Немногословность этого щекотливого разговора благотворно подействовала на Паоло, успокоила его.
- И ты столько лет носил это в себе и ничего мне не говорил? - промедлив, спросила мать. - Почему?
Что он мог ответить? Мать выглядела так молодо, что их часто принимали за брата и сестру. Паоло это было приятно, льстило его сыновней гордости. Он всегда видел ее в роли заботливой жены, хорошей хозяйки, любящей матери. А какие у нее были глаза! И до чего она была красивая!
- Неужели у тебя никогда не было потребности рассказать мне про моего отца и про свои отношения с ним? - спросил он с ласковым упреком.
- Мне было восемнадцать лет. В этом возрасте делают столько глупостей, - как бы оправдываясь, сказала она. - Особенно девушки, если они к тому же не уродки и пользуются успехом. И, разумеется, если они такие дуры, что им может вскружить голову мечта о богатой жизни.
Паоло закурил.
- Судя по тому, как мы живем, богатство обошло нас стороной. - В его голосе звучала ирония.
- Только что кончилась война, - продолжала мать. - Я мечтала стать киноактрисой. Убежала из дома, приехала в Рим. В Чинечитта я была уверена, что на этой киностудии меня ждут с распростертыми объятиями. Снимала вместе с подругой комнату. Надежда стать актрисой слабела с каждым днем: ничего, кроме массовок, да и то с огромными перерывами.
В Чинечитта я познакомилась с Ровести, он был издателем, но куча его знакомых имела отношение к кино. Как раз в то время один его друг финансировал картину из жизни Древнего Рима, и он заходил иногда на съемки, ему было интересно. Чинечитта - это целый город, игрушечная страна, разноцветный фанерный мир, грандиозная ярмарка надежд. Природа одарила Ровести привлекательной внешностью. Уже не молодой, за пятьдесят, он был похож на ребенка, получившего новую игрушку, - так занимало его все, что происходило в съемочных павильонах этого суматошного мира.
Когда нас познакомили, на нем был отлично сшитый костюм, на мне - туника, положенная по роли в массовке, где я изображала девушку-христианку. Перед ним все лебезили, все смотрели на него снизу вверх: царь и бог, да и только! Его остроты, даже если они были с бородой, вызывали подобострастный смех.
- И у тебя тоже?
- Он мне нравился, я была очарована им. Он внушал уверенность. Все старались угодить ему - знали, какой он богатый. Богатый и щедрый. Разве у него в услужении было бы столько людей, если бы он не задаривал их деньгами, не делал подарков?
- Я не про других, я про тебя хочу знать, - перебил ее Паоло, хотя нетрудно было догадаться, что она ответит.
- Я с ним переспала, - неожиданно резко произнесла мать. - В результате родился ты.
- Из твоих слов следует, что я родился не через девять месяцев, а буквально на следующий день.
- Ты прав, - согласилась она. - Но для чего тебе подробности? Какое это теперь имеет значение?
- Мне посоветовали устроиться на работу в издательство "Ровести".
Мать нахмурилась.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что ждешь от меня рекомендательного письма?
- У меня и в мыслях ничего подобного не было. Никогда. И сейчас нет. Время от времени я видел в газетах фотографии Джованни Ровести. Разглядывал их, пытался понять, похож ли я на него. Ничего общего.
- Так оно и есть. - Мать печально улыбнулась. - И слава богу. Он циник. С его подозрительностью он всегда боялся, что всем от него нужны только деньги. Когда я сказала, что жду ребенка, твой будущий папаша тут же меня бросил, заявив при этом, что он, видите ли, слишком стар, чтобы попасться на удочку. Я услышала от него еще одну ужасную вещь, и то была правда: "Когда у женщины рождается ребенок, она меня больше не интересует". Он объявил, что так было и с его женой, - правда, она успела родить ему троих детей. Он предложил мне деньги. Это был конец. Конец любовной истории и хороший урок для глупой девчонки, ничего не понимающей в людях.
- Неужели, зная, что ты ждешь от него ребенка, Ровести ни разу не подал признаков жизни?
- Подал. Через своего адвоката. Он знал о тебе и, чтобы спасти душу, готов был раскошелиться, но я отказалась от его денег. Историю нашей любви не назовешь счастливой, - вздохнула она. - Я не держу на него зла, но он для меня не существует. Я не стала с ним объясняться. Вернулась в Парму, где ты и родился. Потом я встретила Стелио, для которого моя предыдущая жизнь не имеет значения. - Последними словами она дала понять сыну, что разговор на эту тему окончен.
Два дня спустя Паоло был зачислен корректором в издательство "Ровести". Пройдут еще два года, прежде чем издатель и отвергнутый им сын встретятся.
ГЛАВА 3
Паоло Монтекки открыл свежий, только что из типографии, номер журнала, который рассыльный оставил на его письменном столе. В журнале, являвшемся гордостью издательства "Ровести", была напечатана первая часть журналистского расследования, посвященного местам заключения. Автором репортажа, как свидетельствовала подпись, был Паоло Монтекки. Боевое крещение состоялось: он журналист!
Месяц за месяцем он правил гранки, одновременно не упуская возможности написать несколько строчек. Это были случайные проходные заметки. У Паоло была цепкая память и великолепное перо.
Завтра Рождество. Паоло всегда встречал этот праздник с матерью, в Парме, но сегодня он в первый раз нарушил традицию. Люди в редакциях обменивались поздравлениями и подарками, он же тихо сидел один в пустой комнате, любуясь своим именем, напечатанным в знаменитом журнале, где публиковали статьи корифеи итальянской журналистики. Из соседних комнат доносился гул веселых голосов.
Когда во всем издательстве работало еще не больше полусотни человек, Джованни Ровести взял за правило обходить в этот день редакции с рождественскими поздравлениями. С тех пор число сотрудников значительно выросло, издателю уже перевалило за семьдесят, но он по-прежнему придерживался заведенного некогда обычая. В последние годы старого издателя сопровождал при этом его сын Антонио.
Вместе с сыном он и появился в дверях тесного кабинета, где Паоло с гордостью читал свою первую большую статью.
- Выходит, ты и есть Паоло Монтекки? - в упор спросил старик с порога.
Паоло встал. Он сразу же узнал Джованни Ровести, но от растерянности молчал, не зная, что сказать. Антонио со скучающим видом стоял за спиной отца, нетерпеливо покачиваясь с носков на пятки.
Антонио выглядел старше отца. "Этот человек - мой брат", - равнодушно подумал Паоло.
Джованни Ровести захлопнул дверь перед носом сына и вошел в кабинет один.
Паоло стоял перед ним, борясь с волнением. Впрочем, возможно, никакого волнения не было, а было лишь любопытство: что дальше, чем кончится эта неожиданная встреча?
- Сядь, - мягко приказал старик.
- Я работаю здесь уже два года, - сказал Паоло, пожимая протянутую руку.
Теперь он мог сесть.
- Знаю. Знаю по двум причинам: во-первых, я подписываю все приказы о приеме на работу, а во-вторых, я держу тебя в поле зрения с того дня, как ты появился на свет. Думаю, твоя мать говорила тебе обо мне.
- Совсем немного. И без особого удовольствия. - Паоло держался уверенно.
- Она все такая же красивая? - в голосе Ровести послышалась нежность, взгляд потеплел.
- Ей уже больше сорока, но она выглядит девочкой, - ответил Паоло. - Красивая ли она? Не знаю. Она моя мать.
- Красивая и гордая. - Ровести словно устремился навстречу прошлому. - А главное, умная. В ее положении она сделала единственно правильный выбор не только для себя, но и для тебя.
- Вы находите?
- Да, я в этом уверен. В типографии тебе поют дифирамбы.
- Приятно слышать.
- У тебя талант. Ты принадлежишь к категории людей, которые не нуждаются ни в чьей помощи, чтобы пробиться. - Старик немного помолчал, потом продолжил: - Кстати, почему ты бросил университет, когда до защиты диплома оставались считанные дни?
- Взяло верх желание работать. Писать интереснее, чем учиться.
Паоло попытался представить себе, что чувствовал этот человек, когда отказывался от собственного ребенка. Он хорошо знал, что такое безотцовщина при двух отцах сразу - никому такого не пожелает! Эта двойственность оставила на нем свою метку. Но в то же самое время она дала ему стимул пробивать себе дорогу в жизни и ни при каких обстоятельствах не терять чувства реальности.
- Возможно, наука лишилась одного философа, - констатировал Ровести, - зато печать, я уверен, получила блестящего журналиста. Молодец, сынок, продолжай в том же духе.
В то утро, забежав в бухгалтерию за зарплатой, Паоло получил дополнительный конверт с весьма существенным содержимым. Он не без гордости решил, что это премиальные за его личный вклад в успех издательства. Как же он был разочарован, когда узнал, что премия полагалась всем сотрудникам без исключения!
ГЛАВА 4
В хрупкой красоте Орнеллы было что-то воздушное. И, что немаловажно, эта девушка обладала гибким умом и была замечательным товарищем: такой девушке можно поверить самые сокровенные мысли, самые сокровенные чувства. Она умела слушать. Она понимала собеседника с полуслова.
Их любовь стала естественным результатом дружеских отношений, взаимного уважения двух умных людей. Каждому из них, чтобы понять другого, достаточно было одного взгляда, одного жеста. Когда они в первый раз легли в постель, Паоло подумал, что нашел спутницу жизни.
- Я хочу быть твоей женой, - сказала Орнелла.
Паоло стал заместителем главного редактора, но фактически журнал делал сам - от начала до конца, от оформления до выбора тем и фотографий. Обложка журнала, тематические разделы - все отражало его вкус, его творческие пристрастия. Он много и быстро работал, работал на совесть. Ему не нравилось повторяться. Почти все задуманное удавалось осуществить. Он умел заражать других невероятной своей целеустремленностью, и у них тоже все получалось.
Женитьба прибавила ему энергии. Он с удовольствием возвращался с работы домой, где теперь его ждала Орнелла, предвкушая беседы с ней, а потом - ночь в общей постели, полную любви.
Однажды вечером Орнелла объявила ему, что у них будет ребенок.
Паоло ничего не ответил. Орнелла заметила, что он побледнел. Голубая жилка у него на лбу дрогнула, проступив отчетливее, чем обычно.
- Я тебя огорчила, да? - грустно улыбнулась Орнелла.
Паоло взял себя в руки, стараясь рассуждать здраво. Сын есть венец любовных мечтаний. Иметь сына - что может быть желаннее для молодых любящих супругов? Мобилизовав все свои актерские способности, он изобразил на лице лучезарную улыбку.
- Такая новость заслуживает броского заголовка на обложке. Это нужно отметить. Не сходить ли нам в ресторан? - ласково предложил он.
С этого дня их отношения в корне изменились.
По мере того, как беременность преображала Орнеллу, Паоло убеждался, что не испытывает к ней прежних чувств.
Ему вспомнилось недавнее интервью со знаменитым художником, которое он брал у него в мастерской на втором этаже старого миланского дома. По стенам висели картины. Похоже, на большинстве из них была изображена одна и та же пожилая женщина, плотная, с чистым, полным любви взглядом, с кротким выражением лица.
- Это моя мать, - объяснил живописец. - Мне нравится ее писать. А еще я с удовольствием пишу беременных женщин. У них влажная кожа, у них большие томные глаза стельной коровы. Я нахожу их очаровательными.
С Паоло происходило нечто прямо противоположное. Чем ближе были роды, тем больше он отдалялся от Орнеллы.
Когда она родила дочь, новоиспеченного отца вызвал в Венецию Джованни Ровести. Он ждал его на террасе гостиницы "Эксельсиор". На Лидо было полно журналистов, кинозвезд, знаменитых режиссеров, съехавшихся на венецианский кинофестиваль.
Антонио, увидев его, пошел ему навстречу, чтобы проводить к столику, за которым сидел отец.
Старший Ровести поздоровался с Паоло за руку и пригласил его сесть.
- Гримальди уходит из журнала, - объявил Антонио. - У нас с отцом к тебе предложение.
Гримальди был главным редактором. Паоло тут же догадался, о каком предложении идет речь.
- Уже больше года журнал фактически редактируешь ты, - заговорил старик. - Гримальди лишь подписывает номер в печать. Согласись, что для главного редактора этого маловато.
Паоло медленно поднес ко рту бокал мартини и сделал глоток, молча рассматривая собеседников. На старике был белый льняной костюм и панама. В свои почти восемьдесят лет он мог похвастать живостью сорокалетнего. Антонио, одетый в светлые брюки и полосатую майку, выглядел рядом с отцом надувной куклой, из которой выпустили воздух. Он следил за разговором, однако при этом у него был вид человека, умирающего от скуки. Время от времени он бросал взгляды вниз, на пляж, туда, где начинался длинный ряд роскошных купальных кабин.
- А Гримальди об этом знает? - спросил Паоло.
- Узнает, когда будет нужно, - успокоил его Джованни Ровести.
Паоло усмехнулся.
- Когда будет нужно, - медленно повторил он. - Мы сгоняем его с дистанции в разгаре скачек и делаем вид, будто ничего особенного не происходит. Что с ним будет? Какое место он получит взамен?
- Кто скачет, а кто плачет, - послышалось за спиной Паоло.
Он оглянулся и увидел Соню в цветастом пляжном халате, накинутом поверх бикини. Густой загар придавал ее красивому лицу какое-то экзотическое очарование. На губах блуждала насмешливая улыбка. Паоло галантно вскочил, чтобы поцеловать ей руку.
- Так какое же место получит Гримальди? - переспросил он, вновь повернувшись к Джованни и Антонио Ровести.
- Возглавит отдел общественных связей, - заверил его старик. - Вообще-то для меня загадка, чем занимаются такие отделы и для чего они нужны. Но в наше время без них не обходится ни одно мало-мальски солидное предприятие. Заведем такой отдел и мы. Учти, мне бы не хотелось, чтобы ты считал свое повышение подарком. Ты человек ответственный и понимаешь, что работы у тебя не убавится. Скорее наоборот.
- Мой тесть не очень-то балует людей подарками, - прокомментировала слова старика Соня.
Паоло было двадцать шесть лет, в этом возрасте ни один из журналистов не становился еще главным редактором столь известного журнала.
Он посмотрел на Соню.
- Как, по-вашему, мне соглашаться? - спросил он ее.
- Еще бы! Конечно, соглашайся, пока они не передумали.
Соня взяла со стола блюдечко с оливками, полагавшимися к аперитиву, и высыпала оливки тестю на шляпу. Паоло не мог удержаться от смеха. Старик тоже засмеялся, снял панаму и стряхнул с нее оливки.
- Эта женщина не умеет притворяться, изображать из себя любящую невестку. Она не упускает случая продемонстрировать свое неуважение ко мне. Но, ей-богу, было бы хуже, если бы она делала вид, будто меня обожает.
Антонио по-прежнему смотрел вниз, на пляж. У него было встревоженное лицо.
- Что с тобой? - спросила Соня.
- Я не вижу Марию Карлотту, - объяснил он свое беспокойство.
- Мария Карлотта уже в ресторане - ждет, пока вы выпьете свой аперитив и спуститесь обедать, - терпеливо сказала Соня. - Если хочешь, идем.
- Антонио - сумасшедший отец, - вздохнул старик. - Кстати, я слышал, ты тоже стал отцом. - Он вынул из кармана пиджака и протянул Паоло миниатюрный сверток. - Это для твоей жены. Поздравь ее от меня.
Только уже поздно вечером, в номере "Эксельсиора", Паоло развернул подарок. Подарок оказался царским: кольцо с настоящим колумбийским изумрудом.
- Ваш тесть всем главным редакторам что-то дарит? - спросил он Соню, которая застала его с коробочкой в руке.
- Всем, - ответила Соня. - Но на моей памяти такого дорогого подарка не удостаивался ни один.
Паоло удивленно смотрел на нее, опуская коробочку в карман.
- Как ты вошла? - удивился он.
- Договорилась с горничной.
В ту ночь Паоло не только изменил Орнелле, но и понял, что рано или поздно их совместной жизни придет конец. (Через несколько лет, после того как у них с Орнеллой родится второй ребенок, они разойдутся.) И еще он вспомнил в ту ночь слова, которые Джованни Ровести сказал его матери: "Когда у женщины рождается ребенок, она меня больше не интересует".
СЕГОДНЯ
ГЛАВА 1
Вот он наконец, бриллиантовый дождь! Догадавшись, куда Джованни Ровести спрятал сокровища, он, Паоло, доказал, что достоин своего хитроумного отца. Кожаный мешочек с его содержимым - все равно что официальное свидетельство о законном рождении: пусть и после смерти, но старик признал его все-таки своим сыном! Всю жизнь, сколько Паоло помнил себя, он получал ровно столько, сколько зарабатывал, - ни больше, ни меньше. Джованни Ровести не выделял его среди других сотрудников издательства, премируя время от времени за хорошую работу наравне с остальными. Лишь перед смертью из всех многочисленных наследников своего состояния он выбрал двоих: Марию Карлотту - самую чистую и беззащитную, и его, Паоло, самого независимого и энергичного.
Мария Карлотта умерла, так и не узнав о дедушкином подарке. Паоло, став обладателем бриллиантов, попытается перестроить деятельность издательства "Ровести", ему хватит ума и решительности возродить отцовское детище.
Он с нежностью подумал о матери, юной и наивной статистке из Чинечитта, гордо отказавшейся от помощи человека, который был отцом ее сына. Потом перед глазами возникла Лоретта, его новая подруга. Он представил ее себе в их квартире на улице Брера, и ему захотелось поскорее ее увидеть.
Паоло любовался бриллиантами. В их многоцветном блеске было что-то грустное, сродни сегодняшнему дождливому дню.
В дверь продолжали настойчиво стучать, и Паоло заторопился. Когда он ссыпал с ладони камни в кожаный мешочек, за его спиной распахнулась дверь, выходящая на воду. Почувствовав порыв холодного ветра, Паоло обернулся и увидел Пьетро Ровести, входящего в палаццо Маццон со стороны Канале Гранде. Паоло так и застыл с мешочком в одной руке и пригоршней бриллиантов в другой. Увидев в огромном, заставленном ящиками, вестибюле Паоло Монтекки одного, без пиджака, перед развинченным цилиндром Римлянина, Пьетро сразу все понял.
- Значит, бриллианты все-таки были здесь, - задумчиво произнес он.
Пьетро приехал на катере с пьяццала Рома, и поскольку у него был ключ от двери, выходящей на Канале Гранде, он открыл ее и вошел в вестибюль.
В дверь продолжали стучать, и Паоло сказал:
- Если им не открыть, они дворец разнесут. Какое нетерпение!