немигающим взглядом на всполохи огня на потолке. Я сожалел о поспешности своего публичного
заявления. Нужно было сделать это за день до операции, тогда можно было избежать всех этих разом
навалившихся проблем. Если бы от раскаяния люди умирали, то в сегодня я непременно покинул бы этот
мир.
Стемнело. Я вышел побродить по саду. В воздухе пахло туманом и росой. Океан провалился в
темноту, лишь плеск волн и лунная дорожка выдавали его присутствие. Небо черным пледом укрывало
Хайаннис. Луна мягким светом озаряла нежно шуршащую под легким ветерком листву деревьев. В звуках
ночного сада чудилась какая-то своя странная и таинственная жизнь. На фоне ярко освещенного окна
периодически возникал черный силуэт Патрика, с тревогой наблюдающего за моей беспокойной прогулкой.
Я присел у дома на нижнюю ступеньку крыльца, ведущего в сад. Опустил голову на руки и несколько
минут сидел так неподвижно. Из-за моей спины длинным прямоугольником, уползающим в темноту сада,
падал свет от открытой двери. На его фоне моя сутулая фигура выглядела жалко и одиноко. И я, раскачивая
торс взад и вперед, расплакался как ребенок. Рыдал с каким-то странным упоением, выпуская на волю
напряжение всех последних дней. Чувство вины перед Джимом переплеталось с жалостью к себе и страхом
смерти. Я никак не мог справиться с навалившимся на меня гнетом обреченности. Нахлынула смертельная
усталость, хотелось поставить жизнь на паузу и отдохнуть.
Вернувшись в дом, я переоделся в халат и спустился в кухню. Открыв бутылку виски, щедро плеснул
себе в стакан и тут же выпил его залпом, от усталости и напряжения не почувствовав вкуса напитка. Где-то в
затылке бушевал черный смерч бессилия и страха. Перед глазами постоянно стояла наглая ухмылка Броуди.
Мысли о возможной слежке не давали покоя.
Я поднялся в Зимний сад, находящийся прямо под крышей дома. Это была самая высокая точка для
обзора лежащей вокруг территории. Не зажигая свет, стал напряженно всматриваться в темноту. В светлое
время суток из этого окна хорошо была видна дорога до ближайшего поворота Грин-Дюнс-Драйв.
48
Когда глаза немного привыкли к мраку, я заметил огонек сигареты, совершающий движение в
диапазоне вытянутой руки, периодически подносимой к губам курящего человека. Через некоторое время в
темноте появился и свет от мобильного телефона. Сомнений не было: дом под наблюдением.
Я отправил на телефоны Тому и Джиму сообщение о замеченной слежке. Еще постояв минут
пятнадцать, обессилено рухнул в кресло, стоящее поблизости. Рука нащупала в темноте кнопку светильника.
В центре зала, нежно излучая перламутровый свет, зажглась жемчужина, бережно хранимая открытыми
створками гигантской раковины. Зная о моей любви к морю, этот изящный светильник заказал Джим на мое
шестидесятилетие. Диаметр прекрасного светила составлял чуть более метра, и жемчужина, размером с
футбольный мяч, притягивала восхищенные взоры всех, кто ее видел.
Я сидел в кресле до половины четвертого. Полумрак, царивший в комнате, идеально соответствовал
моему настроению. Винчи все это время лежал у моих ног, положив голову на тапок. Его тревожные умные
глаза, казалось, всё понимали и лишь грустно блестели в темноте.
Небо уже начало выходить из предрассветной дымки. При слабом освещении кисти рук стали
пугающе бледные. Старый халат не желал согревать. Тяжело поднявшись, я отправился в спальню. Пролежав
без сна до пяти часов, я вдруг вспомнил о снотворном, которое еще вчера купил в аптеке для меня Рик. Я
накинул халат и последовал по коридору в сторону кабинета. За окном уже рассветало. Слышалась ленивая
перекличка сонных птиц.
Я нашел снотворное в ящике письменного стола и, не читая аннотацию к препарату, по привычке
принял пару таблеток. Вернувшись в спальню, уже через несколько минут я забылся глубоким
беспробудным сном. Я до утра проспал на левом боку, чего мне категорически делать было нельзя. Сердце,
придавленное весом тела, с трудом перегоняло по венам кровь.
Всё, что происходило дальше, я знаю со слов Тома.
Утром, когда в обычное для завтрака время я не появился в столовой, Патрик заподозрил неладное и
поднялся в мою спальню. Найдя меня спящим, он хотел уже удалиться, но обратил внимание на
непривычную бледность, проступающую даже сквозь загар. Он приложил пальцы чуть ниже угла челюсти и
уловил едва ощутимый пульс. Дворецкий попытался меня разбудить, но тщетно.
Патрик заранее получил необходимые инструкции на случай подобной ситуации и, следуя им, сразу
позвонил Тому и Джиму. Для всех остальных он должен был сообщать, что я неожиданно вылетел в Европу.
Доктор выехал к Хайаннис, по телефону давая Патрику необходимые распоряжения. В доме имелось
необходимое медицинское оборудование, заранее приготовленное на этот случай…
Прибывший Фредриксон подключил меня к аппарату искусственного дыхания.
Задачей Тома было доставить меня в лабораторию таким образом, чтобы этого не заметили
следившие за домом люди. В гараж дома въехал фургон с логотипом химчистки. В нем без проблем
поместилась каталка с моим бессознательным телом вместе с подключенным медицинским
оборудованием.
Убедившись, что за машиной нет слежки, меня доставили в лабораторию. И я оказался в надежных
руках Георга Дитте.
Исследования показали, что пациент в глубокой коме. Состояние было стабильным, поэтому Джим
принял решение ждать подходящего донора мужского пола, и это ожидание затянулось на целых десять
месяцев.
ЧАСТЬ 2
Я очнулся от страшной головной боли, словно тысячи игл беспощадно барабанили по моему
несчастному мозгу. Боль была адской, и из груди вырвался не то стон, не то хрип.
Откуда-то справа доносилось монотонное пиканье, раздражающее самим своим существованием.
Каждый пронзительный писк этого аппарата бил по болезненно обостренным нервам. Слева, совсем рядом,
послышался шорох, настолько стремительный, что до моего лица и руки докатилось легкое движение
воздуха – и через секунду раздался звук захлопнувшейся двери. Я с неимоверным усилием приоткрыл
веки. Яркий белый свет, удвоенный белизной стен, больно резанул по глазам, заставив зажмуриться на
несколько секунд. Я упрямо повторил попытку.
Через пару минут в помещение быстрым шагом вошел одетый в зеленую спецодежду врача очень
высокий и крупный мужчина. Лукаво прищуренные глаза смотрели на меня восторженно, щетка усов
мастерски скрывала улыбку. Следом за ним в дверь бесшумно проскользнула невысокая женщина в форме
медсестры.
Я попытался попросить выключить в комнате свет, но губы даже не пошевелились. Голова кружилась,
как после сотрясения мозга. "Что за черт! – думать было нестерпимо больно. – По голове мне, что ли, кто-
49
то заехал? Судя по всему, я в больничной палате".
Мужчина, заметив, что свет доставляет мне дискомфорт, дал команду стоящей за его спиной
медсестре опустить жалюзи на окнах.
Я мысленно поблагодарил незнакомца и, наконец, смог полностью открыть глаза, обвести взглядом
палату. Всё качалось, предметы плыли перед глазами, взгляд с трудом фокусировался. Внезапно накатила
тошнота. Ложный спазм, обнаружив пустоту в желудке, стих.
Белые стены, белая дверь, закрывающая мое тело голубая простыня. Справа на столе какие-то
медицинские приборы, словно руки, тянущие ко мне множество проводов. Это всё, что я смог увидеть,
скосив глаза в сторону. Складывалось впечатление, что шея, руки и ноги закованы в гипс. Сомнений больше
не было: я действительно находился в клинике.
Здоровяк наклонился надо мной и пальцами развел веки, внимательно всматриваясь в зрачки.
– Как всё произошло? – не поворачиваясь к медсестре, сухо спросил он.
– На экране монитора я заметила мозговую активность и практически сразу услышала его стон, -
отрапортовала женщина.
Врач медленно провел пальцами перед моими глазами из стороны в сторону. Я проследил за его
движениями.
– Зрительные рефлексы в порядке, – удовлетворенно резюмировал он.
Я безуспешно попытался произнести хотя бы слово, однако губы оставались неподвижны. "Похоже,
он тут главный", – решил я.
– Дэн, если ты меня слышишь, посмотри поочередно вверх и вниз, – обратился ко мне мужчина.
Я выполнил его просьбу, чем вызвал непередаваемую радость у присутствующих.
Дверь открылась, и в палату, тяжело дыша, вбежал встревоженный седой афроамериканец в светло-
зеленом халате. Его глаза излучали неподдельную радость. Он находился в не менее возбужденном
состоянии. Они уставились на меня с нескрываемым восхищением.
"Чего это им так весело? Странные какие-то. Любуются на меня, как на родного!" Седой
взволнованно наклонился ко мне.
– Дэн, дружище, ты меня узнаешь? – прокричал он, вероятно, думая, что я плохо слышу.
Я поочередно посмотрел вправо и влево. Мужчины перестали улыбаться и озадаченно
переглянулись. Прилагаемые мной усилия спровоцировали новую волну оглушительной боли, пронзившей
мозг. Лицо перекосила гримаса страдания, и я застонал. Главный что-то сказал медсестре, и она ввела
содержимое шприца в вену на моем виске, в которой, как я догадался, был установлен катетер. Уже через
секунду боль отступила, и измученное тело расслабилось.
– Тебя зовут Дэн? – осторожно, с напряжением в лице, спросил главный.
Я колебался. Дэн? Мысли были мягкие и невесомые, словно вата. Я силился вспомнить свое имя, но
ответ ускользал. Я знал, как взглядом ответить "да" и "нет", а вот, как им дать понять, что не знаю?! Я не
мог с уверенностью ни утверждать, ни отрицать. Посетители оцепенели в ожидании моего ответа. Оба
мужчины уверенно называют меня этим именем. Ладно, подумаю об этом позже и я решительно посмотрел
вверх и вниз. Главный немного обмяк и по-дружески хлопнул по плечу седого.
– Ну что ж, значит, память потеряна не полностью. А сейчас попробуй открыть рот, – попросил
склонившийся надо мной здоровяк.
Я перевел взгляд поочередно вправо и влево.
– Понял, – ответил он, затем взял шпатель для осмотра горла и им разжал мои зубы. – Пошевели
языком.
Приложив невероятные усилия, я сделал легкие движения непослушным языком. Он удовлетворенно
кивнул. Затем подошел к столу, расположенному в углу палаты, взял упаковку с запечатанным стерильным
шприцем и извлек иглу. Вернувшись, хладнокровно уколол подушечку указательного пальца. Я нахмурился.
– Ты почувствовал боль? – спросил он, откидывая край простыни со стороны моих ног.
Я поочередно посмотрел вверх и вниз. Он, удовлетворенно кивнув, уколол в большой палец моей
левой ноги и вопросительно взглянул. Я повторил движение взгляда. Его малоэмоциональное лицо
озарилось подобием довольной улыбки. Он задумчиво разгладил рукой усы и обратился к седому:
– Том, не утомляй его, он должен много спать. Даю тебе пять минут.
Затем повернулся к медсестре, которая безмолвно следила за происходящим, и сухо скомандовал:
– Анна, собирайте консилиум. Через час у меня.
Задумчиво поправил на мне простыню и вышел из палаты. Женщина посеменила следом.
– Дэн, мы всё-таки сделали это, дружище! – тот, кого звали Том, присел на край кровати и, взяв мою
неподвижную руку в свои горячие ладони, счастливо улыбался.
Я, не отрываясь, внимательно смотрел на него. Хотелось о многом спросить. Как я здесь оказался? Кто
он такой? Почему я не могу говорить? И кто меня так отделал? Я даже успел представить, как затаскаю по
судам того ублюдка, по чьей вине здесь лежу!
50
Том, заметив напряжение в моих глазах, поспешно сообщил:
– Джим в порядке, мы созваниваемся каждую неделю. Все живы и здоровы, так что не волнуйся.
Я силился вспомнить, кто же такой Джим? Может, я попал в автомобильную аварию и этот Джим тоже
был в той злополучной машине?! Вероятно, вид у меня был не очень доброжелательный, потому что этот
самый Том вдруг грустно спросил:
– Его ты тоже не помнишь?
Я перевел взгляд вправо и влево. Седой одарил меня таким взглядом, словно я не оправдал его
надежд.
– Ладно, отдыхай. Позже зайду, – он совсем сник. Заботливо поправил и без того безупречно
укрывающую меня простыню и вышел из палаты.
Вернулась медсестра, с проникновенно участливым взглядом светло-серых глаз, она ввела в катетер
на виске еще одну инъекцию, и я впал в состояние сомнамбулической отрешенности, плавно перетекающей
в сон.
Проснулся я лишь на следующий день. Голова была словно заполнена свинцом. В ушах стоял шум -
монотонный и назойливый.
Кто-то тихо переговаривался у изголовья кровати. Открыв глаза, я увидел всё того же седого Тома и
еще одного неизвестного мне мужчину. Оба они были в халатах посетителей стационаров. Незнакомец
почему-то смотрел на меня настороженно, и я бы даже сказал, испуганно.
– Дэн, прости. Не хотели тебя разбудить, – извинился Том.
Незнакомец молча пялился на меня и, казалось, не знал, как обратиться. Наконец, он сделал усилие и
выдавил:
– Привет, – зависла небольшая пауза, – пап. С возвращением.
"Он назвал меня папой? Или я схожу с ума? Если бы у меня были дети, то я знал бы об этом! А этому,
судя по седым вискам и легким морщинкам, на вид лет пятьдесят! А мне тогда сколько?" Я почти с
враждебностью смотрел на этих людей. "Может, это психиатрическая больница? А они соседи по палате?
Хотя нет, эти парни выглядят вполне респектабельно. Да и взгляд у психов совсем другой".
– Дэн, это Джим – твой сын. Неужели и его ты не помнишь, – даже не спросил, а с безнадежностью
в голосе произнес Том.
Они молча переглянулись.
Джим опустился на край кровати и, обращаясь, но при этом, старательно избегая моего взгляда, как-
то зажато, словно перед камерой, заговорил:
– Анжелика, твоя внучка, спрашивает о тебе постоянно. Удивляется, почему тебя нет в Скайпе.
Помнишь ее? Ты всегда говорил, что она смысл твоей жизни! Самый дорогой для тебя человек! -
продолжал нести чушь мужчина. – Мы всем отвечаем, что ты на лечении в Европе и отключил телефон,
чтоб не беспокоили. Еще у тебя родился внук Тим, он очень похож на тебя. Джес, твоя дочь, первое время
была в панике, всё пыталась до тебя дозвониться. Пришлось перечислять ей деньги два раза в месяц, это ее
успокоило, – грустно усмехнулся мужчина. – В корпорации дела идут отлично, Итон всё держит под
контролем.
Я с неприкрытым недоверием слушал, о чем он говорит. Внучка, дочь, корпорация! Что он несет? Он,
случаем, палатой не ошибся?
Мои посетители разочарованно переглянулись.
– Он всего сутки в сознании. Наверное, просто нужно время, чтобы всё вспомнить, – пожал плечами
Том.
В палату вошел главный и, обменявшись с Джимом рукопожатием, приступил к описанию состояния
моего здоровья.
– Мы с коллегами провели консилиум и выявили некоторые причины, которые могли бы
препятствовать речевой деятельности. Мимика верхней части лица восстановилась отлично, а вот нижняя
половина пока остается неподвижной. Скорее всего, повреждены нейроны, находящиеся в латеральной
области черной субстанции. Нам предстоит тщательное обследование, и, если предположение
подтвердится, будет проведена операция непосредственно на эту область головного мозга, – спокойным
эпическим голосом изложил суть проблемы доктор.
Затем он засунул руки в карманы и обратился ко мне:
– Дэн, мое имя Георг Дитте. Шесть лет назад ты пригласил меня возглавить созданную тобой
исследовательскую лабораторию. Мы изучали возможность пересадки мозга человека в тело донора.
Восемь месяцев назад эта операция была вполне успешно проведена на тебе. Пожалуй, это всё, что на
данный момент тебе необходимо знать. Каждому пациенту, которому была сделана трансплантация даже
просто костного мозга, приходится пройти через тошноту, резкое падение всех показателей крови и главное
– крайне низкий иммунитет. Поэтому тебе следует набраться терпения, Дэн.
51
Его мягкий, вкрадчивый голос обволакивал мое разбитое сознание. Я тщетно пытался понять смысл
сказанного. Какая лаборатория? Какой донор? И кто им позволил ставить на мне опыты? Да я их всех упеку в
тюрьму, если выберусь отсюда!
– Он сможет двигаться? – еле слышно спросил Джим.
– Надеюсь, да, – неуверенно ответил Дитте, – конечности чувствуют боль, значит, нервные
окончания неплохо срослись и получают сигналы мозга, но многое будет зависеть от него самого. С донором
ему несказанно повезло: физически очень крепкий парень попался.
Том ободряюще похлопал меня по плечу:
– Мы с тобой еще станцуем сальсу. Вот увидишь, Дэн!
– У вас есть пять минут на общение. Ему нельзя сейчас испытывать длительную мозговую активность,
нужно беречь силы на восстановление, – беспристрастным тоном добавил Дитте и вышел из палаты.
– В следующий раз я привезу тебе фотографии, много снимков, и ты начнешь вспоминать, -
ободряющим тоном сказал Джим и вдруг, словно что-то вспомнив, радостно воскликнул: – Хотя кое-что
могу показать уже сейчас!
Он откинул полу халата и извлек телефон из кармана джинсов. Произведя указательным пальцем
правой руки некоторые манипуляции, он торжественно приблизил экран к моему лицу. Оттуда, лукаво
улыбаясь, взирала голубоглазая русоволосая девочка лет семи или восьми.
Оба посетителя замерли, ожидая ответной реакции, которой, впрочем, не последовало. Я
внимательно посмотрел на фотографию ребенка, затем перевел равнодушный взгляд на любопытно
уставившихся на меня чудаков.
– Ты ее не узнал? Это Анжелика, твоя внучка! – подсказывал Том.
Я поводил глазами вправо и влево.
Джим хмуро вернул телефон в карман.
– Мы слишком торопим события, Том, – заключил он.
– М-да, хотели продлить Дэну жизнь, а в итоге получили незнакомого паренька, который, судя по его
колючему взгляду, мечтает набить нам морды, – изрек Том, скрестив руки на груди.
– Ладно. Сейчас важнее поставить его на ноги, а с памятью разберемся позже. Нам пора уходить,
Том.
– Я завтра вернусь, Дэн, – поспешно заверил старик.
– Выздоравливай, – сердечно пожелал Джим и дружески похлопал меня по плечу.
Все вышли, оставив меня наедине со своими мыслями. Голова гудела, словно трансформаторная