Она как-то странно, задумчиво смотрит на меня своими красивыми глазами. И Бог мой! Я просто хочу сорвать с нее этот никчемный халат и трахнуть прямо здесь на этом дешевом диване. Это действительно так, но я не говорю ей об этом. И я не хочу заверять ее, что в дальнейшем все у нас будет хорошо. Я просто хочу затрахать ее до бесчувственного состояния, как только она появляется рядом, я теряю с ней весь свой контроль. Я сам превращаюсь в дикое животное.
- Любовь не должна быть такой. Она должна быть красивой.
Я не позволяю показать ей, как реагирую на ее слова. Я не позволю ей увидеть то, что она подсознательно назвала, что мы занимаемся любовью. Но ее слова начинают стремительно кружить мне голову.
- Давай двигаться постепенно, шаг за шагом. Давай получше узнаем друг друга. Я приглашаю тебя на ужин, - бормочу я.
- Я не могу сегодня. Я работаю, - ее голос звучит безрадостно, просто сообщая мне этот факт.
Я чувствую, как что-то горячее, похожее на ревность, ударяет меня прямо в живот. Я стараюсь держать себя в руках, но не могу. Я встаю и спокойно отхожу подальше, руки сжимаются непроизвольно в кулаки.
- Нет, ты не работаешь сегодня вечером.
- Я должна. Брианна ждет меня сегодня и завтра. Мы можем пойти после завтра.
Похоже она даже не понимает, о чем говорит, или с кем.
- Ты не работаешь в "Эдеме", Лили.
Она резко вскакивает на ноги.
- Что? Мне нужна эта работа.
- Я не позволю тебе снимать свою одежду перед другими мужчинами. Сама даже мысль об этом убивает меня.
- Это не справедливо. У меня есть обязательства, которые я должна заплатить.
Я подхожу к ней.
- Какие обязательства?
Она смотрит на меня.
- Я не хочу, чтобы ты платил по моим обязательствам.
- Что за обязательства, Лили?
- Это мое дело.
- Все, что касается тебя, мое дело.
- Я не готова об этом говорить. Просто давай оставим это, пожалуйста. Это личное.
Я хмурюсь от возникших новых сложностей, настолько запутанных. Чем черт побери она занимается? Я не показываю ей свои ужасные мысли, роящиеся у меня сейчас в голове.
- Я не хочу, чтобы мою женщину преследовали сборщики долгов, - разумно говорю я.
- Пожалуйста, Джек. Давай, оставим это. Все происходит слишком быстро. Просто дай мне немного времени, пожалуйста.
- Немного времени? Это то, что ты хочешь от меня?
Я вижу вспышку чего-то неистового в ее глазах. Нет, она не хочет немного времени. Она также хочет содрать с меня эту чертову одежду. Я хватаю ее за предплечья и опускаюсь на ее рот. Сладкий. Мягкий. От одного вкуса ее я становлюсь диким, словно вчера ничего и не было, словно я по-прежнему до сих пор не поимел ее, я хочу ее с такой страстью, что она просто пожирает меня изнутри.
Я заставляю ее открыть губы, и она проходится своим гладким языком по моему, и начинает усердно сосать, словно пытаясь насытиться мной. Ее живот упирается в мой полностью эрегированный член, желая заполучить его. Я чувствую, как начинаю полностью растворяться в ней.
Раздается звук рядом у нас за спиной, и она со стоном, с трудом отстраняется от меня. Мне кажется, словно она оторвала от меня какую-то часть. Ее соседка по дому поднимает вверх руки.
- Не обращайте на меня внимания, я просто иду на кухню.
Я мельком бросаю на нее взгляд, прежде чем мое внимание возвращается к Лили.
Она закрывает дрожащей рукой рот.
- Тебе лучше уйти, - говорит она. Она выглядит побелевшей, одинокой и слегка смущенной, единственное, что мне хочется сделать, скрутить ее в своих объятиях, но я понимаю, что это будет неправильно.
- Я заеду за тобой в семь сегодня вечером.
Она кивает, и я выхожу из ее квартиры, набирая номер Брианны.
Глава 12
Лили
Я выхожу из душа и тщательно выбираю себе нижнее белье: дорогое, все в кружевах, прозрачное. Жара не спадает, по-прежнему жарко и влажно, укладываю влажные волосы вверх и надеваю белое платье с обнаженной спиной. Я завязываю ремешки на шпильках и по какой-то совершенно мне не ясной причине, скорее всего из-за того, что раньше я никогда не видела, чтобы мои губы были настолько опухшими, крашу их в темно-красный. Они выделяются на лице, и я сама себе напоминаю самку обезьяны, чья задница светится ярко-красным, когда она возбуждена и готова к спариванию.
Без пяти минут семь раздается звонок в дверь.
Я открываю и вижу, как изумрудным огнем зажигаются его глаза.
- Господи, - восклицает он, мягко проходясь по моей щеке костяшками пальцев. Он одет в темно-красную рубашку, верхние две пуговицы расстегнуты, показывая красные хрустальные бусы, которые колышутся при каждом его движении, и черные брюки, с острыми отутюженными складками, а ботинки такого же цвета, как рубашка.
Он выглядит как гангстер и ведет меня к нелепому затонированному Range Rover с массивными колесами и рядом фар спереди. Я приподнимаю брови, он улыбается, бесхитростно, словно ребенок.
- Люди рассчитывают на цыган, которые захотят купить именно такие вещи. Садись. Это забавно.
Я серьезно сомневаюсь в том, что это может быть забавно и что буду смеяться.
Он везет меня в фантазийный с дубовыми панелями, удостоенный звезды Мишлена ресторан, "Hibiscus". Винные бутылки поблескивают в серебряных ведерках. Внутри не пахнет едой, а скорее духами от жирных котов из Мейфера (фешенебельный район в Лондоне). Персонал сдержанный и безупречный с превосходным вниманием к клиентам. Коктейли от заведения, деликатесы и обильное количество кислого хлеба. Меню интригует.
- Что ты будешь? - спрашиваю я Джека.
- Жареного поросенка с ирландскими морскими ежами.
- Я никогда не пробовала раньше морских ежей. Они вкусные?
- На любителя. Они обладают грязным, сексуальным ароматом, - говорит он шепотом и его глаза опускаются на мои губы.
Вот опять, сладкий трепет возникает от его взгляда у меня внизу живота. Я отвожу глаза.
- Я буду желтоперого тунца с запеченным артишоком в пене Херефордшир сосны.
Он кривит лицо.
- Тьфу... я не смогу есть пену. Она напоминает мне больную кошку.
Но это не пена, а живые морские ежи, которые подаются со сладким картофелем, один взгляд на которых делает меня больной. Я почти выплевываю это ископаемое, похожее на варево, как только Джек кладет мне его в рот. Он смеется над выражением моего лица.
Когда Джек смеется, то выглядит совершенно другим человеком. Он перестает быть твердой задницей с хладнокровным взглядом гангстера. Подумать только - он становится по-настоящему прекрасным. Я просто пялюсь на него в открытую, удивляясь, насколько беззаботным, красивым и молодым, он вдруг становится. Голос полный тревоги шепчет, вызывая на моих обнаженных руках покалывание и поднимая волоски: "Ты влюбляешься в него... Ты... Ты".
Я откидываюсь на спинку кресло, аппетит пропадает. Беспокойство, подобно касторовому маслу, течет вниз по моему горлу.
- Что случилось? - спрашивает он.
- Ничего.
В конце концов у нас двоих пропадает аппетит. Мы отказываемся от десерта и от кофе. Маленький шоколадный птифур так и остается несъеденным. Джек оплачивает счет, и мы садимся в машину. Ночной воздух, наполненный прохладой, треплет мне волосы. Музыка громко звучит, выбивая какой-то ей ведомый такт. Я начинаю беспокойно ерзать на пахнувшем кожей сиденье, у меня стягивает живот.
Мы попадаем внутрь в светло-песочное фойе, а затем в элегантную гостиную, Джек зажигает свечи. Я же укладываю себя на девственно-белый ковер на полу.
- Хочешь выпить?
- Неа.
Он идет к полированному бару, зажигает светильники и наливает себе хорошую порцию виски, тут же выпивает ее и направляется к низкой белой кушетке, которая стоит на литых когтистых лапах. Ложится на нее и несколько минут молча смотрит на меня. Я наблюдаю за ним, глядя снизу-вверх, не двигаясь. В его глазах поблескивает пламя от свечи, кожа выглядит такой темной и очень красивой, словно вырезанная из дерева. Я думаю о его члене, имеющем пряный запах. Я хочу взять его в рот, бедра самопроизвольно раздвигаются.
- Иди сюда, - приказывает он.
Я приподнимаюсь на руках и ползу к нему, к его эрекции, он притягивает меня к себе руками. Я опускаю подбородок на белую кушетку между его расставленными ногами. Он нежно проводит по волосам, пропуская их между пальцами. Его руки движутся вниз по моей обнаженной спине, расстегивая небольшую молнию. Платье спадает с плеч.
- Мы цыгане верим в волшебство и в фей обольщения. Люди являются легкой добычей для них. Если они накладывают свои чары обольщения на человека, он становится одержимым и заколдованным. Он никогда не увидит именно то, что на самом деле находится прямо у него перед глазами. Он бродит по миру под кайфом, находясь в клубке похоти, как наркоман, - он очерчивает мои губы своим большим пальцем. - Ты похожа на такую фею. Твои глаза. Ты фея, Лили?
Я медленно отрицательно качаю головой, сердце очень сильно колотиться в груди.
- Это была долгая ночь, - бормочет он, наклоняя голову, чтобы поцеловать меня. Наши губы соприкасаются. Его рот требует от меня полной капитуляции. Я вбираю в себя его бархатный твердый язык с довольным вздохом. Он прав, это была действительно длинная ночь. Слишком длинная. Он поднимает меня за бедра к себе на колени, словно я скользкая безногая рыба. Его губы по-прежнему не отпускают мои, очаровывая, даря тепло и обещание, он укладывает меня на диван, лишая последнего клочка одежды.
Он приподнимает голову, его губы стали темно-красными от моей помады.
- Мы не предохранялись прошлой ночью, - отмечает он.
- Я позаботилась об этом сегодня утром, - шепчу я, глядя в его глубокие глаза, словно в океан во время шторма.
- Я не кончал внутрь женщины с семнадцати лет, - признается он.
- Джек?
Он приподнимает одну элегантную темную бровь.
- Ни один мужчина не кончал в меня никогда, - говорю я ему.
У него появляется румянец, как у завоевателя, испытавшего триумф от своей победы, его взгляд, бродящий по моему телу, светится глубоким удовлетворением собственника. Его восхитительно сильные руки приподнимают мою грудь, заявляя права. Он упивается от одного только факта, что мое тело принадлежит ему. Соски тут же твердеют, у меня по коже расползаются мурашки. Я гляжу на него, как завороженная.
Он тяжело дышит, челюсть сжата, член настолько сильно выпирает из его брюк. Воспоминание его гладкого, обнаженного накаченного тела, прижимающегося ко мне, вызывает неимоверное возбуждение - сильное, одурманивающее. У меня между ног становится мокро и горячо. Я тянусь к его молнии, быстро раскрываю. Он приподнимается. Я наблюдаю, как Джек снимает рубашку, брюки и боксеры. Его кожа светится от бликов свечей.
Он наклоняется к брюкам, пытаясь отыскать в них карман. Я знаю, что он ищет. Я слышу шуршание фольги от презерватива и накрываю его руку своей. Он смотрит на меня.
- Ты уверена?
Я утвердительно киваю.
Брюки выскальзывают из его пальцев, его большая рука опускается мне на живот. Я смотрю на его мужское достоинство с прекрасно сделанным тату, которое гордо выпирает и такое большое. Он раздвигает коленями мои ноги. Медленно пытается вставить головку. с нарисованным яблоком, в меня, но у меня все так болит и опухло после вчерашнего, что возникает такое ощущение, будто я раскололась напополам. Я проглатываю крик боли, глаза расширяются, рот открывается в шокирующей букве "О".
Он замирает.
Моя киска саднит и ужасно болит, но я хватаюсь за его плечи.
- Нет. Не останавливайся, - прошу я.
Он осторожно отстраняется от моего горящего входа.
- Сладкая Лили. Я не могу причинять тебе боль, даже если ты просишь, - выдыхает он. Я испытываю облегчение, но слишком дорогой ценой.
Он перемещается ниже, и опускает свой горячий, влажный рот на мои распухшие, саднящие складочки. Я вздыхаю от удовольствия. Он нежно проходится языком, полностью отдаваясь этому процессу, успокаивая меня. Я снова начинаю трепетать, видя перед глазами звезды, зарываясь пальцами в его блестящие черные волосы и сильнее притягивая его рот к себе.
Я быстро и мощно кончаю, задыхаясь, мои разведенные бедра непроизвольно дрожат. Удовольствие настолько интенсивное, что даже становится мучительным.
Я пытаюсь приподняться. Он опускает ладонь мне на грудь.
- Не двигайся. Ты хорошо смотришься с разведенными ногами и готовой для меня.
- Возьми меня в попку.
И он медленно, осторожно дюйм за дюймом, болезненно продвигается в глубь, никому и никогда я не разрешала делать этого с собой. И чтобы не произошло между нами в дальнейшем, сейчас - это мой подарок ему.
Потом я лежу на его груди и прислушиваюсь к биению его сердца, медленно пульсирующем, но отчетливо слышимым, и этот звук обещает мне безопасность. Он заслуживает большего, чем я могу ему дать. Мое сердце екает от одной только этой мысли. Да, он заслуживает гораздо большего.
Может он слышит, как бьется мое вероломное сердца? Мне не следовало этого затевать. Но слишком поздно что-либо прекращать. Я не смела никогда даже мечтать, что такой мужчина, как он, может меня захотеть. Вдруг я чувствую себя такой одинокой, мне грустно и больно, жгучие слезы наполняют глаза, и я не могу их сдержать, хотя и зажмуриваюсь, но они все равно катятся по щекам. Он гладит меня по волосам, накручивая локоны на пальцы. Я открываю глаза, намочив слезами его грудь. Он замирает и перестает наматывать локоны, берет меня за подбородок и приподнимает мое лицо, чтобы взглянуть мне в глаза.
- Почему?
Я не хочу его расстраивать, мне очень хочется, чтобы ему было хорошо. Я притворюсь еще раз на какое-то время, совсем немного притворюсь.
- Я просто счастлива.
Он внимательно смотрит на меня дольше, чем пара секунд, видно, что хочет что-то сказать, я улыбаюсь и так легко это делаю, так обезоруживающе. Сплошная ложь.
Я обвожу кончиками пальцев крест над его сердцем.
- Когда ты сделал это?
- Когда мне было пятнадцать. Я делал его долго, он состоит из семидесяти семи царапин.
Я поднимаю на него голову с любопытством.
- Как это?
- От Матфея 18:21. "Петр приступил к Иисусу и спросил: "Господь, сколько раз я должен прощать брата моего, если он грешит против меня? До семи ли раз?" Иисус ответил: "Говорю вам, не семь раз, но семьдесят семь раз"". Это мои семьдесят семь раз, Лили, и еще больше. Нет мне больше прощения, только ад ждет меня впереди.
Он не знает, что я в курсе его истории. У меня крутятся мысли о нем, как о пятнадцатилетнем подростке - долговязом, с длинными конечностями, высокомерном для всех, но на самом деле хрупком и сломленном внутри, царапающим свою собственную кожу, вгоняющим чернила и при этом ведущим счет своим грехам, и мне вдруг становится так грустно, что хочется плакать.
Жизнь такая странная штука, такая не справедливая. Что совершили голодающие дети Африки, чтобы заслужить такую участь? Или цыганенок, который встал во главе криминальной группировки в возрасте пятнадцати лет? Я вспоминаю своего брата, приведшего меня к заброшенному птичьему гнезду с разбитой скорлупой внутри, или же делающего стойку на руках на Брайтон Пирсе. Любимый бестолковый Льюк, испекающий блинчики с комками по воскресеньям. У меня в горле образуется ком, я сглатываю, но горло все равно саднит от слез, но я не буду плакать перед ним.
- Почему ты не остановился на семидесяти семи?
- Потому что я не смог.
- Почему?
- Чем больше денег я делал, тем больше я чувствовал себя, имеющим право делать все, что захочу.
Того подростка уже нет. Передо мной мужчина не поддающийся никакому воздействию. Он трахает. Он кончает. Он ничего не чувствует. Он бросает. И все же он другой со мной так же, как и я другая с ним. Я молча киваю. Да, деньги заставляют мир вращаться. Все мы немного марионетки в их плену.
- Я нашел тебе работу, - мягко говорит он.
Я ощущаю себя такой уставшей.
- Да? И где?
- Ты будешь работать в моей организации.
- Как наркокурьер?
Его лицо становится жестким.
- У меня законный бизнес.
- Что я буду делать?
Он пожимает плечами.
- Алисия, мой персональный помощник, расскажет тебе.
- Ты хочешь сказать, что создал для меня работу.
- Лили, Лили, - шепчет он.
Глава 13
- Друзья, к нам присоединился сегодня еще один человек. Давайте поприветствуем Лили, - объявляет Уильям, лидер группы RSSSG (Группа поддержки лиц, переживших суицид своих близких).
Его представление заставило всех повернуться и посмотреть на меня, поскольку я была единственной новенькой в группе, я чувствовала себя очень неуютно от их взглядов, мое тело одеревенело и в голове не было ни единой мысли. Я просто тупо уставилась в одну точку, не в силах смотреть в лица людей, которые хотели встретиться со мной взглядом, я даже не смогла вымолвить и слова.
Мое горе было настолько глубоким и так глубоко отпечаталось у меня на сердце, что оно опять начало кровоточить. Может быть, это ошибка с моей стороны - слишком рано пришла сюда (хотя это просто смешно), или возможно я просто не готова говорить на эту тему.
Просто веди себя как обычно.
Неважно, чтобы не произошло в этом месте, я делаю глубокий вдох и вывожу себя из ступора, заставляя произнести общее приветствие. Какая-то девушка поднимается и направляется к составленным стульям в углу комнаты. Все ее движения настолько громкие в этом пустом, с непокрытым ковром полом, пространстве, что мне приходится сдерживаться, чтобы не рвануть отсюда стремглав. Другие участники группы переставляют свои стулья размыкая круг, чтобы я смогла присоединиться к ним. Рядом сидящая девушка переползает на рядом стоящий свободный стул, они все молча передвигаются.
- Садись, Лили, - твердым голосом говорит Уильям, но в его голосе слышатся какие-то обнадеживающие и гипнотические нотки, которые смогли меня поразить даже по телефону. Я направляюсь к освобожденному месту и осторожно опускаюсь на краешек стула. Женщина, сидящая рядом со мной, поворачивает голову в мою сторону и тепло улыбается.
- Расслабься - мы все здесь друзья, - говорит она и накрывает своей рукой мою.
- Привет, - отвечаю я, сопротивляясь сама себе, чтобы вытянуть руку.
Я впервые услышала об этом центре четыре года назад, когда подруга рассказала мне о нем. Она запомнила адрес, когда ее отец покончил жизнь самоубийством. Но она никогда не хотела прийти сюда, и я так же не хотела, желание пришло несколько дней назад. Каждый раз, как только у меня возникала сама мысль прийти в этот центр, я повторяла сама себе, что абстрагируюсь и просто буду наблюдать за происходящим. Но теперь, когда я все же пришла сюда, даже не понимаю, зачем я это сделала.
- Так, кто хочет начать сеанс?
Наступает именно то время, когда кто-то встает и обнажает свою душу!