- У меня нет запасного, - остудил его пыл Примо Бриганти. - А если бы и был, не думаю, что мне удалось бы его заменить, - прибавил он честно. - Как бы то ни было, продажа запчастей закрыта до понедельника.
Ему было приятно видеть, как все неудачно складывается для этого незваного чужака, имевшего наглость прикатить сюда из Модены да еще похваляться, что он сам, собственными силами сможет отремонтировать такой сложный двигатель. Да кто он такой, в конце концов?
- Прошу вас, сделайте что-нибудь! - умоляюще воскликнула Розильда. Она была на грани истерики.
- Я в отчаянии, синьора, - сокрушенно ответил механик. - Все, что я могу сделать, я вам уже предложил. Будь это малолитражка, ну, тогда я еще мог бы…
Оседлав старый велосипед, он прокричал кому-то, скрытому в недрах мастерской:
- Мистраль, запри лавку, я уезжаю.
Из глубины сарая появился высокий худой паренек в синей спецовке. Его лицо и руки были перепачканы маслом. Он посмотрел на "Ланчию", потом перевел взгляд на несчастную парочку.
- Вы уверены, что это насос? - спросил он.
Сильвано кивнул и сухо добавил:
- Я не хотел бы терять время.
Он считал, что этот подмастерье вряд ли смог бы оказаться ему полезным даже на автомойке.
Мистраль пропустил недружелюбную реплику мимо ушей.
- Может, откроете капот? - предложил он, не обращая ни малейшего внимания на заносчивость Сильвано. Тот повиновался.
Мистраль склонился над мотором и, немного покопавшись в путанице проводов и трубок, объявил:
- Шарнир работает нормально. Все дело в мембране. Она затвердела и треснула. Все остальное в порядке.
- Это я и сам понял, - кивнул Сильвано по-прежнему сухо. - Мне придется где-то найти машину, - добавил он.
- Разве вы не хотите вернуться домой на своей? - удивился Мистраль.
Сильвано вопросительно взглянул на парня, но ничего не ответил.
- Я считаю, что мембрану можно сделать самому, - продолжал Мистраль. - Вы же готовы были заменить весь блок, я сам слышал. А это не так-то просто, особенно для того, кто ничего не смыслит в моторах.
- Представьте, я в них кое-что смыслю. Гораздо больше, чем вам кажется, - обиделся Сильвано.
- Ну так помогите мне! - воскликнул молодой механик. - Идемте со мной. - Он пригласил Сильвано зайти в мастерскую, включил свет и принялся рыться в сундуке, набитом всякой всячиной, пока не нашел, что искал: старую воздушную камеру.
- Вырежем мембрану вот из этого, что вы скажете? - предложил Мистраль.
Сильвано не знал, слушать ли ему этого сумасшедшего или оставить его бредить в одиночестве.
- И мы сможем уехать? - обрадовалась Розильда.
- По-моему, это возможно.
- Ладно, попробуем, - решился Сильвано.
Мистраль взял ножницы и вырезал кружок из камеры.
- Она сработает? - в надежде спросила Розильда.
- Не знаю, раньше не пробовал. Но думаю, все получится.
- Как тебе пришла в голову такая мысль? - Сильвано был потрясен.
- Я часами копаюсь в моторах и читаю автомобильные журналы. За такую тачку, как у вас, я бы дал перерезать себе глотку, - мечтательно вздохнул Мистраль.
- Значит, ты наслышан о Сильвано Ваккари, - не отступал тот.
- А как же! Знаменитый инженер, доводчик гоночных машин!
- Сильвано Ваккари - это он, - Розильда с гордостью указала на своего спутника.
Красивое лицо Мистраля расплылось в широкой улыбке.
- Значит, мне придется совершить чудо. Не беспокойтесь, синьор Ваккари, вы вскоре уедете на своей машине.
- Ты не пожалеешь, что помог мне, - торжественно заверил его Сильвано. - Как тебя звать?
- Меня зовут Мистраль Вернати.
- Мистраль? - переспросила Розильда, зачарованно глядя на удивительного парня.
- Так называется ураганный ветер, дующий в Провансе, - объяснил он.
- Дай ему поработать спокойно, - остановил ее Сильвано.
Мистраль тем временем, действуя наждаком, зачистил и стесал по краям аккуратно вырезанный из камеры кружок. Потом, с помощью Сильвано, уже захваченного фантастической идеей, вставил самодельную мембрану на место старой, пришедшей в негодность.
- Ну вот, дело сделано, - сказал он наконец. - Теперь попробуйте завести мотор.
Во время операции Розильда стояла в сторонке и безмолвно возносила страстные молитвы Пречистой Деве, давая обет никогда больше не изменять мужу, если только ей удастся выбраться из этой передряги. Она подошла поближе в тот самый миг, когда случилось чудо. Бензин вновь начал поступать в насос, и мотор наконец-то завелся.
Сильвано с восхищением взглянул на молодого человека и улыбнулся.
- Это, конечно, не вечный двигатель, но сотню-другую километров продержится, - заметил Мистраль.
Розильда на прощание обняла его с самым искренним восторгом и села в машину. Сильвано вытащил из внутреннего кармана пиджака визитную карточку.
- Мистраль Вернати, - произнес он торжественно, - этот вонючий сарай не достоин тебя. Если надумаешь приехать в Модену, у меня есть для тебя работа.
Молодой человек взял карточку и взглянул на нее так, словно держал в руке золотой самородок.
- Когда? - спросил он.
- Как насчет понедельника? - предложил Сильвано.
- Понедельник - это послезавтра, - уточнил Мистраль.
- Хочешь приехать раньше? - усмехнулся Сильвано, вытаскивая из бумажника пару банкнот. - Вот тебе на проезд. Я буду тебя ждать, - попрощался он с дружеской улыбкой.
2
Старуха и девушка сидели в густой тени пышно разросшегося страстоцвета на задней веранде старинного деревенского дома. Нижний этаж, где когда-то располагались конюшня и склад сельскохозяйственного инвентаря, был превращен в процветающий сельский ресторанчик. На верхнем этаже жила семья. За кустами страстоцвета виднелось бывшее гумно, теперь уложенное бетонными плитами и защищенное навесом из дикого винограда. Под навесом были расставлены в шахматном порядке летние столики, покрытые клеенкой в белую и зеленую клетку, и плетеные стулья. За гумном простирались кукурузные поля. Початки потрескивали под утренним ветерком, золотясь под теплым солнцем начала сентября. В воздухе еще чувствовалось лето, но уже можно было угадать приближение гроз, прокладывающих дорогу осени.
Пластмассовое кресло едва вмещало тело внушительной старухи. Девушка сидела на отделанном зеленым пластиком столе, лениво болтая в воздухе стройными длинными ногами.
- Долго мне еще мучиться? - ворчливо спросила старая женщина, изнемогая в сдавившем ей голову пластиковом чепце. Раскаленный воздух из фена обвевал ее густые серебряные волосы, аккуратно накрученные на бигуди.
- Имей терпение, бабушка. Зато теперь у тебя будет красивая прическа. Ты у меня станешь настоящей модницей, - заявила девушка.
- Какие глупости, - возмутилась старая женщина, - и сколько ненужных слов!
Ей было досадно, что любимая внучка не хочет говорить на живописном и выразительном романьольском диалекте.
Из кухни вместе с веселой мелодией, исполнявшейся по радио, доносились запахи готовки и голоса хлопотавших у плиты членов семьи Гвиди. Они были заняты приготовлением блюд воскресного меню, достойного завсегдатаев ресторанчика, отличавшихся простыми вкусами и лужеными желудками.
- Послушай, Мария, мне уже невмоготу! Сними с меня эти штуки и дай мне наконец уйти на кухню. Уже скоро полдень, а я еще не принималась за английский десерт, - заворчала старуха.
- Да ну же, бабушка! Я тебе делаю бесплатную укладку, а ты еще жалуешься. Знаешь, сколько стоит такая прическа у Ванды? - с вызовом спросила Мария.
- А ты, бездельница, знаешь, на что бы ты жила, если бы все мы за тебя не работали? - с ворчливой лаской в голосе осадила ее бабушка Джанна, женщина добродушная и покладистая.
Именно ей много лет назад пришла в голову мысль открыть сельский трактир. Джанна была превосходной поварихой и постепенно сумела завоевать постоянную клиентуру, приносившую заведению солидный доход. Она гордилась своим ресторанчиком. Здесь подавали тушеную говядину, рагу по-деревенски, бараньи котлеты, домашнюю лапшу, "безбожники", плов с моллюсками, уху с лепешками, бисквитные пирожные с кремом и красным ликером. Именно бабушка Джанна была шеф-поваром. Ее сын Адельмо и Роксана, ее невестка, повиновались ей во всем. Ее внуки, Антарес и Эней, работали в кухне без особой охоты и обслуживали посетителей только ради того, чтобы маленькое семейное предприятие приносило с каждым днем все больше дохода. Только Мария не любила ресторан, и даже бабушке не удавалось ее переубедить.
- Смотри, будешь вертеться, прическа не получится, и ты растеряешь всех своих кавалеров, - шутливо пригрозила внучка.
Расторопная в работе и острая на язык, бабушка очаровывала посетителей своими рассказами о добрых старых временах. Младшая из одиннадцати детей в семье рыбака, она родилась и выросла в Чезенатико. Ей нравился вид побережья зимой, когда оно было пустынным и заброшенным. Летом побережье наводняли толпы шумных отдыхающих, но с этим приходилось мириться, так как эти люди кормили ее семью и многие другие семьи. Старая Джанна еще застала те времена, когда на вилле "Адриатика", превращенной впоследствии в гостиницу, жила принцесса Одескалки, помнила важных господ, приезжавших на летний сезон, например, знаменитого Новелли или оперную певицу Элену Бьянки-Каппеллини. Ее детство прошло в Романье, которой больше не было. Потом она вышла замуж за Этторе Гвиди, крестьянина из Каннучето, переехала в этот старинный деревенский дом вдали от берега и со свойственным ей трудолюбием и предприимчивостью превратила его в процветающий сельский трактир.
- Смейся, смейся. Когда-нибудь поймешь, какая ты дуреха, - одернула ее бабушка.
Она никак не могла примириться с выбором внучки, которая предпочла семейному делу ученичество в парикмахерской Ванды, где ей приходилось выполнять всякую работу, от подметания полов до мытья волос клиенткам.
- Пойми, мне здесь тесно, бабушка, - призналась внучка. - Конечно, работа у Ванды - это не предел мечтаний, но я предпочитаю запахи шампуней и лосьонов запаху пережаренного лука.
В Каннучето жили в основном крестьяне и не было никаких достопримечательностей, кроме церкви, начальной школы и двух жалких забегаловок с помпезными наименованиями: бар "Астория" и "Гран-кафе". Крестьянская усадьба Гвиди находилась на околице селения, за ней насколько хватало глаз простирались поля.
- Лучше быть служанкой в своем доме, чем хозяйкой в чужом, - рассуждала бабушка, призывая на помощь крестьянскую мудрость, от которой Мария была бесконечно далека. - Насколько я знаю, в доме Ванды ты даже не хозяйка.
- Я учусь ремеслу, - возразила девушка. - Столько богатых дам приезжает сюда на лето из Болоньи, из Пескары, даже из Турина и Милана!
- Весь мир - одна большая деревня, - с важным видом изрекла старуха и, решив, что с нее довольно мук, сорвала с головы проклятый пластиковый чепец. - Слова - это всего лишь слова, что здесь, что в Риме. Пустая болтовня. Повсюду есть хорошее, а есть и плохое. Одни живут честно, другие воруют. Но я точно знаю: чем больше город, тем больше грехов.
Насупившись, Мария принялась уверенными и ловкими движениями снимать бигуди с бабушкиных волос.
- По-твоему, это грех, если девушка хочет реализовать свои возможности? - воскликнула она с излишним нажимом, словно начинающая актриса, пробующаяся на роль.
- Реа… как? - переспросила старуха.
- Реализовать свои возможности, бабушка. Понимаешь, что это значит? Ты свои возможности реализовала, стоя у плиты, а я молода и хочу реализоваться по-своему, - решительно заявила юная внучка.
- Стоит ли делать такие вещи, если их и не выговоришь, язык сломаешь, когда здесь рядом, у тебя под боком, есть все, что нужно? - Старуха провела рукой по лбу. - Когда я была молода, нищета была такая, что смотреть больно. Мясо ели только на Пасху да на Рождество. Я была тупая, как коза. Учительница в школе меня держала на первой парте, рядом со своим столом. Читать-считать она меня не учила, а давала штопать носки да чинить белье. Говорила: "У тебя, Джаннина, руки золотые. Зачем тебе учиться писать? Для женщины главное - уметь шить и готовить. Так и семью прокормишь". Так у меня все и вышло. Сперва в поле работала, потом на кухне. Вырастила сына, внуков подняла. И тебя, дуреху, тоже.
Девушка упрямо покачала головой. Из кухни донеслись возбужденные голоса, и они обе насторожились.
- Мама ссорится с Антаресом, - определила Мария.
Антаресу, старшему брату Марии, было двадцать шесть лет, но Роксана требовала от него беспрекословного подчинения, как от малого ребенка. Вся вина молодого человека состояла в том, что дух новаторства заставлял его предлагать для включения в меню экзотические блюда, которые семья считала оскорблением хорошего стола.
- Главное, чтоб еда была сытной, болван, - твердила Роксана грубоватым грудным голосом.
- Главное - качество и стиль, - стоял на своем Антарес, мечтавший открыть собственное современное заведение на набережной Порто-Канале в Чезенатико. Честолюбивые замыслы сына доводили мать до белого каления: она твердо верила, что любая попытка выйти за пределы магического круга семьи и родной деревни приведет к гибели.
Бабушку эти ежедневные перепалки только забавляли, а Марию раздражали, лишь укрепляя в ней уверенность в собственной правоте и стремлении искать самостоятельной жизни на стороне.
- Они невыносимы, - вздохнула девушка, энергично взбивая на голове бабушки серебряные завитки прически.
- Добрая ссора никому не вредит, - добродушно усмехнулась старуха.
Острый слух Марии уловил вдалеке нарастающий шум мотора. Она пришла в смятение.
- Я на минутку выйду на дорогу, - сказала она, заметно краснея, и уронила щетку и гребешок на колени бабушке.
- Что там, на дороге, медом, что ли, намазано? - лукаво спросила старуха.
- Не выдавай меня, бабушка, я сейчас вернусь, - умоляюще попросила Мария.
Старуха понимающе кивнула.
- Не торчи там долго, - проворчала она, и в ее смягчившемся взгляде промелькнуло далекое воспоминание.
Мария обогнула дом, пересекла пустынную в этот час автомобильную стоянку, которой вскоре предстояло заполниться машинами воскресных посетителей, и жестом заставила замолчать Лилу и Москино, двух громадных полканов неопределенной породы, решивших поприветствовать ее радостным лаем.
Шоссе, обсаженное по обеим сторонам высокими тополями, было пустынным, но Мария знала, что вот-вот из-за поворота покажется машина Мистраля. Она поправила рукой густые и длинные огненно-рыжие волосы, облизнула губы и несколько раз ущипнула себя за щеки, чтобы казались румяней. Потом одернула короткое небесно-голубое ситцевое платьице с рисунком в виде веток цветущей мимозы. Шум мотора приближался, и, когда из-за поворота вылетела переоборудованная Мистралем малолитражка, еще более яркая, чем ее волосы, сердце чуть не выскочило у нее из груди. "Алый метеор", как она его называла, заставлял трепетать самые потаенные струны ее души. Послышался визг тормозов, и машина остановилась прямо перед ней. Красивое смуглое лицо показалось в окне.
- Привет, Мария, - раздался звучный голос. - Что ты делаешь?
- Может, тебя жду. Что скажешь? - ответила она, не трогаясь с места.
- Скажу, что ты мне очень нравишься, - ответил он, лукаво поглядывая на нее. Мистралю тоже исполнилось восемнадцать, и он был несказанно хорош собой. Мария просто умирала, глядя на его гибкое и сильное тело, на решительные черты лица. Она не сводила с него глаз, пока он вылезал из машины. На нем были линялые джинсы и черная футболка: его обычный наряд. Упрямое выражение смягчилось ослепительной улыбкой. На смуглом лице, под шапкой черных вьющихся волос, ярко блестели голубые глаза.
- Что ты так смотришь? - спросил он, решив, что внимание девушки привлек какой-то непорядок в его одежде. - Я что, испачкался?
- Ну, совершенно чистым ты не бываешь никогда, - двинувшись ему навстречу, пошутила Мария. - Уж если ты не копаешься в машине, значит, лежишь под ней.
- Тебе не нравится? - насупился Мистраль.
Он стоял, прислонившись к дверце, сунув руки глубоко в карманы. Мария знала, что латаная-перелатаная малолитражка ему куда дороже собственной жизни.
- Ну что ты, я просто восхищаюсь, - призналась она.
- Ты мне тоже очень нравишься, - прошептал Мистраль, положив сильные руки ей на плечи.
Марию охватило глубокое, невыразимо сладкое волнение. Он попытался притянуть ее к себе, но она инстинктивно отпрянула.
- Зачем ты приехал? - спросила она кокетливо.
- Потому что ты ждала.
Оба разразились открытым ребячьим смехом.
Они познакомились весной, когда Мария пропорола гвоздем шину велосипеда. С тех пор она стала ездить на работу еще охотнее, чем раньше: ведь мастерская, где он работал, находилась на самом въезде в Чезенатико. Они здоровались, украдкой обнимались, и она уезжала в "Салон красоты" синьоры Ванды, когда-то обучавшейся во Франции, у самого Кариты в Фобур-Сент-Оноре. Когда мать ругала Марию за упорное нежелание оставить работу у Ванды, Адельмо вступался за нее:
- Увлечение пройдет, вот увидишь, мы еще сделаем из нее отличную стряпуху.
Но Мария терпеть не могла кухню, и, когда заставляли стоять у плиты, ее начинало по-настоящему тошнить.
- Учись перемешивать крем медленно, не торопясь, все время в одном направлении, а то будут гузки, - говорила ей старуха.
- Сгустки, бабушка, - поправлял ее Антарес, фанатичный приверженец точности.
- Какая разница? Главное, чтобы крем был хороший, - уклонялась от критики старуха.
Бабушкина кухня славилась по всему краю, но сама она, когда стряпала, не пробовала на вкус ни еды, ни вина, определяя готовность и качество блюд нюхом. Нос ее являл собой целую химическую лабораторию, гарантирующую точность диагноза. Однако Мария предпочитала аппетитным ароматам стряпни легкомысленное благоухание "Салона красоты".
- Прокатишься со мной? - пригласил Мистраль.
- Не могу. Родные заругают, - вздохнула она.
- Я для них всего лишь никчемный лоботряс, верно?