Лииса придвинула табурет, на который я тут же села, и вдвоем с Тайей они принялись укладывать мои солнечно-каштановые локоны в свадебную прическу, скреплять ее золотыми и серебряными заколками. В течение получаса еще влажные волосы превратились в цветочную поляну. Закончив, служанки водрузили мне на голову фероньерку с фатой, я впилась взглядом в собственное отражение, силясь запомнить себя такой. Это ведь я! Не серая мышь, которой надо из шкуры вон лезть, чтобы стать хотя бы симпатичной, а я настоящая, природная!
Жаль, что нет фотоаппарата, чтобы запечатлеть мгновение. Стоило закрыть глаза, и по ту сторону сомкнутых век сияли самоцветы, преломляющие солнечные лучи, на стенах танцевали разноцветные блики.
После церемонии мне надлежало переодеться в красное, а к вечеру сменить его пурпуром, давая понять, что я принимаю цвета мужа. Стараниями Саяни свадьба, которую я так боялась, начала превращаться в праздник.
Не сдержавшись, я повисла на ее шее и прошептала, еле сдерживая слезы счастья:
- Спасибо, Саяни! Это волшебно!
Княгиня остолбенела, коснулась моей спины и сказала с укором:
- Вианта, держи себя в руках!
Я отстранилась, кивнула. Да, аристократке не подобает так себя вести. Но как сдержать радость? Она будто солнце, восходящее над холмами, чуть поднимется - и брызнет лучами, одарит светом просыпающийся мир. Оля, попала ты в тело экзальтированной нимфоманки, причем "попала" - в обоих смыслах.
Еще раз глянув в зеркало, я увидела пластину Незваного и невольно накрыла ее рукой, покосилась на служанок, сняла артефакт и отдала Саяни:
- Пусть у тебя пока побудет, она не подходит к наряду. Заберу, когда переоденусь в красное.
Саяни кивнула и обратилась к Тайе:
- Ступай к Ратону, говори, что мы идем, пусть готовится.
* * *
Саяни играла роль матери и вела меня к жениху, который ждал в бальном зале. Из-за приоткрытой двери - огромной, с золоченой ручкой - доносился гомон гостей.
Чем ближе к двери, тем волнительней. Нет-нет-нет, это не со мной, я снова сплю и вижу себя другой. Платье с самоцветами, прическа в виде цветочной поляны, бриллианты - разве такое бывает? Разве могу я - быть самой прекрасной женщиной на земле?
Наверное, так же чувствовала себя Золушка на собственной свадьбе.
Переступив порог, я ощутила себя маленькой и беспомощной. Громыхая стульями, гости встали и смолкли, воцарилось гробовое молчание. Ратон, Леон, заменяющий его отца, Арлито и писец с родовой книгой повернулись к нам. На Ратоне был пурпурный кафтан с рукавами, разрезанными на локтях и свисающими до пола, пурпурная шляпа в виде лодки. Арлито облачился в черно-белый - цвет ордена.
Поравнявшись с Ратоном, я подняла голову, слегка улыбнулась. Мы остановились друг напротив друга, между нами встал Арлито, торжественно спросил у Ратона, хочет ли он взять меня в жены. Жених ответил не колеблясь, я обмерла, уставившись на мага, точнее, на его шевелящиеся губы. Сейчас он спросит, и нужно ответить утвердительно, потому что включать заднюю уже поздно, раньше надо было думать.
Разум усмехнулся и сказал, что многие невесты очень сомневаются, прежде чем ответить "да". Наконец Арлито проговорил:
- …согласна ли ты стать женой Ратона и слиться с ним в единое целое?
Сорвавшееся с губ "да" прокатилось по огромному залу пистолетным выстрелом, и сразу полегчало: патрон холостой, жизнь продолжается!
Я положила руку на согнутую в локте руку Ратона, и Арлито связал их белой атласной лентой, после чего мы трижды обошли зал по кругу. Все это происходило под звон ложек, стучащих по бокалам. Молоденькие незамужние девушки от двенадцати до шестнадцати лет, яркие, как цветы, ходили следом за нами. Когда мы делали последний круг, их было человек пятнадцать.
Возле Арлито мы остановились, маг развязал ленту, отстегнул фату от фероньерки и бросил девушкам, затаившимся за нашими спинами. Я не видела, как они бросились ее ловить, чтоб оторвать по кусочку, только услышала топот и треск рвущейся ткани. Кто-то ойкнул, кто-то извинился.
- Теперь скрепите ваш союз поцелуем! - торжественно объявил Арлито.
Я остолбенела: вспомнился кудрявый мужчина с крупными алыми губами, возле него стояла напуганная Саяни. "Мы всего лишь скрепим сделку поцелуем", - сказал он.
Ратон не обратил внимания на мое замешательство, положил руку мне на талию и привлек к себе, вторую руку положил на затылок и припал к моим губам. В первые секунды я боялась шелохнуться, потом оттаяла и ответила сначала робко, потом - смелее, вскоре голова закружилась и появилось желание забыть о гостях, отправиться в спальню и сполна насладиться женихом, его напористостью и опытом… Неужели он и правда не может радовать женщин? Стоит рассказать ему, что мужчина остается мужчиной, пока у него есть хотя бы один палец.
Ратон отстранился, я приоткрыла рот, часто и тяжело дыша. В голове немного посветлело, я склонила голову и взяла жениха под руку, чтобы исполнить танец жены. Он был проще танца невесты, потому что самые сложные па исполнял Ратон. Двигался он с легкостью балетного танцора: крутился в прыжке, падал на колени и тут же вскакивал, перебирал ногами так быстро, что я едва успевала за ним.
Гости наблюдали за нами, стоя и хлопая в такт музыке. Взгляд скользил по толпе, изредка выхватывая отдельные лица: вот русоволосая девушка, почти девочка, в розовом платье, с прической, как два бублика. Как два дырявых уха Чебурашки. Девочка шевелит губами, закрыв глаза и представляя собственную свадьбу. Красноносый дядька, похожий на филина, с болезненно-розовыми щеками. Женщина с раскосыми глазами, напоминающая напуганную лань…
Ратон остановил меня, я прильнула к нему и положила голову на плечо. Все, танец закончился, дальше начнется всеобщее веселье с плясками и выступлениями артистов - бродячих и не совсем. Ратон может быть свободен, а мне предстоит некоторое время развлекать гостей.
Гордо вскинув голову, я направилась в середину зала, с удовольствием отмечая, что некоторые дамы надели декольтированные платья, чего раньше не наблюдалось, а каждая вторая девушка приталила свой наряд, перенеся оборки на спину. Я - законодательница мод! И это только начало, я помню множество нарядов, до которых здесь еще не додумались. Мысленно я уже открывала ателье для аристократов и придумывала выкройки, вокруг порхали замерщики, и швеи носили разноцветные куски атласа…
В середине зала я сняла деревянные туфли, обитые кожей с золотым узором, и осталась в легких кожаных тапочках. По местным обычаям танцевать с невестой - не только большая честь, но и хорошая примета, у счастливца будет достаток и здоровые дети. Если это неженатый мужчина, у него увеличиваются шансы найти хорошую жену. Претенденту на танец следовало бросить в туфлю серебряный или золотой. Если есть еще желающий станцевать с невестой именно этот танец, он должен удвоить ставку или подождать.
Столы стояли вдоль стен, как и во время помолвки, и на меня спикировал юный граф в сине-зеленом - светловолосый, румяный, курносый, с по-детски пухлыми губами; на его синей приплюснутой шляпе, больше напоминающей дамскую, колыхались сизые перья, целое облако перьев. Возле туфелек он остановился, склонил передо мной голову, приложил к груди руку, поднял ее театральным жестом, бросая пару серебряных монет в левую туфельку. Справа, от столов под балконами, ко мне направился противный барон Рйонд, похожий на одушевленное шевелящееся полено. Господи, только не этот, пусть лучше будет мальчишка!
Барон улыбнулся, и его брылы дернулись, наклонился, кряхтя и согнув колени, и положил во вторую туфлю золотой - бережно, осторожно, будто он - курица, которая только что снеслась монетой. Граф поджал губы, сверкнул изумрудно-зелеными глазами и уронил:
- Надеюсь, следующий танец прекрасная Вианта подарит мне.
Я уже смирилась со своей участью и собралась танцевать с человеком-поленом, но меня спас Ларсо, выросший будто из-под земли. Улыбаясь дерзко и зло, он высыпал в туфельку с серебряной монетой пригоршню золотых, схватил меня за руку, притянул к себе.
Пораженная и напуганная, я не сразу заметила, как он осунулся, постарел, обзавелся черными кругами под глазами. Неужели мучился из-за меня, ревновал, не спал? Грянула музыка, я узнала "Аделию" и закружилась в танце. В этот раз Ларсо держался отстраненно и избегал прикосновений на грани приличия. Он весь был немым укором, страданием, которое не унижает мужчину, а придает его образу некий надрыв, таинственность. Иррациональное чувство вины заставляло опускать глаза.
- Ты жестокая, - процедил он сквозь зубы, притягивая меня к себе. - Но мне нравятся жестокие женщины.
- А ты - бабник, - бросила я, вскидывая голову. - Я видела, как ты целовал блондинку после того, как признался мне в любви. На нашем месте, в нашем жасмине!
Ни мускул не дрогнул на лице Ларсо - ну а что, для него ублажать женщин - естественное состояние.
- Я такой, - кивнул он, отбежал от меня, подхватил на руки, делая поддержку, и продолжил, глядя снизу вверх: - Но ради тебя готов быть сдержанней.
Он говорил совершенно искренне и сам себе верил, и лицо сделал честным-пречестным, я аж не удержалась и, встав на ноги, погладила его по щеке:
- Сейчас ты говоришь так, но уже завтра будешь думать иначе.
Мы отбежали друг от друга и с минуту не могли говорить, все это время Ларсо стремился ко мне, мучился, томился. Когда мы снова сблизились, он мотнул головой и припечатал:
- Нет!
Я снова рассмеялась:
- Только обещать не надо, а то придется потом освобождать тебя от данного слова. Откуда ты знаешь, что будет завтра, кого ты встретишь на пути? Вдруг - настоящую любовь? Ты испытываешь ко мне влечение - не более.
Он опять тряхнул головой:
- Нет, такое со мной первый раз в жизни.
Ларсо посмотрел на меня с такой тоской, что самой стало грустно, будто бы он обнимал меня взглядом перед тем, как проститься навсегда.
Следующий танец был медленным и напоминал обычное топтание на месте, так танцевали в клубах, и на миг мне показалось, что я нахожусь на костюмированном балу. Выйдешь за двери, а там снуют машины и высотки подпирают небосвод. Когда часы пробьют двенадцать, карета превратится в тыкву, и я вернусь к своей болезни, в одиночество.
Но нет! По залу топчутся парочки - молодые и не очень, равнодушные друг к другу и счастливые. Похожий на бревно Рйонд обнимает черноволосую жену Ларсо, девушка с бубликами на голове млеет в объятиях графа, который пытался пригласить меня. Счастливей всех выглядят Саяни с ее блондином, Дарьелем. Спесь облетела с нее, она стала ласковой, трогательной и помолодела лет на десять. Вот бы мне так влюбиться! Не сгорать от страсти, а томиться нежностью, не вспыхивать, прикасаясь, а плавиться воском, как было с Эдуардом.
В мужа влюбиться, что ли? Было бы здорово, только ведь любовь не спрашивает, сама приходит… Голос Ларсо вывел меня из раздумий:
- Как же ты прекрасна, Вианта! - Он остановился и, не таясь, провел пальцем по лбу, носу, коснулся губ. - Давай убежим! Иначе я не смогу тут оставаться, смотреть, как он трогает тебя и смотрит, как на свою собственность. - Последние слова он бросил с ненавистью, будто дротики в мишень, ноздри его раздулись.
- Уже поздно, - прошептала я, снова ощущая желание, которому трудно противиться, к тому же Ларсо так красив!
- Если бы я мог повернуть время вспять, как Аделия…
- Ты же говорил, что веришь в легенду.
Ларсо кивнул:
- …то нашел бы тебя раньше и украл, и ты была бы безраздельно моей.
- А ты собственник и ревнивец, - я вскинула бровь. - Танец заканчивается…
- Я бросил в туфельку пять монет, - с сожалением сказал южный принц. - Ты будешь танцевать со мной и только последний, шестой танец подаришь кому захочешь.
Он говорил таким тоном, что защемило сердце - снова включилась эмпатия, краски поблекли, искрометный праздник превратился в рутину, за пределами которого будет темнота, но так правильнее, чем терпеть унижение…
Это его чувства! Ларсо и правда страдал из-за меня, вот только я была уверена, что это не продлится долго. А может, и продлится, потому что мало кто находил в себе силы противиться его обаянию, он использовал девушек, а тут использовали его и теперь выбрасывают - такое забывать нельзя, надо заполучить желаемое любой ценой. Но вся беда в том, что если будет владеть мной безраздельно, он быстро охладеет. Мысль, что было бы неплохо, если бы он похитил меня, щекотала нервы Вианты, но Ольге не нравилась категорически.
Любители покопаться в людских головах защитили бы на мне не одну диссертацию, потому что Ольга - разумная, трудолюбивая, ответственная - умерла, Вианта тоже умерла, и родилась я - что-то непонятное для меня самой.
Ларсо волновал меня, задевал в душе что-то глубинное, животное, но Ольге пока удавалось держать зверя в узде.
Когда все пять заказных танцев закончились, я выгребла монеты из туфель, отмечая, что Рйонд зол и жует губами - ему жаль бездарно потраченного, сложила их в специальный кармашек на свадебном платье.
Сейчас в деревне Гусятня идут народные гулянья в честь моей свадьбы, наверное, управляющий уже объявил крестьянам мое пожелание - все деньги, которые мне накидают в туфли, я потрачу, чтобы простым людям стало лучше жить. Шесть золотых - для крестьянина сумма заоблачная, как для меня еще недавно - миллион долларов.
Обуваясь, я с сожалением проводила взглядом Ларсо, который обнял жену за талию, что-то прошептал ей на ухо и повел к выходу. Нет, он не посмеет уйти! Это невежливо! В душе заскребли кошачьи царапки - я не хотела терять его, хоть и понимала, что он для меня - минутное убежище от зноя.
Я отошла к столу, где вкушала яства родня Ратона и Арлито, отыскала взглядом Саяни - тетушка отплясывала с Дарьелем нечто напоминающее джигу и выглядела такой счастливой, что я посчитала кощунственным разлучать их даже ненадолго.
Джига закончилась, и раскрасневшаяся, счастливая Саяни прилетела к нам, сдула с лица прядку, выбившуюся из прически, сверкнула глазами:
- Вианта, нам пора менять наряд.
Я поставила пустой бокал, потянулась за красным виноградным нектаром, который привезли специально для меня.
В темном коридоре, пропахшем сдобой, я вздохнула с облегчением - здесь не давило людское внимание, не нависало, как та гигантская люстра.
Саяни изменилась до неузнаваемости, она вела себя слишком раскованно - то ли счастливая любовь так преобразила ее, то ли она выпила лишнего. Передо мной шла не женщина, которой скоро сорок, а порхала девушка, окрыленная счастьем. Ларсо рядом не было, тех, кто желал бы мне зла - тоже, я чуть ослабила хватку самоконтроля, сдавившего горло инстинктам, и сразу же мне передалась радужная окрыленность Саяни. Будто это не она, а я после стольких лет воссоединилась с любимым, и теперь хочется кричать об этом, делиться радостью. Надо же, она способна на такие вулканические чувства, прямо как я нынешняя!
- Саяни, - проговорила я капризным тоном - она обернулась, замерев. - На моей свадьбе самая счастливая - это ты, так нечестно.
Саяни шевельнула бровями и оставила мою реплику без ответа.
- Завидую тебе, - продолжила я, заходя в нашу с Ратоном спальню. - Он на меня даже не смотрит, хоть бы видимость делал…
Саяни развернулась рывком, улыбнулась открыто, по-детски:
- Тебе завидуют и девочки, и старухи, видя, как по тебе сохнет Ларсо. Подражают тебе, придумывают небылицы, что принца Элио приворожил твой друг Арлито.
- Смешно, - оценила я, оперлась о прикроватную тумбочку, где лежало алое платье, покрутила бокалом, глядя на "винные ножки", протянувшиеся по стеклу.
Саяни села на постель, поправила сиреневое платье (после развода она вернула фамильный цвет нашего рода), глотнула своего вина, взяла мой бокал, понюхала с подозрением.
- Как ты это пьешь? Оно ж сладкое до ужаса, а сладость убивает вкус.
- В прошлой жизни я очень любила такое вино, кстати, пила его в день, когда скрепила сделку поцелуем.
- Не жалеешь, что теперь ты здесь? - Она сделала большой глоток из моего бокала, задержала вино во рту, попыталась понять вкус, покачала головой и вернула бокал. - Нет, это не для меня.
- А мне нравится! - Я выпила половину, развернулась к зеркалу, желая насмотреться на себя перед тем, как снять платье сказочной красоты, поставила бокал на пол, к стене - он не гармонировал с одеянием. - Давай не будем звать служанок, сами переоденемся, ты мне поможешь?
Отраженная зеркалом Саяни сняла пластину Незваного, положила на ладонь, пытаясь разобрать иероглифы, и вдруг побледнела, выронила ее и бокал, приложила руку к груди и начала хватать воздух открытым ртом. Сначала подумалось, что она поперхнулась, и я бросилась помогать ей, но так сильно получила по щеке, что отлетела в сторону.
Саяни сползла на пол. Ее голова моталась из стороны в сторону, руки судорожно шлепали по полу, на губах пузырилась розовая пена. Платье задралось, и по-девичьи тонкие ноги дергались.
Что с ней? Она страдает эпилепсией? Надо сунуть ей в зубы палку, чтобы она не откусила себе язык! Пока озиралась в поисках подходящего предмета, судороги у Саяни прекратились, она обмякла, но в сознание не приходила и, похоже, не дышала.
Я схватила пластину Незваного, склонилась над Саяни, попыталась нащупать пульс на шее. В этот момент распахнулась дверь, в спальню ворвались Ратон, Леон и Амиль.
- Что случилось? - спросил Ратон, отшвырнул меня в сторону, поднял на руки бывшую жену, положил на кровать, похлопал по щекам. - Саяни… Саяни?!
Он приложил ухо к ее груди, вскочил, испепелил меня взглядом:
- Она мертва! Леон, зови Арлито!
Незаметно для них я сунула пластину Незваного в кармашек свадебного платья, где звенели золотые.
Глава 10
Найти выход
Не прошло и минуты, как Арлито подбежал к Саяни, лежащей без движения, сделал несколько па над ее головой, грудью, животом, опустил руки, вздыхая:
- Нити оборваны. Она отправилась в Вечный путь.
На пару минут произошедшее выбило меня из колеи, и я ничего не соображала. Слова Арлито будто включили рубильник в голове, и до меня дошло, в какой я ситуации: с синяком на щеке и свежим трупом в одной комнате…
Вряд ли это сердечный приступ, Саяни хлебнула нектар из моего бокала и… И я пила из него! О господи!
- Арлито! - вскрикнула я, схватила его за руку и рухнула на колени прямо в свадебном платье. - Она выпила из моего бокала, вон он, у стены, и упала, а потом из него пила я! Помоги!
- О, пожри их пекло! - Он положил ладони мне на голову, зажмурился и ответил спустя полминуты: - Тебе ничего не угрожает.
Он отступил на шаг, к Ратону. Они оба смотрели на меня: муж - с ненавистью, Арлито - с интересом. Ратон вынул меч из ножен и шагнул ко мне, я вскочила и попятилась, прижимая руки к груди. Арлито схватил князя за кафтан, дернул на себя:
- Остановись! Ты уверен, что виновата - она?
Ратон развернулся к магу всем корпусом, как волк. На его щеках катались желваки, глаза сощурились в две щели.
- Посмотри, Саяни защищалась и ударила ее! - он указал на меня мечом.
Постепенно просыпались чувства. Мне следовало рыдать над умершей тетушкой, ведь я успела к ней привязаться, но жалость глушил страх.
- Зачем мне убивать ее? - проговорила я и ненадолго смолкла, потому что горло свели спазмы. - Она была добра ко мне. Зачем? Да и как? Взглядом?