочка, такие, как он, никогда не поставят чувства не то, что выше жизни – выше банального расчёта.
Неприятно рассмеявшись, Миарон откланялся и покинул комнату, осторожно прикрывая за собою дверь.
Глава 23
МУЖСКИЕ ИГРЫ
Как ни странно, но с утра я чувствовала себя даже хуже, чем накануне вечером.
Очнувшись от сна, с удивлением увидела у своей постели отца.
В обыденной обстановке он показался мне даже большим незнакомцем, чем до этого в пустыне. Обожженная немилосердным солнцем кожа, широкий разворот плеч, сильное волевое лицо с квадратным подбородком – всё в нём излучало уверенность в себе и было для меня чужим и чуждым.
– Привет, – улыбнулся он.
– Привет, – отозвалась я. – Вижу, тебя выпустили из темницы? Мои поздравления.
Он кивнул:
– Наш общий тюремщик настолько уверен в себя, что может позволить себе любые игры.
Санрэно не сводил с меня задумчивого взгляда, полного грусти:
– Я не знал, что вы с ним знакомы.
– Ваше знакомство с ним для меня тоже неожиданность. Не думаю, что стоит это обсуждать.
– Та права. И без того времени мало. А многое нужно сделать успеть.
– Ты уверен, что нас не подслушивают? – на всякий случай спросила я.
– Уже неважно. Другой возможности поговорить всё равно не будет.
– Что такого важного ты хочешь мне сказать?
– Одиффэ, там, у алтаря, у тебя будет только один шанс спастись. И только один способ. Ты должна открыть Врата Бездны.
Я потёрла виски. Голова совсем разболелась.
– Не то, чтобы я была категорически против, но, откровенно говоря, я понятия не имею, о чём ты говоришь. Какие Врата Бездны? И как их открыть? А главное – для чего?
– Врата – это портал, открывающий проход на границу между мирами. Шагнув за Грань, можно шагнуть куда угодно.
– Очевидно и логично, – усмехнулась я. – Но эта ложка мёда, как я понимаю? В чём бочка дёгтя?
– Тот мир практически неизвестен. Да и как иначе? Слишком энергозатратно проникновение на Грань. Для открытия Врат требуется целый ковен магов. А ещё никто не знает, какая сила и с какой скоростью способна проникать из-за Грани в наш мир. Но тебе под силу перешагнуть этот рубеж! Это у тебя в крови.
– Я не хочу снова выслушивать бред про Хозяйку Межи. Я в это не верю.
– Придётся поверить. Потому что это твой единственный путь к спасению. Рискни, Одиффэ! Иного способа вырваться из цепких рук Заколара просто нет. Ели ты меня послушаешь, сможешь не просто уйти – оторвёшься от охотничьих ищеек!
– Как это сделать?
– Тебе потребуется формула плетения заклинания. И жертва для его выполнения, – добавил он после секундной паузы. – Формулу ты выучишь, – вложил он мне в ладонь свернутую трубочкой бумагу. – Что же касается жертвы – я готов вызваться добровольцем. Подожди возражать! Выслушай сначала. Если меня не убьёшь ты, это сделают они – Заколар, Грейстон, или кто-то другой. В живых меня не оставят в любом случае и при любом раскладе. Нет нужды умирать нам обоим там, где у одного есть возможность выжить. Опереди их! Используй энергию моей жизни для того, чтобы освободиться.
– За кого ты меня принимаешь?! – скривилась я с трудом подавляя отвращение, вызванное его словами. – Думаешь я, не дрогнув, смогу убить родного отца? Пусть даже такого дрянного, как ты?!
– Ты должна это сделать.
– Это даже звучит, как безумие!
– Я ничего не дал тебе своей жизнью. Ничего не сделал для твоего благополучия. И это именно моя ошибка привела тебя в Город Крови, к Алым Алтарям. Так дай мне искупить вину и спасти свою душу. Принесённая жертва даст мне надежду на искупление, а тебе – возможность вырваться и победить врагов. Сделай то, что нужно, Одиффэ. Иначе никак.
– Да даже если так десять раз правильно – я не могу. Понимаешь? Не могу! И – не хочу. Мне приходилось убивать. Это было омерзительно. Даже несмотря на то, что я тогда была в полусознательном состоянии, почти не понимала, что творю – всё равно ужасно. А теперь ты хочешь, чтобы я спокойно вонзила ритуальный нож тебе в сердце?!
– Я хочу, чтобы ты выжила. Любой ценой. Даже такой.
– Не всегда выживание стоит тех усилий, которых оно требует. После некоторых поступков жить уже не стоит. Кем, по-твоему, я стану, убив родного отца?
Мы смотрели друг другу в глаза, и вдруг жуткая мысль зародилась в моем сознании: демоном!
Я стану тем самым демоном, к которому он взывал с самого начала.
Всё спланировано и идёт точно по плану. Впереди очередная инициация. Мать принесли в жертву, чтобы пробудить мою силу. А отца я должна убить сама, чтобы сделать выбор и скрепить договор кровью.
Глядя в порочное и сильное лицо человека, стоящего передо мной на коленях, я поняла, что моя догадка правильная. Санрэно Сирэно избрал свой путь ещё до моего рождения и не спешил сворачивать с него.
Он не в чём не раскаивался. Он лишь стремился довести начатое до конца.
Но так причудливо, загадочно, противоречиво сердце человеческое, что Тьма, которой он поклонялся в моём лице, тесно переплелась в его сердце с любовью к своему ребёнку.
Я испуганно от него отпрянула:
– Оставь меня. Уйди. Пожалуйста.
– Не могу, – глухо прозвучало в ответ. – Прости.
Санрэно тяжело уронил руку мне на плечо, тихонько его сжимая:
– Выучи формулу, – шепнул он. – А сейчас, – произнёс он громче, – сейчас я должен сделать то, ради чего меня к тебе пустили.
Встретив мой недоумевающий взгляд, отец пожал плечами:
– Показать тебе кое-что по приказу нашего гостеприимного хозяина, – не без сарказма закончил он.
Я напряглась:
– Что показать?
– Как он ладит с твоим дорогим Чеаррэ.
– В каком смысле – ладит?
– В традиционном для подобного союза.
Его слова отозвались новой болью в моей раскалывающей от мигрени голове.
Не может быть! Я, наверное, что-то не так понимаю. Не мог Эллоиссент обеспечить Миарону столь лёгкую и быструю победу в нашем с ним противостоянии!
От одной только мысли об этом делалось до того тошно, что жить не хотелось.
На лице Санрэно читалась жалость.
– Что ты хотел мне показать?
– Не хотел. Мне велели.
– Показывай уже! И покончим с этим.
Санрэно, коротко кивнув, пригласил меня следовать за ним в бассейн.
– Во время заклинания не касайся воды. Это опасно, – предупредил он.
Я кивком дала понять, что услышала его слова.
Голос Санрэно зазвучал напевным речитативом, и вода в бассейне начала меняться.
Сначала в ней закачались пузырьки, как в игристом шампанском. Их становилось всё больше и больше, так что под конец казалось, что вода буквально вскипела.
А потом в одну секунду поверхность сковало льдом.
Я вскрикнула, то ли от неожиданности и испуга, то ли от восхищения мастерством мага – у ног моих лежало идеальное гладкое зеркало.
Несколько секунд мы отражались в нём в полной рост. А потом зеркало показало нам другую картинку.
Комнату освещало с десяток свечей. Свет словно концентрировался на огромном ложе, которое делили Миарон с Эллоиссентом.
Распущенные волосы оборотня ниспадали тяжёлым блестящим шёлком. Тонкой серебряная цепочка с изображением полумесяца мерцала на его широкой груди.
Эллоиссент лежал под ним, похожий на срезанный цветок. Его белые руки обвивали смуглую спину Миарона, словно побуждая того в любовной схватке действовать смелее и жёстче.
Волосы любовников чёрными змеями вились по спинам, переплетаясь между собой.
Я видела, как Эллоиссент сладострастно вздрогнул, когда острые, как иглы, змеиные клыки Миарона прокололи кожу вокруг его чувствительного соска. Наблюдала, как он млел, пока оборотень медленно, раз за разом, ласкал каждый дюйм его кожи, непристойно алыми губами касаясь шеи, сцеловывая влажные капельки пота с груди, слизывая их с напряжённого от желания живота.
Картины их нарастающей страсти отвращала и завораживала.
Я стояла и, не шевелясь смотрела, как юноша, в которого я влюблена, выгибался под ласками того, кто ещё вчера требовал от меня стать его любовницей.
Голова моя в тот момент была пуста, а в сердце пылало пекло.
Невидимая рука перехватывала горло, не давая вырваться наружу крику невыносимой боли, разрывающей душу на части.
Это была не ревность.
Это было горькое, жгучее, безнадёжное разочарование.
Я так хотела видеть в Элллоиссенте свет!
Я ради него готова была бороться с самой собой, с собственной душой – хоть с целым миром! А он?..
А он всего лишь похотливый мальчик. Всё остальное про него я просто выдумала.
Я до такой степени сильно вонзила ногти себе в ладонь, что с рук вниз закапала кровь. Стоило капли коснуться льда, видения рассеялось.
Когда-то чернь жгла в огне моё тело.
Теперь маги-аристократы заставили гореть огнём мою душу, испытывая все оттенки боли.
Наверное, это – нормально. Я просто маленькая дикарка? Вот стану взрослее и пойму, что переживать из-за чужих интрижек глупо.
А пока нужно просто дышать. Глубже. Легче.
Хотя как-нибудь дышать.
И терпеть, пока боль ярким пламенем полыхает в сердце.
Порок и тьма правят миром. Ну, что ж? Хотели вы демона? Я готова им стать.
– Одиффэ?..
– Всё в порядке, – отшатнулась я от протянутой ко мне отцовской руки. – Иди к своим подельникам. Скажи, что выполнил свою часть работы.
Я понимала, что мой мучитель появится с минуты на минуту. Торжествующий и ужасно довольный собой. Мне оставалось только держать удар, по возможности скрывая нанесённую им глубокую рану.
Его появление я угадала безошибочно – кожей ощутила.
На лице оборотня играла та самая улыбка, что мне и представлялась – довольная, ехидная, удовлетворённая.