Короче говоря, Ник, недовольно закусив губу, заглушил мотор, ключ зажигания бросил в нагрудный карман блузки и, мысленно перекрестившись, вылез из "Жигулёнка". Жалко, конечно же, было терять драгоценное время, да ничего не поделаешь: объективная реальность, данная нам в ощущениях, штука упрямая…
Передние дверцы "Ауди" одновременно распахнулись, и на асфальт Кольцевой (на театральные подмостки?) выскочили – словно чёртики из табакерки – два классических "братка": кожаные жилетки на голое тело, мускулистые ручищи в синих татуировках, золотые цепи, сытые морды, холодные рыбьи глаза, бритые затылки…
Один из обломов был облачён в чёрные, плотно облегающие кожаные джинсы, другой же, напротив, в легкомысленные цветастые шорты.
– Попала ты, бабуля! – радостно скалясь, объявили "шорты". – Баксов так на восемьсот-девятьсот. Как думаешь, Боб?
– Не, Макс, я конкретно не согласен с тобой, – в соответствии с заранее разработанным сценарием, подчёркнуто невозмутимо возразили "кожаные джинсы". – Тысяча двести, и никак не меньше! Чего молчишь, старушка пухлая моя?
– Требую незамедлительных и развёрнутых извинений! – непреклонно и желчно заявил Ник, находясь в образе бойкой Аделаиды Макаровны, никогда не лазавшей за колючим словцом в карман. – Хамы трамвайные подзаборные. Хряки колхозные откормленные. Мордовороты уродливые необразованные. Иосифа Сталина на вас, бандерлогов безмозглых, нет…. Ну, будем извиняться, голуби сизокрылые? Я жду!
– За что – извиняться? – искренне опешили "братки".
– Во-первых, за "бабулю". Во-вторых, за "старушку пухлую". Оцениваю моральный ущерб в пять тысяч долларов США и немедленно пишу заявление в Генеральную Прокуратуру. А также: в Хельсинскую ассоциацию бескорыстных правозащитников, в Брюссельский Высший Арбитраж, и, естественно, полномочному представителю Президента России по правам человека…. Впрочем, в случае принесения искренних и раболепных извинений, готова согласиться на три с половиной тысячи…. Итак, христопродавцы? Ваша очередь, излагайте…
– Совсем офигела, фря очкастая? – обиженно удивился Боб.
– Ты, мадам, лучше полюбуйся на царапину, что оставила на боку нашей "ласточки", – миролюбиво посоветовал Макс. – Длинная такая получилась, глубокая, извилистая.
– Сперва извинения и три тысячи долларов, а уже потом будем любоваться на вашу крохотную и смешную царапину…
– Да ты платить не хочешь, зараза говорливая? – наконец-таки, догадался медлительный Боб. – Так, быстро отдавай свой паспорт и ключи от "мыльницы"!
– Мой обожаемый зять трудится полковником МВД! Ясно? Вы, жлобы дешёвые, теперь с магаданской кичи лет десять не слезете. У самой тюремной параши жрать и спать будете. Все зубы потеряете – во время цинги зимней, кровавой…
– Бабка, за языком смотри!
– Серый волк тамбовский – "бабка" тебе, молокосос татуированный! Пархатый такой волчара, худой, туберкулёзный и блохастый…
Честно говоря, Ник ещё долго мог бы заниматься дешёвым трёпом, то бишь, играться "в тянучку". Причём, с большой вероятностью того, что "браткам" вся эта тягомотина быстро надоест и они, плюнув на прощанье, уедут по своим непростым и насквозь неправедным делам…. Но неожиданно в его голове шустрой мышкой пробежала разумная и очень своевременная мысль: – "Братец, а было бы совсем даже неплохо – сменить машину! Что значит – зачем? Вот, представь себе такую яркую и весьма правдоподобную картинку. Идёт это наша Аделаида Макаровна из поликлиники. Идёт, и как это и не странно, никого не трогает…. Глядь, а любимого "Жигуля" на месте-то и нет! Что она сделает в этом случае? Правильно, тут же наберёт "02" и заявит о наглом угоне любимого автотранспортного средства. Со всеми вытекающими последствиями, ясен пень…. Оно нам надо? А у этих автоподставщиков, наверняка, на "Ауди" повешены "левые", нигде не засвеченные номера. Что, согласись, гораздо безопаснее. Да и в милицию они, скорее всего, обращаться не будут…. Как тебе идея?".
Признав, что идея вполне здравая, Ник резко сблизился с "братками", неосторожно стоящими плечом к плечу, то есть, совершенно не страхуя друг друга. Удар, пируэт, удар, правка, пируэт, удар, правка. Секунд пятнадцать-двадцать ушло на всё про всё…
Он, повертев головой из стороны в сторону, мгновенно оглядел пустынное шоссе, подхватил бесчувственного Боба под мышки, негромко крякнув, перевалил тяжёлое тело через металлический отбойник и отправил вниз по крутому откосу – на неотвратимую встречу с придорожным кустарником. Через полминуты и Макс, вернее, его бренное тело, украшенное кожаной жилеткой и цветастыми шортами, повторило этот тернистый путь…
Прихватив с собой тёщину сумку, Ник осторожно, стараясь не упасть, спустился по дорожному откосу. Первым делом он оттащил тела "братков", всё ещё пребывающих без сознания (пульс присутствовал), в густые заросли ракитника и заботливо уложил на мягкий, светло-зелёный мох. Потом тщательно обыскал карманы незадачливых жуликов и отложил в сторону приглянувшиеся ему штучки: водительские права, заряженный пистолет ТТ и запасную обойму к нему, баллончик со слезоточивым перцовым газом, ключи от "Ауди". В качестве финального (полуфинального, четвертьфинального?) штриха, он переоделся в свою повседневную одежду, присев возле ближайшей чистой лужицы, старательно смыл с лица женскую косметику, а вещи дражайшей Аделаиды Макаровны рачительно и предусмотрительно сложил в сумку.
– Что же, первый акт спектакля отыгран на отлично, – для пущего порядка подбодрил он сам себя. – Приступаем к следующему…
Свернув в нужном месте с Кольцевой, Ник проехал километра два с половиной и остановился у старого некрашеного забора очередной заброшенной стройки: перед въездом в город необходимо было старательно и несуетливо подчистить "хвосты". То есть, ещё раз проверить адекватность своего внешнего вида, выбросить из салона машины разный подозрительный и ненужный хлам, пристроить в надёжное место "тэтэшку" и внести в чёрный список мобильника номер любимой тёщи – чтобы не досаждала регулярными жалобными рассказами об угоне неизвестными негодяями любимого "Жигулёнка".
На заднем сиденье он обнаружил вместительный полиэтиленовый пакет с нехитрым театральным гримом: короткий русый паричок, аккуратные накладные усы и бородка, всякие разные тюбики и скляночки.
"Очевидно, что наши автоподставщики тоже иногда маскировались", – сообщил смекалистый внутренний голос. – "Зачем? Ну, возможно, когда решали, что – сугубо ради разнообразия – надо ограбить какой-нибудь крохотный магазинчик, расположенный на трассе. Или, допустим, дальнюю бензозаправку…".
– Что же, маскировка, зачастую, бывает полезной, – одобрил Ник. – Если сменил машину, то почему бы и личину не сменить в очередной раз? Для полного комплекта и разнообразия…
Потратив на перевоплощение минут двенадцать-пятнадцать, он посмотрелся в автомобильное зеркальце и увиденным остался – в целом – доволен:
– Русые усы и бородка, а к ним в довесок чёрно-угольный кучерявый тёщин парик? Глупость, конечно, но смотрится…. А если вместе с этими дурацкими тёмно-жёлтыми очками? Просто отпад! Натуральный иностранец – а-ля Сальвадор Дали! Нет, не он…. Может, Элвис Пресли? Нет…. Впрочем, совсем и не важно – кто. В смысле, не важно, на кого из иностранных знаменитостей я теперь похож. Главное, что из себя – весь такой загадочный и офигительно эстетичный…
Первым делом Ник хотел заехать в Машин бутик, который, естественно, так и назывался – "Мария". А что такого? Скромненько и со вкусом…. Заехать и, если жены там не будет (конечно же, не будет!), поинтересоваться у персонала, мол: – "А где, девицы-красавицы, ваша уважаемая и неповторимая директриса?". Естественно, поинтересоваться – согласно теперешнему облику – на английском языке. А дальше действовать, уже исходя из полученного ответа…
Но, проезжая мимо ресторанчика "Палермо", того самого, где – по словам Верочки Сидоровой – Матильда страстно, в засос, целовалась с Олегом Быстровым, он заметил припаркованный на клиентской стоянке знакомый чёрный "Мерседес".
"Всё совпадает, блин!", – внутренне запаниковал Ник. – "Этот итальянский кабачок, как раз, и входит в перечень заведений, которые так любят посещать бизнесмены и бизнесвуменшы от высокой моды. Сейчас я войду туда и увижу, как…. Вернее, сперва почувствую, как из затылочных костей моего многострадального черепа на белый свет прорезаются молочные рожки. Ветвистые такие, симпатичные, узорчатые…
Он свернул в ближайший переулок, припарковал "Ауди" в удобном месте, запихал в карман брюк кошелёк с деньгами, выбрался на тротуар, захлопнул дверцу и, нажав на кнопку брелка, поставил машину на сигнализацию. А вот пистолета с собой – чтобы случайно не наделать непоправимых глупостей – брать не стал.
В первом, малом зале ресторана (в зале для некурящих посетителей) было прохладно, неуютно и пустынно. Ник – на английском языке – заказал у барной стойки литровый бокал пива и фисташковые орешки, расплатился и, тихонько напевая что-то из репертуара "Битлз", прошёл во второй зал.
"Ага!", – азартно зашелестел внутренний голос. – "По раннему времени суток занят только один столик, как раз за японской ширмой "в дырочку", про которую говорила Веруня. Видишь, над ней поднимаются две тоненькие табачные струйки?".
Ник занял самый дальний столик, машинально повертел перед собой хрустальную массивную пепельницу, достал из мятой пачки сигарету и стал обеспокоенно похлопывать по всем карманам, мол, зажигалку забыл где-то, голова садовая…
Он поднялся на ноги и неторопливо направился в сторону японской (или, всё же, китайской?) ширмы, разрисованной крылатыми золотыми драконами, жадно пожиравшими симпатичных серебряных змеек. Змеи печально улыбались и выжидательно посматривали на Ника огромными, небесно-голубыми глазищами. По дороге он заглянул в большое, во весь рост зеркало, поправил тёщин кудрявый парик и заговорщицки подмигнул собственному, офигительно эстетичному отражению.
Из-за экзотической ширмы раздавался только один голос, принадлежавший соседу по коттеджному городку.
– Надо быть крайне осторожными, – проникновенно и настойчиво вещал Быстров. – Возможна слежка…. И не надо так недоверчиво ухмыляться! Вот для чего, спрашивается, мы встречаемся сегодня в этом шикарном ресторане? Что, других, менее приметных забегаловок нет в городе?
"Интересное дело", – засомневался Ник. – "В прошлый раз Олежка был выряжен – в моём больном сознании-воображении, понятное дело – в костюм сказочного Деда Мороза, правда, с кривыми и окровавленными клыками. Следовательно, Матильда сейчас будет изображать из себя снежно-чистую и невинную Снегурочку?".
Он, предупредительно постучав костяшками пальцев по боковой деревянной планке ширмы, заглянул внутрь и, многозначительно помахав незажженной сигаретой, смущённо выдохнул:
– Сори!
– Чего надо, родной? – недовольно набычился Быстров, одетый в чёрный деловой костюм и белую рубашку – с безвкусным светло-салатным галстуком в мелкий синий горошек.
– Иностранец прикурить просит, – пояснил представительный мужчина восточной внешности и предупредительно щёлкнул массивной зажигалкой в позолочённом корпусе. – Прошу вас, мистер! Плиз !
Ник торопливо прикурил и, пробормотав пару английских благодарственных фраз, вернулся к своему столику.
"Ура!", – неслышно для окружающих восторженно возопил внутренний голос. – "Нет в этой кабинке Матильды! Нет, чёрт побери! Значит, и ветвистые узорчатые рога отменяются! По крайней мере, на время…. Тогда, братец, может, пойдём отсюда? Поищем нашу обожаемую Марию Владимировну в другом месте?".
Появился молоденький сонный официант, небрежно сгрузил с подноса на столешницу литровый запотевший бокал и круглое блюдечко с фисташками, пожелав всех благ, удалился, нагло позёвывая на ходу.
"Не стоит, пожалуй, отказываться от свежего пива!", – после двухсекундных колебаний, решил Ник. – "Во-первых, это будет выглядеть крайне подозрительно. Во-вторых, пить очень хочется. В-третьих, когда ещё придётся отведать хорошего пивка?".
Он опустился на стильную дубовую табуретку, украшенную искусной резьбой, и воздал должное пенному напитку…
Неожиданно со стороны барной стойки раздался неясный шум, и смутно знакомый голос – с характерными милицейскими интонациями – строго поинтересовался:
– Этот тип сегодня здесь не появлялся? Ты, халдей недоделанный, внимательней смотри на фотографию. Внимательней, кому я говорю! Ну, появлялся? Сидит в дальнем углу, за японской ширмой? Ладно, тогда спасибо – за действенную помощь правоохранительным органам. Разбавляй своё пиво дальше….
Мимо столика Ника целеустремлённо и уверенно прошагал подполковник Старко – собственной персоной – в сопровождении двух хмуро-равнодушных среднестатистических сержантов, вооружённых стандартными короткоствольными автоматами.
– Быстров Олег Абрамович? – раздалось от экзотической ширмы через несколько секунд. – Вы задержаны! Попрошу встать и вытянуть руки вперёд! Поторопитесь, гражданин! – послышался характерный звук от защёлкиваемых на запястьях рук наручников…
– В чём я обвиняюсь? – возмущённо недоумевал Быстров, направляясь под конвоем бдительных сержантов к выходу.
– В похищении профессора Сидорова Павла Павловича, – охотно пояснил Старко. – Советую не отпираться, а начать незамедлительно сотрудничать со следствием. В дальнейшем суд непременно учтёт вашу добрую волю и искреннее раскаяние…. В противном случае помещу тебя, козла драного, в пресс-хату. Рассказать, что там сделают с тобой за первые два часа пребывания? Нарисовать эпическую картину – масляными красками – в стиле доходчивого реализма?
Выждав некоторое время и допив пиво, Ник вышел из кабачка на улицу, сел в "Ауди" и, проехав с полкилометра, припарковал автомобиль недалеко от бутика "Мария" – широко известного в узких кругах знатоков высокой дамской моды.
Но сразу вылезать из машины он не стал, а закурил очередную сигарету и приступил к наблюдениям за окружающим его миром – весьма подозрительным и крайне неверным. Логика этого поступка была проста и незамысловата – как латунный жетон для проезда в метро: – "Если неизвестные шпики-наблюдатели усиленно следили за домом матери Маришки, то почему бы им не следить и за местом её работы?".
Минут через пять-шесть невдалеке остановился хорошо знакомый "Бентли", широко распахнулась водительская дверь, и из авто неуклюже выбрался Ануфриев – с огромным букетом алых роз в руках. Обеспокоенно и неуверенно оглянувшись по сторонам, Иван Иванович торопливо зашагал по керамическим плиткам тротуара и вскоре скрылся за широкой стеклянной дверью "Марии".
"Дела-делишки, мать его!", – Ник недовольно подёргал "себя" за фальшивую русую бородку. – "Этот-то Джеймс Бонд русских кровей здесь с какого бока? Тоже ухлёстывает за моей Матильдой? Он всегда посматривал на неё, э-э-э, вежливо так, очень уважительно, с пиететом…. Вдруг, у меня над головой торчит ни одна пара ветвистых рогов, а целых две?".
Ануфриева не было достаточно долго, минут так пятнадцать-семнадцать.
"Что он там делает?", – нервничал про себя Ник. – "Может, уединился с Машей в какой-нибудь дальней подсобке, и – то самое? Всех поубиваю на фиг…".
Наконец, Иван Иванович, щурясь, словно сибирский кот, ненароком объевшийся свежей деревенской сметаной, вышел из бутика, поправил галстук и, уже никуда не торопясь и не оглядываясь по сторонам, подошёл к "Бентли", закурил, расслабленно и умиротворённо повздыхал минуту-другую, забрался в автомобиль и медленно уехал – по направлению к городской мэрии…
Ник уже собрался было покинуть машину и – по горячим следам – направиться в "Марию", чтобы однозначно прояснить сложившуюся несимпатичную ситуацию, но тут мимо "Ауди" проследовал облезлый двугорбый верблюд, на котором восседал Иосиф Виссарионович Сталин…. Да, тот самый, в тёмно-коричневом полувоенном френче, со старенькой трёхлинейкой за спиной.
"Может, стоит немного подождать?", – засомневался Ник. – "Не каждый ведь день Сталины разъезжают по городу на среднеазиатских верблюдах….".
Сталин прогнозируемо остановил верблюда возле входа в бутик, неуклюже соскользнул на тротуар, небрежно обмотал уздечку "корабля пустыни" вокруг фонарного столба и, достав из седельной сумки букет фиолетовых гладиолусов, важно проследовал в "Марию".
– И что теперь прикажете делать? – пробормотал Ник, не в силах больше молчать. – Уважаемый и всезнающий внутренний голос, я к вам обращаюсь. Почему вы молчите, словно идеологически-упёртый молодогвардеец на допросе в фашистском гестапо? Отзовитесь, пожалуйста…
Но голос, сука рваная, смущённо затихорился, играя в молчанку.
Впрочем, через две-три минуты Сталин, уже без цветочного букета, снова появился на улице. Разразившись – с характерным грузинским акцентом – длинной и заковыристой матерной тирадой, он сорвал с плеча трёхлинейку, старательно прицелился в чёрную жирную ворону, сидящую на ветке тополя, и пальнул…
Промазал, понятное дело. Ворона, возмущённо каркнув, заложила широкий круг и скрылась в глубине городских дворов. Иосиф Виссарионович ещё пару раз матюгнулся от всей широкой диктаторской души, вытащил из кармана галифе чёрную трубку и коробок со спичками, прикурив, отвязал верблюда, велел ему лечь, вольготно устроился между покатых светло-бежевых верблюжьих горбов и принялся нетерпеливо стучать каблуками чёрных, до блеска начищенных сапог по бокам несчастного животного.
Верблюд, издав утробный вопль, с трудом поднялся на ноги, смачно сплюнул – ядовито-зелёной слюной – на припаркованный рядом нежно-лазоревый "Ягуар", и неожиданно-быстро скрылся за ближайшим поворотом.
– Блин подгоревший, галлюциногенно-верблюжий! – раздражённо высказался Ник. – Ладно, пришла пора и мне посетить сиё гнездо порока и разврата…
Около стройного мёртвенно-бледного манекена, облачённого в совершенно невероятное иссиня-чёрное платье, щедро усеянное блестящими серебряными блёстками, о чём-то увлечённо и беззаботно щебетала стайка молоденьких продавщиц.
– Ола, мучачас! – непринуждённо приветствовал девиц Ник. – Бонжур, принцесс! – после чего, соответствующим жестом отозвав в сторону стройную и весьма сексапильную брюнетку, перешёл на язык туманного Альбиона:
– Меня зовут, э-э-э, Никас Томпсон. Я известный модельер из, э-э-э, Лондона. Владею собственную дизайнерскую студию и с десяток бутиков модной женской одежды…. Могу ли я встретиться с уважаемой Марией Нестеровой? Имею, знаете ли, расширенное деловое предложение о возможном взаимовыгодном сотрудничестве…