В школе Джим был на хорошем счету. Спортсмен, отличник и просто красивый парень. Нельзя было
не заметить, что у нас дома часто стал бывать его одноклассник по имени Джереми – маленький, очень
полный, в очках с толстыми линзами. Я поинтересовался у сына, что между ними общего. Его ответ врезался
мне в память, как неопровержимая истина, игнорируемая многими. Сын сказал, что с Джереми в классе
никто не дружит, а это неправильно, потому что у каждого человека обязательно должен быть друг!
Однажды Том устроил моему сыну ознакомительный перекур марихуаны. Пятнадцатилетний Джим и
его друг начали проявлять интерес к травке. Том, прикинувшись единомышленником в этом деле, раздобыл
самую лучшую забористую дурь, какую только смог найти. Парней рвало так, что ни тот, ни другой больше в
жизни не прикоснулись даже к обычным сигаретам. Об этом уроке взрослой жизни я узнал лишь через два
18
года и был безмерно благодарен "непутевому учителю" за горький опыт.
В семнадцать лет Джим влюбился в красавицу с прохладной северной кровью. Пепельные волосы,
взгляд голубых глаз с поволокой, спортивная фигура. И парень пропал. Ее семья переехала в Бостон из
Финляндии. Полгода Джим буквально жил под ее окнами, не смея подойти и заговорить с богиней своих
грез. Илоне было шестнадцать. И как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Однажды он
увидел в парке плачущую Илону. Набравшись смелости, подошел к ней и предложил свою помощь.
Оказалось, что ее младший брат подсел на наркотики. С Джимом на плавание ходил парень, чей старший
брат работал в полиции в отделе по борьбе с наркотиками. Он-то и помог ребятам, накрыв несколько точек
торговли в районе. Илона ответила Джиму взаимностью. Они стали встречаться, и их любовь прожила целых
четыре года. Вместе с ней он отпустил свою юность. О причинах расставания Джим мне никогда не
рассказывал, да, признаться, я и сам не лез к нему в душу с расспросами.
Закончив исторический факультет Гарварда, сын увлекся автогонками. Получил много кубков, но в
двадцать восемь лет попал в серьезную аварию, и это закончилось множественными переломами. Целый
год он провел в клинике, учился заново ходить. В итоге принял решение оставить этот вид спорта и занялся
поставками европейских спортивных машин в Америку.
Я попросил дворецкого принести оставленную на террасе прессу. В надежде, что чтение отвлечет
меня от навязчивых мыслей о мексиканке. Развернув первое попавшееся в руки издание, и уперев в текст
невидящий взгляд, я некоторое время даже верил в то, что действительно занимаюсь чтением. Взгляд снова
и снова пробегал по одной и той же строке. "Черт, получается, что мне придется целых два года терпеть эти
критические дни, перепады настроения и косые взгляды близких мне людей. А может, бросить все дела на
пару лет и махнуть в Грецию? На Крите ждет прекрасный дом, где меня никто не будет рассматривать как
букашку под микроскопом! Отсижусь там до следующей операции и вернусь на Кейп-Код уже полноценным
мужчиной". Я вообразил, как бабушка мексиканки поведет себя после удачной трансплантации, ведь она
по-прежнему будет видеть во мне свою внучку. Однако проявление родственных чувств с ее стороны станет
настоящей пыткой. Как принимать навязчивую любовь и заботу от постороннего для меня человека? Нет,
придется точно бежать!
Я отложил газету. К бортику подплыл слегка запыхавшийся Джим:
– Пап, ты ничего не хочешь мне рассказать? У тебя вид человека, сбившего пешехода и скрывшегося
с места аварии. Кто тебе звонил во время обеда? Я же вижу, что ты чем-то взволнован, – не сводя с меня
подозрительно прищуренных глаз, спросил сын, поднимаясь из бассейна.
Я уже и сам чувствовал необходимость поделиться с Джимом сложившимися обстоятельствами.
– Том нашел донора, но это женщина, – выпалил я и замолчал, позволяя сыну самому представить
масштаб предстоящих перемен с его отцом.
Джим обтирался полотенцем, а услышав новость, замер.
– Что за бред!? Надеюсь, ты отказался? – осторожно спросил Джим.
Я молчал, боясь разочаровать его.
– Пап, ты меня пугаешь! Ты, что, согласился? – Джим просто испепелял меня взглядом.
– Думаю над этим вариантом, однако только с условием, если в дальнейшем будет возможность
сделать операцию по смене пола. Присядь, пожалуйста, – теребя в руках газету, я указал ему на кресло
напротив.
– Папа! Ты себя слышишь? – глаза Джима расширились от возмущения, он почти перешел на крик.
Немного помедлив, он все же сел напротив.
– Примерно так же, как ты сейчас, я отреагировал на предложение Тома, – я чувствовал, что
оправдываюсь перед ним, тем не менее, для меня было важно, чтобы он понял мое нынешнее состояние.
– Я негодовал, мне казалось надо быть подлецом, чтобы предлагать такое! Когда ярость прошла, я
попробовал проанализировать ситуацию. Я жду донора уже восьмой месяц, и это первый, который
соответствовал нашим требованиям. Когда появится второй, одному Богу известно!
Я замолчал, пытаясь справиться с жалостью к самому себе:
– Так не хочется умирать, – чуть слышно сказал я, продолжая перебирать в руках уже порядком
помятую газету, – сердце всё чаще дает сбой. Таблетки практически не выпускаю из рук. Все четыре года я,
как одержимый, вынашиваю свою идею, свою мечту, и будет так глупо, если в итоге так и не успею
воспользоваться ею.
Джим взял меня за руку:
– Пап, вот увидишь, у тебя все получится, только не надо спешить! Не соглашайся на операцию
сейчас! Дождись, когда будут доработаны все прошлые недочеты. К тому времени обязательно найдется
подходящий донор! Ну подумай сам, как ты будешь чувствовать себя в теле женщины? Как мне, твоему
сыну, жить с этим? Постороннюю женщину называть отцом или уж, может, сразу называть тебя мамой? -
Джим начинал опять заводиться. – Да над нами все будут смеяться!
Я понял, что зря рассчитывал на поддержку сына. Его возмущение и насмешки странным образом
19
подтолкнули меня проявить упрямство и поступить по-своему. Тоном, не терпящим возражения, пришлось
прервать его причитания:
– Я не стану отказываться от этого донора! Хотя и даю тебе слово, что постараюсь на максимально
длительный срок отложить операцию. Но, когда наступит та грань, за которой уже может быть поздно, не
задумываясь, соглашусь! Конечно, если к тому времени не появится другой донор.
– Вот увидишь, он появится, – дружески похлопал меня по плечу сын и, поднимаясь из кресла,
добавил: – Поднимусь к себе, надо немного поработать. Через три часа едем в клуб, ты мне обещал! -
сделал он ударение на последних словах, выразительно приподняв одну бровь, давая понять, что мне не
удастся увильнуть.
Сын ушел в дом. А я, наконец, расслабился, удовлетворенный принятым решением, и не заметил, как
организм, измученный ночной бессонницей, без сопротивления сдался в плен сну. Дом находился далеко от
автострады, поэтому тишину нарушали только крики чаек, напоминающие вопли безумных женщин, к
которым, впрочем, я уже давно привык.
Мне удалось поспать почти два часа. Всё это время верный Патрик периодически подходил, чтобы
удостовериться, дышу ли я. Его забота в данной ситуации вызывала у меня чувство благодарности и горечи.
Не хотелось думать о себе как о человеке, которого каждый раз в неподвижном состоянии принимают за
мертвеца.
В холле часы пробили шесть раз. Я, проклиная свою уступчивость перед сыном, поднялся с дивана и
поплелся в дом. Лифт перенес меня на второй этаж. Я быстро принял душ и направился в гардеробную.
Должен признать, большая часть вещей, хранившихся там, своим существованием была обязана
Джиму и второй жене, которые приобретали их для меня. Возможно, сказалось безденежное детство и
юность, но я относился к одежде как к средству, которое необходимо, чтобы согреться или прикрыть свою
наготу в жаркий день. Бренды не значили для меня ровным счетом ничего. Я прошел вдоль платяных
шкафов, выполненных из норвежской ели, с длинными узкими дверками из стекла и потолочной подсветкой
каждого шкафа. Мой выбор пал на белый хлопковый джемпер с шевроном на груди и классические черные
брюки. Дополнив образ первыми попавшимися на глаза черными туфлями, критическим взглядом окинул в
зеркале свою сутулую от постоянного чтения фигуру с выпирающим вперед животом. Длинный торс и
непропорционально короткие ноги. Седая шевелюра, очки в черной прямоугольной оправе, крупный нос с
горбинкой и свисающим кончиком, безвольный подбородок, чуть впалые щеки и маленькие
невыразительные глаза с припухшими веками. "Да уж, точно не Ален Делон", – самокритично усмехнулся
я.
Из зеркала на меня взирал уже не прежний Дэн Харт, а истертый обмылок успешной жизни, с живым
пытливым умом и душой, требующей эмоций, которых тело уже не хочет знать.
Спустившись вниз, я нашел Джима, ожидающего меня в зале. Он просматривал почту на ноутбуке.
Услышав мои шаркающие шаги, сын, в мыслях пребывающий где-то далеко, задумчиво поднял глаза и,
одобрительно окинув прояснившимся взглядом, встрепенулся:
– Да ты, никак, решил завести себе девушку?
– Двух! – самодовольно уточнил я.
– Тогда не будем заставлять их ждать, – засмеялся он. Закрыл ноутбук и, оставив его на кресле,
встал.
Джим был одет в рубашку антрацитового цвета, классические черные брюки и ковбойские черные
сапоги из кожи змеи. Три верхние пуговицы рубашки остались незастегнутыми, обнажая рельефную грудную
клетку, бережно хранящую серебряный крест. Сын с детства просто упивался вестернами и считал
ковбойские сапоги самым подходящим для мужчины вариантом обуви. Одежда на его спортивной фигуре
сидела с той элегантной небрежностью, которая присуща аристократам.
Он обнял меня за плечи, и мы, как лучшие друзья, направились через холл к выходу. Пес, радостно
виляя хвостом, сопровождал нас к машине в надежде, что его возьмут с собой. Я наклонился и погладил
лохматого друга:
– Извини, Винчи, в другой раз. Там, куда мы едем, тебе точно не понравится!
Пес понимающе взглянул на меня своими умными карими глазами и сел на мраморную дорожку.
Водитель уже ждал нас, услужливо открыв двери "Роллс-Ройса".
Мы удобно расположились на заднем сидении авто, и машина тронулась с места. Нет, это была не
машина. Это была легенда! Тысяча девятьсот шестьдесят девятого года выпуска! Таких автомобилей было
выпущено всего триста семьдесят четыре единицы. Он, бесспорно, являлся гордостью моего автопарка.
Мелодичный звук мотора ублажал мой слух как лепет любимого чада. Phantom VI был последним "Rolls-
Royce" на отдельном шасси, имевшем характерную пружинную переднюю подвеску, заднюю подвеску
на рессорах и барабанные тормоза на всех четырех колесах. Автомобиль был оснащен восьмицилиндровым
V-образным двигателем, сочлененным с четырехскоростной автоматической коробкой передач. Еще в
20
детстве меня завораживала фигурка крылатой девушки, склонившейся перед прыжком вперед. Мог ли я в
те годы даже предположить, что стану владельцем такого раритетного транспорта?!
Мой дом находился в ста пятнадцати километрах от Бостона, на окраине маленького курортного
городка Хайаннис на полуострове Кейп-Код. В самом конце Грин Дюнс Драйв, выходящей на побережье
гавани Сентервилл. Если взглянуть на карту штата Массачусетс, то полуостров Кейп-Код очертаниями
напоминает находящегося в боевой стойке скорпиона, загнувшего вверх свой хвост. Таким образом,
Хайаннис расположился прямо на брюхе этого членистоногого. Нескончаемый поток туристов влечет сюда
две основные достопримечательности: дом экс-президента Америки Джона Кеннеди, которым по сей день
владеет его семья, и киты, устраивающие игрища с выпрыгиванием из воды.
За окном то и дело мелькали песчаные дюны с кустами шиповника и низкорослыми из-за зимних
ветров соснами. Анжелика, моя единственная внучка, приезжая в гости, обожала трясти ветки цветущей
сосны, наполняя пространство вокруг себя облаком желтой пыльцы. Я улыбнулся, вспомнив ее измазанный
носик и щечки. В последний ее приезд мы чудесно провели время: строили замки из песка на побережье,
спасали мечехвостов, оставшихся на берегу после отлива. Один оказался уже мертв, и мы устроили ему
достойные похороны. Я повернулся к сыну:
– Джим, приезжай с Анжеликой и Натали на выходные. Съездим в Барнстэйбл на музыкальный
фестиваль, покатаемся на яхте, посмотрим китов.
– Отличная идея, на субботу передают тридцатиградусную жару, прогулка на яхте будет очень даже
кстати. Только я не знаю расписания ее тренировок.
– Может, для того, чтобы видеть собственную внучку, мне построить ледовый каток в Хайаннисе? Я
это сделаю, черт побери! Тренировки у них! Совсем замучили ребенка! Ей всего шесть лет, а у нее уже нет
свободного дня, чтобы увидеть деда, – проворчал я, чувствуя, что мой шанс провести выходные с внучкой
не так уж велик.
Мы обсудили успехи Анжелики на соревнованиях и возможные перспективы дальнейшего развития
ее бесспорного таланта. Посетовали о непристойном поведении Джес, которая в очередной раз, на радость
журналистам, искупалась в чем мать родила на виду у папарацци. Я ее с восьми лет не видел без одежды, а
тут вынужден был любоваться вместе со всей Америкой!
Вспомнили, как на свое двадцатилетие Джес нарядилась в свадебное платье из ярко-красной ткани.
Естественно, к концу вечеринки она, как обычно, перебрала с алкоголем и уснула прямо в гостиной на
диване. А так как подол платья имел каркасный подъюбник с обручем по нижнему краю подола, то платье
стояло куполом, возвышаясь над диваном. И все, кто входил в гостиную, были вынуждены лицезреть Джес
по пояс снизу – ее белье и кружевные чулки.
Став отцом во второй раз, я много времени уделял Джесике и научился на шаг, а то и на два
предвидеть действия своего чада. Правда, должен заметить, это работало лишь в ее детские годы. Внезапно
ворвавшаяся юность напрочь лишила ясности происходящего с ней. Джес застряла в своей юности. Ее
бросало из крайности в крайность. Она жгла свечу своей жизни сразу с двух концов, жила взахлеб. Пресса
утверждала, что Джесика обожает смешивать шампанское с кокаином. Она питалась вниманием и
восхищением. Еще в детстве капризничая, она с упоением плакала перед зеркалом, любуясь на пухлость
алых губ и длинные мокрые ресницы. Уже тогда она изучала влияние своей красоты и слез на мужской пол.
Экспансивная и нервная, она легко одаривала прислугу как словами любви, так и оскорблениями. Каждый
похотливый мужской взгляд разжигал в ней веру в вечную любовь. Расчетливая и лишенная сантиментов,
искусство обольщения она знала на отлично.
Автомобиль двигался по трассе номер шесть, за окном мелькали деревья. На несколько минут в
машине воцарилась тишина, каждый погрузился в свои мысли. Я думал, что надо бы позвонить дочери,
рассказать о моих планах, а то чего доброго обидится, что журналистам рассказал, а ей нет. Звонка от Джес,
вероятно, не дождусь до двадцатых чисел месяца, когда баланс ее карты будет на исходе.
Машина остановилась в транспортном потоке. Я бросил взгляд через стекло и, заметив приветливо
склонившие свои головы фонари, отвернулся. На мосту Борн всегда были пробки. Наконец, нам удалось его
миновать и колеса, набирая скорость, вновь зашуршали по асфальту.
Бостон. Ни один город мира не смог бы мне заменить Бостон. Если бы меня попросили сравнить его с
человеком, то я бы назвал его сдержанным образованным аристократом, стремящимся одеваться по моде.
Если Нью-Йорк – это сердце страны, то Бостон, без сомнения, ее интеллект. Здесь максимальная в Америке
концентрация вузов, обеспечивающих присутствие самого талантливого студенчества всего материка.
Визуально Бостон кажется крайне гармоничным: городской пейзаж потрясающе сочетает в себе здания,
возраст которых может отличаться на сотню лет. Эта же гармония заметна и в атмосфере города. Красота
истории и ритм современности, чудесно уживаясь, восхищают взгляд. Кирпичный домик позапрошлого
столетия соседствует с шестидесятиэтажным небоскребом.
В центре Бостон состоит из слоев, по которым можно отследить, как он развивался. По всем канонам
21
американского градостроительства, это место выглядит как сгусток небоскребов в Центре, умещающихся в
нескольких кварталах, и окрестных малоэтажных районов. Сам по себе Бостон небольшой, но к нему
настолько плотно прилегают пригороды, что их сложно отделить от самого города. Можно отъехать
километров на тридцать за черту города и даже не понять этого: по сторонам всё те же спальные районы,
магазинчики, двух– и трехэтажные дома. Самым английским американский город стал таковым не случайно.
Бостон действительно был основан переселенцами с Туманного Альбиона, однако и сейчас здесь легко
обнаружить пропитанную Англией атмосферу.
Машина остановилась.
– Давай сразу договоримся: если все эти расспросы меня утомят, я там не задержусь. Как только
вернусь, машину сразу отправлю обратно за тобой, – я счел необходимым предупредить сына заранее.
– Пап, конечно, решать тебе, – согласился Джим.
Свадьба проходила в особняке Бирнов, расположенном недалеко от побережья на Ривер-стрит.
Конечно, амбиции Шона Бирна диктовали ему поселиться на Бикон-Хилл, но там ему бы не удалось
выкупить такой большой участок земли под застройку частных владений. Автомобиль миновал ворота,
проглатывающие машины одну за другой, и мы попали в атмосферу абсолютной роскоши. Три небольших
подсвеченных фонтана с плавающими в них красными и желтыми рыбками, дополненных хитросплетением
цветников, создавали безупречный по своей красоте ландшафт. Прожектора освещали дом с гербом на
фронтоне, намекавшем на благородное происхождение хозяев особняка. Хотя Бирн был такой же нувориш,
как и я сам. Повсюду сновали вышколенные официанты в белой униформе, которые предлагали напитки на
любой самый изысканный вкус.
Мы поднялись по белым мраморным ступенькам в особняк. Швейцар почтительно распахнул для нас
створки дверей. В холле толпились мужчины. До меня донеслись разговоры о последней игре "Бостон
Брюинз". Я, не без удовольствия, отметил, что собравшиеся здесь значительно моложе меня. Это давало
повод надеяться, что не встречу старых знакомых. Как ни иронично данный факт звучит, однако меня пугали