Из роддома их выписали позднее обычного, аж на десятый день. На все вопросы Василисы отвечали кратко и неохотно: "Ребёнок здоров, хоть сейчас можем домой отправить, а вот у тебя осложнения возникли, так что даже и не просись!" – "Осложнения… Подумаешь, несколько швов…" – возмущалась девушка во время третьего по счёту приезда за ней Михея с матерью. Опять не отпускали! И не капризы это послеродовые вовсе… Так получалось, что врачи назначали дату выписки, Васька сообщала своим, те искали и договаривались с транспортом, и… стоило родственникам оказаться на пороге роддома с цветами, по каким-то причинам решение своё доктор отменял. Может быть, врачам виднее, бесспорно, но супруг на этот раз поднял шум, громко скандаля: "Что за бардак у вас?! Поймите, я в третий раз пишу заявление на увольнительную! Причина – жену из роддома забрать! И как думаете, в четвёртый раз мне поверят?! У меня гарем, что ли?" – парень не так уж был неправ в своём возмущении. В конечном итоге Васька психанула, собрала вещи, забрала ребёнка и ушла самовольно!
– Надумаешь второго рожать, чтобы в нашем роддоме ноги твоей не было! – орала ей вслед акушерка.
"Упаси Господь ещё раз… К вам…" – девушку аж передёрнуло. Кому и была признательна, так это только её "ангелу" Пал Палычу…
Молодой папаша все прошедшие дни праздновал рождение дочери, напиваясь в зюзю и размазывая пьяные слёзы радости по лицу: "А у меня дочка родилась!" – сообщал он всем и каждому.
– Ты имя придумала уже? – обратился к жене, стоило им оказаться дома. – Давай Натальей назовём?! А что, красивое имя!
Саму же Василису после всего пережитого кошмара, который, впрочем, в нашей стране, пусть и в разной степени, переживала практически каждая рожающая женщина, имя на тот момент интересовало как раз меньше всего, главное, что девочка здоровенькая и всё наконец-то позади! Из роддома девушка возвратилась удивительно тоненькой, десяти килограммов от прежнего до беременности веса как не бывало. Контраст казался впечатляющим – из дышащей упругим налитым телом дивчины в один миг превратилась в хрупкого светлого эльфа с огромными, на фоне спавших щёк, синими глазищами.
Довольный Михей показательно дефилировал вокруг супруги этаким воркующим голубком, вроде как всё наглядеться не мог. Развалившись в кресле, нога на ногу, распустив губы ватрушками, пьяненько восторгался, громко призывая тёщу в свидетели:
– Мамуль, ты только посмотри какая у меня жена?! Красавица! Посадить бы её в красный угол и только любоваться!
"Урод… – отвернувшись в сторону, морщилась Васька. – Знала бы только мама, что зятёк любимый за её спиной вытворяет… На фиг мне его дифирамбы?" – за красивыми словами мужа, как правило, следовали поступки отнюдь не столь прекрасные, но хоть руки распускать тот на время прекратил, и то радовало, держал в повиновении лишь угрозами расправы да шептал тайком мерзости всякие.
Вот таким образом и получила дочурка имя – Наталья. Наташа… Замечательное, красивое… никто не спорит, тем более сам отец выбирал, вроде как проникнувшись рождением ребёнка, может быть, остепенится хоть немного? Свежо предание… Натка интереса у Михея не вызывала, он казалось, дочку в упор не замечал, ограничив своё участие выбором имени. "Вот когда вырастет, станет ей лет четырнадцать, тогда и покажу, какой у неё папка замечательный! Подарками завалю!" – комментировал своё поведение. "А сейчас, выходит по всему, дочка тебе без надобности? Пусть пока без твоей помощи и заботы подрастает!" – недоумевала Василиса, впрочем, не особо сильно удивляясь поведению супруга, давно поняв, что тот собой представляет. По какому-то наитию сама вдруг стала называть малышку сокращённо – Туся. Ну вот не лежала душа к выбранному имени, хоть тресни! И как оказалось впоследствии, интуиция не обманула – назвал Михей дочку, первенца своего, в честь любовницы… "Ну он и сволочь…" – противно и муторно свербило на душе, до тошноты, словно чего-то несвежего поела или на кусок… наступила…
Гулял муженёк неслабо, причём с первых месяцев её беременности, тщательно скрывая свои похождения от тёщи. Жену-то он не боялся, а вот "мамуля" такого пендаля могла зарядить, что оказался бы на счёт "раз" за порогом!
– Да-а-а-а! – с пеной у рта доказывал тёще, стоило его чуть прищучить, когда ворона на хвосте доносила очередную сплетню до женщины. – Я пью, но не гуляю!
– Мих, ну ведь врёшь! – сомневалась та. – Ведь видели тебя в частном секторе, как выходил от разведёнки одной поздно вечером!
– Какая гадина на меня опять поклёп наводит?! Соседка, небось, тётка Зина, в каждую бочка затычка! Не, ну всё баба знает! Она хоть спать успевает или с биноклем дежурит?
Короче, отпирался парень вовсю, и попробуй докажи. Сознался же сам, уже когда Туська подросла и терять ему на тот момент стало нечего. "Ну да, любили меня бабы… – с самодовольной физиономией щерился, красуясь горделиво. – Ох, тёща, ну и погулял я тогда!" Пассией его первой случилась тётка одинокая, не первой молодости, много старше его самого – разбитная и вседоступная, с которой весело проводил время за бутылочкой вина и в постели.
Но сейчас Васька об этом не догадывалась, а сердце инстинктивно противилось выбранному имени, потому с её подачи так и закрепилось, так и повелось – Туся да Тусечка.
Занятия начались, и надо было срочно что-то решать.
– Мам, ну чего, мне академку брать? – решила посоветоваться с матерью. – Что делать-то? Туську куда?
– Учись давай… как-нибудь, даст Бог, справимся… – вздохнула женщина. – Договорюсь я с начальством, попрошу одни ночные смены, так что днём присмотрю за ребёнком.
И вот уже с октября, пропустив всего месяц, Василиса продолжила учёбу. Нелегко оказалось им, что уж говорить… даже очень тяжко. Матери пришлось временно перевестись в ночные птичницы, возвращалась она со смены рано утром чуть живая и сменяла старшую дочь, оставаясь в няньках с крохотной внучкой. Так получилось, что грудью Васька кормила всего лишь до месяца, изрядно намучившись, – ну не нравился дочурке упругий сосок! Малявка жадно хватала его и, не желая прилагать усилий, тут же выплёвывала, надрываясь громкими воплями. Каждое кормление растягивалось до часу и та, похоже, оставалась голодной. Махнув рукой на все эти мытарства, Василиса стала сцеживать молоко и кормить лентяйку из бутылочки, которую Туська сосала с превеликим удовольствием. Ну ещё бы, дырка в соске огромная, стараться не требуется – само в рот течёт! Несколько готовых бутылочек всегда стояли в холодильнике, оставалось только согреть, таким образом, едой для внучки бабушка была обеспечена до самого вечера. Как-то незаметно режим у Тусечки сменился – проспав на пару с бабушкой весь день и благополучно перепутав время суток, она активно бодрствовала по ночам. После очередной бессонной ночи Васька без сил ползла на учёбу и во время лекций нагло засыпала, уткнувшись носом в тетрадку с конспектом. Молоко, невзирая на многочисленные прокладки, текло по животу и неприятно липло к блузке. Каждую перемену девушка неслась в туалет и сцеживалась прямо в раковину, но спасала сия процедура лишь на весьма непродолжительное время…
Таким образом прошло две недели, Тусечке исполнилось полтора месяца, когда девочка внезапно перестала набирать вес, а затем и того страшнее – катастрофически быстро принялась худеть, тая прямо на глазах. Постоянное срыгивание после еды переросло в ежедневную рвоту фонтаном. Местный поселковый педиатр, запойный дядечка, как ни странно, не находил ничего тревожного в этом, а малютка превращалась в невесомого мотылька. В городскую детскую больницу они попали слишком поздно: трёхмесячная малютка весила чуть больше, чем при рождении. Щупленькое тельце, попросту – скелетик, обтянутый кожей, и огромные синие глаза, точь-в-точь как у мамы, не по-детски умно смотрели на окружающих. Душераздирающее зрелище… Многочисленные консилиумы специалистов ежедневно осматривали малышку, врачи хмурились и перешёптывались промеж собой, но причину выявить оказывались не в состоянии и лишь в бессилии разводили руками. Интерны толпой прибегали поглазеть на "чудо природы", а заодно и поохать над молоденькой мамочкой, самой практически девочкой, а вопрос: "Сколько же тебе лет?" – стал среди вереницы посетителей самым популярным.
Так прошла неделя, когда наконец врождённая патология, связанная с кишечником, наглядным образом "нарисовалась" на животике крохи в виде контура песочных часов под кожей, но… теперь уже, совершенно некстати, возникла другая серьёзная проблема, препятствующая операции, – у ребёнка развился острый бронхит, сопровождающийся слышимыми на расстоянии хрипами и высокой температурой…
И тут Васька сдалась. Давящая усталость навалилась на неё, руки опустились от полной безысходности. Безнадёга. Уставившись на свою малюсенькую дочурку, заливалась слезами, прижимая к груди слабеющее, заходящееся в страшном кашле, истощённое тельце. Жалела сейчас обеих – своё несчастное дитя и, как ни дико это звучит, себя. Девушке месяц назад исполнилось всего восемнадцать, и к роли матери, по всей видимости, она оказалась не готова. Нервы не выдержали… С самого раннего детства одни лишь порки, непонимание, обиды, отсутствие ласки, скандалы в семье, пьяные дебоши отца… ранний брак, изощрённые издевательства мужа, незаконченная учёба… Калейдоскопом промелькнула жизнь. Последняя капля – Туська, угасающая прямо на глазах, точнее – на её руках! "Ну за что мне всё это?! За что? Если кара свыше, то выходит, что меня за одно лишь моё рождение на этот свет стали наказывать! Неужели я всё ЭТО на самом деле заслужила? Если же за Кирилла… хорошо… согласна… только Тусечка здесь причём?" – происходящее казалось настолько несправедливым, что сейчас горько оплакивала свою собственную судьбу, с состраданием обнимая самое дорогое, что у неё есть – девочку свою ненаглядную, рождённую в муках для мук.
Кто знает, смогла бы она преодолеть свою слабость или нет и насколько хватило бы у неё мужества и сил, но именно в эти минуты, захлёбываясь слезами, смирилась с неизбежным… С самым страшным исходом…
– Я больше не могу-у-у-у-у! – в истерике заламывала руки перед матерью. – Туська помирает, и я жить больше не хочу-у-у-у!
Дальше произошло то, чего Василиса вовсе не ожидала.
– Вася, ты езжай… Я сама останусь с Тусечкой… Как Бог даст… молиться буду… И ты молись…
– Ты правда… ик… останешься вместо меня? – прекратив рыдать, изумлённо уставилась на женщину девушка.
– Что ж мне остаётся делать с тобой с непутёвой?!
И Васька поспешно уехала на занятия. Попросту сбежала, оставив вместо себя бабушку. Мучила ли её совесть? Как ни странно, но в тот момент угрызений этой настырной барышни она не испытывала. Неимоверное облегчение, будто гора с плеч скатилась, стоило ей вырваться из больничного бокса и передать дочку на попечение матери.
Впоследствии девушка безжалостно корила себя за чудовищный поступок, попросту сжирала самоё себя, сожалея о проявленной слабости, но сделанного не воротишь. Искала себе оправдания в том, что, дескать, не на чужого человека бросила дочурку, да и матери своей родной доверяла больше, чем себе, полагаясь на её опыт и умения. Через много лет женщина как-то сгоряча, рассердившись на повзрослевшую внучку-подростка, в ссоре попрекнула девочку: "Да ты мне должна быть благодарна до конца дней своих! Если бы не я – не жить тебе! Вымолила тебя и выходила! Знала бы, что так себя вести станешь, – не стала бы спасать!" Так оно и было… Василиса была безмерно признательна матери за помощь и за тот благородный жест, жертвенный в какой-то степени. "Но тыкать этим именно Туське совсем не стоило… не по адресу упрёки… Да и вообще, разве можно такое говорить?" – страшно разобиделась тогда на мать.
Но это было много позже. Сейчас же, проявив истинную любовь и огромное сострадание не словом, а реальным действием, женщина осталась в больнице. В качестве кормилицы от Васьки проку ноль – молоко перегорело чуть раньше после жесточайшего мастита с температурой за сорок, поэтому Тусю пришлось посадить на смеси и геркулесовый отвар. Впрочем что толку, кроме специальных растворов, девочке ничего другого врачи не позволяли давать. Пока суд да дело, а ребёнок-то погибает прямо на глазах, угасая с каждым днём! Тянуть и дальше хирурги не рискнули – честно предупредив, что шансов на выживание практически нет, увезли задыхающуюся от кашля, горящую в лихорадке малютку в операционную. По всему видно, что и делали операцию лишь для "галочки", шов на животе остался кривущий, края некрасиво наползали один на другой, будто пьяный портной постарался, зрелище не для слабонервных. Но их ребёнок, Васькино выстраданное сокровище, вопреки всем прогнозам остался жить!
Где-то через неделю, закончив колоть малышке курс антибиотиков и успешно справившись с бронхитом, её выписали домой. Василиса до конца своих дней не перестанет помнить всё хорошее, что сделала для неё тогда мать, в трудный период став незаменимым помощником и надёжной опорой и ещё несколько месяцев помогая выхаживать внучку. Даже лишь только за это была готова простить женщине все свои детские обиды! Ведь именно её и Господа Бога девушка благодарила за спасение своей дочки…
Жизнь потихоньку стала налаживаться и входить в привычную колею. Каждый в семье занимался своим делом, у Василисы же это – ребёнок, дом, учёба… Сама она уже втянулась в новый ритм, в полной мере ощущая себя матерью и с нежностью вдыхая ни с чем не сравнимый аромат детского тела, безумно радуясь, что дочурка активно пошла на поправку, набирая вес на бабушкиных кашах и догоняя сверстников. Михей… А что он? В отношениях между супругами ровным счётом ничего не поменялось, и рождение дочери, которую, казалось, муж вовсе не замечал, теплоты и понимания не прибавило.
Глава восьмая
Весна в этом году выдалась затяжная, напоминая о прошедшей исключительно суровой зиме продуваемыми насквозь ветрами, островками заледеневшего снега в придорожных канавах да серостью неба, затянутого хмурыми тучами. Погодка… бррр… Тусечка постоянно простывала и кашляла, давал о себе знать перенесённый несколько месяцев назад бронхит. Сквозняки гуляли по квартире и, сколько ни утепляли окна и балконную дверь, казалось, находили малейшую лазейку, чтобы незаметно подкрасться к ползающей по полу с игрушками девочке. Василиса с самой зимы только тем и занималась, что боролась с соплями и сухим лающим кашлем дочурки.
А в начале мая неожиданно прикатили свекровь со свёкром, впервые увидев восьмимесячную внучку. Прознав же о проблемах со здоровьем у ребёнка, тут же предложили забрать девочку к себе на море на целых три месяца!
– Соглашайся, Васенька! – уговаривала свекровь.
Хорошая женщина, добрая, пребывавшая всегда в хорошем расположении духа и по-матерински сочувствующая невестке, подозревая, насколько той несладко приходится с её сыном.
– Ну как же я без неё-то… – упиралась рогом.
– Доченька, ну ты сама пойми! Девочка ослаблена, у вас тут климат сырой. Самой тебе сейчас не уехать с ней, пока занятия не закончатся… Выпускные экзамены ведь в этом году?
– Ну не совсем выпускные, просто экзамены и зачёты, как обычно… С этой осени практика, а потом уже выпускные!
– Ну вот видишь! Тебе готовиться надо! А у нас внучке хорошо будет, уезжали – ягода вовсю пошла, фрукты, овощи! Солнце, жара, да и море уже тёплое, сезон купальный открыли!
– Вася, огороды скоро начинаются, так что на меня особо не рассчитывайте! – вмешалась и напомнила мать.
– Пускай забирают! Ну что ты ерепенишься? Ведь не на всю же жизнь! – подключился Михей, державшийся перед родителями образцовым мужем и любящим отцом, без своих обычных закидонов. – А в конце июля сами туда приедем, отдохнём месячишко и Туську заберём!
Девушка и сама прекрасно понимала, что ребёнку как никогда нужен сухой тёплый воздух и смена климата, но внутри всё противилось и сопротивлялось. Наконец, под напором родственников, пусть и неохотно, но таки капитулировала и дала своё согласие. Собрав детские вещички, со слезами на глазах расцеловала свою куколку и, проводив до вокзала, посадила в поезд, передав на попечение родителей мужа. Это была их первая и единственная столь длительная разлука.
С Михеем отношения оставались по-прежнему сложными. Мягко говоря – безрадостными. Для неё самой. Того же, по всей видимости, всё устраивало. Ну скажите на милость, какому мужику не понравится вольная жизнь при живой-то жене, с пьянками да гулянками? Но делал это весьма осмотрительно, под различными предлогами, скрываясь, впрочем, лишь от тёщи. А вот у самой Василисы произошёл внутренний надлом, и из уверенной, смелой девчонки она в один миг превратилась в забитое существо без права голоса. Каким образом настолько стремительно произошли изменения, оставалось загадкой – боялась мужа до жути, тайно ненавидела и… презирала. В отношения молодых мать не вмешивалась, более того, женщина, похоже, даже не догадывалась, каким издевательствам и унижениям подвергается родная дочь. С тёщей-то хитроватый затёк казался услужливым и милым, а вот на жене втихаря отрывался по полной. Ночные сцены изощрённого насилия продолжались, но и этого изуверу казалось недостаточным, при каждом удобном случае тот пытался сломить волю и дух "его женщины", как будто припоминая непокорность Васьки в момент их первого знакомства, получая непомерное удовольствие от унижений девушки и торжествующе наблюдая за её страданиями.
– Ты моя жена и подчиняться должна каждому слову! Понятно тебе, да?! – приближаясь, больно ухватив пальцами, задирал той подбородок кверху. – В глаза, я сказал, смотреть, сучка!
– Ну за что ты со мной так? – жалобно морщилась Василиса.
– Чтобы, блядь, помнила своё место! – с пеной в уголках рта надрывался криком супруг. – А то вас, русских бл@дей, распустили мужики вконец!
Глядя на перекошенное от злости лицо, Васька не могла понять, чего ей хотелось больше всего в тот момент – скрыться ли, убежав на край света, или же залепить ироду по морде. "Мразь! Ненавижу!" – внутри всё вопило и клокотало яростью, но вслух высказаться не смела, пряча мокрые от слёз глаза, в которых отражались все её чувства. Догадайся о них Михей – точно не поздоровится! "Ну на самом деле, за что он со мной так?" – сжималась, ожидая очередной каверзы. Подобные сцены возникали регулярно, причём на пустом месте, и от понимания этого становилось вдвойне обидно. У неё давно вошло в привычку передвигаться по улице, низко опустив голову и смотря себе под ноги, опасаясь недовольства мужа и, как следствие, незамедлительной расправы. Тычки, щипки и пощёчины получала только за то, что супругу казался слишком заинтересованным взгляд жены, брошенный вскользь, чисто машинально, на проходящего мимо мужчину. Та же участь ожидала её, если вдруг незнакомец ненароком посмотрит на "его женщину" – поникший вид симпатичной девушки невольно притягивал сторонние взгляды, в таком случае доставалось и нахалу, шумного разбирательства было не избежать! Поэтому, дабы не подвергать опасности себя и людей, Васька всё время смотрела вниз, на дорогу. Справедливости ради стоит добавить, что муженёк просто не успел нарваться на достойного мужика, который навалял бы ему по самое "не хочу"!
Как правило, чрезвычайно довольный собой Михей вышагивал рядом с красивой молоденькой супругой этаким гоголем и не иначе как держа девушку крепкими пальцами за шею, словно щенка шелудивого:
– Ты опять пялишься на мужиков? – грозно шипел в самое ухо, исподтишка и очень болезненно щипая Василису за что придётся.