– Да какие планы, Зина! – срываясь в неизвестность, почти закричал Захар. – К черту это!
Он шагнул к ней – последний и единственный шаг, разделяющий их, – просунул ладони ей под мышки и поднял так, чтобы глаза вровень перекрестились взглядами!
Зинаида откинула, ухватилась за его плечи и смотрела в кипящие золотом глаза.
Они смотрели-смотрели-смотрели в глаза друг другу, говорили что-то не словами, объясняли, не договорили, не объяснили – сорвались!
Он рывком прижал ее к себе, так и не опустив на пол, держал одной рукой, второй запрокинул ее голову и поцеловал!
И поплыло-о-о-о все куда-то…
Бесследно канув!
Ничего не осталось вокруг… за… вне… Только они! Здесь и сейчас! Во всем пространстве, а остальной мир исчез, не тревожа их единение!
Они куда-то спешили, рвались, опомнившись на пару секунд, обнаружили себя лежащими на полу в прихожей, попытались торопливо стянуть друг с друга одежду – забыли, бросили, потерявшись в поцелуе! Да черт с ней, в конце концов, с одеждой – обойдется!
И целовались неистово, как школьники на укромной лавочке в парке, спрятавшись ото всех, позабыв обо всем на свете, и еще говорить пытались:
– Соскучился… страшно… увидел…
– Да-а-а, – вторила Зинаида, не понимая, что говорит.
– Как вспышка…
И шептали что-то бессмысленное, радостное, прерывая поцелуй на миллиметры, какая разница что! Голоса друг друга слушали, как музыку великую!
И Захар не выдержал! Еще совсем немного, и можно перегореть в пепел от нежности, страсти, желания!
И вошел в нее сильно, мощно, побеждая, оставляя за этим движением все прошлое, реально-правильное, реально-неправильное – бывшую жизнь! Замер на пару секунд, переживая обладание этой бесконечно желанной женщиной, как возрождение, и понесся вперед! С ней, одним целым!
– Господи, Захар! – пыталась что-то говорить, передать словами свои чувства Зинаида.
– Я знаю, маленькая, знаю! – разделял с ней все, что имел, сейчас он.
И она кричала, поднявшись на самый запредельный верх, молодо, бесстрашно, отринув и отказавшись от всякой суетной шелухи! А он вел ее за собой, победно рыча нутром, как перед смертью! И держал ее в руках, сильно и нежно одновременно, когда они, планируя, возвращались…
Зинаида смогла определить свое местоположение – в прямом смысле "положение" – в пространстве, пока не в глобальном, а ограниченном, а заодно и Захара, лежавшего сверху нее. Далее последовало еще более интересное открытие, веселенькое такое, о форме полуодежды, не снятой до конца, еще точнее, просто не снятой.
– Кадр один, дубль два, – прохрипела пересохшим горлом Зинуля. – Как мы умудряемся это проделывать, ты не знаешь? Как подростки, честное слово, дорвавшиеся до запретного секса!
Он хмыкнул куда-то ей в макушку, не изменив положения, или, правильнее, "наложения" на Зинулю, своего тела.
– Нам это нравится, – выдвинул версию Захар, шевеля словами и движением губ волосы у нее на макушке.
– Ага! – весело согласилась Зина. – А больше всего в этой квартире нам нравится пол! А что? Хороший такой пол, удобный!
– Пол? – удивился Захар и, осознав, собственно, где они расположились, застуканные страстями, ругнулся: – Черт!
Встал одним быстрым движением, поднял Зинулю, поставил на ноги и принялся поправлять на ней одежду. Поправлять особо было нечего, разделись они не то чтобы до конца, а вообще не разделись, ограничившись сниманием с Зинаиды той части гардероба, которая давала стратегический доступ к бурному соединению, и почему-то один рукав ее дубленки, с Захара же успели стянуть пальто.
– Вот же черт! – расстроился Захар, осмотрев место "боевых" действий, себя и Зинаиду. – Я так все здорово придумал: романтический ужин, ухаживание, неспешная беседа, осмотр квартиры!
– Осмотр мы уже пробовали, – усмехнулась Зинаида, стащив со второй руки дубленку и кинув ее куда-то не глядя. – Теперь уже дважды, и как-то традиционно одинаково. И экскурсию я сейчас, пожалуй, не осилю, а вот попить очень хочется.
– Всенепременно! – пообещал Захар и подхватил ее на руки. – И не только водички!
Он внес Зинаиду в гостиную, где, готовясь к встрече с ней, сервировал журнальный столик и даже свечи поставил в высоких подсвечниках.
– Боже свят! – оценила приготовления Зинаида. – Весьма романтично! Может, ты меня посадишь или поставишь куда-нибудь?
Захар усадил ее на диван, открыл участвующую в торжественной сервировке бутылку минеральной воды, налил в два стакана, протянул один Зинуле. Она выпила большими торопливыми глотками, так пить хотела, протянула за добавкой:
– Еще!
– Жажда? – улыбнулся многозначительно Захар.
– Послесобытийная, – кивнула Зина.
– Ты посиди отдохни, – вернулся к исходной программе проведения "планового" мероприятия Захар. – Я принесу шампанское и что там приготовил, я быстро!
– Неси! – радовалась Зинуля. – От перестановки сцен смысл пьесы не изменился. Начнем корректировать по ходу: сначала бурная любовь в коридоре, а затем таки состоявшийся романтический ужин!
Он поцеловал ее легко, от радости присутствия и понимания в губы, встал и вышел из комнаты. Вернувшись из кухни с шампанским и большой тарелкой с разнообразной закуской, улыбнулся, собираясь что-то сказать, и… обнаружил отсутствие слушателя.
Зинуля спала. Положив голову на подлокотник дивана, одну ладошку под щеку, второй рукой обняв себя за талию, подтянув коленки к груди, спала его желанная женщина и улыбалась во сне.
Он осторожно поставил на столик бутылку и тарелку, сходил в спальную комнату, принес оттуда покрывало с кровати и укрыл ее, стараясь не потревожить, подоткнул ей под голову декоративную диванную подушечку, поцеловал в волосы и погладил по голове.
"Вот тебе и корректировать по ходу пьесы, Зинаида Геннадьевна!" – усмехнулся он.
Захар сел напротив, через столик, в кресло, смотрел на спящую Зинулю и думал…
Странные штуки вытворяют с нами наше сознание и подсознание!
Захар запомнил до мельчайших подробностей, до долей секунд их первую встречу. Все: свои ощущения, чувства, мысли, промозглость стылого дня, запахи, слова, движения, неуловимые детали – румянец на ее щеках, удивление, вспыхнувшее в глазах, маленькую прядку волос, непокорно выбившуюся из-под стильной шапочки, которой баловался ветер и закидывал ей на губы, и жест, которым она откидывала эту прядку.
Все записалось в подкорку, или куда там по физиологии мозга должно записываться? Вот туда и записалось!
Да как!
Ему нравилось, что она маленькая и хрупкая, ниже его плеча, не субтильная Дюймовочка, а очень ладненькая, женщина во всех правильных местах и в полном смысле слова.
Он помнил, как его шибануло в солнечное сплетение, в голову, в пах, когда их глаза встретились, что-то странное, будоражащее, разогнавшее кровь до предельных скоростей, и мысль, как выстрелившую, удивившую и напугавшую.
"Моя!" – подумал Захар с незнакомым внутренним рычанием.
Молния, ударившая им обоим в ладони, да так ощутимо, что они непроизвольно отдернули руки!
Помнил, как поднимались в лифте, и он осаживал себя мысленно, прикрикивал, поражаясь, не понимая собственной реакции на обычную в принципе девушку! Да, симпатичная, привлекательная, ну и что?! Девушек не видел, что ли?!
И, напомнив себе про возраст, статус, правильное социальное поведение, прикладывая максимум умения контролировать себя, ситуации и других людей, он смог отодвинуться от нее внутренне чувствами, ощущениями, не намного, но вполне достаточно, чтобы сохранять нейтральный тон.
И вдруг эта засада с кладовкой и светом!
Он сразу понял – ну все, попал! Какой на хрен контроль?
Да никуда он ее просто так не отпустит! Никак не отпустит – ни просто, ни сложно – никак!
Ему так спокойно, легко и естественно было разговаривать с ней, рассказывать о себе, своей жизни, то, что и самому себе старался не говорить, и слушать ее с таким ощущением радости переполняющей! Голос, интонации, манеру изложения, насыщенную красками, юмором, – завораживаясь, очаровываясь!
Он прекрасно понимал, что их взаимная искренность обусловлена вовсе не разрешающей многое темнотой, а совсем иным – взаимным притяжением, странным возникшим глубоким доверием и еще, еще чем-то необъяснимым, бог знает!
А то, КАК они занимались любовью!!!
Ну, про это Захар вообще старался не вспоминать!
Он измучился за эту неделю без нее! Он хотел ее постоянно, с того момента, когда они одевались в темной комнате, хотел не только в постели, а всю – видеть, слышать, говорить, смеяться, чувствовать рядом! Почти не спал, а когда проваливался в сон, можно догадаться, кто и что ему снилось – темнота и ее горячее тело, плавящееся в его руках! Он только сегодня осознал, что сам себе устроил эти испытания-мучения, а заодно и ей, умудрившись обидеть Зинулю, не позвонив ни разу!
Что он такое придумал? Переклинило его, что ли?
Где-то в середине их сидения и разговоров в гардеробной Захар уже твердо знал, что купит квартиру, никому не отдаст эту комнату, наполненную их взаимным притяжением, эмоциями, желаниями и откровениями. И почему-то, простившись у подъезда с обеими дамами, решил, что приведет Зинаиду сюда, в полностью готовую для жизни, обставленную и упакованную всем необходимым квартиру. Только сюда!
Он чувствовал такую странную уверенность в правильности своего решения, того, что не хочет и не станет встречаться с ней ни у нее дома и ни в гостиничном номере, где временно проживал, – нет!
Странно, но для него оказалось очень важным, принципиальным первый раз в жизни привести желанную женщину в свой дом, в свое пространство!
Но почему он не звонил-то, а? Ну хорошо и даже похвально, в свой дом, но позвонить-то можно было!
Всю эту неделю он думал о Зинаиде постоянно, о них, о том, как у них случилось встретиться, думал, не переставая, параллельно с жизнью, обыденными делами, работой, просыпаясь и засыпая, и во сне думал!
И сам себе честно, без дураков и самообмана, признался – он напугался! Даже не так… скорее оторопел от неожиданности и стремительности, с которой обрушились на него чувства и желания такого накала! И напугался не до такой уж степени, чтобы отказаться от дальнейших встреч или запретить их себе, не до такой! Да и не смог бы он теперь отказаться от Зинаиды, как бы ни пытался!
Признаться себе, что его, как пацана, настигла любовь с первого взгляда, – ну, это нет! Это не из мужской области фантазий, уж извините!
Но что тогда?
Он любил Ирину, но их любовь возникла не фонтаном по голове. Встретились, хорошо друг друга зная, поженились. Основаны их чувства были на первичной взаимной влюбленности, совпадении жизней, взглядов, характеров, что со временем, постепенно переросло в глубокую любовь.
Спокойную, заметьте!
Наверное, это единственное, что он знал о любви.
Про секс, его разнообразие, про взаимное влечение и влюбленность знал многое и в большом объеме, как и положено нормальному сорокадвухлетнему мужику. И страсть сжигающую пережил, как болезнь мозга и ровно противоположного ему органа тела.
Страсть! О господи! Захар тогда мысленно перекрестился трижды, когда вынырнул из этого состояния, как наркоман, переживший ломку и излечившийся.
Это через год после развода случилось.
Ее звали Катерина, они случайно, как водится, встретились в общей компании, на шумном праздновании юбилея объединения, в котором работал тогда Захар. Она пришла туда парой, с мужчиной, с которым жила гражданским браком, а сбежала с вечера с Захаром. И понеслось!
Клочки по закоулочкам, факт!
Он практически завалил всю работу, ни есть, ни спать не мог, весь, с потрохами был в ней, в их отношениях, страстях безумных, существовать переставал как отдельная человеческая единица без нее!
Вот когда уж точно ему было глубоко пофиг, куда ее приводить и где встречаться для безумного секса – везде! Что они успешно и проделывали у него дома, у нее, в машине, в гостиницах, в парке на скамейках, в кабинке туалета в ресторане, в поезде – везде! Много и при любой возможности!
Месяца через два Катерина вдруг, причем резко и точно ни с того ни с сего, стала его ревновать, подозревать в чем-то, проверять. Сначала ему это даже нравилось, что-то вроде мужской извращенной самости – вот, дескать, как она меня любит!
Бурные скандалы с истериками, обвинениями, криками, киданием в него предметами, подвернувшимися под руку, последующее бурное примирение в постели – нравилось! Ну, еще бы!
Новый посыл, новый неохваченный пласт возможностей страстных, побольше перца в отношениях, в сексе примирительном и того интересней!
Но недолго нравилось.
Очень скоро скандалы приобрели устойчиво-истерическое, параноидальное направление. Катерина могла запросто прийти к нему на работу, ворваться в кабинет во время совещания и начать выяснение отношений. Поджидала после работы, следила, выясняла, с кем и где был, проверяла звонки на его сотовом, входящие и исходящие, сама звонила по сто раз на дню.
Захар напрягся, и даже самый замысловатый секс перестал спасать от неприятных мыслей.
Спасла командировка.
Он и уехал-то всего на неделю, но хватило. На расстоянии, без возможности встретиться в любой момент, под аккомпанемент ее постоянных звонков в любое время суток и разговоров в капризно-обличительном тоне, он вдруг как выскочил из какого морока, наваждения. Освободился от тяжелой зависимости.
И переоценил их отношения, подвергнув анализу, посмотрел по-другому, трезвым, не забубенным безумным постоянным желанием взглядом на себя, Катерину, на то, что между ними происходит.
И остыл! Вот в одно мгновение остыл!
А вернувшись из командировки, увидел то, чего не хотел видеть и не замечал, ослепленный желаниями. И то, что реальная Катя совсем не та женщина, которую он себе напридумывал, обуреваемый страстью: далеко не умная, невероятно, до шизофрении ревнивая, истеричная. И по сути, ничего, кроме большого затянувшегося траха, их не связывает, ничего!
Ей была совершенно неинтересна его жизнь, работа, про бывшую семью и сына она слышать не могла, а стоило заикнуться об этом или поговорить с Никиткой по телефону, закатывала истерику, родителей его не принимала и встречаться не хотела, а к деду он ее и сам не собирался возить.
И тут уж охладевшему, перегоревшему Захару захотелось только одного – расстаться, бежать! И никакого секса с ней не хотелось, даже целоваться не мог! Все сгорело и ушло!
Лесной пожар отбушевал и минул, оставив разрушения.
Он тяжело с ней расставался. Вернее, она тяжело. Пришлось менять номера телефонов, замки в дверях и умотать куда подальше в длительную командировку.
Он потом часто думал, поражаясь самому себе: что это было?
Как он, здравомыслящий, психически здоровый мужик, привыкший контролировать огромное количество людей, отвечать за них и дело, достаточно уравновешенный и спокойный, мог впасть в такое состояние? Словно кто-то мозг поменял, словно это и не он был, а некто в его теле. Что такое с ним произошло, какая наркомания психическая?
Думал и не понимал себя того.
Ведь сейчас и вспоминать не хочется, и не оттого, что стыдно или винит себя в чем, нет! А потому, что не только не греет, а просто неприятно, и женщина эта неприятна, и никаких теплых и радостных чувств он не переживает, даже простое мужское возбуждение не посещает, когда он вспоминает про акробатически-сексуальные номера на грани фола с Катериной.
Непонятно, удивительно и не поддается осмыслению. Впрочем, он и не утруждается воспоминаниями – было и было – прошло, и спасибо!
Он смотрел на спящую Зинулю и задавал себе один и тот же вопрос в разных вариациях, но одной смысловой направленности – почему для него так важно, жизненно необходимо, принципиально стало привести ее именно сюда, в свой дом!
И не находил ответа. А может, и не искал?
Ну ладно, ладно, он признался себе, что стремительность и глубина переживаемых чувств-ощущений немного, как бы это помягче выразиться? – ошарашила, напугав. И что? А ничего! Он не загадывал вперед, предпочитая настоящее, происходящее здесь и сейчас, без построений планов, ожиданий, и думать не думал, что вот отсюда и навсегда собирается соединить с Зинаидой жизнь, быть вместе и не расставаться. Он и дизайнеру на ее вопрос: "Сколько человек будут проживать в квартире?" – ответил не задумываясь: "Я и сын", ни полунамеком не упомянув присутствие женщины, пусть хоть приходящей. Кстати, дизайнер на это невзначай заметила: "Ну, это ненадолго".
Ну и что?
А вы знаете нормального, взрослого мужчину, самодостаточного и реализованного в жизни, который после первой встречи с женщиной, какой бы фантастической эта встреча ни была и как бы он ни влюбился в нее, сразу же решившего жить с ней и не расставаться, вот замуж и немедленно!
Ага, сейчас! Маленькая тайна: все мужики боятся серьезных отношений!
Он хотел ее ужасно, скучал по ней и не спал толком неделю, вспоминая их встречу, слова, шепот в темноте и обладание ею, но это не повод задумываться о будущем, а он и не хотел! Да, Зинаида, может быть, первая и единственная женщина в его жизни, которую ему хотелось привести в свой дом, которая вызвала такие серьезные чувства…
Но ни о чем другом он думать не станет и развивать эту мысль не будет! Потом!
Как-нибудь потом! Не сейчас!
Сейчас Захар чувствовал, что скучает по ней, спящей, она ему нужна, вся. Рядом с ним, в бодрствовании, разговоре, поцелуях он не хотел ее делить даже с ее сном. И кстати, у них мало времени!
Он пересел на диван и стал будить Зинулю. Нежно, поцелуями короткими. Она улыбнулась и, не открывая глаз, спросила:
– Что, командир, атака?
– Нет, – улыбнулся в ответ Захар и прошептал ей в ушко: – Пока только артподготовка. Не спи, я без тебя скучаю.
– Не сплю, – шепотом же ответила Зинаида. – Ты вспомнил, что у тебя дальше по замечательному плану?
Перевернулась на спину, устроилась поудобней, посмотрела на него веселым, мягким взглядом, протянула руку и погладила его по щеке.
– Неосвоенный пункт первый: романтический ужин, – поцеловав ее в ладонь, ответил Захар.
– Ну, давай осваивать! – улыбалась Зинаида.
Но перед ужином полагался поцелуй. Захар не удержался! Такая она была хорошенькая после сна, с розовой отлежанной щечкой, еще не проснувшаяся до конца, загляденье! Искус!
И то, что предполагалось им как легкий, радостный поцелуй, оказалось при испытаниях закамуфлированной гранатой, брошенной в лужу бензина.
Сразу! Полыхнуло с первого прикосновения губ, ошпарив такой взрывной волной!
Они никак не могли напиться этого поцелуя, оторваться, летели, неслись куда-то не сопротивляясь!
– Наверное… надо остановиться! – не то предложил, не то попросил о пощаде Захар.
Зинаида уткнулась лбом ему в грудь, с трудом перевела дыхание и что-то пролепетала невнятное. Он не расслышал, переспросил:
– Что?
– Ты уж определись, Захар Игнатьевич, либо ужинай девушку, либо целуй, – более внятно произнесла Зинаида.
Он обнял ее, прижал к себе, поцеловал в склоненную голову и, тихонько покачивая, не переставая улыбаться, признался: