* * *
– А вот это действительно хорошо, Дейзи.
– М-м-м.
На фотографиях в их естественном порядке отразилась увлекательнейшая история. Дейзи взглянула на ту, которую он оценил.
– То, что мне нужно, здесь скрыто.
– Я бы предпочел природную зону, но тогда поток людей, посещающих угодья, возрастет.
– Ты видишь в этом проблему?
– Дейзи, для меня это дом. Тебе бы понравилось, если по Хантингдон-Холл целыми днями расхаживали толпы людей?
– Мы часто открываем для посетителей зал. Мама и папа устраивают благотворительные концерты. Зал – традиционное место проведения деревенских праздников. А еще парковые земли и сады. Словом, по любым меркам, огромная территория, хотя и не в сравнится с Хоуксли. Тебе не кажется, что держать все это под замком – эгоизм?
– Я открою для осмотра территорию вокруг замка.
Дейзи сморщила нос и процитировала:
– Помещения дома, открытые для посещения, доступны с одиннадцати до трех, по выходным только между Троицей и первым сентября. – Ну да, слегка жестковато.
– Я сдаю Грейт-Холл.
– По субботам. И вход в поместье ограничен для всех, кроме жителей деревни и арендаторов. – Выглядит так, словно она полностью в курсе всех его забот.
– Но у нас всегда так было заведено. – Ответ не адекватный, но решения давались тяжело.
– Я знаю.
– И?
– Теперь все изменилось. Тебе придется управлять поместьем как коммерческим предприятием, и это не хобби для джентльмена.
Ого!
– А я чем занимался на протяжении всех этих месяцев? Научной работой? Едва ли я сумел много сделать для своей книги, все силы вложил, чтобы выбить для фермеров гранты.
– Этого недостаточно. Мне не хотелось тебе это показывать, пока не обработаю.
– Показывать что?
Она повернула ноутбук. Себ ожидал увидеть фотографию, но на экране был отформатированный слайд со схемой кредитования.
– Пауэр-Пойнт?
– Я понимаю, это слишком, но не придумала, как лучше это предложить.
– Ну, давай, добивай меня. – Несколько пренебрежительно это прозвучало, но, с другой стороны, стоит согласиться с тем, что это место должно стать ее домом, и придется выслушать ее сумасшедшие идеи.
– Мне всего лишь хочется, чтобы ты сразу не возражал, а послушал, хорошо? Вот это усадьба Честерфилд. Дом, угодья и поместье по размерам похожи на Хоуксли. Усадьба на протяжении последних пятнадцати лет открыта для посещения. Здесь специализируются на прогулочных маршрутах и играх на природе.
– Страховой кошмар.
– Этот известен тем, что в нем проводятся съемки пьес, в особенности шекспировских, и тематические банкеты в средневековом стиле.
– Костюмированные? Скажи, что шутишь!
Дейзи открывала слайд за слайдом с величественными домами. Здесь было все, от прекрасно сохранившегося норманнского замка до искусственных готических руин девятнадцатого века. Он это обдумывал не раз и отверг. Слишком рискованно, не соответствует возможностям. Предательство по отношению к деду уже привело к тому, что наследство растрачено. Бессмысленные риски и затраты без учета последствий однажды чуть не разрушили Хоуксли. Появление камер в доме только подливало масло в огонь самовлюбленности и алчности родителей. Он не готов следовать этому. Казалось, Дейзи понимает. Очевидно, он ошибался.
– Все говорит о том, что людям нравятся величественные дома.
– Хоуксли обладает двумя чертами, которых больше нигде нет.
– Какими?
– Совершенно уникальный внешний вид и наличие знаменитого историка, живущего прямо в замке. Послушай, я поговорила с Полом.
– Ты не теряешь времени зря.
– Фермы себя окупают, деревня тоже, а замок убыточный. Ты можешь привлекать сколько угодно грантов, но это не поможет починить крышу и, конечно, не заменит денег, что промотал твой отец. Доход от целевого фонда ушел на уплату счетов и бытовые расходы семьи графа. – Преувеличение. Но внутри все сжалось. Он в курсе и продумывает способы спасти положение. – Себ, существует много способов генерировать доход замка. Начни использовать цитадель так же, как используешь холл. Пусть там тоже проходят свадьбы и вечеринки. Для этого нужно лишь восстановить утраченные деревянные конструкции и драпировки, как это сделали в Бексли. Введи расписание, по которому доступ будет открыт всю неделю с Пасхи до сентября и в выходные, независимо от сезона. Открой дом для посещений на Рождество. Позволь туристам осматривать главное здание.
В груди все перевернулось при мысли о том, что посторонние люди начнут бродить вокруг его дома.
– Нет!
– Послушай, это не значит, что туристы получат доступ по принципу "оплати заранее и забронируй место". Можно включить в программу фермерский магазин, природные тропы и прогулки по парковой зоне. Мы могли бы переделать некоторые служебные помещения в гостевые домики и номера для новобрачных.
– На какие деньги?
– На оставшуюся часть капитала.
– Хочешь, чтобы я поставил на карту то, что осталось, и закончил дело, начатое отцом?
– Не поставил на карту, а инвестировал.
– А как же я? Ученый граф словно средневековый помещик. Вывеска для Хоуксли.
– Ты владелец и душа поместья.
– Публичную сторону ты готова взять на себя, не так ли, хотя говорила, что не хочешь шумихи, а теперь не видишь иного способа, кроме того, что на поверхности. Фото в газетах и масса народу!
– Не совсем так! Но для Хоуксли правильное использование публичности – истинное благословение.
– В природе не существует публичности, которая не наносит вреда.
– Ты можешь продолжать, хотя знаешь, что это неправда. А как же твои книги?
– Они часть работы, а речь идет о моем доме.
– Нельзя вечно рефлексировать на прошлых бедах. Ты склонен все делать по-своему, не принимаешь альтернативы!
– Имеешь в виду лекции для телевидения?
– Это могло бы послужить великолепным началом.
– Я думал, ты меня понимаешь.
– Так и есть. Но ты хотел, чтобы я вышла за тебя замуж, подарила наследника. Наследника чего? Забот? Долгов? Бед? Или преуспевающего дела и дома, сумевшего сохранить свою историю, крыши, которая не протекает.
– Хоуксли – мой, Дейзи. Мой! Я с этим разберусь и сделаю все так, как надо.
– А я не имею права голоса?
– Не передергивай и не драматизируй.
– Ты не можешь заставить меня молчать всякий раз, когда наши мнения расходятся. Так жизнь не построить, брак тоже.
– Я не призываю тебя молчать.
– Заставляешь! Если мы хотим жить вместе, то должны быть партнерами. Я могу вносить свой вклад, но так, чтобы ты не обвинял, будто затеваю свару. Так уж получилось, что я вовлечена в твои проблемы и твою жизнь.
Он не нашелся с ответом. Не ожидал такого отпора. Недооценил ее. Чего еще от нее остается ждать? Удобного партнерства с той, что согреет постель и во всем согласится с ним? Ясно одно: он здорово переоценил себя. И кто он после этого? Самодовольный осел.
– Ты совсем не того от меня ожидал, правда, и рад, что я переделала некоторые комнаты, но не желаешь, чтобы участвовала в действительно важных делах. И ты прав. Что смыслит романтически настроенная девица без стоящей профессии хоть в чем-нибудь?
– Я этого никогда не говорил.
– Зато всегда думал. – В глазах Дейзи стояли слезы. – Да, я говорила, что смогу так жить. Только теперь не так уверена, смогу ли делить с тобой постель, воспитывать твоих детей, совершенно бесполезная в твоей жизни.
– Ты ведь обещала, что постараешься. – Ему хотелось возразить ей, убедить в том, что на самом деле он не может обойтись без нее, но слова не шли с языка.
– Я старалась! – Крик вырвался из самой глубины сердца.
Хотелось ее обнять, прижать к себе, утешить, пообещать, что все наладится, одновременно отторгнуть столь сильные эмоции.
– Хочешь сказать, свадьба отменяется?
– Не знаю. Ясно одно: это нужно для малыша. Но есть еще мои чувства. Нужно время, чтобы разобраться в себе. Мне жаль, Себ.
Пока он старался подыскать подходящие слова, остановить ее, она выскользнула из комнаты. Теперь она потеряна для него. И как снова ее найти?
Глава 11
Она оставила в Хоуксли свою лучшую камеру, любимый ноутбук и половину шляп, но сейчас волновалась только камера. В студии осталось еще несколько, но возвращаться туда равносильно побегу. Хуже того, провал.
Она пыталась поменять правила, когда они еще не вступили в вынужденный брак. Начала вмешиваться в дела, требовать отклика, подталкивать, приставать со своими презентациями. Дура. Тем не менее чувствовала себя гораздо лучше, чем раньше. Словно наконец выбралась из своего кокона. Дейзи не знала, захочет ли по собственной воле возвращаться обратно. Хотелось помогать Себу, ведь ему приходится разрываться между карьерой и домом, ожиданиями прошлого и тревогами будущего. Но он не желает помощи. Не нуждается в ней.
Дейзи ехала, автоматически отмечая дорожные знаки, пока не свернула в длинный переулок, который вел к родному дому, место, где ей надлежит быть здесь и сейчас. Как же много времени прошло с той минуты, когда она последний раз навещала его. Пройдя немного вперед по переулку и через ворота, она попала в холл. С каждым шагом Дейзи словно освобождалась от своего груза. Хоть немного. Возможно, просить о помощи вовсе не признак слабости. Скорее признак зрелости.
Хантингдон-Холл светился мягким золотом полуденного света. Дейзи приостановилась, впитывая радостное ощущение от изящных линий, света, льющегося из длинного ряда окон, от ауры процветающего семейного гнезда, любимого, ухоженного и гостеприимного. Она на минутку прикрыла глаза, представив освещенную солнцем нормандскую цитадель, донжон, построенный у воды тысячу лет тому назад. Когда она, наконец, ощутит по отношению к Хоуксли то, что чувствуют к своему дому?
Дейзи взбежала по ступенькам, благодарно вдохнув знакомый запах свежих цветов, пчелиного воска и пряный запах ванили, который так любит мать. В восемнадцать лет она ушла от этого комфорта, роскоши и любви, уверенная, что здесь не удастся найти себя, к ней не будут относиться всерьез, и она останется белой вороной в собственной семье. Слезы жгли глаза, когда Дейзи разглядывала широкую стену, увешанную семейными фотографиями. На ней не было обложек дисков отца и самых знаменитых снимков матери, только фотографии девочек, начиная с краснощеких младенцев и щербатого детства до сегодняшнего дня. То там, то тут попадались любовно оформленные в рамки фотографии Дейзи и ее снимки, в том числе выпускные работы. Чего стоило родителям отпустить ее? Предоставить свободу совершать собственные ошибки.
– Эй, девчушка Дейзи, ты привезла с собой мать?
Отец осмотрелся в поисках жены. Выражение надежды и привязанности отразилось на его лице.
– Не-а, она по-прежнему наводит страх на поставщиков и мучается над прическами.
Дейзи уткнулась отцу в грудь, он крепко ее обнял. Когда она последний раз позволяла так себя обнимать? Слишком долго не могла прийти в себя, расправить плечи.
– Привет, па.
– Рад тебя видеть, моя девочка-ромашка. У тебя измученный вид. Мать совсем загоняла?
– Думаю, вы с мамой были правы, сбежав сюда.
– Это спасло от многих хлопот.
– Дай мне воды, пожалуйста.
Как здесь хорошо! Такое же ощущение ей хотелось воссоздавать на кухне в Хоуксли, заново отшлифовав старые шкафы и перекрасив их в мягкий серый цвет. Она перетащила из салона самый лучший диван, которым не пользовались, и поставила так, чтобы было удобно расположиться перед чугунной печкой. Медленно, шаг за шагом, превратила несколько комнат для себя и Себа в теплые уютные пространства. В семейный дом.
– Такое чувство, будто ты нуждаешься в мудром совете. Когда у тебя три дочери и три десятка лет семейной жизни за плечами, надо в чем-то разбираться. Однако утро вечера мудренее. Утром легче на все взглянуть с другой стороны. Если тебе удастся следовать моим правилам, все будет в порядке.
– Забавно. Мама говорила нечто похожее.
– Ну, просто твоя мама очень мудрая женщина.
Дейзи уселась на диване с ногами, обложившись подушками и погрузившись в успокаивающие звуки и запахи детства. Через некоторое время она услышала, как отец чем-то загремел в кухне. Ее веки тяжело сомкнулись, и она задремала впервые за долгое время, почувствовав себя в полной безопасности.
– Готово, пожалуйста. Я знаю, сейчас у невест в моде мучить себя голодом перед свадьбой, но, если еще похудеешь, Дейзи-девчушка, мне придется тебя поддерживать, когда пойдешь к алтарю.
– Это же мое любимое. – Слезы защипали глаза, стоило увидеть поджаренный сыр, томатный сэндвич и миску с томатным супом. Еда из уютного детства, при этом предел кулинарных возможностей Рика Кросса.
– Спасибо, папа.
Пока она ела, отец молчал, бренча на гитаре какие-то аккорды. Когда-то Дейзи сводила с ума его неспособность сидеть спокойно, но теперь она принимала отца таким, какой он есть. Это его подушка безопасности, как для нее камера.
– Прикинь, я бы мог спеть это, вместо того чтобы произносить речь.
К чему лгать, она собирается вернуться к положению дочери, проблемной зоне крушений и ошибок. Может, так ей и надо и следует это принять. Она обязана с этим свыкнуться. Она устала все брать на себя, отгораживаться от семьи, всегда быть сильной и независимой в глазах дорогих ей людей. Возможно, именно это и означает "повзрослеть". Не закрываться от всех, а знать, когда обратиться за помощью. День, когда Себ помогал ей на съемках свадьбы, оказался самым лучшим в ее взрослой жизни. Она была так близка к тому, чтобы надеяться и рассчитывать на него.
Желудок напряженно свело, стоило подумать о том, что нужно сказать все как есть. Подходящих слов не находилось. Значит, только факты. Дейзи взглянула на отца, собираясь с духом.
– Я беременна. Папа, я беременна и не знаю, что делать.
Отец ответил не сразу. Осторожно отложил инструмент. Выражение лица изменилось. Он притянул дочь к себе, обняв так, словно больше никуда не отпустит от себя. Дейзи прильнула к отцу и, наконец, перестала бороться с подступающими слезами, пробежавшей дрожью и рыданиями, которые рвались из глубины души.
– Все хорошо, Дейзи-девчушка, – рокотал отец, – все хорошо.
Сильные порывистые рыдания затихли, сменившись всхлипываниями. Какое облегчение, что больше не нужно храбриться и делать вид, будто все замечательно. Отец рядом. Поставил перед ней стакан воды и положил несколько носовых платков.
– Погоди-ка, если жизнь со стаей женщин и научила меня чему-то, так это тому, что для подобных ситуаций существует безотказное лекарство. – Он извлек из морозилки пинту мороженого. – Вот, это тебе, Дейзи-девчушка. Вперед!
И ни слова о главном.
– Я так понимаю, это не было запланировано?
– Нет.
– Как давно вы знакомы?
Краска залила ее щеки.
– Месяц. А Себу рассказала три недели назад.
– Так вот почему вы решили пожениться?
– Это все из-за Хоуксли и титула. Если ребенок не будет законным…
– А ты его любишь, Дейзи-девчушка?
Она что? Себ ей нравился временами. Хотела его, конечно. Боже, у него волосы спадают на лоб, более длинные и растрепанные, чем принято. Ясные зеленые глаза темнеют от эмоций. Его гибкость и сила. Неожиданно для кабинетного ученого. Он ее слушал, спрашивал, уважал, заставлял почувствовать, какой вклад она вносит. Сегодня все это закончилось. Она понимала, что ему хотелось добиться совершенства во всем, при этом всегда оставаться в тени из страха осуждения.
– Это вовсе не сложный вопрос, Дейзи-девчушка. Если ты что-то знаешь, значит, знаешь.
– Да, люблю. Только он не любит меня, поэтому я не знаю, как быть. Смогу ли я выйти за него, сказать эти слова тому, кто не хочет их слышать. Сможет ли он сказать их мне, не вкладывая никакого смысла? – Сейчас Дейзи это поняла с необычайной ясностью. Она готова была лгать всем, но не смогла бы вынести лжи от него.
– Любовь так много для тебя значит?
Что хуже, лишить свое дитя наследства или воспитывать его в семье, где нет равенства и счастья?
– Передо мной ваш пример. Конечно, очень много. Мне хотелось бы мужа, который будет смотреть на меня так, как ты смотришь на маму. Но дело не только во мне, все гораздо сложнее. Ой, папа, что же мне делать?
– Это касается только вас, Дейзи-девчушка. И вам решать. Но мы все на твоей стороне в любом случае. Помни об этом, дорогая. Я знаю, как ты независима, но помни: мы с тобой. Ты не одинока.
Одиночество за столько лет стало верным другом, Дейзи едва ли обратила внимание на то, как и когда оно ушло, а теперь вернулось; она почувствовала его тяжесть сильнее, чем когда-либо прежде.
Шерри внедряла желто-белые элементы повсюду, от полотенец для гостей до флажков, уже развешенных в шатре. Все это походило на жизнь внутри гигантского яйца. Повсюду, кроме комнат, над которыми работала Дейзи. Она не давала матери вмешиваться, сохраняя индивидуальность и приватность. Создавая семейное гнездо.
Его горло сжалось. Их семейное гнездо.
Себ любил это время года, ему нравилось наблюдать, как расцветает природа, стряхивая аскезу зимы. В Оксфорде все не так очевидно, как в Хоуксли, где каждый день происходит что-то новое. Оксфорд долго оставался единственным фокусом внимания и целью. Преуспеть в своей области. Ну вот, он практически этого добился. Однако это перестало казаться таким уж важным и превратилось, скорее, в прошлую мечту, чем в сегодняшнюю страсть. Исследования? Да. Всматриваться в прошлое, чувствовать, как оно оживает, отдавать его на суд современной аудитории. К этому не тянуло возвращаться. Сейчас он дома и не должен находиться в одиночестве. Он и так слишком долго был один.
Сердце болезненно сжалось.
А она уже не вернется? Как это объяснить ее матери? Гостям, которые уже съезжались в деревню и соседние отели? Если свадьба отменится, то реакция прессы вполне предсказуема. Из небытия всплывет каждая скандальная деталь брака его родителей. Обычное отвращение подступило к сердцу, лоб покрылся бисеринками пота. Но нет, тут кроется другое. Мысль о том, что Дейзи не будет рядом. Он медленно брел к замку, не замечая, как весеннее солнце согревает плечи. Свадьбы не будет. Дело не в том, что ему вообще никогда не хотелось устраивать грандиозные и эффектные праздники. Это компромисс, на который пришлось пойти ради ребенка, не так ли? Или не только из-за него?